Всю ночь перед отбоем Мастейн искренне надеялся, что наутро небеса сжалятся над ним, закончат эти тяжкие издевательства, и вместо долгожданного и приятного для большинства людей пробуждения ото сна, каковым оно для рыжего не являлось совсем, в этот раз он просто не откроет глаза, не увидит слепящего солнечного света, пробивающегося через окно, чему будет крайне рад.
Но даже если существовали высшие силы, способные исполнить его просьбу, они явно не собирались этого делать, в ближайшее время так точно — может, им доставляло какое-то удовольствие изо дня в день наблюдать за тем, как Мастейн прилагает немало усилий для того, чтобы элементарно подняться с кровати. Всё произошло даже хуже, чем могло бы быть — Дэйв с неимоверным трудом раскрыл веки, не сразу понимая, где сейчас находится его точное расположение. Впрочем, уже через секунду он с несказанным облегчением осознал, что находится в квартире Ларса с Джеймсом, а именно в одной из спален — догадаться было совсем несложно, так как дорогое убранство внутри комнаты явно не было похоже на его дом, с годами превращённый в свинарник, где он мог бы вполне очутиться сейчас. Честно признаться, даже если бы он понял, что его туша очутилась где-нибудь, скажем, на улице, он бы точно так же почувствовал легкость на душе — всё лучше, чем возвращаться в гнусную атмосферу тех четырёх стен.
Головная боль дала о себе знать, как только гитарист совершил попытку перевернуться на бок, а вместе с ней последовала ещё масса неприятных ощущений в виде непонятно откуда взявшейся боли в спине и подкатившей к горлу тошноте. Хорошо хоть солнечный свет не мозолил глаза, иначе Дэйв бы не выдержал. Воспоминания о вчерашнем дне засели где-то глубоко в мозгу и явно не хотели показываться наружу. Он точно пил, пил слишком много, что было не удивительно, но все происходившие события заволокло непроглядным туманом. Определённо надо было оценить обстановку и, желательно, найти таблетку аспирина, но для этого нужно было подняться с постели — непосильная задача для Мастейна. С каждым разом делать это всё тяжелее…
Конечно, полностью встать на ноги получилось не сразу: сначала он пошатался на месте, успел ухватиться двумя руками за тумбочку, несколько раз падал обратно на простыни, но, после нескольких таких заходов, в кои-то веки всё же устоял. Бороться с сильнейшей болью в теле и таким же чувством сонливости получалось скверно, но благо рыжий знал, что, безусловно, может решить всякую проблему в его дрянной жизни — наркотик сейчас бы быстро привел его в порядок. Одна лишь мысль об этом очень сильно взбудоражила, из-за чего Мастейн начал судорожно обшаривать свою сумку, обнаружившуюся неподалёку от двери, где в итоге, увы, ничего не оказалось, впоследствии чего были обыщены все полки в комнате и ещё пару известных ему мест. Видимо, сегодня ничто не сможет по-настоящему осчастливить парня, если это ещё представлялось возможным; понимая это, рыжеволосый со злости ударил кулаком подушку. Единственным предполагаемым вариантом спасения была пачка Мальборо, и хотя курить ему, по правде, хотелось не слишком сильно, это должно было помочь умерить свой пыл.
Чуть позже затушив сигарету о подоконник, Дэйв устало выдохнул. Курение, может, и расслабило, но физическое состояние от этого в норму не пришло, к большому сожалению. Да и вряд ли оно бы пришло даже тогда, если бы гитарист всё таки нашёл дозу в пределах этой комнаты — ему просто было жизненно необходимо вколоть или занюхать что-нибудь, поэтому он пытался всячески утешить себя. Усталость понемногу улетучивалась, а занять себя стало откровенно нечем, так что разумным решением было принято всё же выйти за дверь, веря в то, что снаружи не окажется никого, кто мог бы ещё сильнее подпортить не самое приподнятое с утра настроение, что было очень маловероятно.
