Разные

К концу второй недели съёмок Шаст не то что слабо чувствовал связь с окружающим миром, он плохо помнил, как его зовут. Комик ощущал механику в своих действиях, в каждой кинутой фразе, в каждой мимолетной шутке или движении. Благо импровизировать не приходилось, потому что снимали команды и невероятных усилий прилагать не требовалось. Возможно, поэтому актер казался себе поломанным роботом, функционирующим из последних сил, выдающий в собственной голове постоянные ошибки, но старающийся не показывать сбои остальным. Антон давно хотел вести собственную передачу на телевизоре, и то, что программа оказалась посвящена его любимому жанру, просто нереальная удача. Когда парень только узнал, что всё сошлось и им дают зеленый свет, он летал на крыльях счастья, одухотворенный до нельзя. Где это всё сейчас? Кажется, накопившаяся усталость, заскорузлой ржавчиной осела в подсознании, въелась в него до самого основания. Действенного средства от данной напасти Шастун пока не нашел. Но рука чешется, чтобы залезть в карман и написать сообщение одному человеку. Как объявят перерыв, комик именно так и поступит. Тогда чуть попустит. На одном из моторов судьей позвали Позова. Антон обожал, когда в жюри сидел кто-то из своих, всё становилось намного проще. Находишь глазами родное лицо и вот она поддержка, глоток свежего воздуха, причина по которой, сковывающее внутреннее напряжение, медленно отступает. У Шастуна выгорание, как сказала шатенка, и бороться с ним невероятно сложно. Комик нервно стучит длинными пальцами по колену, слушая Диму, как тот подсчитал баллы. После объявления цифр дают передышку минут десять. Шаст срывается со своего высокого стула и в два шага оказывается у кромки сцены, спрыгивает с нее и мимоходом кидает Позу, что он на перекур. Дима поднимается и следует за другом. Антон с особым удовлетворением вдыхает терпкий, слегка обжигающий легкие, дым. В висках стучат противные молоточки - отголоски громкой музыки, что включают на съёмках. В затылке неприятно пульсирует, парень прикрывает глаза, стараясь унять, поднимающееся из глубин раздражение. Позов цепким взглядом темных глаз осматривает младшего товарища и с плохо индифицируемой интонацией спрашивает: - С каких пор ты стал таким переживательным в отношении посторонних людей? Шастун открывает веки и с недоумением на лице всматривается в Диму. Антон чуть щурится, потому что импровизатор стоит против фонаря, что источает противный, яркий свет сверху и слегка ослепляет. На дворе поздний вечер и в душе комик радуется, что им осталось отснять еще немного и можно будет ехать домой спать. - Я про девушку. Давно хотел спросить, но не решался тебя тормошить из-за случившегося с Ирой. Ты явно забрался в какой-то кокон и не желаешь оттуда вылезать. А снаружи, знаешь ли, прекрасный мир, - взмахнув рукой в сторону, философски проговорил Поз. Шаст тяжело выдыхает и подергивает плечами. На улице довольно прохладно осенним вечером, а он в одной легкой футболке и рубашке поверх нее. - Я ни в каком не коконе. А девушке я просто помог, какой неслыханно ужасный поступок, - кривляется Антон, его тон пропитан язвительностью. - Прекрати паясничать, - как-то строго, по-отечески осаживает парня Дима. Шастуну становится смешно, он улыбается одними губами, сдерживая смех, рвущийся наружу, и смотрит на друга очень тепло, по-доброму. В уголках глаз снова появляются морщинки лучики, даря выражению лица мягкое сияние, словно актер светится по-настоящему. Прекрасная иллюзия. Возможно, виноват чертов фонарь. - Все хорошо. Честно. Просто устал. Пойдем, нам пора, перерыв кончился, - комик дергает друга за локоть и устремляется обратно в павильон. Позов провожает недоверчивым взглядом высокую, чуть сутулую в плечах фигуру, и плетется следом. Антон продирает глаза и морщится от противного, пасмурного света, что проникал в спальню сквозь не зашторенные окна. В районе темечка сразу же встрепенулась и зашевелилась тупая, давящая боль. Парень находит под подушкой телефон, чтобы посмотреть на время. Девять утра. Какого черта он проснулся так рано в выходной? Шастуну после очередных съёмок нон-стоп дали отоспаться два дня. Всего лишь два дня. Уснуть он смог только в пять утра. От переутомления вернулась бессонница. Врач, к которому актер однажды обращался по данному вопросу сказал, что так бывает. Организм работает на износ, подключая резервные силы, и потом не может отключиться. Комик всю ночь ворочался в мятых простынях, ощущая, как гудят ноги от перенапряжения, как дикая слабость разливалась в теле неприятным теплом, от чего становилось душно изнутри, будто поднялась температура. Шаст раздраженно убирал ладонью взмокшую челку назад, которая упорно лезла глаза, щекоча нежную кожу, и в бессилие упирался лбом в нагретую подушку. Он знал, что в такие моменты ничего не поможет: ни выпить теплого молока, ни почитать что-то перед сном, ни модное асмр. К снотворному прибегать Антон не хотел, поэтому просто ждал, когда мир Морфея утянет его в свои крепкие объятия. Комик задернул плотные шторы и в комнате воцарился мягкий, приятный полумрак. Шаст снова улегся в нагретую собственным телом постель и попытался догнать сон. Но получилось из этой затеи ровно ничего. Дурацкие, ненужные мысли лезли в голову, донимая и без этого измотанную, нервную систему парня. Актер открыл глаза и уставился туда, где еще не так давно лежала Ира. Не то, чтобы из-за данного факта ему раньше лучше спалось, но от ощущения живого тепла рядом всегда как-то спокойнее. В этот момент Шастун понял, что по привычке все так же выбирает свою сторону кровати, хотя может себе позволить развалиться хоть поперек. Пустой желудок вдруг недовольно заурчал и молодой человек с грустью осознал, что видимо, четыре часа сна на сегодня его потолок.