Помню, как всё начиналось… Помню, как увидел тебя в коридоре университета, такого нежного, красивого, милого, с пухлыми алыми губами, что так и хотелось поцеловать. С щёчками, как у хомячка, что хотелось потискать. С узкими, но от этого не менее красивыми чёрными глазами и ярким взглядом.
Ты был поистине прекрасен, словно ангел, что спустился в наш бренный, грешный мир, который просто не был тебя достоин. Мы все были тебя не достойны…
В особенности я — полноватый, ничем не примечательный ботаник с очками, которые каждый раз намеревались сползти с моего носа и вдребезги разбиться об пол.
Я был просто тебя не достоин!
Но я мечтал. Грезил. Надеялся… Горел при виде тебя, словно лесной пожар в начале июля. Таял даже от твоего скучающего мимолётного взгляда и каждый раз млел, когда изредка сталкивался с тобой в коридоре, мысленно прокручивая в голове как я зажму тебя у стены, целуя щёки, нос, глаза, шею, пухлые губы…
Ах, как же я чертовски тебя хочу, Пак Чимин! Хочу так, как никто не хочет. Так, что в штанах до боли становится тесно. Так, что уже невозможно терпеть. Я хочу тебя полностью, без остатка. Хочу твоё тело, душу, сердце, мысли.
Хочу…
Но ты, будто вымышленный, несуществующий мир — такой близкий и в тоже время до ужаса далёкий, непостижимый. Ты как лев. С одной стороны всего лишь котик, а с другой — дикий зверь, которого невозможно приручить.
Неужели тебя нельзя приручить, Чимин?
Как бы я хотел смыть, как обычную краску, твою горделивую самовлюблённую маску. Стереть эту ухмылку с лица, что так и кричала: «Я никому не принадлежу! Я свободен и горжусь этим!». Я бы хотел, чтобы ты принадлежал мне, стал только моим Пак Чимином. А другие пусть подавятся! Пусть знают, что ты покорился, что ты стал моим.
Но ты не мой, а я — не твой…
Ты всё также не замечаешь ажиотажа вокруг себя. Не видишь ни меня, ни других влюблённых в тебя, будто бы всех нас не существовало. Будто бы меня не было… А я уже не мог смириться с такой участью.
На одной из перемен перед следующей парой, подкараулил тебя на заднем дворе института, прекрасно зная что каждую перемену там появляешься ты, чтобы перекурить. Я намереваюсь сказать о своих чувствах тебе, что так долго не находили выхода в свет из моего сердца, из моей души…
Я жду достаточно долго, аж до того, что стал сомневаться, появишься ли ты здесь вообще или нет. И когда я уже отчаялся и собирался уходить, твой образ, как будто в белом сизом тумане, появляется передо мной в университетских дверях, что вели во двор.
Мои эмоции и ощущения обострилась при виде тебя в миллиарды раз…
Я будто бы стал самой природой, чувствующий каждое дуновение ветра, слышащей каждый звук, ощущающей всё, что происходит вокруг. Я будто бы стал с ней единым целым, будто бы стал
свободным и лёгким…
Ты вместе со своей компанией классных парней, идёшь к дальней лавочке, по пути доставая зажигалку и сигарету, запихивая ту в рот, при этом обхватывая её пухлыми, такими желанными и сладкими для меня губами. Поджигаешь сигарету, закуриваешь, садишься на лавочку, общаясь со своими дружками и о чём-то громко, некультурно хохоча. Но я упорно не замечаю твоих минусов, которые бросались другим в глаза, несмотря ни на что продолжая считать тебя святым ангелом.
Знал бы я тогда, как ошибался…
Собираюсь с мыслями, думая, как бы лучше признаться тебе в любви. Думая,
а стоит ли вообще? Не ошибаюсь ли я, призаваясь в чувствах объекту моего вожделения — тебе Пак Чимину? Примешь ли ты мои чувства? Отвергнешь меня или нет?.. Но рьяно откинув все сомнения, я решительном шагом направляюсь к тебе, всё больше приближаясь к «точке невозврата».
Пак Чимин, кто же знал что это ты моя «точка невозврата»?
Останавливаюсь перед тобой и компашкой, что заметили меня только тогда, когда я громко прокашлялся, прочищая горло. Ты немного удивлённо, но всё с той же гордой насмешкой посмотрел на меня, как смотрел и на других.