Только выйдя за порог двери, Дэйв захотел сразу же поменять своё решение, но предпринимать что-то было поздно — две пары глаз уставились прямо на него, и явно не с отзычивостью и сочувствием во взгляде. Ларс и Джеймс спокойно наслаждались компанией друг друга, неспешно потягивая своё пиво, и Мастейн даже мог бы присоединиться к ним, если бы не заподозрил что-то неладное. Он уже привык, что его никогда не встречают с улыбкой, но в этот раз дела, казалось, обстояли ещё хуже — атмосфера была такая, словно рыжий вчера на пьяную голову совершил что-то непростительное, из ряда вон выходящее, например, убил человека, и Хэтфилд с Ульрихом, явно не ожидая его появления, с презрением и долей испуга теперь ждут от него чего-угодно. Какое-то время гитарист тщетно пытался выискать глазами Клиффа, которого по итогу всё же в комнате не обнаружилось, что было очень удручающе, ведь басист был единственным, с кем он мог бы сейчас охотно поддержать диалог, несмотря ни на что. Кареглазый широкими шагами проследовал к холодильнику и, открыв его, извлёк оттуда банку пива, которая сейчас была как никогда кстати.
— Доброе утро, — с пустой интонацией обратился к двум парням тот, через секунду задавая сам себе закономерный вопрос, зачем он вообще это сделал. Начнём хотя бы с того, что утро было нисколько не добрым.
Взгляд Дэйва первым же делом пришёлся на лицо Джеймса, и в ту же секунду тот смог заметить на нём одну деталь, прояснившую довольно много вещей по поводу вчерашнего дня. Чужую физиономию украшал здоровенный фингал под левым глазом, и у Мастейна ни разу не возникло подозрений на каких-то посторонних людей — ему было доподлинно известно, что калечил вокалиста именно он. Обрывками в памяти потихоньку начинали всплывать воспоминания, и стало действительно интересно, что же послужило причиной очередной стычки между ними двумя. Обычно ссоры начинались совершенно на ровном месте, либо же была выбрана какая-нибудь дурацкая и незначительная мелочь из-за любви рыжего возводить каждую проблему в абсолют, в результате чего и завязывалась целая баталия. Доставалось Хэтфилду, конечно, знатно, в то время как гитарист умудрялся довольно просто отделаться — плюсом шло так же то, что блондин не умел хорошо драться. И Дэйву почти никогда не было стыдно, так как помимо некоторых единичных случаев, Хэт мог нарываться сам. Беспокоило лишь то, что Джеймс всё ещё любил его: сколько бы он ни покрывал его матом, ни выставлял за дверь и ни игнорировал, он отличался своей заботой и особенным вниманием к персоне Мастейна, хотя бы потому, что периодически звонил ему и волновался по поводу его самочувствия, упоминал о том, что тот ему не безразличен, пусть и чересчур несмело и робко, а рыжий не был уверен, что мог ответить ему тем же, хотя где-то пару месяцев назад без вопросов бы сказал «да». Их отношения всегда были не очень гладкими, можно сказать, неправильными — по крайней мере, так считал Дэйв.
— Оно было бы добрым, если бы ты тут не стоял, Мастейн, — излишне тихо отозвался Джеймс, тщательно избегая встречи глазами с парнем по понятным причинам.
— Нахуй сходи, — бесцеременно бросил тот, усаживаясь за стол, специально подальше от них двоих.
Одним движением руки открыв пиво, рыжий сделал щедрый глоток из банки, поморщившись от ощущения неприятного холода во рту. Сейчас его раздражало абсолютно всё по многим основаниям, а желание вытворить очередную выходку — несмотря на то, что сил на это просто не хватало — за счёт дурного расположения духа росло, но пока что тот просто продолжал медленно справляться с пивом под напором пристальных взглядов вокалиста и барабанщика. Кое-как он в очередной раз пытался подавить головную боль.
Ну почему? Ну какого чёрта он вообще проснулся этим утром?
— Ты чего такой грустный, Ларс? — увидев обречённый взгляд датчанина, Дэйв не смог оставить это незамеченным, — Хуй сосал невкусный?
Мастейн как-то слабо ухмыльнулся, не желая лишний раз напрягаться даже для того, чтобы двигать мышцами лица. Реакция Ульриха не заставила себя долго ждать.
— По-моему, это ты сосал, рыжий, у тебя изо рта именно хуями несёт, — шатен одарил его осуждающим взглядом, переводя взгляд куда-то на стол и очевидно не стремясь к продолжению разговора.
