Три причины доверять

Жан не представлял себе жизнь вне Гнезда. Не из-за скудного воображения или какого-то нежелания. Нет, он просто боялся, что Рико узнает об этом. Узнает — проберется в его мысли, как пробирается в его сны — и накажет даже за саму мысль. Накажет жестоко, выбив даже зачатки этой идеи из головы Ворона самыми изощрёнными методами. Поэтому Жан запрещал себе даже думать об этом. Он — Ворон. Он — собственность семьи Морияма. Его продали собственные родители. Он — никто вне Гнезда. Однако, Рене — ангел с яркими кончиками волос и стальным характером — выкрала его из Гнезда, из его «дома». Нил Джостен — Натаниэль Веснински — подписал ему смертный приговор, зато даровал свободу и защиту от Рико. Кевин Дэй — новая королева в этой сумасшедшей шахматной партии — привел его в новую команду. А вот Джереми Нокс — капитан «Троянцев» — подарил ему новую жизнь. Жизнь без побоев, без сражений «чтобы выжить». Жизнь, когда не нужно нести наказания за опоздание на три минуты на сбор команды в воскресенье вечером. Жизнь, где не нужно бояться потерять мяч или выронить клюшку, где не страшно споткнуться и рухнуть на паркет. Жизнь, где сосед по комнате будит тебя с улыбкой и зубной пастой на уголке рта для утренней пробежки и завтрака в ближайшей кофейне, а не ударом по почкам за несколько часов до рассвета. *** Крик режет по перепонкам не хуже ножа. Жан едва успевает повернуть голову вбок, за секунду до того, как плексигласовая стена с силой ударила по телу. Воздух мгновенно выбило из лёгких, и свет потух. — Жа… н! Жан! За плечи яростно трясли, видимо, пытаясь вернуть парня в сознание. Моро приоткрыл глаза, но тут же зажмурился от яркого света и поморщился от боли, пронзившей всё тело. Совсем рядом снова раздался голос Лайлы: — Смотрите-ка, живой! Тут же послышалось шипение и тихий упрёк. — Лайла, говори тише! Жан, ты как? Видишь нас? Попробуй открыть глаза. Тихо застонав от новой волны боли, Жан открыл глаза и сфокусировал взгляд на толпе человек, окруживших его. Бордово-золотая форма пестрела везде, но среди них была одна единственная фигура, которая выделялась. Чёрно-алое пятно на фоне мягких волн било в глаза.

Сигнал. Бежать. Ползти. Прятаться. Куда угодно. Любой ценой. Только не оставаться здесь. Вот так беззащитно, уязвимо, глупо лежать на холодном паркете поля. Нет-нет-нет.

Жан резко подорвался на ноги, но тут же упал обратно, больно ударившись копчиком. Но эта мимолётная боль не шла ни в какое сравнение с ужасом и паникой, которые охватили тело юноши при виде невысокой фигуры в чёрной форме с угольными волосами. Цифра один — на щеке и на груди. Корона, венцом украшавшая голову. Король. Король экси. Король спорта. Король площадки. Король, пришедший забирать своё. Шаги по паркету — звук безнадёжности. Моро вжался спиной в заграждение, когда место к отступлению закончилось, и закрыл голову руками. Захотелось закричать, начать умолять не трогать, пощадить, отпустить. — Жан… — чья-то теплая рука на щеке. Нет, у Короля руки ледянее стали тысячи лезвий. Жан распахивает глаза и смотрит в упор в пронзительно-зелёные глаз перед собой. Джереми приближается почти вплотную, заслоняя собой остальных. Моро замирает, не отрывая взгляд от капитана команды. Никакого чёрного. Тёмная тень теряется в толпе. Перед ним — загорелый юноша, а не бледный Король. Пшеничные волосы, а не чёрные. Жан хлопает пару раз ресницами и прогоняет наваждение окончательно. — Жан, это я, Джереми. Сколько пальцев показываю? — Нокс выставил два пальца перед лицом Моро и стал медленно ими двигать, давая юноше сфокусироваться на них. Жан открыл было рот, чтобы ответить, когда перед глазами снова всё поплыло и смазалось. Благо тёплые руки поймали