Новая страница, всё та же старая книга

— Ребята, она… я… она не останавливается, — Ричи изо всех сил давит на рану на груди Эдди. Кровь уже просочилась через его толстовку, обе рубашки Ричи и Билла; на очереди какая-то тряпка для дрочки, которую Ричи выудил из-под пассажирского сиденья в машине Билла. Боже, Эдди возненавидит его за это, если только, блядь, не умрёт. Как полный идиот. Микрочастички пота разных чуваков и канализационной воды — вот, что он получает за то, что был глупым, смелым и глупым, и Ричи сейчас до сих пор бы болтался в Мёртвых Огнях, если бы Эдди не… — Как может быть столько крови, — произносит Ричи ломким, словно не своим голосом, — Эдс, он… он такой маленький, как может быть так много крови? — он в отчаянии смотрит на Бев, но она не может ответить, потому что вдыхает Эдди в рот каждые восемь секунд. Ричи чувствует, как слезы стекают по щекам и капают на воротник. Эдди под его руками совсем не двигается. Совсем. — Пожалуйста, — тихо умоляет Ричи, ни к кому в целом не обращаясь, но надеясь, что вселенная услышит. С переднего сиденья поворачивается Бен, и его взгляд в зеркале заднего вида пустой и мрачный, когда фокусируется на дороге. — Продолжай давить на рану. Мы почти на месте. ___ ___ Эдди на руках у Ричи, когда их окружает бригада реанимации. Билл и Майк влетают в двери отделения неотложки, и они стоят там, крича о помощи, и выглядят абсолютно безумно — плохо пахнущие и в кровоподтёках — все возвышаются за плечами Ричи, как чертова национальная гвардия. Хотя Ричи всегда был самым громким. Ему тоже следовало бы умолять помочь. Сейчас всё кажется таким далеким и сюрреалистичным, весь мир сжимается под тяжестью головы Эдди, прижатой к ключице Ричи, неровного опадания его грудной клетки и теплой крови на холодной коже. — Что, черт возьми, с ним произошло? — спрашивает женщина с фонариком, а затем кричит, требуя каталку. — Мы были в доме, когда он рухнул, — отвечает Билл, даже не запнувшись, — его проткнуло обломками. Билл — дерьмовый лжец, всегда таким был, но врач, кажется, купилась. «Пронзён огромным демоническим клоуном из космоса» как причина в конце концов, скорее всего, приведёт их в комнату с мягкими стенами на четвёртом этаже (привязанными к кровати). Что, думает Ричи, в данный момент звучит не так уж плохо. — О боже. Сэр, вы должны позволить нам забрать его, — говорит женщина, но руки Ричи почему-то не реагируют. Тело словно не слушает приказы мозга, большая его часть понимает, что единственный шанс Эдди — попасть на хирургический стол, но отпустить его слишком сложно. Ричи никогда не умел отпускать Эдди. — Сэр! — Рич, — рука Бев ложится на щеку Ричи, — все в порядке. — Все будет хорошо, теперь ты можешь отпустить его, — они с Беном помогают Ричи медленно двигаться вперёд. — Ладно… да, окей, — бормочет Ричи и осторожно укладывает Эдди на каталку. Через мгновение её увозят, но Ричи все еще чувствует его в своих руках, в своих объятиях — эхо тела Эдди. — Нам нужна история болезни. Аллергии, болезни, группа крови, что-нибудь, о чем нам стоит знать? — перед ними стоит медсестра с планшетом в руке. — Эм, — Билл рядом нервно переступает с ноги на ногу. — Астма? — У него, блядь, не астма, у него тревожность, — слышит Ричи свой голос, не в силах перестать смотреть в сторону, куда увезли Эдди. — Первая положительная, как и у меня. Аллергии нет, это всегда была чушь, которую несла его мать… Нет, — Ричи закрывает глаза и вспоминает красные шрамы середины лета. То, как он смотрит на ноги Эдди. Розовый каламиновый лосьон. Эдди, кричащего об малярии. Как зудели кончики пальцев Ричи, когда он смотрел, как Эдди намазывает мазью голени. — Укусы комаров. На них аллергия настоящая. Укусы распухают, делаются такими липкими и мерзкими… Но это, наверное, не… наверное, не имеет значения, когда у тебя долбаная зияющая дыра в… в груди… Я… Ричи даже не чувствует, когда ноги начинают подкашиваться, голоса остальных доносятся будто сквозь вату, когда они хватают Ричи, обнимают за талию и подводят его к стульям для посетителей. — Черт, — говорит Ричи, слабо смеясь, — это должен был быть я. Это моя вина. — Не говори так, Ричи, — тихо бормочет Майк. — Ты не мог знать. — Ты этого не знаешь! — кричит Ричи, и в приемной воцаряется тишина. — Ты не знаешь. Ты, блядь, этого не знаешь. Ты не видел, что я… — голос срывается на полуслове. Медсестра неловко смотрит в свой планшет, и Ричи закрывает лицо руками, откидываясь на спинку сиденья. Он видел её в Мёртвых Огнях, еще до того, как это произошло — смерть Эдди. Коготь проткнул его грудь, пронзил сердце. Ричи видел, как он маленьким смятым комом рухнул в темноту. Это случилось. Это случилось, Ричи это видел. И вот почему ничего не сходилось, когда он обнаружил, что падает на пол, а затем увидел измазанное грязью улыбающееся лицо Эдди, нависающего над ним. Лишь доля секунды, когда он колебался. Тошнотворное ощущение дежавю по мере того, как реальность синхронизировалась с тем, что видел Ричи в Мёртвых Огнях. Он