Ужин с пельменями

      Санкт-Петербург постепенно приводят в порядок после разгромов нашумевшего на весь мир Чумного Доктора, конечно, не без помощи мирных жителей, а реформа, выдвинутая в ответ на возмущение горожан, была принята. Полиция продолжает работать в своем привычном режиме, правда, «ссыкунов» стало в разы меньше, ушли от греха подальше. Дима Дубин уже не стажер, с месяц назад его повысили до рядового, но напарником Игоря остался. Только теперь они друг другу стали больше, чем напарники. Конечно, майор не в миг оттаял, к нему требовался долгий подход. Дима не нашел другого выхода сблизиться, как оставаться допоздна в полицейском участке, когда есть небольшой промежуток между дневной и ночной сменой, вместе с Игорем, который дописывал оставленные напоследок рапорты по мелким делам. По словам Дубина, он составлял компанию одинокому напарнику, но, как позже выяснилось, Дима всеми силами находил способы остаться чуть подольше наедине с Громом, к которому с каждым таким вечером начинал испытывать странные и новые чувства, да такие, какие не испытывают друг к другу друзья. Дима смотрел на хмурого Игоря, и что-то тянуло его притронуться к нахмуренному лбу, заглянуть глубоко в глаза, в тихой надежде увидеть что-то ответное. Да и сам Гром не знал, что с ним происходит, как воспринимать и выражать свои новые чувства. Так, он собственным способом выражал тепло, зародившееся в груди: на обед он покупал Диме свою любимую шаву, в надежде, что тот поймет его своеобразные ухаживания. Каковы шансы, что Дубину тоже нравятся парни, да еще и такие затворники, как Игорь? И каждый вечер, проведенный вместе в участке, был больше похож на глупую игру: Гром исподтишка пытался смотреть на Диму, чтобы не заметил его отчаявшегося щенячьего взгляда, хватался каждой улыбки, каждой новой эмоции и складывал у себя в памяти, вспоминая в холодной постели. В один из таких вечеров, когда в полицейском участке не осталось ни души, Игорь признался в своих чувствах. Не без помощи, конечно, днем ранее он вылил всю свою душу Юле Пчёлкиной. Рассказал, как который месяц вздыхает по Диме, переживает за него на каждой вылазке и не дает ему идти на рожон. И работая с ним над делом о сумасшедшем, сжегшем заживо людей, он сильно привязался к стажёру. Рассказал, как боится, что Дима отвергнет его, если узнает. Даже подумывал уйти в другой участок! Юля не была бы Юлей, если бы не образумила его и не посоветовала бы рассказать о своих чувствах. Получилось это скомкано, совсем не так, как представлялось Грому. Майор уткнулся взглядом в стол, якобы читая дело, не смея посмотреть на Диму. Он спокойным хриплым голосом начал издалека. Что-то мямлил про дело Чумного Доктора, что-то пытался сказать о влюбленности, но выходило бессмысленно, все фразы звучали бессвязно. Дубин внимательно слушал его, но не понимал, что хочет донести до него напарник. И Игорь решил передать всё без слов. Резко вскинув голову, он уткнулся в губы Димы, ожидая, что сейчас его пошлют на все четыре стороны, оттолкнут, дадут пощечину. Но ничего. Он углубляет поцелуй, начиная по-настоящему, по-взрослому. И ему отвечают, его не послали нахер! Два влюбленных идиота, молчавшие всё это время о своих чувствах, начинают смеяться на весь участок от абсурдности ситуации. Обсудив утаенное, раскрыв все карты, они начинают встречаться. Кто бы мог поверить, что одинокий волк по имени Игорь Гром когда-то будет встречаться с парнем, да еще и с таким гиперактивным щенком Димой Дубиным. Однако оба решили, что будет лучше, если они пока не будут рассказывать о своих новоиспечённых отношениях, давая им шанс развиться без лишних глаз и осуждения со стороны. Прокопенко давно звал героев, поймавших Чумного Доктора, на ужин с пельмешками, и, когда уже не было причин отказываться, все дела завершены, а холодильники найдены, они наконец приходят на семейный ужин, такой привычный для Игоря, но новый для Димы. Влюбленные редко выходили в свет, потому что работа съедала всё свободное время, а оставшиеся крупинки они проводили в квартире Грома, узнавая друг друга с новой стороны. В участке они старались вести себя профессионально, в основном перекидывались взглядами, но не позволяли себе физического контакта, да и не хотелось делиться чувствами со всеми офицерами на работе. Конечно, всегда остается страх быть отвергнутым обществом, в стране подавляющее большинство людей считают это болезнью, безумием. Поэтому у обоих появился страх неизведанного, как им стоит себя вести дома у начальника? Задумались, сможет ли их Прокопенко, человек старой закалки, принять такие