snowflake

утро доппо ещё никогда не было идеальным. неправильно завязанный галстук и разочарованный вздох, пятно на жилетке, торчащий локон — всё портило его представление об удачном начале рабочего дня. куникида мог опоздать на единственный автобус, случайно и неудачно сбить с ног заваленного коробками почтальона, записывая планы на день в блокнот, вздохнуть и на пятнадцать драгоценных минут застрять около дерева, помогая бабуле снять её дорогого кота с самой дальней ветки. вновь растрёпанный хвост и упущение уже второго нужного ему автобуса. никто и никогда не ругал доппо за опоздания или невыполненные задания, кроме него самого. в агентстве были правила, которые являлись для всех лишь формальностью, что соблюдалась разве что танидзаки, ацуши и киникидой, естественно. но чувство, что в заветные пять минут девятого он не открыл ручку входной двери — худшее на свете. но стоит ему действительно задуматься о том, что именно это портит его день, как приходит — появляется из ниоткуда — настоящая причина всех его бед и трёхсот пятидесяти семи вздохов на этой неделе. он считает, чтобы потом выдвинуть это самому дазаю, когда тот скажет, что совершенно не доводит бедного куникидушку до белого каления. растрёпанные волосы для осаму, кажется, являются лишь признаком настолько хорошего сна, что он в спешке забыл причесаться, а пятнышки на бинтах он спокойно объясняет завтраком на бегу. слишкомслишкомслишком безответственный человек — так думает доппо, в очередной раз подходя к довольно лежащей на диване физиономии, чтобы тот, ради всего святого, сделал уже этот проклятый отчёт. но напарника нагло игнорируют, приставляя к его губам палец, вслушиваясь в любимый куплет песни в наушниках. слишком безответственный человек. заработавшись за двоих, куникида даже не замечает, как на его столе появляется стакан с горячим шоколадом, — его любимым — а в офисе стоит гробовая тишина. за окном стемнело, вероятно, ещё час назад, но он не заметил. и маячащую макушку шатена он тоже не сразу примечает — только когда тот вальяжно опускает голову ему на плечо, чтобы заглянуть в компьютер и наигранным голосом произнести пару строк с заумными — знакомыми только этому работяге — словами. чтобы выбесить куникиду в очередной раз, конечно же! доппо протирает очки и спихивает с себя тяжёлую голову напарника, что устало твердит ему идти домой, потому что тому скучно. и доппо искренне не понимает, почему тот вообще всё ещё здесь, а не у себя в квартире на удобной кровати. и ответа на его очевидный вопрос не последует — дазай лишь подмечает, что на улице темно и он, видите ли, боится ходить по вечерней Йокогаме. не совести своей в тёмном переулке боится, случаем? наконец покончив со злосчастными бумагами и аккуратно сложив их на столе, куникида бросает свой взор на бессмысленно протыкающего взглядом белый полоток дазая, что сидит напротив. — домой не собираешься? — я уж думал, что ты не спросишь, куникидушка! — доппо ненавидит эту форму обращения всем сердцем. но замолкает, когда осаму резко подрывается со стула и подаёт ему пальто. пока они медленно идут вдоль улиц и магазинчиков, шатен лишь и успевает словить пару снежинок языком и надуться из-за того, что куникида совсем не впечатлён большой снежинкой на розоватых губах. осаму на морозе выглядит ещё большим ребёнком, чем является на самом деле — с красными ушами и носом, с дурашливыми вдохами-выдохами, чтобы посмотреть на облачко тёплого пара — маленьким и баловливым ребёнком. а его замёрзшие и покрытые снежинками щёки хочется взять в тёплые от перчаток ладони и согреть, наблюдая за тем, как уши его ещё больше краснеют. как хорошо, что румянец доппо можно списать на мороз, как же хорошо. новый стаканчик с горячим шоколадом в руках греет и издаёт карамельно-сладкий запах. слегка отдаёт даже мёдом. и куникида резко и странно для себя подмечает, что карамель, шоколад и мёд — это то, с чем дазай по-настоящему сейчас ассоциируется. кажется неким обличием новогоднего настроя, разноцветных огоньков гирлянд и блеска шаров на ёлках. он как тёплый плед или удобное кресло возле камина, он привносит уют и спокойствие в конец трудного дня, и блондин действительно остаётся ему благодарен — за компанию, горячие напитки или отдых, которого куникида практически не ощущает — без разницы, но присутствие осаму сейчас кажется как никогда нужным, вписывающимся… идеальным. — холодно, — шатен неожиданно заговаривает, уперив взгляд куда-то между заснеженных высоток. доппо на секунду даже кажется, что перед ним совершенно другой человек — не тот, что отлынивает от работы в агентстве, не тот, что корчит смешное лицо занятому куникиде, нет — сейчас он спокоен, каким его увидеть очень и очень сложно. сейчас он лишь уголками губ улыбается хлопьям снега, сейчас это не ураган, а лёгкий ветер, что эти самые хлопья развевает. он спокойно продолжает идти, допивая свой шоколад, а в груди у куникиды колет. сердце, ритмично бьющееся даже в самые напряженные моменты, готово сейчас выпрыгнуть из груди на счёт «три» прямо в руки слабо улыбающемуся дазаю. и тут уже не румянец и не глупое молчание выдают, кажется, по уши влюблённого, а его действия. доппо останавливается, улавливает непонимающий взгляд напарника, и берёт таки красные щёки в свои руки. забывает снять перчатки, как планировал в своих мыслях, забывает напрочь, что хотел сказать и хотел ли говорить вообще — ломает все выстроенные за минуту планы, и просто смотрит на растерянное лицо напротив. — ты меня пугаешь, куник- целует. *** рутина куникиды никогда не шла по плану до конца, никогда не продумывалась им до самого конца и самых мелких деталей, внутри ещё ни разу не было ощущения действительной безупречности прошедшего дня. но сейчас, стоя под мигающим фонарём и усыпанный снегом, он чувствует, что всё так, как нужно — что только мягкие губы осаму сейчас греют, а не тёплая одежда, что вместо тысячи и одного слова сейчас ему по-настоящему хотелось сделать только лишь это. что вечер прошёл идеально рядом с таким, по его мнению, неидеальным напарником, ради которого блондин готов выбросить собственный блокнот в ближайщий мусорный бак и насладиться, наконец, всей спонтанностью первой в жизни любви.