— У тебя ими вообще постоянно оттуда несёт, пидрила ты недоделанный, — во взгляде рыжего уже читалось нечто нехорошее, что вполне могло бы стать началом продолжительной перепалки, но Ларс сумел вовремя заткнуться, автоматически предотвращая исход, ведущий прямиком к конфликту. Наверное, в какой-то степени это и к лучшему — если б дело начало идти к увечьям, сейчас Дэйв вряд ли бы смог сделать что-то коротышке из-за физической слабости.
— Да завали ты, — резко подал голос Хэтфилд, в этот раз уже в открытую возмущаясь, — вчера что ли не напсиховался?
Хотелось бы ему знать, что он вытворял во вчерашний день, а то слишком много тайн в его голове ходит вокруг этого… ну, одна тайна уже раскрылась, когда тот обнаружил синяк у блондина. В любом случае, он верил в то, что абсурда там было предостаточно, и что Хэт негодовал явно не просто так, но рассудок Мастейна в тот момент принял решение покинуть его на небольшой промежуток времени, уступая место агрессии. Гитарист начал заводиться ещё после короткого диалога с датчанином, но сейчас Джеймс начал вновь провоцировать его, подливая масла в огонь. Абсолютно всё было ненормально: Дэйву казалось, что его бесили нарочно, выводили на бóльшие эмоции, но это было не так. И в итоге каждый был при своей точке зрения — Джеймс и Ларс считали, что он полностью виноват в своих поступках и поведении, а Мастейн, зная отношение других к нему, не понимал, в чём именно виноват и вовсю пытался доказать свою невинность.
— А тебе вчера мало было? — бросил он, в тот же момент увидев ставшее ещё больше недовольным выражение лица фронтмена, — Один фонарь не впечатляет, нужно под правым добавить? — рыжеволосый указал пальцем на собственный глаз.
Глаза округлились от удивления, и было непонятно, чему именно удивлялся Хэтфилд — то ли такой безбожной наглости, то ли тому, что он просто не догонял, о чём идёт речь.
— Тебя, смотрю, пиздили мало — нужно в три раза больше добавить.
— Нет, Джейми, неправ ты, — растягивая каждую гласную, выдал гитарист, — и свой опыт с этим ты переооцениваешь, этого крайне недостаточно. Я бы с радостью мог…
Тут Мастейн понял, что попал по заветной точке — Хэт всеми фибрами души ненавидел это прозвище, а вдобавок с его остальными словами это звучало гораздо оскорбительнее. Не дав рыжему закончить предложение, тот звучно ударил кулаком по столу, заставив Дэйва с Ларсом вздрогнуть от неожиданности действия.
— Так, ты меня заебал уже, — неистовствуя, тот аж вскочил с места, — если ты не с той ноги опять встал — изолируйся и не мешай людям жить.
— Да он вчера по дороге домой к дилеру забыл заскочить, вот и бесится, — именно тогда, когда Мастейн уж было хотел вставить своё слово, вмешался Ульрих, которому вообще стоило помалкивать, так как он к ситуации причастен не был никак.
Тут и у Дэйва кончилось терпение. Он не мог никак отрицать того, что парень был прав, ведь именно отсутствие при себе желаемого испортило весь настрой, но это было уже слишком. Его всегда сильнее всех раздражала эта самодеятельность в датчанине, его лидерские черты, заложенные в характере, заставляющие эго взлететь до небес — кому-то, может, такое даже нравилось, но точно уж не рыжему. Не стоит даже говорить о том, что самомнение у Ларса было излишнее, порой его было даже больше, чем у самого Мастейна, обычно так же всегда твердящего о своём превосходстве. Но он хотя бы не встревал, когда его не просили, а этот придурок в каждой жопе был затычкой!
Не придумав ничего более эффективного, чтобы поставить барабанщика на место, Дэйв решительно схватил свою наполовину пустую банку Бада и плеснул тому прямиком в лицо, из-за чего Ларс, как и Джеймс несколько мгновений назад, поднялся со стула, начав оглядывать себя со всех сторон. Пострадало не только лицо — вся футболка Ульриха с каким-то дебильным принтом теперь была загажена пивом. Хэтфилд моментально отреагировал, переводя взгляд то на рыжего, то на облитого товарища, активно раздумывая о том, что стоит лучше предпринять сейчас.
