white tie

Нью-Йорк, 1955 год.

Ах, как чудесны вечерние посиделки в кругу золотой молодёжи Нью-Йорка! «Посиделки» всегда отличались своей неординарной атмосферой и списком приглашённых гостей, что отбирались инициаторами вечеров до безумия скрупулёзно. Богатые до неприличия и абсурда, чья слава прогремела далеко за пределами Америки: магнаты и бизнесмены, чиновники и революционеры, модные критики и вершители судьб простых смертных — лишь им были открыты двери и гостеприимство светских вечеринок. И сегодняшняя летняя ночь не стала исключением. «Голубая Симфония» только оживилась с приходом первых визитёров, и шикарный зал, разукрашенный десятками блюд, усыпанный пестрыми цветами, постепенно наполнялся молодыми парами, завидными холостяками и «лебедушками» высшего общества. О, эти прекрасные женщины, что заставляли лишь одним своим присутствием мужчин сходить с ума. Одетые с иголочки, они невинно сверкали дорогими бриллиантами последних коллекций ювелирных брендов и маленькими модными ридикюлями. Шлейфы длинных платьев от кутюр на тысячи и тысячи долларов тянулись за утонченными фигурами модниц. Они сияли изнутри, светились подобно звёздам на полотне ночного неба. Многие являлись жителями всеми известного и легендарного Лонг-Айленда, поэтому найти знакомых в густой толпе оказалось простым делом. Звонкий смех молодых женщин, что разливался по просторам обширного зала, приятно ласкал слух. Скромный квартет расположился в углу помещения и умело творил музыку, ловко держа в руках начищенные до блеска инструменты. Ненавязчивый джаз достигал каждого, и воле-поневоле тела начинали качаться в такт мелодии. А сколько известных лиц мелькало среди приглашённых! Где-то в компании молоденьких девиц выпивал бокал за бокалом Редфокс, явно довольный своим новым положением после вручения первого Оскара на кинофестивале. Восходящая звезда Голливуда Люси Хартфилия мило улыбалась гостям и активно вела разговоры, изредка кидая тёплые взгляды на своего кавалера — успешного режиссёра и сценариста Нацу Драгнила. Владелец спортивного транквилизатора Грей Фуллбастер наматывал круги возле столов, с нетерпением ожидая момента, когда можно будет занять место и приняться за трапезу. Итальянские блюда и закуски, явно приготовленные умелыми поварами, пестрили на жемчужно-белых скатертях и подзывали к себе. Совсем рядом в кругу своих близких подружек переминаясь с ноги на ногу стояла и Джувия. Голубые глаза Локсар то и делали, что метались от напудренных и ярких лиц к равнодушному, холодному. Уже которую неделю она безрезультатно искала возможности начать ненавязчивый разговор с Фуллбастером, однако последний не замечал измученную вовсе. Да и не задерживался на мероприятиях долго. Случайность так и не свершилась, поэтому девушке оставалось лишь разочаровано вздыхать в скромной компании подружек. Разные люди собрались в «Голубой Симфонии», но каждый воплощал что-то своё, уникальное и особенное. Свет переливался сквозь хрустальные ярусы редких и величественных люстр. Лица светились, неподдельные искры возбуждения метались от одного к другому. Голоса становились громче, дивный смех, сравнимый лишь с пением соловьев, достигал каждого. Казалось бы, эта несравнимая ни с одной атмосфера, роскошь и свобода могли возвысить любого до небес, позволить достичь состояния экстаза. Однако Джерар Фернандес лишь крепче сжимал в ладони бокал шампанского и разочаровано опускал веки каждый раз, когда за порог переступали новоиспечённые гости. Мужчина отстранённо стоял среди нескольких знакомых, внимательно наблюдая за швейцарами, что радушно принимали визитёров. Его глаза словно зажигались при виде прибывавших женщин и юных девушек, однако оглянув их с ног до головы, огонёк безумца потухал, и мутно-зелёные омуты тускнели. Участь всех кутюрье неблагодарна. Они зависимы от внешних факторов и душевного благополучия. Руки отказываются творить, а голова мыслить, когда внутри всё сковано, пусто и серо. После очередного ажиотажа своей новой коллекции, Фернандес спрятался в закулисье. Внутри всё нестерпимо сгорало, и с каждым вздохом он ощущал, как страсть внутри него угасает. Гримерная казалась