* * *
После похорон Слагхорна жизнь вошла в свою колею. Невилл учился, работал в саду, читал про уход за ночными лилиями и выпрашивал у дяди росток, чтобы посадить у себя в саду, под окнами. По вечерам перед сном он старательно заучивал таблицу совместимости ингредиентов, которая начала понемногу поддаваться, и он смог запомнить несколько новых сочетаний. Этого всё ещё было недостаточно для работы с зельями, но он не отчаивался и старательно делал крохотные, но уверенные шажки к пониманию этой тонкой науки. Пусть он не мог учиться в одном темпе с однокурсниками, но он мог подготовиться заранее. Знание того, что его память оказалась его слабостью в прошлой жизни, подталкивало его в учёбе. Дедушка без проблем сварил для Невилла зелье для улучшения памяти, и теперь он принимал его ежедневно. Но результат, увы, был всё ещё плачевный. Джером только задумчиво чесал голову и уходил разрабатывать новый состав, пытаясь добиться успеха в улучшении памяти внука, но пока что не преуспевал. Невилл рассказал ему о том, что проблемы с памятью сильнее всего проявились в учёбе, и там ему оставалась только зубрёжка и шпаргалки, если он хотел сдать экзамены хотя бы на проходной балл. Но Джером даже не мог предположить, с чем могла быть связана его проблема, так что она всё ещё оставалась нерешённой, пока дедушка придумывал новые составы и новые методики обучения. И пусть учеба и занимала у Невилла уйму времени, он находил время и на общение с друзьями. Друзья — это слово разливалось у него по языку с таким теплом... Он общался с Луной, чаще всего письмами, которые относила девочке одна из их семейных сов, а возвращала ответ непременно пёстрая сова Лавгудов, со смешным именем Крапинка. Они пересекались ещё несколько раз в Косом переулке, куда регулярно выбиралась Пандора — то за книгами, то за расходными материалами для испытания заклинаний, — а Невилл, узнавая из писем Луны, когда они с мамой будут в городе, напрашивался в компанию к деду, когда тот собирался в лавку. Пару раз тот даже сдавал непутёвого внука на поруки Пандоре, чтобы тот не мешался в магазине, а пообщался с подругой, раз уж так стремился с ней увидеться. В другой раз сама Пандора оставляла дочь у Лонгботтомов, пока занималась покупками, и теперь уже у Джерома была задача не проморгать любопытных детей, которые заинтересованно заглядывали во все котлы даже с очень опасными зельями. Но, к большому сожалению Невилла, Лавгуды ни разу не ответили согласием на приглашение в гости: Ксенофилиус был вечно занят в редакции журнала или и вовсе пропадал в каких-то сомнительных экспедициях; тогда как Пандора отказывалась принимать приглашение одна без согласия мужа. Да и у неё хватало работы с заклинаниями, что тоже занимало много времени, так что Джером не настаивал, зная, как сам может пропадать за котлом чуть ли не сутками. А Невиллу и Луне оставалось только вздыхать и наслаждаться теми редкими встречами, которые получалось организовать. Невиллу нравилось проводить время с Луной, когда она была ещё маленькой. Она ещё не была повернута на мозгошмыгах или морщерогих кизляках, которых пытался отыскать её отец. Она была доброй, слегка мечтательной девочкой, очень любознательной. Невилл понимал, почему её распределили на Рэйвенкло: она впитывала знания как губка, знала сотни случайных фактов обо всем на свете, легко замечала и припоминала даже незначительные детали и всегда очень внимательно слушала. Она была слегка рассеянной, но не так, как сам Невилл, когда он мог забыть закрыть клетку Тревора или взять с собой перо на занятия, а по-другому — когда она думала сразу о нескольких вещах и могла потерять нить разговора, задумавшись, или перескакивать с темы на тему, забыв закончить обсуждение предыдущей. Но это не раздражало Невилла, а скорее, было для него милой чертой, выделяющей Луну из толпы. Для сравнения, та же Сьюзен, с которой его таки познакомила мадам Боунс, ему не понравилась. В прошлой жизни они были поверхностно знакомы, пересекались лишь на занятиях ОД, и Невилл даже не помнил, перекидывался ли он с ней хотя бы парой слов за их пределами. Сейчас же он познакомился с ней в детстве и был не впечатлён: слишком правильная и напористая девочка у него в гостях начала осуждать буквально всё. Когда он водил её по саду, ей не понравилось отсутствие какой-либо логики в высадке растений, потому что они не были посажены симметрично и, по её мнению, смотрелись некрасиво. И объяснения Невилла о том, что они были посажены таким образом, чтобы лучше расти, что у каждой клумбы или грядки своя специфичная почва и расположение, что растения сгруппированы по тому, какие будут синергировать с соседями, были пропущены мимо ушей. Сьюзен уверенно топала каблучками по садовой дорожке мимо пышных зелёных здоровых кустов и ярких красивых цветов, считая, что они должны были быть рассажены иначе. К теплицам Невилл её даже не повел, так как понял, что она их не оценит. Попытка показать ей библиотеку также обернулась крахом. Книги были отсортированы в неправильной, по её мнению, последовательности