ID работы: 11118474

Гренки с сахаром

Слэш
PG-13
Завершён
84
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
16 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
84 Нравится 8 Отзывы 26 В сборник Скачать

he's my sun, he makes me shine

Настройки текста
      Прохладный утренний ветер лениво игрался с полупрозрачными занавесками, приводя их в движение своими небрежными касаниями. Солнце еще не проснулось — небо на горизонте светлело, приобретая нежно пастельную палитру мягких, сиреневых оттенков, смешивающихся с утренней серостью. Закутанная в мятую простынь фигура — одиноким пятном маячила в окне, наблюдая за опускающимся на город рассветом, вместо того чтобы нежится в кровати. Чонгук не любит спать в чужих квартирах и задерживаться в чужих постелях. Он как мимолетный сон — уходит с первыми лучами солнца, быстро забывается и никогда не возвращается обратно.       Наверное, именно из-за этой своей нелюбви, он всматривается в окна соседних домов, а не дремлет на небольшой кровати, почти вплотную стоящей у окна, рядом с тихо посапывающим парнем, чьё имя Чонгук не помнит.       Они списались в каком-то незатейливом приложении для знакомств, выпили, пообщались, переспали и больше не встретятся, если не пересекутся когда-нибудь в вагоне метро или не пройдут мимо друг друга на оживленной улице.       Простынь тихо зашуршала, сползая на пол с обнаженного тела — темные волосы, едва касающиеся своими концами плеч, быстрыми движениями пальцев собираются в подобие хвоста розовенькой резинкой, принадлежащей младшей сестре, но уже давно перекочевавшей на кисть её брата, где у того красовалась слегка поблекшая за пару лет татуировка.       Искать разбросанную по комнате одежду — совсем не хочется, но, к сожалению, его не поймут, если он голым будет прогуливаться по городу. Чонгуковы вещи, кажется, были единственным элементом беспорядка в этом пространстве, где всё — начиная от вазона с комнатным растением и заканчивая белыми тапочками — имело своё законное место. На секунду, Чонгуку показалось, что его присутствие здесь, в этой комнате настоящего перфекциониста — равносильно вредительству. Внезапная мысль вызвала улыбку, и улыбка эта была печальной.       Каждый раз, покидая чью-то квартиру или дом, Чонгук чувствовал себя странно, возможно: он прекрасно понимал, что был здесь первый и последний раз, а может просто знал, что в принципе не должен был здесь никогда появляться.       Заправив длинную футболку в штаны, которые его мама любила называть пижамными из-за их огромного размера, он выскользнул в приоткрытую дверь спальни, потирая глаза в попытках привыкнуть к густой темноте в коридоре. На ощупь Чонгук двигался по узкому проходу к входной двери, у которой, вроде как, оставил свои кроссовки. Дорогу он помнил хорошо — у него вообще память хорошая. Конечно, может быть, дело не в блестящей памяти, а в проделках тревожности, заставляющей всё и всегда держать под контролем, запоминая вещи и моменты, на которых другие люди обычно не заостряют своё внимание.       Наверное, так просто должно было произойти — он просто должен был споткнуться об чьи-то криво брошенные посреди коридора шлёпки, должен был упасть, зацепить какую-то непонятную железную корзину, в которой хозяин хранил всё — начиная от мелочи и заканчивая сломанным зонтом. Он должен был разбудить своим грохотом добрую половину жильцов дома, явно мирно спящих в четыре часа утра, и конечно же должен был привлечь внимания одного конкретного человека, почему-то бодрствующего в такое раннее время.       — Завтракать будешь? — голос спрашивающего, звучал словно откуда-то с параллельной вселенной, а по факту, как понял Чонгук, пока неуклюже поднимался с пола потирая ушибленный бок — с кухни. Наверное, у его ночной пассии был сосед, а может кто-то из родственников, ну или — упаси господи — парень. По-хорошему, Чогуку сейчас бы ноги в руки взять и свалить отсюда очень резко и очень быстро, но за каким-то хреном, он делает шаг, и этот шаг — не в сторону выхода, а навстречу голосу.       На кухне пахнет сливочным маслом, чем-то жареным, крепким кофе с примесью древесно-цветочного аромата, лавандой и отголоском мужских духов. Чонгук чувствителен к запахам: он может не помнить как выглядел человек с которым вчера спал, но никогда не забудет как пахли квартиры, в которых побывал. Запах может сказать о человеке очень много — даже больше, чем слова или поступки, по крайней мере — для Чонгука это так.       Стоящий у плиты парень, стряхнул пепел с сигареты в чашку, с рисунком большой, но кривой — уже порядком побитой жизнью ромашки, поднимая взгляд на стоящего на пороге Чонгука. В утренних сумерках его фигура казалась внушительной и немного пугающей, но очень притягательной, завораживающей. Он даже бровью не повел, словно знал, что именно Чонгук сейчас зайдет на кухню, словно для него готовил завтрак, запах которого стоял на всю кухню.       — Ты гренки любишь? — глубина голоса незнакомца чарует, вопрос ощущается как магическое заклинание, а не простая вежливость. Это же вежливость, или риторический вопрос?       — Не знаю, — а что ещё ответить, Чонгук и правда не знает, любит он гренки или нет, а ещё не знает, как оказался в такой нелепой ситуации, почему сейчас не едет на первой маршрутке домой, а стоит истуканом — отвечает на вопросы незнакомого парня, с очень красивым голосом и руками, на которые пялится с первых секунд как переступил порог этой кухни. У этого незнакомца — правда красивые руки: тонкие кисти, длинные пальцы, кожа смугловатая, не тронутая иглами и краской, как у Чонгука, но усыпанная мелкими родинками — завораживающе очаровательно.       — Чимин говорит, что я готовлю французские тосты, а по мне, так это обычные гренки, только сладкие, — масло на сковородке шипит, а повар, с копной кудрявых волос топорщащихся в разные стороны, щедро посыпает еще готовящиеся тосты сахаром и пеплом, с тлеющей между указательным и средним пальцами сигареты.       — Кто такой Чимин? — уже можно было десять раз уйти, можно было закончить эту нелепость — забыть об этом дне, но Чонгук продолжал стоять на одном месте, неловко дергая себя за собранные в хвост волосы, обычно это помогает успокоиться и не нервничать, но кажется не сейчас.       — Ты из его комнаты вывалился, — парень у плиты издает смешок, пока цепляет вилкой тост, быстро перекладывая тот на тарелку и слегка отскакивая, чтобы масло не брызнуло на светлую футболку, которая уже и так была в каких-то пятнах и пепле. — Я бы, наверное, взгрустнул, если бы тот, с кем я провёл ночь, даже имени моего не вспомнил на утро.       — А ты запоминаешь каждого с кем спишь? — скорее всего, последняя реплика незнакомца была своеобразным упрёком в сторону Чонгука, но даже если это как-то и задевало его, он не покажет, не выдаст своих истинных чувств, не хочется казаться жалким в чужих глазах.       — Я не сплю с теми, чьи имена хочу забыть на следующее утро.       Чонгук не должен обижаться — это просто слова незнакомого парня, которого он видит последний раз в жизни, но внутри всё сжимается и хочется отвернуться, чтоб ненароком не расплакаться. Тарелка с тостами, опускается на небольшой стол у приоткрытого кухонного окна, за которым слышно пение первых птиц, окурок сигареты тлеет в импровизированной пепельнице, а незнакомец внимательно смотрит на Чонгука — от этого пронзительного взгляда хочется спрятаться.       — Как тебя зовут? — у парня приятный голос, Чонгук в очередной раз убеждается в этом: низкий, но не грубый, можно даже сказать успокаивающий, в целом, как и сам его обладатель.       — Чонгук, — скрывать своё имя будет глупо, особенно учитывая то, что если он всё же захочет его узнать, даже после того как Чонгук уйдёт, ему всё расскажет тот самый Чимин.       — Так ты будешь завтракать?       — Нет, — а хочется сказать да, хочется отодвинуть стул и сесть за стол, небрежно укрытый желтой скатертью, хочется попросить налить себе кофе, хочется просидеть вот так на чужой кухне, хотя бы пару часиков, вдыхая утренний воздух, смешанный с сигаретным дымом и ароматами тостов, не думая о том, что рано или поздно придется вернуться в реальность.       Незнакомец равнодушно жмёт плечами на его ответ и берёт тост, рассыпая немного сахара на пол, когда кусает его. Чонгук чувствует себя лишним, делает шаг назад, а потом ещё один, надевает свои старенькие кроссовки и буквально сбегает из квартиры, старательно уговаривая себя забыть и не думать о кудрявом парне, предложившем ему позавтракать.       Громкая музыка в наушниках не перекрывает рой назойливых мыслей в голове, а пейзажи за окном пустого автобуса везущего его домой, не вытесняют из головы, почему-то, плотно засевший образ чужой фигуры у кухонной плиты. Даже переступив порог своего дома, сухо кивнув матери, уже собирающейся на работу, умывшись и завалившись на свою постель — Чонгук все равно продолжал думать о том парне.       Солнечные лучи пробивались сквозь занавески: на часах было всё еще рано, за стенкой слышно, как мама играет в какие-то нелепые игры на телефоне, которые так обожает, с боку на соседней кровати сопит сестра, кошка тихонько мурлычет растянувшись в ногах, всё как обычно, ничего нового в повторяющемся день изо дня сюжете, кроме Чонгука, впервые не сумевшего вырубиться сразу после очередной ночной вылазки, которые, собственно и совершал лишь для того чтобы измотать себя в край и отключиться.       Каждый раз, стоило только его глазам закрыться, в нос ударял запах тостов, которые хочется теперь называть только гренками, а перед глазами кухня и силуэт в полумраке, задумчиво курящий и кажущийся нереальным.

***

      Утро для Чонгука наступило непозволительно поздно. Сестра уже успела вернуться с учебы и болтала с кем-то на кухне так громко, что он услышал её голос и гогот сквозь бируши, в которых спал последние несколько лет. Цукино — так звали его сестру — была ребёнком от второго брака матери. Отец Чонгука умер много лет назад, Гук тогда был ещё совсем маленьким — из воспоминаний об отце остались только его улыбка и размытый момент с детской площадки, на которой вместе с родителем, маленький Чонгук играл во что-то безумно интересное и счастливо улыбался.       Новый муж матери был неплохим мужчиной, он любил как Чонгука, так и свою маленькую дочь, но мама — верно любила только своего покойного мужа, поэтому, даже несмотря на рождение дочери, их брак распался очень быстро.       Цукино каждое лето летает к своему отцу в Японию, Чонгук пару раз тоже бывал у него, но не задерживался там надолго, боялся оставлять маму одну. Госпожа Чон работала очень много и по факту содержала их семью, но помимо этого, она каждый вечер пила, причем пила до такого состояния, что временами казалось, что в их доме какой-то незнакомый человек с лицом их матери, человек этот чужой, и пугающий как Цукино так и Чонгука.       Вибрация телефона где-то на полу у кровати — спасательный круг, брошенный в омут мыслей, в который затянуло Чонгука, не давая ему толком проснуться. Свесив затекшую руку с кровати и с трудом нащупав в горе всяких бумажек и фантиков свой мобильный, он прищуренным взглядом просмотрел уведомления.       Несколько сообщений висело непрочитанными, уведомление о переполненной памяти, даже было два пропущенных звонка. Осознание совершённой вчера ошибки пришло только спустя пару секунд после того, как Чонгук открыл сообщения и понял, что ему писал Чимин, тот самый вчерашний Чимин, которого он должен был кинуть в черный список сразу после того как вышел из его квартиры, но вот незадача — как раз тогда, голова Чонгука была занята одним конкретным человеком и отказывалась думать о других вещах. «Хэй, ты чего сбежал?»       Дерьмо. Ну вот только этого не хватало. «Я надеюсь что не обидел тебя..