блеклой, отвратительной. И шедевры, которые перевернули мир моды и искоренили традиционные слои туалетов викторианской эпохи, не вызывали в молодом кутюрье ни капли гордости и восхищения. Он не сомневался в своём диагнозе: его вдохновение умерло вместе с завершением грандиозного проекта. Да, он пустил корни на Пятой Авеню, где его дом моды процветал, мужчина стал серьёзным конкурентом на рынке и желанным гостем на всех мероприятиях и вечеринках Лонг-Айленда. Но уже прошло полгода, как кутюрье похоронил своё вдохновение и потерял всякую веру на его возрождение. Да, он продолжал творить, он создавал одежду, стиль, менял тенденции и писал собственную историю. Но делал это всё с дырой в сердце, живя в черно-белом мире. Основатель целого модного дома просто существовал и с пустой надеждой искал спасения. Люди здоровались с ним. Мужчины пожимали руки и резво шутили. — Клянусь, мистер Фернандес! Моя прелестная жена скоро ни одного пенни дома не оставит. Знайте, если в один прекрасный день я лишусь всего, то в моём банкротстве будете виноваты только вы! — Не вы один жертва моды, начальник Гибсон. Глория внепланово затеяла ремонт в гардеробной. Видите ли ей не хватает места для платьев мсье Фернандеса. — Ох, чувствую, Джерар заберет не только все сбережения, но и наших прекрасных лебедушек-жён. Его размышления утопают в общем смехе амбициозных мужчин. Бледное лицо так же искажается легкой улыбкой — знак поддержания разговора, не больше. Последующие слова собеседников не имеют для него никакого смысла, он теряет цепочку мыслей и вновь возвращается к исходной точке: в серые и пустые закулисья. Фернандес отпивает из бокала, отгоняя ненужные, удушающие страхи прочь из головы. Взгляд метается от одной женщины к другой, однако всё кажется чужим. Всё не то, всё не то. Его черно-белый мир не разбавляется нужными красками. Без сомнений, молодые девы прекрасны, их фигуры, просвечивающиеся сквозь тонкие ткани, манят, взбудораживают. Их волшебный запах, волосы, уложенные в модные укладки, изящные запястья и пальцы, стоящие миллионы и миллионы, сводят с ума. Гостьи строго придерживаются дресс-кода: самые дорогие вечерние платья в пол, самые яркие ювелирные украшения и самые лучшие кавалеры. Это были представительницы прекрасного пола, которые знали свою цену. И Фернандес безоговорочно любил их, пытаясь передать свою внутреннюю страсть тканью, иголкой и руками. И делал он свою работу особенно, создавая образ женщины элегантным, а не вычурным. Однако Джерар нуждался в чём-то большем, кроме переливающихся на свету шлейфов, ободков из страусинных перьев и камнях от Тиффани или Шепард. «Вайт Тай» — дресс-код, которому обязаны следовать все визитёры. И, если для прекрасных «лебедушек» это была наилучшая возможность продемонстрировать не только богатую фантазию, но и финансовое положений своей семьи, то мужчины появлялись на посиделках лишь сугубо в развлекательных целях. Хотя, в свою очередь, «Вайт Тай» выдвигал не менее дотошные условия и для мужского пола. Фернандес, без сомнений, был одним из тех, кто сменил свои одеяния и вызвал негодование. Однобортный черный пиджак с лацканами и выглаженные брюки прекрасно сидели на молодом теле мужчины. Однозначно, фрак был бы более приемлем для посещения вечера с дресс-кодом «Вайт Тай», однако кутюрье не смог не нарушить устав, тем самым запустив очередную революцию. Смокинг дополнялся жилетом на трёх пуговицах и расстегнуть его значило совершить святотатство. Хлопковая рубашка с накрахмаленным воротником выглядывала из под черных слоёв одежды. Белая бабочка, завязанная исключительно вручную, подчёркивала вытянутую жилистую шею. И куда же без отполированных до блеска лаковых туфлей от именного бренда и белого платка на любой случай жизни? Особым атрибутом Джерара были золотые ручные часы, которые хранились во внутреннем кармане пиджака. Длинная цепь тянулась от груди к поясу мужчины. В то время, как остальные, вновь и вновь следуя традициям, надевали белые, атласные перчатки или же мучались с цилиндрами, Джерар менял ход игры. — Девушке ужинать в мужских брюках так же неприлично, как заявится в ресторан в домашнем халате. Что за безобразие! — возмущенный