***
Шестой посмотрел налево — пустынный коридор. Шестой посмотрел направо — пустынный коридор. Шестой посмотрел ещё правее и пересёкся взглядом с Трисом, который с ним вместе сторожил загадочную дверь посреди пустого коридора. Трис тут же принялся колупать пол древком копья, и когда в полу начала отчётливо виднеться дырка, Шестой решил, что насмотрелся вдоволь. — Ты когда-нибудь задумывался, что вообще мы охраняем? — спросил он. Трис покосился на дверь. — Это дверь, — сказал он уверенно. — Ну да… Шестой попытался ткнуть копьём в щель между створками, но она не поддалась: материал был слишком твёрдый. Наверное, леденец. — Но что-то, наверное, есть за этой дверью… — предположил Шестой. — Как думаешь, что? — Не знаю… — ответил Трис. — Может, архив? Или другой архив? Честно говоря, я не в ладах с воображением… Да и нам не положено об этом знать. Шестой невнятно кивнул, и они снова застыли, словно статуи. Несколько минут прошло в молчании. — А ты как думаешь? Что за ней? — неожиданно спросил Трис. — Пончики! — выпалил Шестой, успевший за это время начертить в голове картинку, раскрасить её и проголодаться. — Думаю… там могут быть пончики. Представь — целый склад пончиков! — Слишком хорошо, чтобы быть правдой… — протянул Трис. — Или, может, там спрятан монстр, сделанный из пончиков, — Шестой оживлённо попытался изобразить монстра руками, но они оказались слишком короткими. — Не зря же дверь так хорошо заперта. — А вот это уже страшновато. — Не бойся. Если он вырвется наружу, я защищу тебя. Я его съем! Трис тихо рассмеялся, и они опять замолчали, улыбаясь каждый о своём. Шестой ещё раз оглядел коридор во всех возможных направлениях, но он, к глубокому разочарованию, ничуть не изменился. В этой части замка стояла такая глушь, что, казалось, было слышно, как медленно трескается штукатурка на стенах. — Как же скучно… — простонал Шестой. Коротать часы в карауле он ненавидел настолько же, насколько любил бездельничать в полиции. — С этим не поспоришь. Но, знаешь, не так уж всё плохо… Шестой повернулся к Трису и поднял бровь. — Хм? — Знаешь… Я тут недавно «напутал» с документацией и мы оказались на одном посту. — Ты? Напутал?! Не рассказывай мне тут. Трис как-то странно нахмурился. — Ты не понял, — констатировал он. Шестой шутливо пожал плечами, дескать, что поделать. Снова наступила тишина; её нарушало только сосредоточенное сопение Триса — точно так же он сопел перед тем, как отправиться к начальству с жалобой на нерабочий принтер. — Надо бы нам куда-нибудь сходить после дежурства, — пробормотал Трис. — За пончиками? — обрадовался Шестой. — Да. Да, давай пойдём за пончиками.***
Шестой нёсся по коридору казармы, как будто за ним гнался дежурный, обнаруживший пропажу десяти вёдер сахарного сиропа. Но на этот раз он бежал не от кого-то, а к кому-то. Ещё один поворот, и он вылетел на улицу, чуть не покатившись кубарем с лестницы. — Прости! — запыхавшись, выпалил он. — Я честно-честно пытался, я… — Вообще-то, ты успел вовремя, — остановил его Трис, дожидавшийся внизу лестницы. В доказательство своих слов он продемонстрировал Шестому наручные часы. — Правда?! Ух ты… Это… Да я чувствую себя совсем другим стражником! Теперь — никаких выговоров от Номера Три. — Так и будет, если сможешь делать то же самое каждый день на каждом сборе, тренировке, встрече… — Погоди-погоди. То есть надо не опоздать больше, чем один раз?.. Трис мягко похлопал его по плечу и кивнул в сторону городских домов. — Пойдём. До магазина с пончиками они добрались быстро. Дорогу до туда от казармы Шестой знал настолько хорошо, что наверняка смог бы пройти её с завязанными глазами, а после смены в карауле ноги как будто сами шли по маршруту, сулившему долгожданный