И что ты в порядке»       Он кажется хорошим парнем и всё такое, но было бы конечно куда лучше, если бы он просто забыл о том, что Чонгук вообще существует и удалил его номер. «Напиши мне, пожалуйста, хочу убедиться, что ты нормально добрался»       А после этого сообщения, где-то через пару часов, он позвонил ему, о чем свидетельствовал пропущенный звонок. А потом ещё пару сообщений. «Гук, я реально переживаю» «Мой сосед, Тэхён, сказал, что ты уходил какой-то потерянный, пожалуйста, дай мне знать, что с тобой всё в порядке.»       Чонгук закрыл глаза тяжело выдыхая через нос, в голове снова, как по щелчку, возник образ незнакомца, а в воздухе, кажется, можно было уловить призрачный запах сегодняшнего утра и тостов. Это полное дерьмо. Что за чёрт этот парень, что он забыл в его голове, зачем возвращается, не давая стереть себя из памяти?       Внезапно, под громкий смех сестры за стенкой и звук работающего телевизора, в голове рождается глупая, даже можно сказать тупейщая идея, которая вообще посещала его, и как полнейший тупица, которым он походу был рождён, Чонгук идет на поводу своей идеи. «Я в порядке, просто спал»       Зачем он это делает? Да кто ж его знает, но если хорошенько так подумать, то причина явно не в заботливом Чимине. Чей-то противный голосок в мыслях издевательски повторяет одно и то же имя, а Чонгуку от собственной дурости хочется головой пробить стену. «Бля, я так рад что ты в норме!» «Мы с Тэхёном уже думали выдвигаться на твои поиски и обзванивать все морги и больницы»       Тэхён, он что, правда переживал о судьбе пацана, который трахнулся с его соседом и свалил на рассвете, или это просто приукрашенная брехня Чимина? «Не стоило волноваться. Я в норме.»       Отложив в сторону телефон, Чонгук буквально заставил себя встать с кровати и сходить в ванную, попутно запихнув часть мусора, валяющегося на проходе, под свою кровать. Вообще, он никогда не был неряхой и очень даже любил чистоту и порядок, просто сейчас — у него не было никаких ресурсов на то, чтобы разгрести весь хлам скопившийся в комнате за определённое время.       — Ты сегодня позднее обычного, — Цукино сидела на кухне с яблоком в руке и листала что-то в телефоне. Ей скоро будет восемнадцать лет, она поступила в университет на журналистику, вся семья гордилась ей, Чонгуком тоже гордились — в семье появился экономист, но когда после окончания своей багадельни он заявил, что больше не хочет соприкасаться с этой сферой в будущем — моментально стал козлом отпущения и самым большим разочарованием.       Чонгук хотел просто заниматься творчеством, хотел пойти по стопам отца и воплотить в реальность его мечту, которая нашла отклик и в сыне — стать художником. К сожалению, его никто не поддерживал из близких, считали, что это всё просто мимолётно, а мама каждый раз сходила с ума стоило Чонгуку заикнуться о рисовании. В её голове укоренилась криповая мысль, что отец Гука умер потому что не реализовался в жизни и не смог воплотить в реальность своим мечты — если сын пойдёт по его стопам, то закончит так же.       — Я бы спал дольше, если бы ты не разбудила, — Чонгук накинул на шею влажное полотенце и включил чайник, очень хотелось выпить кофе. Из гостиной долетали отголоски негромкого смеха его бабушки, сливающиеся с шумом какой-то юмористической программы идущей по телевизору. Бабушка жила с ними последние несколько лет, так как была очень старой и нуждалась в постоянном присмотре и заботе, собственно, именно поэтому мама решила, что бабушка будет доживать свои дни с ними.       — Скажи спасибо, что я не заходила в комнату, а осталась сидеть на кухне, — сестра Чонгука была очень красивой, особенно когда улыбалась так как сейчас — широко и искренне, так, что видно маленькие ямочки на щеках. Он не может не улыбаться ей в ответ, несмотря на тяжелые отношения и то, как невыносимо порой бывало — он очень любил свою семью, но к сожалению, не чувствовал той же любви в ответ, хоть и нуждался в ней.       Чайник закипел. Цукино продолжила листать ленту, иногда хихикая и комментируя посты вслух. За приоткрытым на проветривание окном, было слышно заливистый детский смех и щебетание птиц, Чонгук залпом выпил кофе, словно это был стакан холодной воды, и вернулся в свою комнату. Бывают такие моменты, как сейчас, когда всё вроде хорошо, но внутри так одиноко, тошно и погано, что не знаешь, куда от этого деться. Особенно плохо понимать, что от себя не убежишь, а принять эту мысль — почти невозможно. «Не хочешь зависнуть со мной и корешами?»       У Чонгука были четкие правила касательно тех с кем он спит и одним из основных было «никогда не пересекаться больше с тем с кем трахнулся, даже если всё было хорошо», но сейчас он думает, держит палец у значка блокировки контакта, и никак не решается нажать. Врать плохо, а врать себе — еще хуже. Он прекрасно знает, что метания его совсем не Чимином вызваны, и не Чимин его голову оккупировал. «Ок. Куда приходить?»       Жалко, просто жалко и позорно соглашаться на чьё-то предложение с надеждой пересечься с одним конкретным человеком, хотя никто даже не заикался о том, что он будет там. «Давай у мака где вчера пересекались?»       Плевать, плевать на всё. Он ничего не потеряет, если придет туда и просто убедится, что эта непонятная одержимость просто навеяна меланхоличным утром и Тэхён этот – ничем не отличается от всех тех, кого он встречал на своём жизненном пути. Чонгуку просто нужно убедиться, успокоиться и переключиться. «Буду через час»       Чонгук ушел из дома помахав напоследок сестре, и накинув объемную курточку из кожзама поверх вчерашней футболки. На небе сгущались тучи, за которыми он наблюдал, пока стоял в пробке по пути к месту встречи. Было довольно прохладно, даже с учётом того, что на дворе как бы лето.       