Других неудачников…
— Чего тебе нужно, пухляш? — лениво спросил ты, окидывая меня взглядом с ног до головы и медленно затягиваясь, выдыхая едкий дым в мою сторону.
Упрямо смотря тебе в глаза и пытаясь не закашляться от сигаретного дыма, не обращаю внимание на твой обидный подкол про «пухляша». Я был настолько сильно в тебя влюблён и так сильно жаждал твою душу, что совершенно не обращал внимания на твои замечания в сторону моей внешности и поведения.
А лучше бы я замечал…
— Пак Чимин… Я… — начал мямлить я пока ты в очередной раз вдыхал никотин, раз за разом поглощая его в себя. — Мы могли бы поговорить… Наедине? — специально выделяя последнее слово, выдавил из себя я и с умоляющим взглядом уставился на тебя.
Ты усмехнулся какой-то кривой, асимметричной улыбкой, которая больше походила на оскал и, обведя компанию парней, собранную перед тобой, что сейчас смотрели на меня с неприязнью и интересом, выдал:
— Наедине? Нет уж. Выкладывай здесь и сейчас, перед всеми. У нас с пацанами друг от друга секретов нет. Да, парни?
Те одобрительно закивали, с прищуром осматривая меня с ног до головы, как сделал и ты пару минут назад. Теперь на меня в ожидании уставились все и я, жутко покраснев, волнительно выпалил:
— Ты мне нравишься, Чимин! — и отпустил голову, ожидая реакции.
А она последовала незамедлительно… До меня донёсся твой бархатистый, приятный смех, что медленно, но верно переливался в истеричный, злобный, как у ведьм, гогот. Его подхватили и остальные, при этом добавляя такие фразы, как: «Вот прикол!», «Чимин, слышал? В тебя очкастый ботаник втрескался!», и всё это, абсольютно всё сопроваждалось громким неприрывном смехом, что привлёк внимание и остальных учащихся, которые также отдыхали на заднем дворе.
Вокруг нас собралась огромная толпа, что видела мои самые кошмарные минуты позора, которые никогда ни с чем не сравнятся. Я был унижен и оскорблён тобой, но всё также влюблён, как глупый-глупый мальчик. И все, а в особенности ты, это понимал.
Но тебе было мало. Тебе было мало просто посмеяться надо мной. Верно, Чимин?
— Я? Тебе? — сквозь смех проговорил ты, держась за живот. — Знаешь что: а ты мне, пухляш-Чонгук, нет. Понял?
Ты мне не нравишься, Чонгук-а!
Ты сказал это настолько грубо, настолько зло, настолько прямо, что я не выдержав напряжения и чувств, вызванных твоими словами, расплакался, стыдливо прикрывая лицо руками.
Это было так душевно больно, что я рыдал, не останавливаясь, зная, что ты смотришь на это с победной улыбкой.
Молодец, Пак Чимин, ты в очередной раз разбил душу и сердце другого человека.
Я плакал, плакал и плакал. А надо мной смеялись, смеялись, смеялись. И вся эта какофония звуков слилась воедино, от чего захотелось поскорее сбежать отсюда, лишь бы больше не слышать этого ужаса. Лишь бы больше не видеть этого кошмара.
Но я не мог. Ноги будто погрязли в зыбкой земле, не желая отпускать меня ни на секунду. Не желая, чтобы я сбежал от своего же позора.
И когда всё вдруг стало невыносимым до тошноты, я вновь услышал твой голос, совсем близко со мной.
— Ладно, пухляш-Гуки, я тут подумал и решил дать тебе шанс… — заговорщиски прошептал ты, от чего я резко поднял свой мутный взгляд на тебя, разом прогоняя все свои обиды.
Лучше бы я просто дал тебе леща и убежал!
— Я буду с тобой встречаться, если ты похудеешь! Обещаю!
Именно с этих слов начались все мои страдания…
***
Я похудел. Похудел настолько, что меня бы и родная мать не узнала. Похудел так, что я и сам себя в зеркале едва узнавал. А всё это ради тебя. Я похудел ради нас и наших отношений. Но…
— Где ты похудел я тебя спрашиваю?! Ну! — орал ты, Пак Чимин, на весь коридор, не обращая внимания на переглядки остальных учащихся, что всё это слышали.