его за плечи, не давая грохнуться на гладкий паркет, — Понятно. Давай-ка я позову Фиону, она осмотрит тебя. Джереми развернулся и, чуть приподнявшись, что-то сказал остальной команде. Скорее машинально, чем осознанно, Жан схватил его за руку, пытаясь удержать. Тёплая кожа чужого запястья обожгла пальцы, но он лишь сжал её сильнее, одними губами шепча неслышное «не уходи». Парень, вздрогнув, мгновенно повернулся обратно и посмотрел в закатившиеся глаза Ворона новобранца Фиона — командный медик — женщина лет тридцати с кожей цвета молочного шоколада и афрокосичками — умело привела в чувства своего нового подопечного. Ей это было не впервой: Троянцы славились своей честной и мягкой игрой, их любили за мастерство и слаженность, однако в большинстве случаев соперники такого великодушия не показывали, а потому у женщины имелся большой опыт в нелёгком деле «оживлении» подростков после травм. — Повезло тебе, душенька, — медик сняла перчатки и бросила их через всю комнату в мусорное ведро у двери — и, на удивление, попала — Ты отделался растяжением и лёгким сотрясением. Но, кажется, ничего серьёзного. Вытяни руки перед собой, дорогуша. Жан послушно протянул кисти ладонями вниз. Пальцы заметно подрагивали, а кончики дёргались. Он усилием воли попытался остановить это, незаметно — по крайней мере, он так думал — напрягая мышцы рук, но на кисти легла пухлая рука, и юноша оставил эту затею. — Я поняла, — она повернулась и крикнула из-за ширмы, — Джереми, солнце, можешь идти сюда. Капитан тут же заглянул и, быстро оглядев Жана, подошёл к столу, где уже сидела женщина и что-то печатала на клавиатуре. Принтер на другом конце комнаты протяжно загудел, всасывая в себя белоснежные листы; Жан вздрогнул всем телом от резкого звука, что не укрылось от пары фигур, пристально наблюдавших за ним. Джереми проворно забрал лист и протянул его медику, та пробежала строки букв глазами и, кивнув будто самой себе, черканула в углу ручкой. — Итак, Жан, принимай вот эти витамины и пей побольше воды. Водный баланс — и правда очень важная вещь. Нельзя им пренебрегать, особенно вам, вы же у нас спортсмены. Носитесь, потеете, а про воду забываете, — Фиона укоризненно покосилась на капитана, но тот лишь улыбнулся своей очаровательной улыбкой и почесал затылок. — Все мы не идеальны, верно? Женщина закатила глаза, но улыбнулась. — Помимо того, что я сказала. Джереми, ты мне нужен как капитан команды. Улыбка блондина стала ещё шире, и он весь чуть выпрямился. Женщина расхохоталась и откинулась на спинку кресла: — Размечтался, мой сладкий! Мне нужно, чтобы ты проследил, чтобы это, — она указала на бумагу в руках капитана — Выполнялось. У вас игра в следующем месяце. Я отстраняю его только на две недели, потом приведёшь ещё раз на осмотр. И покажи ему, как заматывать эластичным бинтом. Ты-то у нас эксперт. Скоро на моё место начнёшь претендовать. Да, солнце? Нокс рассмеялся и, сложив бумагу вдвое, обнял медика за плечи: — Нет уж, Фиона. До тебя нам всем ещё далеко. Жан сидел на трибуне и наблюдал за ходом вечерней тренировки: команда носилась по полю, периодически хохоча и подхватывая друг друга на руки, когда кому-то удавалось попасть в ворота. Моро не мог понять этих людей. Они — часть Большой Тройки. Они стоят почти на ровне с Воронами, но почему же они такие? Почему позволяют себе дурачиться и тратить время от тренировки на такую глупость как развлечения. — Тебе бы статуей работать. Уверен, глава нашего университета ни за что бы не упустил возможность приобрести такое украшение и поставить её в центральном корпусе перед главным входом, — откуда-то сверху спустился капитан и уселся на скамейку рядом с «раненным». Жан дёрнулся, мысленно ругая