На место встречи он явился с опозданием, пусть и конкретного времени никто не называл, но его «через час» растянулось на, как минимум, часа два. Снаружи макдональдса, как и внутри, было куча народу: компании подростков, родители с детьми, одинокие мужчины и женщины, зависающие в своих телефонах, пока лениво потягивают колу — Чонгуку не нравились такие большие скопления людей, но никто тебя не пригласит просто так к себе домой посидеть в тишине без намёков на что-то большее.       Чимина с его друзьями он увидел не сразу. Сначала, его слух уловил звуки знакомого, глубоко голоса, а уже чуть погодя, он увидел сидящую на улице под широкими зонтиками и что-то активно обсуждающую компанию, среди этих людей был обладатель того самого голоса и пригласивший его Чимин.       Подходить к ним было ужасно неловко, ладошки в момент вспотели и, наверное, если бы не пара зелёных глаз, вовремя заметивших его одинокую фигуру в стороне, он бы сто процентов сбежал и еще несколько лет корил бы себя за свою трусость и нерешительность, хотя, может это было бы наоборот единственным правильным решением в его жизни.       — О, твой малой пришел, — Чонгук едва сдержался чтобы не скривиться от того как Тэхён публично присвоил его кому-то, но просто промолчал, проглотив это противное «малой» и сел на предложенное Чимином место, конечно же рядом с ним.       — Ты долго, твой хэппи мил уже остыл, — у Чимина красивая улыбка, он в принципе неплохой парень, но у Чонгука кажется сейчас сердце остановится от того, как внимательно его изучают глаза напротив, а их обладатель, сам того не осознавая натягивает струны внутри нервничающего Гука.       — Там пробка была, — ему не нравилось оправдываться, но почему-то, Чонгук решил, что сейчас это нужно сделать, — спасибо за еду, но я не очень голоден.       — Серьёзно? Это жестоко, чувак, он же старался для тебя, — какой-то парень с ядерно оранжевым окрашиванием, решил вставить свои никому не всратые пять копеек, и буквально за секунду вывел Чонгука из себя, хотя, обычно он старался игнорировать раздражительных персонажей вокруг.       — Так мне что теперь — жрать через силу только потому что кто-то старался с учётом того, что его никто об этом не просил? — компания дружно загудела, а тот самый парень — примирительно поднял руки вверх и улыбнулся.       — А детка с характером, да? — не стоило сюда приходить, ему не место в компаниях, особенно в таких, где каждый друг друга знает, а он просто как болван — даже огрызнуться нормально не может, потому что не знает чем это всё закончится, а встревать в потасовки совсем не охота.       — Перестань, Юнги, малой и без тебя нервничает, а ты только накаляешь, — Тэхён довольно улыбается, когда тот, кого он назвал Юнги, заталкивает ему в рот картошку и только сейчас Чонгук замечает, что этот парень сидит у Тэхёна на коленях — внутри что-то болезненно сжимается, а потом падает куда-то вниз тяжелым камнем, разбиваясь на мелкие, острые кусочки.       — Ну всё, ребят, не смущайте мне Гука, — Чимин легко опускает свою руку на коленку мгновенно скукожившегося Чонгука, и ободряюще хлопает по ней, пока тот пытается не психануть и не свалить куда подальше от этих незнакомых лиц, шума, давящей на грудь цементной плитой атмосферы.       Всё оставшееся время, которое они проводили сидя у мака, Чонгук молчал, иногда кидая взгляд на Тэхёна, увлеченно участвовавшего в беседе и в игре в уно, пока Юнги, который, как решил для себя Гук, был его, вроде как бойфрендом — лениво перебирал вьющиеся волосы парня на чьих коленках он невозмутимо восседал, игнорируя всё и всех.       Чонгук чувствовал, что злиться, но не понимал почему и на кого. Может, его злила сама ситуация, может то, как близко к нему сидит Чимин, или то, как крепко красивые руки Тэхёна обнимают парня на его коленях. Прохладный ветер усиливался, в воздухе начинало пахнуть дождём, забравшись на железный стул с ногами, Чонгук закутался в свою гигантскую курточку и уткнулся подбородком в согнутые коленки.       — Тебе холодно? — глаза Чонгука прикрыты, он бы хотел сейчас лежать под теплым одеялом, а может в чьих-то объятиях, считать родинки на чьих-то руках, смотреть на фоне какой-то фильм и не отвечать на глупые вопросы, которые воспринимаются в штыки, особенно если учесть всю дерьмовость настроения Чонгука.       — Нормально, — вот бы сейчас ливанул дождь и они все разбежались по своим квартирным сотам, вот бы Чонгук не был идиотом и просто остался дома, а не сидел сейчас как бедный родственник, сжимаясь от прикосновений Чимина и подглядывая за парочкой напротив.       Он за эти пару часов изучил лицо Тэхёна от и до. Если бы ему сказали сейчас нарисовать того по памяти — Чонгук бы буквально, в самых мелких деталях, смог перенести засевший в голове образ. Ему удалось подметить всё: легкую щетину на подбородке, то какие густые у Тэхёна ресницы и какая гладкая, ровная кожа. Ещё он, конечно же, изучил Юнги, пытался, непонятно зачем, сравнить его с собой, но понял, что они буквально ничем не похожи. У Юнги худое телосложение и очень светлая кожа, в то время как Чонгук был крупнее и чуть смуглее, волосы Юнги красивого пепельного оттенка, прямые и короткие, а у Чонгука они длинные, темные и вьющиеся, но далеко не такие красивые как у Тэхёна.       — Может тогда пойдем к нам с Тэ? Тут близко, а дома есть немного соджу, — предложение Чимина совсем не кажется заманчивым, пока Юнги не говорит, что ему нужно по делам и он не пойдёт, а остальные ребята воротят носы и решают остаться где были.       Это, наверное, нереально тупо и непонятно на что вообще идёт расчет в глупой Чонгуковой головушке, но идея побыть подольше в компании Тэхёна, без Юнги, пусть и с уже поднадоевшим Чимином — кажется ему просто потрясающей. Собственно, именно поэтому он соглашается, и в очередной раз оказывается в квартире, в которую обещал себе не возвращаться.       