— Ну ты и урод… — напоследок сказал Ларс прежде, чем поспешить удалиться в ванную, вероятно, чтобы смыть все следы мастейновской деятельности.
Да ну, подумаешь… как будто ему лицо обоссал, честное слово!
Рыжеволосый не видел здесь ничего такого — обычно подобным они могли заниматься и на досуге, разве что в шутку, не как здесь. Но, судя по нынешнему виду Джеймса, его такое положение вещей вывело окончательно — выглядел он очень разъярённым. Дэйв до сих пор испытывал полное безраличие, ведь примерно и предполагал, что так и должно было произойти — не то чтобы он пытался намеренно всё испортить, хотя такое желание одно время было, он просто говорил то, что лежало на душе на самом деле и делал то, что считал нужным. Только вот эта прямота, скорее всего, и повлияла на всё вокруг, но было уже бессмысленно думать об этом. Гитарист ещё немного задержал глаза на вокалисте, после чего увидел, как тот, поникнув, опустил голову вниз, большим и указательным пальцем потирая переносицу.
Как только Дэйв подумал о том, чтобы как можно скорее покинуть помещение, так как находится в этой среде становилось просто невозможным, Хэтфилд тут же опередил его.
— Всё, пошел нахуй отсюда, — после этих слов повисло тягостное молчание, в частности из-за того, что на какое-то время рыжий перестал реагировать на внешние раздражители, отключившись от мира, — катись, слышишь? Иди домой, Дэйв. Давай, пошёл.
Неясно, что так поразило его во фразе Хэта, — всё-таки, это не первый раз, когда его вот так выгоняют, — но сейчас парень действительно впал в ступор. Причиной, вероятнее, была именно интонация — она показалось Мастейну слегка иной, не такой, как в другие разы, из-за чего он успел насторожиться. Джеймс выжидающе уставился на него, а под таким серьёзным взглядом голубых глаз стало даже как-то неловко, но это чувство быстро исчезло, сменившись неопределённостью и сомнениями насчёт того, что стоит осуществить дальше. С одной стороны, он бесконечно сильно хотел показать этому самому Хэтфилду средний палец, после чего театрально захлопнуть дверь и уйти куда глаза глядят, но между этим присутствовало странное чувство недосказанности, будто сейчас либо блондин должен добавить что-то ещё, либо должен Дэйв, прежде, чем уйдёт. Но прошло как минимум больше минуты, а фронтмен всё хранил молчание — соответственно, подбирать слова нужно ему?
Как бы то ни было, ничего путного на ум не приходило, а от чрезмерной нагрузки на мозг голова опять начинала ныть, так что рыжий, забросав Джеймса недоброжелательными взглядами, поплёлся в сторону комнаты, из которой и пришёл, чтобы забрать сумку и косуху, с твёрдым намерением направиться в один из местных баров и напиться до потери сознания, заодно, конечно же, проведать своего дилера.
Вернувшись обратно, он обнаружил в комнате уже не только Хэтфилда — словно из-под земли около кухонной столешницы возник Бёртон, какое-то время просто изучающий стоящего в проходе Мастейна. Дэйву оставалось лишь гадать, проходил ли Клифф мимо или всё это время прятался где-то в укромном месте и внимательно слушал, делая выводы, что не было ему свойственно.
— Вот что тебе скажу, Дэйв — что на трезвую, что на пьяную голову, надо думать о том, что ты делаешь, — конечно, басист тоже не смог воздержаться от комментариев, чем ещё больше усилил порыв эмоций кареглазого. Спасибо этому человеку хотя бы на том, что в самых напряжённых случаях он всегда отличался тем, что мог взвешенно и спокойно дать оценку любой вещи, не срываясь при этом на крик, разве что только в крайних случаях. Даже сейчас он сохранял эту невозмутимость на лице, но Мастейну было уже до лампочки — его больше не интересовало мнение его товарищей по группе, как и, собственно, не интересовало до этого.