себя за потерю бдительности. В Гнезде это могло стоить ему черепно-мозговой травмы. Очередной черепно-мозговой травмы. Джереми взглянул на наручные часы и встал, — Пора. Моро тоже попытался подняться, но капитан со звонким смехом усадил его обратно, мягко надавив на плечи. — Расслабься, боец. Слышал, что сказала Фиона? Я должен научить тебя менять повязку. Как раз пришло время смены. Я могу позвать Лайлу или Альварес, если тебе приятнее будет в женской компании. Жан равнодушно пожал плечами и уставился на поле. За все те годы жизни выживания в Гнезде ему наносили травмы снова и снова — даже под дулом пистолетам он бы не смог сосчитать их все — и за все эти годы не было ни одного дня, когда ему бы позволили пропустить тренировку. Ни единого дня. *** Жан бежит по коридору. Босые ступни стираются об острые частички бетона, но он продолжает бежать. Он знает этот коридор. Он чертовски хорошо знает этот коридор. Стены все испещрены дырами — дверными проёмами. Вечно разинутые пасти так и тянут в свою глубину, во тьму. В ледяную тьму, где лишь бесконечная волна боли и стыда, смешанных с жаром и отвращением. Жан бежит. Бежит со всех ног. Не помня себя. Нужно бежать. Лучше упасть на холодный пол от истощения. Лучше бежать, пока ноги не откажут. Лучше бежать, пока силы не кончатся. Лучше бежать, пока впереди не вырастет стена. А вообще. Это ведь бесполезно. Бесполезно бежать, прятаться, умолять. Это лишь охота, охота, в которой он — лишь дичь. Дичь, которую загоняют для забавы, для потехи, чтобы разогнать скуку. Если он лишит охотников такого сладкого удовольствия, им надоест. В чём смысл, если жертва покорно принимает своего истязателя и терпит смиренно все муки? Именно это Жан понял в Гнезде. Понял хорошо, на всю жизнь усвоив этот урок. А потому он останавливается и поворачивается. Давит панику, душит клокочущий крик в груди и опускается на колени. Топот, шаги и голос. Голос, который он узнает из тысячи, из сотни тысяч голосов он узнает именно его. Потому что он отпечатался у него в голове, на внутренней стороне черепной коробки. Он выцарапан ногтями, содранными до крови и свежего мяса. Его нотки, особенности, тембр, громкость — всё это на веки выбито внутри подкорки разума юноши. Он не забудет этого голоса. Куда бы он ни убежал, сколько бы ни пролетел и куда бы ни забился. Он найдёт его. Найдёт и заставит вспомнить вновь. Он не даст ему забыть. — Разве зверушка может убежать от своего хозяина? Он его никогда не отпустит. Он будет сдирать кожу с его ран вновь и вновь, резать, кромсать, ломать, сжимать и выжигать, снова и снова упиваясь тихими страданиями, адскими мучениями, ярко-алой кровью на навсегда-бледной коже. Жан понял, что крик вырывается, рвёт горло, дробя связки на мелкие ошмётки, когда пальцы стискивают шею. Ледяные, до мурашек, до ужаса, до боли знакомые. — Проснись! Жан, открой глаза! Кто-то крепко держит за плечи, трясёт осторожно, но сильно. Жан стискивает зубы до скрипа, вертит головой, пытается оттолкнуть, но глаза всё же распахивает. Его держит капитан, одним коленом оперевшись на одеяло. Моро отводит взгляд на дверь: в проёме столпилось чуть ли не половина команды. Джереми убирает руки с его плеч, чем возвращает на себя внимание парня. — Ты… ты кричал во сне, — Нокс выглядел необычно-обыденно: застиранная футболка с логотипом «Star Wars», пижамные штаны с мелким узором из маленькой версии Мастера Йоды — или как там звали это непонятное существо, переставляющее слова в предложении местами — и растрёпанные пшеничные волосы. Но капитан Троянцев даже в таком спальном прикиде выглядел свежим и бодрым — и довольно привлекательным, мелькнуло где-то на задворках сознания, — Я услышал и выбежал в коридор