***
Медленно разжимаю веки, оглядываюсь. Знакомые потолок, пол и стены, окрашенные в холодный жёлтый, бесконечные в длину, однако совсем не широкие коридоры. Где-то вдали снова звучит твой голос. Тихий, словно шелест болотного камыша среди ночного мрака. — Дима… Иду к тебе, не задумываясь, не боясь заблудиться и сгинуть. Не хочу ничем другим занимать мысли: есть только ты. Где-то вдали, но словно близко. И какой бы истина ни была, я хочу добраться до тебя, чтобы легко дотронуться и впасть в истинное безумие от счастья. — Дима!!! Это был крик. Тревожный крик, ускоряющий сердцебиение, пробуждающий самые острые переживания. Я чувствую шевеления, я слышу рык, в панике оглядываюсь по сторонам — никого. И ничего, будто разум играет со мной в жестокие игры, испытывая на прочность. Чья-то когтистая сильная рука хватает меня за плечи. Теперь кричу я, надрывая глотку, отчаянно сопротивляясь. Страшные огромные существа выползают из стен, из потолка, пытаются хватать меня за разные части тела, и я чудом вырываюсь. Кровь течёт по лицу, рукам, ногам; порванная одежда висит клоками. Из груди вырываются стоны, вызываемые нестерпимой болью, но я убегаю прочь, оставляя этот ужас позади. Испытание пройдено. Я облегчённо выдыхаю, прислоняюсь к стенке, пачкая её кровью. Прихожу в себя, дышу полной грудью, пытаясь втянуть в лёгкие как можно больше воздуха. И длинная чешуйчатая змея с головой дракона, глазами Дьявола обвивает мою шею. Я задыхаюсь, пытаюсь убрать её, но другие змеи обвивают и руки, и ладони, безжалостно кусая их. Зубы огромные, острые, вонзающиеся глубоко, выходящие наружу с алым бурным ручьём, а я даже кричать не могу. В глазах темнеет; готовлюсь сдаться, умирая в муках. — Нельзя, нельзя… К нему — нельзя… Змеиный хор повторил это несколько раз и оставил меня. Я уже не выдыхал, не испытывал облегчения. Сил не оставалось ни на что. Но я поднимался на трясущиеся ноги и шёл, опираясь. Шёл на твой тихий голос, снова ставший спокойным. — Дима, Дим… Пускай мужчины не плачут, слёзы лились из глаз неконтролируемым солёным потоком. Я больше ни во что не верил. И я почти был готов оставить тебя навсегда. — Дима! Я обернулся. Потёр глаза, не веря им. Твой образ… Твой образ предстал передо мной. Да, это ты: кудрявые пышные волосы, карие глаза, милые черты лица и тело, что я боготворил и желал сильнее всего существующего! — Боже, что с тобой?! Я сейчас же всё обработаю! Ты достаёшь из сумки бинты, перекись, спонжики. Заботливо протираешь каждую рану: я щурюсь от боли, а ты дуешь и целуешь. Я на седьмом небе от каждого такого поцелуя. — Ну вот. Теперь нужно перевязать. Такой серьёзный, когда заботишься обо мне. Будто я смею противиться твоим действиям, будто я очень хочу вырываться. — Всё, я закончил. Свободен. Ты встаёшь с колен; я тоже поднимаюсь с пола. Мы замираем на мгновение, превращаясь в статуи, восхищённо любующиеся друг другом. Я вновь и вновь рассматриваю твоё лицо, твои глаза, едва заметную улыбку, спускаюсь к шее и ключицам, облизывая пересохшие губы. Нарастающее желание даёт о себе знать, и в моих глазах загорается хищный огонёк. Раз — твоя спина резко прислоняется к стене. Два — руки лихорадочно блуждают по телу, избавляя от одежды, открывая всю естественную красоту. Я устремляю взгляд на волосатую грудь, затем опускаюсь ниже, не испытывая ни капли стыда. Замечаю, как член наливается кровью от моих откровенных прикосновений, поцелуев и мягкого влажного языка, касающегося ареолов сосков. — Ди-им… Ты так возбуждающе стонешь, пускай и пока сдержанно, так просишь меня. Я, наконец, раздеваюсь. Руки трясутся от нетерпения. Но я нежен, нетороплив, аккуратен. Предварительные ласки, расслабляющие, подготавливающие, ты сходишь с ума и умоляешь войти, — я не противлюсь, подчиняюсь взаимному предвкушению. И я в тебе до последнего стона, до последней страстной секунды и извержения семени… Мы молчим, пытаемся отдышаться, одеваемся. Смотрим друг на друга чуть устало, но с улыбкой. Эти переглядки, жесты, эмоции говорят лучше слов. И я не верю, что подобное происходит со мной! Я не верю, что могу коснуться тебя, поцеловать тебя! Неужели лабиринт пройден? Неужели есть возможность найти в нём счастливый финал? — Нельзя, нельзя… Снова змеи. Снова выползают из стены, обвивают всё тело Саши и… Забирают его. Забирают его у меня. Я ничего не могу сделать. — Нельзя… Вместе — нельзя…***
Я не сдерживаю крика… В горле — ком, за грудиной — боль. Мой лабиринт — не моя пытка. Мой лабиринт — моя жестокая правда, моя жестокая жизнь, которую я добровольно поместил в рамки любви, не имеющей шансов на счастье. — Дим, что с тобой?! Опять ты кричишь! Что происходит?! Объясни, прошу! Мне страшно за тебя. Я закрываю глаза, мотаю головой в разные стороны. Я не сам не знаю, что происходит и что делать. — Иди спи, Сашка. Завтра съёмки: нужно быть бодрячком. Наверное, надо бы в отпуск. Отдохнуть, проветрить голову, разобраться и договориться с самим собой. Одно только «но» — не могу я. Не могу. Потому что знаю: однажды мой лабиринт заберёт меня навсегда. И в горькую реальность тогда я точно больше не вернусь.