В этот раз Дэйв точно смог определить, что это конец. Да, он сам этого добился, если можно так выразиться, и возвращаться не собирался в любом случае, но в тот же момент на душу опустилась какая-то щемящая тоска, словно в тот же момент закончилась не только его деятельность в группе, но и вся жизнь. Смысла это высказывание, однако, лишено не было — всё, что происходило у рыжего вне группы, можно было назвать существованием, никак не жизнью. Именно Металлика давала ему то, что всё ещё делало его живым человеком: стремление к достижению каких-либо вершин, постепенно приходящая популярность, провождение времени с близкими ему людьми, его разгульная жизнь без ограничений, все те яркие чувства, что он испытывал, стоило ему взять в руки гитару и начать играть музыку, ставшую ему чуть ли не родной. Сейчас подобные слова очень напоминали ему то, как обычно во время особенно эмоциональных моментов любил изливать душу другим Джеймс, всё рассказывая о том, как он без музыки жить не может, что она — его часть, его источник… в любом случае, это было чистейшей правдой. Все его чувства были растолкованными, ведь буквально только что у него отобрали неотъемлимую часть бытия, без которой тот не представляет пути дальше.
***
Несколько часов ушло на бесцельные шатания по улицам и размышления о моралях. Чувства безысходности, непонятости и потерянности вскоре могли бы разорвать Дэйва изнутри, если бы ноги не привели туда, где по сути находился второй его дом, и по совместительству туда, где он потратил последние финансы на единственную маленькую радость в жизни — на алкоголь, естественно. Без помощи героина дело тоже не обошлось — в итоге совокупность всех этих вещей окончательно помогла рыжему забыться, перестать мучить себя различными ненужными мыслями и давиться негативными эмоциями, в конце приходя в тупик. Он уже и не помнил о том, что происходило в чужой квартире до этого, о чём они спорили и кто кого оскорблял — хотя Дэйв скорее всего помнил, просто мозг старательно отметал все напоминания об этом, заставляя зациклиться на чём-нибудь другом, например, на той симпатичной девушке из бара, с которой он прямо сейчас мило болтал на разные темы и отпускал двусмысленные шутки. Возможно, у этой парочки могло бы случиться нечто большее, — а Мастейн был бы только рад такому исходу событий, так как сексуальной связи с женщинами он не имел уже очень давно, — если бы бармен после порядком десяти опрокинутых стаканов, а то и больше, не начал угнетать его своим взором, как бы намекая, что пора выметаться. Откровенно говоря, уже сам организм гитариста прямо намекал на это, хотя бы тем, что когда рыжий попытался увязаться за той самой девушкой, которая начала шустро удаляться в сторону туалетов, он чуть не свалился со стула, нехотя признавая то, что если он сейчас же не отправится домой, скоро идти станет совсем невмоготу. Всё же попытавшись перед уходом выпросить у бармена налить чего-нибудь покрепче и таким образом получив отрицательный ответ, Дэйв, грязно ругнувшись, поспешил ретироваться.
На улице начинало светать, а Мастейн еле-как пытался доковылять до дома, дорога до которого оказалась ужасно тяжёлой. Чудом добравшись до своей квартиры и дрожащими руками попытавшись просунуть ключ в скважину, он зашёл — нет, с грохотом ввалился в помещение, по пути в свою комнату споткнувшись о какой-то предмет на полу, который тот разглядеть не удосужился. Перед тем, как провалиться в сон, в голову стукнула идея покурить, которая, конечно, не увенчалась успехом, ибо у рыжего не получилось даже спичку зажечь из-за крупной дрожи в конечностях. Откинув пачку сигарет куда-то в сторону, он запрыгнул на кровать, зарываясь головой в не самую чистую подушку, запятнанную следами от пива и прочей грязи. Сразу уснуть не удалось — в мозг то и дело лезли навязчивые мысли о прошедшем дне, в том числе и о его непростом расставании с группой. Странно, если до этого его действительно терзали внутренние переживания по поводу этого, то сейчас гитариста это будто бы не волнует. И этим можно было бы утешиться, ведь он смог принять обстоятельства и перестать реагировать на это чересчур остро, но на данный момент Дэйв не чувствовал вообще ничего — только разрастающуюся пустоту внутри него.
Через определённое время мозг всё же вымотался от количества нагрузки. Мысли покинули его, а засыпал парень с тем же чувством, что и вчера — с мечтой о том, чтобы в один момент не проснуться.