одновременно с Лайлой. Большинство тоже проснулись. Общежитие Троянцев ничем не напоминало Гнездо: яркие стены извилистых коридоров не давили, через бесчисленное количество окон солнечный свет поступал от рассвета и до самых сумерек, а жили игроки и студенты в комнатах по одному, двое или четверо. Ещё имелось несколько комнат на шестерых человек, но они в основном не использовались как спальни. В центре каждого этажа, а их было аж шесть штук, находилась гостиная, где ребята могли собираться для посиделок. Но именно расположение комнат и система расселения казалась Жану до ужаса непривычной. Его поселили отдельно, в комнату для одного человека, но оказалось, что по размерам она превышала двухместную комнату в Гнезде — ну или так казалось, благодаря окну во всю стену и светлой краске на обоях. По соседству жил Джереми, так что удивляться, что он первым среагировал на крик, не стоило. — Простите… Мне очень жаль, что я разбудил вас. Жан лёг и прикрыл руками лицо. Послышался шорох, шаги, и дверь тихо закрылась. За ней властный голос Альварес скомандовал всем расходиться по своим комнатам. Моро пролежал несколько минут, пялясь в светлый потолок, и украдкой глянул на наручные часы — подарок Нила — стрелки показывали почти пять утра. — Они меня ненавидят, — тихо сказал он, не рассчитывая получить ответ. Однако ему стоит привыкнуть к неожиданностям. — Неа. Лайла часто лунатит, так что, до того, как она стала жить с Альварес, нам почти каждый день приходилось ловить её у лестницы. Джек говорит во сне на немецком, ты бы знал, как стрёмно это звучит в абсолютной темноте. Особенно, когда ты не ожидаешь этого, — у двери стоял всё такой же сияющий Джереми, но уже с двумя одеялами и подушкой подмышкой. Жан мгновенно сел и уставился на капитана, который, как ни в чём ни бывало, прошёл по комнате до кровати и сел на пол перед ней, — Так что ты у нас не первый и, учитывая мой опыт, далеко не последний. Жан пару раз поморгал и продолжил наблюдать, как Нокс расстелил импровизированную постель у его кровати и улёгся как обычно. Моро повторил за ним и лёг на спину, сложив руки в замок на груди и стараясь лишний раз не шевелиться. Через пару минут он тихим голосом спросил: — Джереми? — Да? Капитан не спал, хотя его голос звучал очень плавно и размеренно, почти успокаивающе. — А какая у тебя особенность? Раз ты спишь один. Жан мог поспорить, что Нокс улыбнулся в этот момент — этому человеку вообще редко нужен весомый повод для улыбки — и это было правдой. — Я могу начать читать стихи во сне. Детские стишки или что-то вроде Шекспира. Но на французском. — Я знаю французский, — внезапно вырвалось у Моро, прежде чем он сам успел удержать слова внутри. Улыбка Джереми стала ещё шире. — Ты может быть. Но я-то не знаю. Моя сестра часто учила его в моей комнате, пока я спал. Но я не умею говорить на французском кроме как во сне. Странно, да? «Нет. Это совершенно не странно» — хотел ответить Жан, но и сам не понял, когда успел провалиться в сон. На этот раз без сновидений. *** — Простите. Извините. Я опоздал. Мне безумно жаль. Этого больше не повторится, обещаю. Я готов понести любое наказание. По меньшей мере пять фигур повернулись на распахнувшуюся дверь и запыхавшегося Жана, который тяжело дышал и старался не грохнуться на ковролин коридора. Из глубины комнаты донеслось несколько смешков, однако в глазах троих читалось беспокойство. — Жан, ты о чем? — спросила Лайла, разворачиваясь на парня с ложкой в руке. — Что? Наказание? — Джереми вопросительно наклонил голову набок. — Я же опоздал на собрание команды. Я выполню любое наказание. Жан склонил голову в поклоне, чем ещё сильнее шокировал и раздосадовал команду. Джереми мгновенно погасил