вкусный ужин. В какой-то момент Трис даже попросил его притормозить, и Шестому стало немного стыдно: всё-таки идея прогуляться изначально принадлежала не ему, да и один на один они оказывались нечасто. Но стыд быстро прошёл, когда их глазам открылся вид на витрину, битком набитую пончиками: шоколадные, клубничные и ванильные, круглые, спиральные и в виде восьмёрок, с обсыпкой, без обсыпки, глазированные и отливающие сочными румяными боками без глазури… Пока продавец с трудом успевал записывать заказ, Трис то и дело что-то спрашивал у Шестого, интересовался его мнением о каждом сорте, просил сравнить этот, другой и третий, а Шестой едва не плакал от радости, делясь всеми премудростями, что он накопил. Когда они вышли из магазина, над Конфетным Королевством уже спускались сумерки. Трис предложил пойти долгой дорогой, и, несмотря на переполненные пакетами руки, Шестой тут же согласился. Они шли по узким конфетным улочкам, свет фонарей, многократно отражаясь в оконных стёклах, мягко стелился у них под ногами, отчего идти было легко и пружинисто. Жизнь неторопливо, как тягучая карамель, текла вокруг: кто-то высовывался из окон, кого-то звал, кто-то возвращался с работы, дети бросали друг другу мяч: Шестой не помнил, когда в последний раз мог — без угрызений совести — просто плыть по течению. Он слушал неторопливый, успокаивающий голос Триса, и думал, что хотел бы идти вот так вечно: чтобы улица не кончалась, чтобы исчезли из мира все часы и он везде бы оказывался вовремя, как сейчас.***
В общей спальне было душно. Обычно Шестой этого не замечал, но сегодня сон к нему не шёл. День выдался нелёгкий, и он бы с превеликим удовольствием отдохнул, но перегруженное сознание как назло цеплялось за каждую мелочь. В соседних гамаках постоянно кто-то ворочался, кряхтел, бормотал. Одеяло всё время лежало как-то не так, сколько бы Шестой его ни поправлял. Перегретый липкий воздух лез в ноздри. В голове ворочались тяжёлые, серые мысли, похожие на прокисшее мокрое бельё, и хотя Шестой старался выпихнуть их прочь, это было сродни попыткам уговорить коллегу отработать лишнюю смену в карауле. Иногда ему вспоминались слова Триса о том, что не стоит звать его Трисом. Может, он в чём-то прав. Может, давать другим клички против их воли было не лучшей затеей, но Шестой никак не мог окончательно сформулировать эту идею. — Эй, Шестой... Ты не спишь? — послышался тихий голос сверху. По спине Шестого пробежали мурашки. Гамак, что висел над ним, принадлежал Трису. Шестой открыл глаза и увидел, как из-за края верхнего гамака осторожно выглядывает печальное лицо. Или же оно только казалось печальным в густом сумраке спальни. — Нет, не сплю, — ответил Шестой. — Не заснуть. — Понятно… Лицо спряталось обратно в свой гамак. Снова наступила тишина, прерываемая только чьим-то далёким храпом. — Мне приснился очень плохой сон, — внезапно сказал Трис дрожащим полушёпотом. Шестой не сразу нашёлся, что ответить, и только беззвучно приоткрыл рот. — Да?.. — как-то неуклюже переспросил он. — Ну… Не бойся. Это был просто сон. Шестому показалось, что сверху послышался грустный вздох, и от этого ему резко стало холодно. Он вдруг понял, что совсем ничем не может помочь Трису: слова слишком плохо давались ему. Шестой ощущал себя таким отчаянно бессильным, что даже губы задрожали. Если бы только между ними не было этого куска ткани… Сверху бесшумно опустилась рука и одиноко повисла между гамаками. Шестой тут же протянул свою руку в ответ. Ладонь Триса была немного влажной, но очень приятно тёплой, будто прогретой солнцем, и в тот же миг забылись и духота спальни, и тревога, и лишние мысли.***