***
С пробуждением Дэйв не до конца понял, жив ли он до сих пор или уже нет. Второй вариант был бы более привлекателен, а судя по долгому отсутствию какой-либо реакции, не так уж и далёк от правды, но, к превеликому сожалению, через пару минут ему открылся вид на свой обшарпанный потолок. Какое-то время он просто продолжал равнодушно сверлить его взглядом, невольно начиная считать образовавшиеся на нём трещинки и различные выпуклости от скуки, позже всё-таки оторвавшись от крайне тупого занятия. Ненароком обратив внимание на вид из не менее потрёпанного, грязного окна, рыжий выяснил, что солнце уже начинает заходить за горизонт. Проспать целый день — это сильно, хотя ему не привыкать. Он бы даже с удовольствием продолжил свой сон, если б в висках не так сильно стучала кровь, а стуки собственного сердца не казались такими чертовски громкими.
Как бы Мастейн не старался подняться, получалось у него слишком плохо. Впрочем, зачем ему сейчас куда-то спешить? Его никто не ждёт, и он тоже, так что, по сути, можно просто отдохнуть и насладиться тишиной…
Юноша принялся рассматривать свою комнату: в каких-то углах отклеились обои, где-то и вовсе валялись куски бумаги от них же, лампочка в люстре давным-давно лопнула, прикроватная тумба была заставлена стеклянными бутылками, всё пространство рядом с письменным столом завалено пакетами с мусором, рядом с которыми стояла невыносимая вонь, и лишь гитара с усилителем в самом дальнем углу комнаты и стена со старыми постерами вызывали тёплые чувства, перебивая атмосферу запущенности, одиночества и безнадёжности. Как же здесь противно, всё-таки — любой нормальный человек бежал бы подальше из такого дома…
Ко всем прочим ощущениям в ушах начало звенеть, да так, что звук казался оглушающим. Мастейн крепко зажмурил глаза, будто бы это могло чем-то помочь, схватившись за голову обеими руками, как вдруг через пару секунд звон словно начал удаляться, и звучал уже не у него в голове, а откуда-то издалека. Гитарист прислушался. Да, он идёт откуда-то из квартиры, похож на… а, боже, это же телефон звонит. Кому там приспичило?
Теперь появился повод подняться с постели, но Дэйв все ещё в упор не хотел этого делать. А пришлось — интересно же было, кто вдруг решил о нём вспомнить, и это ещё хорошо, что телефон находился не на кухне. Спотыкаясь и падая, он всё же дошагал до гостиной, поднимая телефонную трубку.
— На связи.
— Дэйв, это Джеймс.
Услышав знакомый голос на другом конце провода, он, мягко говоря, ошалел. Ещё недавно парень так сильно себя накрутил, что уже даже не знал, увидится ли они когда-нибудь с Хэтфилдом ещё раз, уж не будем говорить про Ларса или Клиффа, а тут раз — и от него поступает звонок. Безусловно, часть злости с того дня в нём всё же осталась, так что охотно поддерживать разговор с Джеймсом он не собирался, но с другой стороны он был, наверное, больше удивлён такой неожиданностью.
— Приятный сюрприз, не звони сюда больше, — Мастейн не планировал тут же класть трубку, но тем не менее отчётливо услышал, как на той стороне засуетились.
— Нет, подожди, — быстро проговорил Хэт, — я думаю, мы неправильно друг друга поняли… вчера… ты где сейчас?
— В пизде, — на выдохе коротко бросил Мастейн, после чего поспешил поправить себя, — я дома у себя…
— Дома? Хорошо, приходи, мы тут все вместе… давай, ждём тебя.
Дэйв даже не успел толком осознать сказанное, как с ним уже стали прощаться. Что значит «ждём тебя»? Он думал, что именно вчера всё для него и закончилось: чаша терпения оказалась переполнена, часы протикали, последний поезд давно отправился — всё, удачи, как говорится, Дэвид Скотт Мастейн… но нет, фронтмен решил, что он всё же удостоен второго шанса, а может, решил и не только он, и это так сильно застало его врасплох, что он поначалу и не поверил и точно так же не сразу сообразил, что ответить.
— Я, вообще-то, не соглашался, — медленно протянул рыжий.
— Я… люблю тебя, Дэйв.
Трубку повесили прежде, чем Мастейн успел ответить что-нибудь ещё. Последние слова Джеймса были произнесены почти что шёпотом — скорее всего, неподалёку сидел кто-то ещё.