улыбку и сделал несколько шагов к двери: — Жан, когда я говорил, что мы собираемся вечером всей командой, я не имел в виду тренировку. — Но зачем ещё можно собираться всей командой, если не на тренировку? — Жан опасливо посмотрел на Нокса, словно тот в любой момент мог его ударить. — Он потерян, возврату и обмену не подлежит, — смешливо сказала Альварес, за что в нее тут что прилетела подушка от какого-то парня по соседству. — Жан, раз в месяц мы всей командой собираемся и устраиваем вечер кино под определенную тематику. Сегодня, например, мультики. Жан несколько раз медленно моргнул, вопросительно глядя на капитана и девушек. Под черными вихрами шумно работали шестерёнки. — Но… Джереми вздохнул и положил руку на плечо Моро, легонько сжимая. — Никаких но. Тебе нужен отдых. Так что выбирай, чай или какао, или — он многозначительно кинув на второй холодильник в углу комнаты, — И садись на диван к остальным. Через пару минут Жан сидел рядом с самим Джереми, держа в руках огромную кружку с оленями в новогодних шапках. Оттуда светлыми струйками валил пар, согревая и расслабляя. Остальные члены команды тоже подтягивались, и, хотя на двух гигантских диванах могли без проблем поместиться почти два десятка человек, большинство выбрали сидеть — или лежать — на полу. Когда огромный экран на стене начал показывать заставку с цветастыми картинками, Жан почувствовал дыхание у самого уха и едва сдержал себя, чтобы не отшатнуться. Но это оказался просто Джереми: — Жан, расслабься. Ты больше не Ворон. Ты Троянец. Больше никаких наказаний. Мы твоя семья. Доверься нам. Смуглая рука погладила по бледному предплечью, а сам Нокс прижался плечом к Жану. От капитана исходило тепло и спокойствие, он буквально светился, предлагая всем желающим свой свет и уют и не требуя ничего взамен. Жан почти весь фильм неотрывно смотрел на него, думая о странном ощущение в груди, медленно переползающим по венам. *** Живя выживая в Гнезде, Моро научился главному правилу — не доверяй никому, если не хочешь получить нож в спину. И это правило и правда работало. Но сейчас, стоя на поле в оживлённой толпе, Жан понял. Понял, что рядом с ним — не чужие люди. Они не успели стать ему семьёй, но они не ненавидели его. Никто не ставил подножек, не бил под колено, не наносил ударов в грудь концом клюшки. Вокруг него — команда. Настоящая команда. Друзья, товарищи, которых не держали силой, которых не скреплял страх или общая ненависть. Они были дружными в жизни и сплочёнными на поле. Они со всей страстью любили то, чем занимались. Они отдавались полностью игре, но не давали жестокости дать вверх. Они умели признавать поражения. Они не мстили, они принимали ошибки и работали, чтобы их исправить. По спине постучали, и Моро повернулся, капитан, побежавший секунду назад, крепко стиснул его в объятиях. — Победили! — кричали тысячи голосов. Фанаты бросали через заграждения цветы, подарки, флаги, всё это падало на гладкий паркет. Но взгляд Жана был прикован ни к многоголосой толпе. Он смотрел на одного единственного, на капитана своей новой команды. Джереми улыбался, махал трибунам и обнимал товарищей. Именно Джереми Нокс подарил Жану новую жизнь. Не Рене, не Нил, не Кевин, а именно Джереми. Именно Джереми принял его. Принял его привычки. Принял его страхи. Принял его прошлое. Принял его самого, всего полностью. Принял с теплотой и любовью. Подарил защиту и спокойствие. Подарил дом и семью. Он не просил ничего в ответ. Он просто отдавал. Он готов был стоять на месте и ждать, ждать столько сколько понадобится, чтобы Жан доверился ему. И у Жана первый раз за всю жизнь появились причины доверять кому-то. И он доверится. Обязательно доверится. И они оба это знают.