Шестой никак не мог понять, в чём смысл одежды: ему всегда хватало собственной кожуры и, если настроение оказывалось подходящим, кулинарного фартука. Но многие банановые стражники его мнение не разделяли и в свободное от работы время разгуливали то в свитерах, то в рубашках поло, то в футболках с картинками. Кто-то даже в пиджаке щеголял. Трис не просто входил в их число — к своей одежде он относился с таким трепетом, что Шестого иногда подгрызала ревность. Сегодня Трис решил потратить утро выходного на то, чтобы привести в порядок старую протёртую футболку. Шестой внимательно следил, как Трис проворно орудует иголкой. Он выглядел так, будто в его руках живое хрупкое существо и нет в мире ничего ценнее: аккуратно перекладывал ткань, бережно разглаживал все складочки и так плавно водил рукой, что Шестой не успевал замечать, как нитка превращается в ровные стежки. Не оставалось ни капли сомнений, что это очень важно. Это действительно стоило того, чтобы остаться сидеть в зале отдыха, когда все разбрелись кто куда, но терпение, бывало, подводило Шестого. Он окинул тоскливым взглядом пустые диванчики: другие стражники, наверное, сейчас играют в волейбол во дворе, или развлекаются в тренажёрке, или валяются на траве под деревьями, или втихаря таскают со склада сахарный сироп… — Ты как, заканчиваешь? — спросил Шестой. — Почти, — коротко ответил Трис. Шестой склонил голову набок, продолжая наблюдать за ниточно-иголочным волшебством. Стежок. Стежок. Стежок. Постепенно Шестой осознал, что начинает клевать носом, вероятно, потому, что всю прошлую ночь пытался захватить вражескую базу в настольной игре, но этот дубина Двенадцатый никак не сдавался… Шестой успел только понять, что его голова лежит на плече Триса, перед тем, как дремота окончательно его одолела. Кажется, он никогда раньше так легко не засыпал: его будто подхватили чьи-то огромные тёплые ладони. Ему снилось, что он — старая футболка, и Трис склонился над ним, и гладит его ласковыми пальцами, и смотрит на него, словно он — самое ценное сокровище на свете. Когда Шестой проснулся, он улыбался. Он увидел пустой зал, залитый потоками солнца из высоких стрельчатых окон, и почувствовал, что не один. Трис рядом. — Ты уже не шьёшь? — удивился Шестой, зевнув. — Уже давно закончил. Руки Триса больше не были заняты футболкой: одна из них оказалась обездвижена щекой Шестого, а другая мирно лежала на его запястье, как будто никак по-другому и быть не могло. Шестой осторожно, чтобы ничего случайно не испортить, поднял голову. — Знаешь… — сказал он, глядя в глаза Трису. — Я так рад, что остался в зале. — Я тоже, — улыбнулся Трис в ответ и чуть подался вперёд. В этот раз Шестой и без слов понял, что должно произойти. Он даже успел немного испугаться, но Трис поцеловал его первый, и всё — зал, футболка, все бессмысленные страхи — всё утонуло в солнечном свете. Мысли вернулись к Шестому только через несколько секунд, когда поцелуй закончился. Было заметно, что Трису хочется спрятать глаза от смущения, но он очень смело держался. Шестой заговорил первым: — А что, если в отделе узнают?.. Трис на пару секунд замялся и медленно, будто ставя под сомнение каждое слово, ответил: — Ну, я думал… Это возможно… Мне кажется, никому нет дела?.. Но Шестому и этого хватило. — То есть… Я могу называть тебя Трис? При всех? — Наверное… Вообще-то, мне нравится, когда ты зовёшь меня Трис. Шестой почувствовал, что в голове у него стало на одну приставучую мысль легче, и со счастливым вздохом откинулся на спинку дивана. — Не хочешь пойти к ребятам? — спросил Трис. — Давай ещё чуть-чуть посидим. Был выходной: некуда спешить, некуда опаздывать. Шестой и Трис вдвоём сидели на диванчике, вдвоём щурились от полуденного солнца и вдвоём думали, что, пожалуй, в их жизни всё происходит вовремя.