Неловко умостившись на скрипящем стуле у столика на кухне, где ещё сегодня утром стоял приготовленный Тэхёном завтрак, Чонгук наблюдал за тем, как парни о чем-то переговариваются доставая из холодильника бутылки и закуски. Откровенно говоря, Чонгук не понимал зачем он пришел сюда и чего ожидает. Сейчас он даже не участвует в разговоре — просто ковыряет ногтём поверхность стола и грызёт пересохшие губы. Завтра уже нужно выходить на работу, а он сидит в ебенях на квартире у парня с которым вчера переспал и парня, который, кажется, вызывает в нём незнакомые, никогда ранее не испытываемые чувства.       — Так, у нас есть две бутылки соджу с персиком, две с грейпфрутом и одна с ананасом, какой больше любишь? — Чимин садится за стол рядом с Чонгуком, пока Тэхён молча расставляет бутылки и рюмки.       — Наверное, с ананасом, или персиком, мне особо не важно, — рассеянным взглядом изучая кухню в который раз, Чонгук пытался не пялиться на Тэхёна, чтобы не выглядеть очень уж странным в его глазах. Хотя, наверное, уже как-то поздновато об этом думать, он буквально с сегодняшнего утра выставил себя кем попало в его глазах.       — Ты какой-то невесёлый, с тобой всё нормально? — рука Чимина в заботливом жесте касается плеча Чонгука, но он даже не дёргается, просто отводит взгляд от окна и попадает в ловушку внимательно наблюдающих за ним зелёных глаз, эти глаза в очередной раз вызывают дрожь во всем теле, инстинктивно хочется сжаться и зажмуриться.       — Всё нормально, я просто задумался.       — Ну тогда предлагаю тебе отключиться от мыслей и выпить, — Чимин мягко улыбается и пододвигает к Чонгуку стопку с соджу, — кто скажет тост?       — У меня есть один, — какой же у Тэхёна волшебный голос, он буквально может обволакивать собеседника своим голосом, пропитывать им и наполнять — это непередаваемо, — чтобы увидеть всю красоту мира, нужно смотреть на него счастливыми глазами, поэтому предлагаю нам выпить за то, чтобы мы всегда видели мир прекрасным! — Чимин громко улюлюкает, прежде чем выпить всю стопку залпом, а Чонгук играет в гляделки с Тэхёном, который не переставал смотреть на него с момента как произнёс свой тост.       По ощущениям они пили целую вечность, но по факту не прошло и двух часов. Чонгук выпил только бутылку, а перед глазами уже всё плыло и огни вечернего Сеула за окном стали в несколько раз ярче.       Они пили почти в тишине, изредка переговариваясь о чём-то, но быстро стихали. Чимин всё время лип к Чонгуку, пытался обнять, его дыхание с привкусом персикового соджу было везде и Чонгуку это совсем не нравилось, но он просто молчал и смотрел в окно, пока чужие руки касались его тела. За окном машины, высокие дома, люди спешащие домой, но самое главное — за окном нет изучающего взгляда, который словно вынимает из тебя внутренности и под микроскопом каждую клетку рассматривает, пытаясь сделать какие-то научные выводы чтобы совершить прорыв. Наверное только из-за этого он всё ещё здесь, как бы стыдно не было признавать, это внимание ему нравится.       Чонгук не сразу улавливает момент, когда горячие губы Чимина стали блуждать по его шее, но буквально чувствует, как сгорает мотыльком в зелёном пламени глаз напротив. Что-то щелкает в голове, он отводит взгляд от окна и позволяет себе вспыхнуть сильнее. Мир взрывается искрами, руки Чимина пробираются под футболку и Чонгук прогибается в спине, когда чувствует пальцы где-то под ребрами, но его глаза крепко прикованы к глазам напротив, он не выдерживает этого, издает хриплый стон и смыкает веки.       В тишине звук отодвигающейся табуретки кажется громче раскатов грома, Чонгук знает, что Тэхён ушел, и вся атмосфера вокруг посыпалась осколками реальности, болезненно впивающихся в кожу. Отстранившись от Чимина, Чонгук качает головой, выражая своё нежелание продолжать то что они начали, и снова отворачивается к окну.       — Я совсем тебе не нравлюсь, да? — ох, как же всегда хочется избежать таких разговоров, чтобы не придумывать что-то на ходу, чтобы не молчать нелепо, делая хуже и себе и человеку рядом.       — Дело не в тебе.       — Дело в Тэхёне? — Чонгук вздрагивает и растерянно моргает. Неужели всё было так очевидно?       — А причем здесь Тэхён?       — Брось, Чонгук, ты можешь обманывать себя, но я же не слепой и вижу как ты смотришь на него.       — И как я на него смотрю? — его голова словно в замедленной съемке повернулась к Чимину. — Мне правда интересно знать на что это похоже со стороны.       — Это похоже на то, что ты влюбился, не знаю когда только успел, — Чонгук секунду молчит, а затем разрывается громким смехом, но смех его неестественный и какой-то болезненный.       — Чимин, я никого не любил, не люблю, и сомневаюсь что буду любить. Ты просто придумал то, чего нет, это всё бред.       — Ты себя пытаешься убедить или меня? — и эти слова попадают в самое яблочко, выбивают почву из под ног и воздух из лёгких.       Чонгук резко поднялся со стула и с гримасой злости на лице, не на Чимина, на себя, схватил с подоконника свою курточку — ему больше не стоит здесь быть.       — Тэхён на общем балконе сейчас, — зачем-то бросает ему в спину Чимин, и это последнее, что слышит Чонгук когда хлопает за собой дверью и замирает, прижимаясь к ней спиной. Он стоит так минуту, а потом решительно шагает к лифту. Ему бы нажать на кнопку и уехать, ему бы сейчас поспать перед сменой, но он замирает, так и не коснувшись треклятой кнопки, а потом идет на общий балкон, толкая скрипучие, старые двери, которые не дают остаться незамеченным.       Силуэт, выпускающего из едва приоткрытых губ дым парня, подсвечивался дребезжащими огнями фонарей и приглушенным светом, льющимся из окон многоквартирок. Чонгук смотрел заворожено, словно видел перед собой мифическое создание или божество, он так засмотрелся, что пропустил тот момент, когда это самое создание повернулось к нему и загадочно улыбнулось.       — Рановато уходишь.       — Скорее поздновато.       — Ну это с какой стороны посмотреть, — он зачем-то протягивает Чонгуку свою недокуренную сигарету и тот молча берёт её чтобы затянуться. Курильщиком он никогда не был, но сейчас ничего не могло ощущаться более правильным, чем горячий фильтр между губ и горьковато-сладкий привкус дыма во рту.       — Почему ты здесь?       — Здесь неплохой вид, самолёты летают низко и не так слышно гул машин.       — А я думал ты ушел, чтобы оставить нас с Чимином наедине, — горечь вкуса сигареты во рту заставляет сморщиться и хотеть запить его чем-то сладким. Чонгук возвращает тлеющую сигарету обратно Тэхёну, прежде чем спрятать руки в карманы куртки.       — Это тоже.       — Глупо.       — Ты ему нравишься, знаешь? Причём даже сильно.       — А тебе? — Чонгук не успевает остановить себя, и вопрос, который должен был остаться рандомной мыслью в его голове, сам срывается с губ.       — Хочешь чтобы я ответил да? — выделив последнее слово, Тэхён тушит сигарету и делает шаг к Чонгуку.       — Не знаю, — честно отвечает, чувствуя, как начинает дрожать от того, что Тэхён стоит к нему так близко.       — Ребёнок, — ладонь Тэхёна легко касается кипящей от мыслей головы Чонгука, слегка поглаживая, словно успокаивая, и кажется, что в эту секунду мир вокруг замер, словно готовясь к чему-то важному, — не знаю, зачем ты делаешь всё это…       — Что именно?       — Дай договорить, перебивать — невежливо, ребёнок, — Тэхён улыбается после своих слов, а Чонгук так и застывает с приоткрытым ртом, — ты не в той любви, в которую играть пытаешься, спасение ищешь, понимаешь?       — Если честно не очень.       — Мне знаком образ, который ты на себя примеряешь, но он не твой, не для тебя. Ты словно маленький, обиженный малыш. Ищешь тепла и заботы, но прячешь себя под маской, с которой жизнь кажется проще. Тебе ведь от этого — совсем не легче, только хуже, каждый раз, — пальцы Тэхёна изучают лицо Чонгука, касаются мягко кожи, оставляя после себя мимолётное тепло.       — Зачем ты мне это говоришь? — зачем касаешься так, зачем сердце из груди вылетать заставляешь?       — Хочу, чтобы ты позволил себе почувствовать что такое, когда тебя любят. Тебе это нужно, но ты боишься. Не прячься, просто позволь заискриться той любви, которая живёт в тебе дожидаясь подходящего момента.       Чонгук не может и слова вымолвить, он чувствует как дрожит, чувствует влагу на своих щеках и не знает как сдерживается от того чтобы не разрыдаться. Он не понимает, как Тэхёну удаётся пробираться в самые укромные уголки его сознания, выворачивая душу наизнанку, читая, словно книгу, его историю, которая, как казалось, была тщательно скрыта от чужих глаз.       — Так ты хочешь, чтобы я позволил Чимину любить себя? — Чонгук не смеет поднять глаз на Тэхёна, боится прочитать ответ на свой вопрос и рассыпаться.       — Если твое сердце хочет, чтобы ты позволил Чимину любить тебя, то поступай так как оно велит.       — Если честно, — неожиданно, даже для него самого, Чонгук протягивает свои слегка дрожащие руки вперёд, и ныряет ими под расстегнутую рубашку, чтобы обнять как можно крепче, уткнуться носом в грудь и оставить там свой сопливый след, — моё сердце сейчас очень хочет попробовать гренки с сахаром.       — Вот же дурень, — Тэхён расслабляется в объятиях Чонгука и прижимает его к себе в ответ, слегка ударяя по спине, стараясь, наверное, разрядить атмосферу и не дать Чонгуку почувствовать себя неловко, — нужно было соглашаться вчера утром, когда я предлагал, хлеб закончился.       — Тогда, может я загляну как-нибудь еще раз с утра, когда будет хлеб, и ты приготовишь мне их? — Чонгук слегка отстраняется и встает на носочки, с детским восторгом смотря на то, как красиво растянуты в улыбке губы Тэхёна.       — Загляни, — Чонгук даже не заметил, когда Тэхён успел стянуть с его волос резинку и теперь перебирал прядь за прядью, изредка заправляя их за уши и распутывая. Наверное, если бы Гук был котом, он бы сейчас мурчал так громко, что весь район разбудил бы. — Заодно расскажешь мне, чего ещё хочет твоё сердце и как продвигаются ваши с ним попытки наладить дружеский контакт.       — Загляну, обязательно загляну, — тепло ладоней Тэхёна на спине и в волосах убаюкивало, хотелось просто лечь и уснуть вот так в его объятиях прямо на балконе, где кроме них, витающего в воздухе запаха сигарет и гула машин где-то далеко, больше никого нет. Тэхён — теплый как солнечный лучик, ветер — гуляющий по балкону — холодный и пронизывающий. Этот контраст буквально сводил с ума, заставляя чувствовать себя словно на стыке двух реальностей.       Такое ощущение, что рядом с Тэхёном, Чонгук забывает все свои убеждения, всё от чего зарекался и чего боялся. Даже не верится, что он знает его меньше суток, кажется, что они были знакомы всю жизнь, хотя сейчас их второй полноценный разговор наедине. Это даже смешно в какой-то степени.       — Молодёжь, чего не спиться в такое время то? — чей-то голос за спиной разрушает всю атмосферу и Чонгуку хочется от досады сигануть с этого самого балкона, в миг исчезнуть в темноте, слиться с грязным пятном на цементном полу под ногами словно и не было никакого Чонгука никогда. Очень некстати, в голове всплывает картинка того, как на него, превратившегося в сраное пятно, наступает Тэхён, и теперь, ему на полной серьёзке хочется врезать себе по красным щекам, потому что эта перспектива — быть раздавленным Тэхёном — не кажется чем-то плохим.       — Господин Джу, доброй ночи! Мы на перекур вышли, а вы чего не спите? — Тэхён явно знал этого мужичка, потому что отстраняется от Чонгука, чтобы приветливо помахать тому с улыбкой, от которой у Чонгука остатки мозга по новой бурлить начинают.       — Да вот что-то зачитался, решил перед сном перекурить, пока жёнушка не видит. Вы на время то смотрели, молодёжь? Спать давно пора, а вы тут по балконам зажимаетесь, — на его слова Тэхён смеется, а Чонгук еще больше краснеет.       — Мы и правда тут задержались, доброй ночи Вам, господин Джу, — старик молча кивает, пока парни протискиваются мимо него к выходу, затягивается сигаретой и блуждает взглядом от окна к окну, словно ищет кого-то.       Воздух пах пылью и теплом, едой из круглосуточных ресторанчиков быстрого питания, дымом, ночным цветом, подсыхающим после дождя асфальтом и чем-то волшебным. Вокруг этого волшебства кружились все эти ароматы, в тандеме создавая запах летней ночи, за которым потом начинаешь скучать с наступлением осени и нежно вспоминать в зимние вечера.       Чонгук прислонился к стене у лифта, посматривая на Тэхёна из-под опущенных ресниц. Идти домой не хотелось — на работу не хотелось идти ещё больше. Чонгуку странно от того, что для него сейчас ничего не важно, кроме возможности подольше оставаться с человеком, которого он знает совсем немного.       — Тэхён, — прошептал Гук, когда двери лифта сбоку с шумом открылись, — я не хочу ждать когда ты купишь хлеб. Давай прямо сейчас сходим за ним, — последнее предложение он говорит так тихо, что кажется, Тэхён не расслышал, но когда его рука хватается за ладонь Чонгука и он затаскивает его в лифт до того как двери успели закрыться – он понял, что тот прекрасно всё расслышал.       — Неужели твоему сердцу так сильно не терпится? — на губах Тэхёна улыбках, в глазах смешинки, а ладонь такая теплая и так крепко сжимает пальцы Чонгука, что у него плывет в голове от этого ощущения.       — Очень-очень не терпится, — Чонгук смущается, чувствует жар румянца на щеках, и мысленно поражается тому что умеет так много и сильно краснеть, от этого глаза опускает и нервно губы покусывает. Ему страшно немного — что если Тэхён подумает, что Чонгук поступает так из-за своей натуры и что он не серьёзен. Пусть Тэхён не кажется таким человеком и повода не давал о себе так думать, но Чонгук не будет Чонгуком если не накрутит себя дурацкими мыслями.       — Прекращай хмуриться, — длинный палец Тэхёна ударяет Чонгука по лбу и тот в удивлении округляет глаза, — давай будем думать обо всём завтра, окей? Выброси из своей головушки все глупые мысли, отпусти их от себя.       Лифт шумно грюкает своими створками, выпуская двух парней, всё еще держащихся за руки, в освещенный только одной лампочкой с желтым цветом подъезд. Тэхён ведет за собой Чонгука к выходу, толкает одной рукой тяжелую железную дверь и они одновременно ныряют в темноту ночи не расцепляя рук.       — За домом круглосуточный супермаркет, предлагаю туда.       — Я пойду куда угодно, — Чонгук глупо улыбается, а Тэхён громко хохочет, пока они лавируют между фонарями и клумбами, стараясь не расцеплять рук.       — Даже на край света?       — Если покажешь мне дорогу — с радостью!       Они останавливаются на переходе, дожидаясь пока светофор с красного смениться на зелёный. Чонгук повернул голову в сторону Тэхёна и замер: красота, которой он обладал, уникальна и воистину неповторима. Его черты лица в свете фар и цветных вывесок кажутся ещё более притягательными, хотя, Чонгук не думал, что этот человек может выглядеть в его глазах еще лучше чем уже, наверное, с Тэхёном по другому быть просто не может.       — Тэхён, — неуверенно и с какой-то опаской Чонгук тихим голосом окликнул парня.       — Ммм? — тот отреагировал не сразу, отвлекся на что-то в телефоне.       — Посмотри на меня, — Чонгук расцепил их ладони и встал лицом к лицу немного ошарашенного и растерянного Тэхёна, — пожалуйста, не отталкивай меня сейчас, — его голос, и без того тихий, снизился до едва слышного шёпота. Слегка вспотевшими от волнения ладонями, Чонгук коснулся лица Тэхёна и приблизился к нему вплотную. Его глаза закрыты: он чувствует дыхание на своих губах, мурашки по коже и стук сердца в ушах. Чонгуку хотелось верить, что это именно он решился и поцеловал Тэхёна первым, но из его головы, наконец-то, пропали все мысли, стоило их губам встретиться и соприкоснуться.       Да, он думал о том, что целоваться с Тэхёном будет как минимум круто, но никто не предупреждал его, что это будет просто охуенно. Никто не говорил, что Тэхён целуется так классно: нежно посасывает раскрасневшиеся губы, слегка прикусывает, стараясь не сделать больно, но очень возбуждающе, языком скользит тягуче, плавно и так горячо, что хочется хныкать и скулить.       Частенько знакомые рассказывали о каких-то бабочках в животе и всяких подобных штуках, которые им удавалось испытывать будучи рядом с кем-то, кого они правда любят, Чонгук слушал их, но внимания никогда не придавал, потому что был уверен, что это преувеличенные бредни. Сейчас, стоя у проезжей части в объятиях Тэхёна, с его податливыми губами на своих губах, ладонью запутанной в его густых волосах — он понял, что всё это чертовски реально. Внутри него не просто бабочки замельтешили — там только что взорвался вулкан и запустили сотни тысяч салютов. Ощущения безумные, хочется чувствовать это снова и снова без остановки на повторе как любимую песню.       — У тебя щетина, — Чонгук улыбается в поцелуй, прежде чем немного отстраниться и ткнуться носом в тэхёнов, — колючий как ёжик.       — Больше не будешь меня такого колючего целовать? — улыбка Тэхёна самая мягкая и ярче любой звезды, его глаза светились в темноте, пока он изучал лицо застывшее в сантиметрах от его собственного.       — Кто тебе сказал такую глупость? — в подтверждение своих слов, Чонгук оставляет порхающие поцелуи в уголках его губ, затем поочередно на каждой щеке. Их улыбки сливаются в одну, руки еще крепче сцепляются в замок, снова загорается зелёный цвет.       В магазин они заходят всё так же рука об руку, слегка пошатываясь и хихикая с самих себя. Чонгук впервые в жизни не обращал внимания на окружающих и на их колючие взгляды, ему никогда не было так комфортно и уютно рядом с другим человеком. Никогда в жизни и мысли не было, что обычный поход в магазин глубокой ночью за банальным хлебом — может стать чем-то незабываемым — тем прекрасным воспоминанием, которое будешь прокручивать в своей памяти, когда на душе становится тяжело.       