отношения, решили, что рассказывать сразу не станут, сперва прощупают почву, может даже объяснят и убедят, что любовь между двумя мужчинами — это нормально, и только когда будут уверены, что значимый в их жизнях человек не отвернется, не осудит — расскажут. В начале вечера мальчишки ужасно нервничали, боялись выдать себя с потрохами. Пока находишься среди незнакомцев, всегда держишь образ перед людьми. Но среди близких начинаешь расслабляться, забываться. Частые столкновения посреди комнаты, прикосновения, после которых оба краснели, как влюбленные малолетки — даже самый несмышленый понял бы, в чем тут дело. Но Федор Иванович либо не замечал их переглядок и дрожащих рук, либо игнорировал. Других вариантов Игорь не рассматривал. И вроде за лепкой пельменей все начали расслабляться, стукаясь локтями, сидя бок о бок, успокаивающе прикасаясь друг к другу бедрами, потому что на четверых было мало места за столом, Игорь и Дима перестали нервничать. В жарком разговоре о работе и новом деле, они не заметили, когда Лена, жена Федора Ивановича, принесла уже сваренные пельмешки и задала вопрос: — Мальчики, вам сверху или снизу? — Игорь любит сверху, — быстро отвечает Дима, даже не задумавшись над тем, что и кому он это говорит. Он поднимает взгляд на женщину и понимает, что спрашивает она совсем не о том, о чем подумал Дубин, а о дымящихся пельменях в огромной миске. Роковая ошибка, неловкое молчание, можно услышать сверчков за окном теплой квартирки начальника. В ужасе Дима, не придумав ничего лучше, чем сбежать из ситуации, резко встает из-за стола, пробежавшись глазами по всем присутствующим, задержавшись на возлюбленном, уходит на кухню. Прокопенко медленно вздыхает, уткнувшись взглядом на злосчастные пельмени. Давящая тишина, кажется всем неловко, неудобно спросить то, что ускользало весь вечер. Игорь боится поднять взгляд на Федора Ивановича, боится увидеть осуждение от значимого в его жизни человека, заменившего ему отца. Он начинает нервничать, вытирать вспотевшие ладошки о джинсы. Сердце колотится так громко и быстро, Гром не испытывал такого страха, даже когда боролся один на один с Сергеем Разумовским, Чумным Доктором. Нужно все объяснить Федору Ивановичу, рассказать о своих чувствах к Диме, сказать, что они встречаются и не собираются в ближайшее время расставаться, Игорь испытывает к напарнику сильные любовь и привязанность, а значит так же важен для него, как и полковник полиции. Не взглянув на начальника, Игорь начинает разговор, который так долго откладывал: — Федор Иванович, я… — слова тяжело выходят, но в ушах все еще шумит пульс, заглушая какие-либо звуки, — Дима и я встречаемся. Я гей, Федор Иваныч. Из зацикленного страха его выводит кашель Прокопенко, тот как ни в чем не бывало поедал горячие пельмешки со сметаной. Гром внезапно понимает, что в глазах его начальника нет ни капли замешательства или удивления, будто новость о том, что два из самых приближенных к нему полицейских являются гомосексуалами — это сведения прошлой недели, ему подавай свежее. — Игорек, я очень рад, что ты наконец-то это мне сказал, — прожевав пельмешек, Прокопенко кладет вилку, складывая руки в замок, поставив локти на стол. — Я приму тебя любым, — старческий кашель раздался на всю комнатку, спокойный голос продолжает, — ты часть моей семьи и Дима теперь тоже. Я только не понимаю вот чего, — вновь прокашлявшись, он широко улыбнулся — почему ты так долго держал это в секрете? Ты поэтому не приводил Диму на ужин? Боялся мне сказать, что ты, как ты там сказал, гей? Разве я давал повода не доверять мне? Я же никогда, — Прокопенко начинает активно жестикулировать, пытаясь найти подходящие слова, — никогда не высказывался против всех этих однополых отношений. Игорь улыбался до ушей, он не мог подумать, что такой человек, как Прокопеныч, с традиционными взглядами, может спокойно относится к геям, да еще и среди своих подопечных. — Я пойду, успокою Диму! Обстановка вновь стала спокойной, на столе уже не стояли пельмени, на их месте заварочный чайник и сушки. Дима, совсем не стесняясь, нежился в объятиях Игоря, а Прокопенко рассказывал, как незаметно сводил их вместе. — Я приставил тебя, Дима, к Игорю специально! Увидел, как вы друг на друга смотрели еще в твой первый день. Всегда давал эдакие дела, чтобы вы вышли вместе из участка, побыли наедине, притерлись друг другу. А вы молчали всё время! Я уже думал, неправильно вас понял, хотя вы так сработались в последнее время, постоянно оставались допоздна вместе. Ну, Лена, наливай чай! Теперь каждую неделю Игорь и Дима приходили на ужин к Федору Ивановичу.