Каким бы мудаком рыжий не являлся, он всё ещё убеждает его в том, что любит — с годами Хэтфилд совсем не меняется, в отличие от Дэйва. На секунду появилось желание разрыдаться, которое он через силу пытался подавить, но ничего не выходило. И юноша сам не знал, из-за чего его вдруг пробило на слёзы — по-видимому, мотивом стало столь несправедливое отношение к Хэтфилду, который в большинстве случаев был мил и добросердечен к нему, а рыжий никогда не мог сполна ответить ему такой же благосклонностью. Определённо было что-то ещё, что не меньше этого тревожило гитариста, но оно быстро затерялось среди других мыслей и ушло на второй план, позволив Джеймсу буквально заполонить его целиком пустую с утра голову. То, почему же Дэйв не был в состоянии лишний раз напомнить Хэту о том, что любит его, так же сильно, как тот любит сварливого Мастейна и почему в порыве своей бесконтрольной агрессии он постоянно причинял блондину вред, как физический, так и моральный, и никогда не извинялся за содеянное, оставалось для него самого загадкой. Рыжий не мог утверждать, что его прямо таки гложило чувство вины, но он наконец-то смог осознать, что вокруг него находятся живые люди, и Хэтфилд тоже входит в их число. Мастейн любил и был благодарен тому человеку, что продолжал терпеть его, но услышь бы его сейчас сам Джеймс — ни за что на свете бы этому не поверил.
Неожиданно безумно захотелось во весь голос обматерить себя, начать долбить кулаками в стену, может, даже побиться об неё головой — настолько Дэйва не устраивал он сам, но, как бы ни было это странно, у него не хватало сил. Кажется, наступил тот самый переломный момент — он просто устал злиться.
Не было секретом, что его не тянуло возвращаться обратно к парням. Да, у него было чувство, что именно сейчас ему подвернулся шанс всё исправить, что благодаря этому звонку он мог бы кардинально изменить всё, так как из-за его размышлений прояснились многие вещи, но у него не было к этому влечения. Уже не было ценности и должного значения в том, чтобы пытаться доказать что-либо, мол: «Смотрите, я тоже могу быть рассудительным! Я могу держать себя в руках, слышите?». Сейчас мысли Дэйва снова пришли в беспросветный тупик, отрицательные чувства только возросли, а желание умереть, преследующее его уже немало времени, усилилось вдвойне, может даже втройне. И Дэйв был одержим идеей смерти отнюдь не из-за того, что все окружающие питали к нему исключительно ненависть, которую он же сам неконтролируемо провоцировал — его просто тяготило собственное существование. Он больше не желал славы, прекрасной беззаботной жизни, прикреплённой девизом «секс, наркотики и рок-н-ролл», о которой грезил всё время до этого, — его манило лишь бесконечное, пустынное небытие.
Закрыв лицо ладонями, рыжий словно бы пытался отогнать от себя различные мрачные картины, настойчиво напрашивающиеся в гости, но это было бесполезно. Надо было срочно что-то решать, вынести хотя бы какой-то вердикт, в конце всех концов, попытаться вылезти из того самого тупика, в который он загнался. Впрочем, была ли в этом хотя бы часть смысла?
Дэйв принял решение, что больше не будет мучить ни себя, ни этот мир.
Когда гитарист шёл к кладовке, где по его прикидкам и должна была лежать старая верёвка, добытая невесть сколько лет назад, было ощущение, что не он идёт туда по своей воле, а какая-то иная сила заставляет тело двигаться по направлению к двери, и не успел он и глазом моргнуть, как искомый предмет уже оказался у него в руках. Дальше всё происходило точно так же, как и до этого — смутно, таинственно и быстротечно, даже слишком.
С трудом завязав петлю, юноша с гордостью оценил результат работы, а становясь ногами на небольшого размера деревянный стул, был уже полностью удостоверен в правильности своего решения. Но если Мастейн и думал о чем-то ныне, то только о том, что он никак не предупредил бедного Джеймса, хотя изначально и планировал молчать — в любом случае, он надеется, что тот его простит.
Теперь ему не нужно рассчитывать на то, что в какой-то из моментов его жизнь может оборваться — он самостоятельно оборвёт её, положив конец всем страданиям и, в кои-то веки, будет счастлив.
