Прости меня

Среди всех прочих зонтопийцев Зонтик выделял пастельно-голубым карандашом Армета. Он был для него не как любимый младший ребенок или старательный ученик, которому ты всегда прощаешь забытую домашнюю работу, нет. Тот был для Правителя словно ракушка, найденная тихим утром на берегу моря, дарящая приятную теплоту. Такую люди прижимают к груди, прокручивая в голове те радостные моменты, которые их связывают, а после кладут в самую красивую шкатулку, возвращаясь к ней спустя долгие месяцы. Но, в отличие от ракушки, гончара не хотелось отпускать от себя. Хотелось лишь держать его извечно теплые руки, оттирая остатки глины, а после выцеловывать выступающие костяшки, прикасаясь устами к каждой замеченной веснушке. Хотелось быть рядом и прижимать к себе спящее тело, слыша тихие посапывания, но каждый раз приходилось отстраняться, целовать напоследок в любимый лоб, накидывать плащ и идти обратно в замок, теряя по пути ставшее родным тепло. А поздним вечером возвращаться, виновато смотря на такого искреннего парня и еле сдерживая слезы. — Прости меня, — вечно повторял Зонтик, неловко переминаясь в дверях и встречая лишь добродушную улыбку возлюбленного, который к тому времени успевал достать потрепанные тапочки и уже согревал руки ночного гостя в своих. — Флавий, — Шестой стабильно опускал взгляд, стоило Армету произнести это имя, — Не стоит каждый раз извиняться. Я все понимаю, — одна рука подтянулась вверх, к щеке, тут же смахнув предательскую слезинку и нежно огладив все наливающуюся румянцем щечку, — Но, хей, ты ведь пришел. Все хорошо… — последовал всхлип со стороны Зонтика, и через несколько секунд тот уже беззвучно заливался слезами, уткнувшись в родное плечо. Поглаживая визитера по голове, Армет медленно вел его в маленькую комнатушку, за последние месяцы обогатившуюся на одну подушку, клетчатый шерстяной плед, небольшой чайный сервиз и скромный табурет. Этого небольшого набора вещей вполне себе хватало для уютных ночных посиделок, разговоров по душам и смазанных поцелуев. Усадив возлюбленного на кровать, хозяин стал виться вокруг, заваривая чай да выискивая теплые носки, неожиданно хорошо спрятавшиеся на такой маленькой площади. За окном медленно, с некоторой ленцой, начинался дождь, ритмично постукивая по крышам и скрашивая ночную тишину. Иногда был слышен звон столкнувшихся чашек и неловкое Арметовское «ой», в следующую же секунду перебиваемое его смешком. В такой атмосфере Зонтик чувствовал себя дома, он ощущал уют и неимоверную любовь, исходящую от человека напротив, что сейчас так суетился ради его спокойствия. Чувство вины отходило на второй план, но отнюдь не умолкало, заставляя Зонта заметно нервничать, вытирая подсохшие дорожки слез рукавом свитера. Плащ давно покоился на коленях измятой кучкой. — Готово! — победно воскликнул гончар, протягивая Валету дымящуюся чашку дешевого черного чая с одним кубиком сахара. Тот со слабой улыбкой принял белую чашку, проронив пару капель на себя и тут же болезненно зашипев. Сначала его взгляд прошелся по узору. На светлом фоне проступали нежно-голубые колокольчики, заставляя думать, что вот-вот они зашевелятся и издадут неестественный, но почему-то такой ожидаемый перезвон. Это вызвало улыбку. Всегда вызывало, в общем-то. Один раз им с Арметом удалось выбраться на дневную прогулку в город, в тот день было необычно тепло, и даже облака казались нежнее, позволяя солнцу ласкать зонтопийцев своими лучами. За день до этого гончар завершил очередное творение и с расслабленной улыбкой прохаживался с Зонтиком за ручку, то и дело меняя положение руки, стараясь максимально переплести их пальцы. Вот Зонт отвернулся, а когда вновь посмотрел на Армета, то увидел на его лице широченную улыбку, а затем и букет из нескольких голубых колокольчиков в его руках. Шестой так и не понял, откуда он их достал, однако сомнений в том, что он поступил законно не было. Опомнился Зонтик только тогда, когда почувствовал тепло на своих ногах. Пред ним на полу сидел Армет, который успел найти носки и уже натянул первый на Трефового, выдыхая горячий воздух во второй. — Я тебя не заслуживаю, — тихо прошептал Правитель, слабо улыбнувшись и прильнув к чашке с еще не успевшим остыть чаем. Сладковатый напиток неприятно обжег язык, не позволяя сполна насладиться им, но Зонт и не думал отстраняться от чашечки, по привычке прячась за ней. Приятное тепло окутало и левую ногу, заставляя расслабленно выдохнуть. Снизу раздался стон, и вот уже Армет стоит перед Зонтом, смотря на него, как на божество. Щеки покрылись красными пятнами, а улыбка растеклась еще пуще прежнего. Зонтик все никак не мог понять, что же ему больше нравилось во внешности партнера. Россыпь веснушек, сравнимых с легким налетом пыли на стекле? Бледно-васильковые волосы, в которых тонули пальцы? Или эта ослепительная улыбка, которой позавидует даже Солнышко из Фелиции? А может и вовсе лучики, которые ее сопровождают? Впрочем, этот вопрос теряет важность, когда у тебя из рук берут почти пустую чашку и аккуратно толкают в плечо, призывая лечь, наклоняются над тобой… И укрывают пледом, ложась рядом и прижимаясь как в последний раз, будто пытаясь слиться, поглотить, чтобы навсегда вместе. Шестой шумно выдохнул, попытавшись развернуться лицом к Армету, и, осуществив данное действие, получил поцелуй в нос. — Ты заслуживаешь всего самого лучшего, — прошептал парень куда-то в шею Зонтика, вызвав мелкую дрожь. Руки мирно поглаживали напряженную спину, успокаивали, вводили в некий транс. Такие моменты позволяли по-настоящему расслабиться, настолько, что он переставал прокручивать в голове множество «а что, если.». Зонт выдохнул, подавив зевок. Когда-нибудь он сможет во всем признаться, но сейчас хотелось лишь позволить партнеру касаться себя, отдаться этому водовороту чувств, выцеловывая каждый миллиметр лица Армета. Судорожно прижимать, слыша сиплое дыхание, водя пальцами по сухой коже на щеках. Окончательно утопать, наконец прикасаясь к его губам своими, неуверенно сминая их и улыбаясь в поцелуй. У Зонтика каждый раз кружилась голова от переизбытка чувств, но тот не отступал и продолжал одаривать партнера вниманием и лаской, выжимая из всего максимум, словно пытаясь убедиться, что не спит, что все это не бредни больного организма. В такие моменты он не смыкал глаз, боясь, что, моргнув, он окажется в своих темных и сырых покоях, взбудораженный буйной фантазией и жуть какой одинокий. Слезы лились из покрасневших глаз, оставаясь без внимания парней и впитываясь в их изрядно помятые одеяния. Дождь продолжал тихо постукивать по крыше, охраняя покой двух зонтопийцев, а уже через несколько часов сопровождал помятого Правителя по пути в замок, заодно продолжая сторожить сон гончара. А следующим вечером они снова встретятся…