тон начальника Гибсона вновь достиг Джерара, и на этот раз мужчина окончательно вернулся в реальный мир. Былой гул поубавился, даже страстные саксофонисты прекратили свою игру. Лишь бормотания да осуждения слышались отовсюду. Фернандес нахмурился скорее от негодования. Кто сумел поднять такой ярый переполох в одно мгновенье? На «посиделках» и без лишнего шума преуспевали хорошенько обсудить и раскритиковать каждого. Зеленые омуты обратились ко входу, где возмущенный швейцар качал головой. Все присутствующие ожидали «столкновения», дабы завтра собственноручно утопить Лонг-Айленд в свежих сплетнях. Богатые люди жили чужими жизнями и проблемами. — Мисс, вы нарушаете все правила приличия! — твёрдый голос молодого швейцара натягивает на невидимые струны и без того напряженную и душную обстановку. Как легко одна женщина перевернула вверх-дном всю «Голубую Симфонию». — Прелестным леди негоже щеголять в мужском костюме, уж тем более на таких светских встречах. — Ох, простите меня. Полагаю, вы обязаны изъять мои брюки? — твердый и уверенный голос женщины конкурирует со словами швейцара. Джерар ощущает легкий и в то же время отчётливый удар в груди вместе со стуком высоких каблуков незнакомой гости. На пороге ресторана появляется высокая девушка, чей образ и вид вызывают удивленные вздохи всех присутствующих. Черный смокинг сидит немного нелепо, но рассмотреть подтянутые изгибы бедер и длинных ног не составляет труда. Лодочки от дома «Том Форд» лишь вытягивают утонченный силуэт. Тонкий сияющий браслет на запястье да мелкие граненные бриллианты в ушах — единственные украшения. Заостренные черты лица, природная бледность и вызов в виде дерзкого огонька в карих глазах — смертельная комбинация. Однако ни новшество образа привлекает нутро кутюрье. Эти волосы. Господи, эти пряди насыщенного алого цвета подобны дорогому шелку, что игриво переливается на свету. Они веером скользят по воздуху, в то время, как новоиспеченная прибывшая сбрасывает туфли и без колебаний расстёгивает пуговицу штанов. Золотая молодежь Нью-Йорка явно не готова к такому безумному ходу начинающей манекенщицы. Чистым подтверждением тому являются громкие возгласы и возмущенные крики женщин. Они размахивают веерами, крепче сжимают ладони взбудораженных мужей, однако в душе все визитёры, от первого до последнего, жаждут продолжения. И они его получают. Дорогие брюки скользят по стройным бедрам хозяйки и жалко мнутся на холодной мраморной плитке. Прекрасный вид белоснежных ног заставляет зрителей шоу затаить дыхание. И только Джерар вновь начинает дышать после долгого и болезненного удушья. Алый. Везде пестрит яркий алый цвет. Цвет любви, цвет злости, страсти, жизни, безумия и восхищения. Длинный блейзер доходит незнакомке чуть ниже середины бедер. Под пристальным вниманием, как ни в чём не бывало, она вновь поднимается на изящные шпильки и подбирает ненужную одежду с пола. . — Будьте любезны, не потеряйте, — обращается она к ошеломленному швейцару, чьи щёки отдают розовым оттенком. — Это из последней коллекции кутюрье Фернандеса. Изящным шагом и уверенной походкой она направляется вглубь ресторана, наслаждаясь каждым восхищенным и завистливым взглядом. Пиджак, что скорее напоминает короткое платье, элегантно подчеркивает тонкую талию и линию бедер. Гостья занимает дальнее место за одиноким столиком на двоих и принимает бокал красного вина от официанта. Вскоре джаз вновь уволок «Голубую Симфонию» в праздничную атмосферу, и нежный смех возобновился вместе с тем, как гости заняли стулья и начали наслаждаться прекрасным ужином. Наконец Джувия Локсар словила удачный момент и устроилась за соседним местом с Фуллбастером. Она ненароком перекинулась с мужчиной несколькими фразами о сегодняшних блюдах, но и это казалось для неё достижением всей жизни. Редфокс увлекся пением малоизвестной джазовой певицы, что медленно в такт мелодии покачивала бедрами. Леви МакГарден была на половине пути своей славы, но уже имела ряд поклонников. Бурная компания, которую возглавляла Люси Хартфилия, привлекала всеобщее внимание. Шутки и веселые истории доносились с уст девушки либо её кавалера Драгнила. Зал