Они взяли тележку, Тэхён почти насильно засунул в неё упирающегося Гука и возил его в ней по магазину как малыша в коляске, изображая из себя заботливого родителя, не забывая складывать на него сверху всё что набирал с полок. Стыдно признаваться, но вот так прокатиться в тележке, как раньше в детстве, Чонгуку очень сильно хотелось, и он готов был пищать от радости, хоть по началу и смущался.       На кассе расплачивался Тэхён, который помимо хлеба, яиц, молока и упаковки сахара, взял кучу разных сладостей, шоколадную пасту, сливки и по просьбе Чонгука — сушеной лаванды к кофе. Пакеты они тащили поровну, но сначала Гук позорно вывалился с тележки, когда пытался выбраться без чужой помощи, и надавал тумаков смеющемуся с него Тэхёну.       В квартиру они вернулись быстро, но старались заходить тихо, чтобы не потревожить спящего у себя Чимина. На кухне был беспорядок после их небольшой попойки, общими усилиями всё прибралось быстро и меньше чем через пол часа, Тэхён стоял у плиты с сигаретой в зубах, а всё небольшое помещение заполнилось запахом его гренок, сигаретного дыма и кофе с лавандой. Чонгук сидел за кухонным столом у приоткрытой форточки и внимательно наблюдал за процессом вдыхая запахи вместе с уже уловим ароматом скорого рассвета проникающим в кухню с улицы.       — Будем тут есть, или пойдём ко мне? — с тарелками в руках и банкой купленной пасты подмышкой Тэхён замер напротив Чонгука. Тот даже не понял когда парень успел так быстро всё приготовить и оформить.       — Я ещё не видел твоей комнаты, — Чонгук неловко поджимает пальцы на ногах смотря на Тэхёна снизу вверх.       — Тогда бери кофе и погнали, — в полумраке, очень осторожно, Чонгук шагает за Тэхёном, минуя комнату Чимина и уборную, в самый конец коридора к приоткрытой двери в его комнату. Он остановился на пороге, словно раздумывая: переступить порог или кинуть в успевшего плюхнуться на кровать Тэхёна чашки с горячим кофе и убежать? — Чего ты там телишься, заходи давай и дверь прикрой, я музыку включу.       — Угу, — Чонгук кивает и мысленно бьёт себя по голове несколько раз, словно пытаясь выбить из неё тупые мысли, которые там, кажется, сняли себе уютный уголок и иногда начинают бесноваться.       — Ставь всё сюда, — небрежно махнув рукой в сторону тумбы, на которую он поставил тарелки с безумно вкусно пахнущими гренками, сказал Тэхён, а сам уткнулся в телефон что-то сосредоточенно и быстро листая.       Казалось бы только час назад они целовались на перекрёстке у светофора как парочка безумцев, пропуская зелёный свет, самозабвенно изучая друг друга руками и губами, а сейчас Чонгук не знает как подступиться, как себя вести, стоит ли ему забраться к Тэхёну на кровать или сесть на полу как собачонке. Со своей нелепости и неловкости хотелось смеяться в голос.       — Чонгук, всё нормально? — отложив телефон, с которого теперь тихо играла музыка, Тэхён внимательно окинул взглядом стоящего испуганным оленёнком парня и протянул к нему руку. — Давай, иди сюда.       Чонгук выдыхает, отодвигая в сторону свою тревожность и параною, хватается за протянутую руку и позволяет затащить себя в объятия. Всё напряжение спадает, запах Тэхёна успокаивает, его дыхание и то, как равномерно вздымается грудь — умиротворяет.       — Будешь кушать? — Чонгук жмурится и кивает, тарелка с гренками перекочевала в постель, он может себе представить сколько потом придется вытряхивать всё от крошек и крупиц сахара, но когда Тэхён отламывает кусочек и подносит к его рту, становится абсолютно как-то до пизды на этот сахар и крошки.       — Ты теперь моя мамочка? — хихикает Гук, а Тэхён вытирает крошки с его губ       — Предпочту быть папочкой.       — Извращенец? — густой румянец, в который раз за эту ночь, заиграл на округлых щеках, а грудной смех Тэхёна разлился по всей комнате приятной мелодией.       Они лежали так непонятно сколько, обнимаясь, кормя друг друга гренками, запивали всё кофе и тихо переговаривались под приглушенную музыку. Тэхён укрыл их пледом и как-то, сами по себе, их ноги переплелись, и теперь они были ещё ближе друг к другу, хотя, казалось бы, куда ещё ближе?       За окном начинали петь первые птицы, на повторе играла старая песня Ланы, которую теперь Чонгук всегда будет ассоциировать только с Тэхёном, небрежно играющим с волосами Чонгука в излюбленной манере, убаюкивая его этими незамысловатыми движениями, как маленького ребёнка. Никогда ещё Чонгук не чувствовал себя одновременно таким маленьким и таким защищённым, как сейчас, лёжа на груди парня, которого знает совсем мало, но уже считает самым дорогим подарком судьбы, в которую никогда не верил.       — Я хочу лежать с тобой так вечность, — не открывая глаз шепчет Чонгук, слышит как тихонько хмыкает Тэхён и чувствует касание его губ где-то на макушке.       — Как насчёт голода и банальной нужды? Мы же тут завоняемся! — драматично охает Тэхён.       — Замолчи, ты портишь всю романтику, — Чонгук дергается в объятиях и норовит укусить засранца за руку, чтобы тот перестал смеяться.       — Малыш, а ты оказывается романтик, я поражён, ты одна сплошная нежнятинка, — Тэхён оттягивает щеку Гука и ойкает, когда зубы парнишки смыкаются на его пальце.       — Ты такой дурак, реально полный дурень, но я все равно хочу остаться с тобой.       — Так оставайся, малыш, оставайся со мной столько сколько хочешь, — шёпот Тэхёна ласковый до мурашек, звук его медового голоса стал таким родным, что когда Чонгук его слышит, чувствует себя уютно, словно нашел для себя пристанище, которое смело можно назвать домом.       — Останусь, останусь с тобой.

И пусть весь мир подождёт.

Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.