— Но, Чимин-щи, я же сбросил… Как же ты не видишь? — мялся я, говоря всё тише и тише. А ты наоборот — всё громче:
— Ты что, меня за идиота держишь, а? Ты ни черта не похудел, а значит я с тобой встречаться не буду и точка! — располялся всё сильнее ты, но немного подумав, уже спокойнее добавил: — Чонгук-а, приходи ко мне, когда у тебя будет стройное тело. Я ведь обещал, что буду твоим лишь тогда, — и послав воздушный поцелуй, ты отправился к твоей недалеко стоящей компашке, оставляя меня наедине со своими мыслями.
Недолго думая, я доковылял до мужского туалета на негнущихся ногах, зашёл туда и мигом посмотрел в зеркало.
Передо мной был стройный высокий парень (чего раньше я не замечал), с худеньким светлым лицом, на котором располагались два больших глаза цвета ночи и тьмы. Если бы не ты, чёртов Пак Чимин, я бы сказал, что я превратился из гадкого утёнка в прекрасного лебедя, но… В тот момент я этого не увидел.
Не увидел что ты надо мной издеваешься, прекрасно видя, как я сбросил лишний вес и жир. Я этого просто не рассмотрел! И, наверное, именно в тот момент я перешёл эту границу — «точку невозврата», из которой, как оказалось потом, уже не выкорабкаешься…
Я перешёл её, сказав себе лишь одну грёбанную фразу: «Я похудею!»
***
Как бы я хотел повернуть время вспять, вернуться в прошлое и сказать себе: «Не влюбляйся в Пак Чимина! Это опасно для твоей жизни!», но я уже влюбился, уже сделал это. Уже похудел, похудел до анорексии…
Я уже убил себя изнутри. Скоро убью и снаружи…
Смотря на себя в отражении больничных зеркал, я мысленно ужасаюсь, повторяя про себя: «Что ты со мной сделал, Чимин? Что я с собой сделал?»
Что со мной сделала любовь?..
Болезненно впалые щёки. Чёрные мешки под глазами, что пролегли на бледном, как у мертвеца, лице тенью. Обтянутые кожей, выпирающие кости, которые смотрелись не просто страшно, а жутко. Синяки и ссадины, что проявились из ниоткуда на моём уродливом теле, резко выделяясь на почти белой коже.
Это страшно! Это очень страшно!
Всё тело сводилось судорогой каждый раз, как я пытался встать или просто поднять конечности. Меня пробивал озноб, холодный пот по ночам стекал по моему лбу, в желудке были страшные боли, будто бы я заболел не анорексией, а раком желудка последней стадии!
—
«Ты всего лишь просил меня похудеть, ты ни в чём не виноват, Пак Чимин…» — про себя повторяю я, как в бреду, очередное оправдание твоим действиям и словам.
А ведь правда, я никогда не винил тебя в своих бедах, как бы глупо это не звучало. Я просто не мог тебя винить. Я слишком сильно к тебе привязан, как верная собачка, что всегда бегает за своим хозяином и радостно виляет хвостиком.
А тем временем, пока я мысленно благотворю и оправдываю тебя, мой Чимин-щи, ты наверняка даже и не жалеешь меня, бухая со своими друзьями где-нибудь в подворотне и смеясь с того, насколько глупым я был, раз повёлся на твою издевательскую уловку.
Каким же глупым я был и всё ещё остаюсь… Какой же я дурак!
Снова чувствую в горле удушающий ком тошноты, что быстро накатывал на меня. Я сразу же понял в чём проблема и немедленно вскочил с койки на дрожащих слабых ногах, что еле-еле удерживают меня стоя. Быстро, как только смог со своим положением, сдерживая рвоту, побрёл в туалет, сразу же падая на колени к «белому коню».
Наклоняюсь и всё содержимое моего желудка выходит вместе с желчью. А в голове крутятся лишь одни и те же мысли:
— «И вот снова мой желудок не принимает насильно впиханную в меня еду, извергая её обратно. Снова я склоняюсь над унитазом, пока противная комкообразная жидкость выходит из меня. Забавно, но я не злюсь и не проклинаю тебя за то, что ты со мной сотворил, ведь я люблю тебя, Пак Чимин…»