ожил и очередные посиделки баснословно богатого друга друзей удались на славу. И сплетнями насытились, и нарядами похвастались. Лишь одна-единственная гостья так и сидела за самым дальним столиком в гордом одиночестве. Манекенщица Эрза Скарлет, не так давно прибывшая в Нью-Йорк для исполнения своей американской мечты, предполагала такую бурную реакцию со стороны золотой молодежи. Однако она не думала, что какой-то простой эксперимент возведет глухую стену между ними. Наслаждаясь мягким пением певицы и игрой саксофона, Скарлет отпивала из своего бокала алую жидкость и старалась не думать о своём положении. — Не возражаете, если я нарушу ваше одиночество? — сзади раздается тихий и в какой-то мере неуверенный голос. Низкий тембр пробирает до мурашек. — Вы действительно желаете этого? — восклицает девушка, не удосуживаясь рассмотреть смельчака. Неужели кто-то из золотой эпохи Нью-Йорка не побоялся нанести урон собственной репутации? — Не думаю, что моя компания будет вам приятна, мистер… — Фернандес, — заканчивает кутюрье и его тщательный взгляд улавливает, как плечи незнакомки приподнимаются от внезапного напряжения. Эрза прикусывает нижнюю губу и в замешательстве опускает тёплые карие глаза. Соседний стул отодвигают, и она сжимает голые колени еще сильнее, ощущая, как мутно-зеленые омуты впиваются не только в её отрешенное, на первый взгляд, лицо, но и душу, в которой уже понемного разжигается костёр самых разных эмоций. Чувствуя неловкость внутри от столь пристального внимания, Скарлет невольно заправляет выбившуюся алую прядь из укладки и только спустя несколько мгновений осознает, что это была самая большая ошибка за сегодняшний вечер. Кутюрье властно следит за каждым движением рук и даже не скрывает этого. — Знаете, этот мир ненавидит тех, кто от него отличается… Эрза впервые поднимает тёмные глаза и разрешает себе потеряться в густой зелени дремучего леса. Он не сводит своего взгляда ни на секунду, всё глубже и глубже уводя её в чащу. Однако было непонятно, кто сильнее заманивал: Эрза своей загадочностью и смелостью, нежеланием подстраиваться под чьи-то принципы или же Джерар, что наконец нашел свою музу и решительно не выпускал её из стальной хватки. — Но в тоже время благоговеет перед ними, — Фернандес выдаёт заключение предыдущей фразы, и его лицо впервые за весь вечер растворяется в легкой, но искренней улыбке. Алое мелькало везде: её пухлые губы, покрасневшие от смущения кончики ушей, лак на ногтях и до безумия прекрасные волосы. — Позволите? Изуродованные долгой работой, иголками и красками пальцы с неуверенностью касаются алой пряди волос, что вновь рассыпалась по лицу и мешала хозяйке. Слишком интимно, но Джерар не в силах остановиться. Всё то время, что он безустанно наблюдал за хрупким станом девушки, мужчина рисовал в мыслях новые образы последующих эскизов. Мир нуждался в переменах. И его муза однозначно поможет свершить их. — Вы теперь обязаны на мне женится, — Эрза, пораженная и слишком смущенная внезапной близостью, выдыхает с улыбкой. После сказанных слов кутюрье сбежит, не оборачиваясь. Ни один здравомыслящий мужчина не согласится на брак. — Я знаю ближайший загс находится за углом Уолл Стрит. А церковь через два квартала. У нас есть сорок минут до закрытия. — Точно сумасшедший. Никто не обращает внимания, как пара с безумным смехом покидает зал. Люди, слишком увлеченные разговорами и шоу, не видят, как Джерар аккуратно придерживает спутницу за хрупкую ладонь, словно боясь, что она ненароком споткнется, упадет и разлетится на тысячи мелких осколков. Скарлет не верит в происходящее, но мысленно соглашается играть роль в истории Фернандеса. Возможно, она не зря потратила с трудом накопленные деньги на мужской костюм от кутюрье, кто знает? При выходе из «Голубой Симфонии» девушка выхватывает из рук швейцара свои брюки и с задорной улыбкой передаёт их своему спутнику. Ровно через полгода кутюрье Фернандес очередной раз заявит о себе, создав первую коллекцию женских брючных костюмов. И Америка наконец откроет простую истину, что даже будучи в классическом le smoking леди смогут по-прежнему будоражить историю и мужчин всего континента.