яростно оттолкнул Эдди в сторону, но слишком медленно. Насколько большую разницу может иметь дюйм вправо? Что-то шуршит, и Ричи концентрируется на этом звуке и пытается дышать. Он чувствует, что весь дрожит — не знает, плачет ли он опять, или выброс адреналина наконец закончился и оставил Ричи с приступом отчаяния, и чувством пустоты в животе, и всей этой старой любовью, которая никуда не девалась. Он думал, что сумел справиться с этими чувствами, задвинул на дальнюю полку и научился о них не думать. Но в ту же секунду, как Эдди выворачивает из-за угла в «Нефрите», смотрит на Ричи этим своим взглядом Бэмби и принимается болтать о кешью и глютене, они снова появляются, так, словно бы он никогда и не забывал о них. Ричи так долго любил Эдди, что это превратилось в боль, выходящую за рамки разумного. Может, у него шок. Но он не может поддаваться ему. Не сейчас. Ричи разберётся с этим дерьмом позже, он уверен. Вся эта кровь. — Прошу прощения, я знаю, это трудно, — ровным голосом говорит медсестра, — но только одному человеку будет разрешено вернуться в отделение интенсивной терапии, с кем… с кем из членов его семьи я могу связаться на случай… — Мы его семья, — говорит Билл свирепо, и его рука крепче сжимает плечо Ричи. — Я понимаю, но я имею в виду ближайших родственников. Кто-то, кто может принимать медицинские решения на случай… — Если он умрет, — заканчивает за нее Ричи, — на случай, если он умрёт, вы об этом, — он сжимает пальцами виски и не отрывает взгляда от того пятна на линолеуме. Она откашливается. — Жена? Мать? Кто угодно. — Ричи, — выпаливает Бев, — Ричи здесь, он эм… Эдди, — все поворачиваются, чтобы посмотреть на нее. — Его… гм. Партнер. Супруг. Что за херь. На мгновение воцаряется тишина, а затем все начинают кивать, и хор из «да» и «ага», и «вместе с тех пор, как были детьми», что Майк говорит с каким-то романтическим подтекстом, словно герой из книг Норы Эфрон. Боже, блядь, они хорошо продавались. Ладно. Без разницы. Окей. Это работает. Этот день и так охереть какой странный, так что Ричи с таким же успехом может и сесть в тюрьму за мошенничество. — Да, — врет он, — это я, — медсестра смотрит на Ричи, прищурив глаза. — Я пиздецки расстроен, конечно, это я, — объясняет он, а затем, немного обиженный ее нерешительностью, добавляет: — что? Не выгляжу для вас достаточно по-гейски? Извините, я сегодня без своих чумовых ботов*, вроде как забыл о них пока переживал, что чуть не умер. Ненавижу этот гомофобный городишко. Дайте мне их, — он выхватывает документы и прижимает их, защищая, к груди, и свирепо смотрит, пока медсестра не поджимает губы и не уходит. Руки Ричи все еще дрожат, когда он заполняет недостающую информацию. Его адрес в Чикаго превращается в мешанину из острых цифр и едва различимого названия улицы. Над головой непрерывно срабатывает голосовое оповещение, код четыре код четыре, и все в приемной беспомощно надеются, что это не их парень умирает на столе за закрытой дверью. — Это, наверное, незаконно, — шепчет Ричи Биллу после того, как остальные ушли, чтобы поискать в больнице торговые автоматы с отвратным кофе. — У него, знаешь ли, есть жена, — добавляет он и тут же жалеет, что вспомнил. — У тебя есть номер её телефона? — спрашивает Билл, практичный, как и всегда. — Да откуда? — Тогда разберёмся с этим позже. Сейчас человек, который нужен Эдди, это ты. — Да вроде как все мы. — Да, — соглашается Билл, — но с тобой все по-другому. Все всегда было по-другому. Ричи перестаёт писать. Медленно он переводит взгляд на Билла, не зная, что ожидает увидеть, не зная, что прямо сейчас Билл считывает с его лица. Именно поэтому обычно Ричи заполняет тишину непристойными разговорами и грязными шутками. В то же мгновение, как он замолкает, кажется, любой, у кого есть хоть капля проницательности, сможет прочитать его. Вот почему слышать это — ещё более шокирующе. — Это так очевидно? — спрашивает он. Ричи имеет в виду Эдди и то, как любил его с тех пор, как был слишком мелким даже чтобы понять, что это значит. Любил, когда до смерти боялся любить его. Любил даже тогда, когда воспоминания об Эдди затуманились, и только чистое упрямство не давало им окончательно исчезнуть. Любил пустоту, на месте которой когда-то был Эдди, даже когда забыл всех остальных, даже Билла. Может, такова природа всего этого — бунт, который в нем живёт. Вырезание их с Эдди инициалов на дереве было бунтом. Его пальцы, скользившие по икре Эдди, прижатой к его в гамаке, были бунтом. Ричи не уверен, что есть способ любить человека, чтобы это не было своего рода небольшим восстанием. То, как Ричи любит Эдди, всегда было безжалостным, тихим и обдуманным. — Разве плохо, даже если это и так? — спрашивает Билл. — Не знаю, — говорит Ричи, потому что он и правда больше ни в чем не уверен. Наблюдать, как все, о ком он беспокоится, почти умирают, едва не умереть самому, смотреть, как умирает Эдди — как-то расставляет приоритеты, знаете ли. Билл похлопывает Ричи по колену и не отходит ни на шаг.