и по странным категориям, и кресло нужно переставить подальше от окна, и какой вообще кофейный столик в библиотеке — а вдруг кофе разольют на книгу! Так что из этой комнаты они тоже ушли быстро. А о том, что он показал Сьюзен свою спальню, Невилл и вовсе пожалел. Она заявила, что светящиеся звёзды на потолке — это вообще для малышей, боящихся темноты, за что Невилл смерил её уже совсем недовольным взглядом. А когда она начала комментировать то, что, по её мнению, в клетке Тревора недостаточная влажность и у него кажется слишком сухой шкурка, Невилл и вовсе вытолкал её из комнаты, уже даже не пытаясь ничего объяснить. Возмущённая его поведением Сьюзен побежала жаловаться тёте, а Невилл, наконец, вздохнул спокойно. Это был тяжёлый визит, и он мог только надеяться, что дедушка с бабушкой поймут, почему он повёл себя таким образом. К его счастью, они поняли, когда после ухода Боунсов Невилл рассказал им о том, как вела себя Сьюзен. Но всё равно Невилл получил небольшую выволочку от бабушки и внеочередной урок этикета на тему «Как общаться с неприятными людьми, не посылая их к Мерлиновой бабушке» совместного авторства Джерома и Августы. На чём инцидент был исчерпан, и больше его не пытались подружить со Сьюзен. А ещё были «Драко и ко», как окрестил их Невилл. После визита Малфоев и Снейпа в Лонгботтом-мэнор Джером получил ответное приглашение на празднование Самайна в Малфой-мэнор. Восемь кельтских праздников Колеса года отмечались в начале друидами, а затем волшебниками со стародавних времён. Именно в эти дни грань между мирами истончалась, наполняя волшебников силой, переполняя их магический резерв и позволяя творить более мощные заклинания и проводить сложные ритуалы. Волшебники издревле проводили различные обряды, соответствующие празднеству, чтобы задобрить Магию и получить её благословение на ближайшие месяцы. Так сложилось, что в семье Невилла традиционные волшебные праздники не отмечали. Он знал даты, в которые они проводятся, и бабушка рассказывала ему об обрядах, которые проводились в эти дни, но Лонгботтомы перестали отмечать эти праздники после болезни Фрэнка и Алисы. На последний Самайн Джером планировал провести ритуал передачи титула лорда своему сыну, так как тот обзавёлся наследником и должен был быть готов возглавить семью. Но обстоятельства в лице Беллатрикс Лестрейндж не дали этим планам сбыться. А отмечать праздники следовало в кругу семьи, которая с тех пор была неполной. В прошлой же жизни Невилл тоже не помнил традиционных празднований. В Хогвартсе насаждались более маггловские праздники: Хэллоуин и Рождество, вместо Самайна и Йоля. Поэтому для него это был первый опыт участия в традиционных друидских обрядах.* * *
31 октября 1988. Малфой-мэнор В поместье Малфоев было людно. На празднование были приглашены несколько семей, с которыми Люциус поддерживал близкие отношения. И так как до начала праздника оставалось ещё несколько часов, Лонгботтомы приветствовали знакомых и представлялись новым лицам, обмениваясь любезностями и кратко рассказывая о себе. С четой Гринграссов была знакома Августа, которая и представляла им своего супруга и внука. Лорд Эдриан Гринграсс занимал наследное кресло в Визенгамоте, чаще всего выступая от лица нейтральных семейств, которые не поддерживали открыто ни Волдеморта, ни Дамблдора во время войны и затем продолжали держаться особняком. Его супруга Мелания вела активную светскую жизнь, регулярно устраивая чаепития в кругу чистокровных леди, на которые несколько раз была приглашена и Августа. У них было две дочери: светловолосая Дафна, ровесница Невилла, спокойная и даже слегка чопорная юная леди, воспитанная в строгих традициях аристократии, и её младшая сестра Астория, которая была куда более избалованным ребенком, так как к ней предъявлялись меньшие требования, нежели к сестре. Лорд Фредерик Паркинсон с супругой Катриной возглавляли благотворительный фонд, который спонсировал деятельность Министерства магии и, в частности, Отдела тайн. Это было одно из ранее вассальных семейств Малфоев, которое появилось на несколько веков позже, чем был сформирован список Священных двадцати восьми, но смогло получить титул младшего лорда и независимость за заслуги перед сюзереном пару веков назад. Люциус рассматривал помолвку сына с Панси Паркинсон как возможность для вливания в род новой крови. Но, как он заметил мимоходом в частном разговоре с Джеромом, это решение ещё не окончательное, и если появится более достойная кандидатура на роль невесты его сына, Люциус рассмотрит его с удовольствием. Однако круг девушек, которые имели одновременно достаточно чистую кровь для вхождения в род Малфоев и не состояли с ними в близком родстве, был достаточно узок, и те же Гринграссы находились с Малфоями в недалёком родстве, почему кандидатура Дафны была отклонена. Лорд Брендон Нотт, пожилой мужчина с длинной седой бородой и совершенно лысый, был ровесником Джерома, они даже учились в Хогвартсе в одно время, но на разных факультетах. О его жизни после окончания Хогвартса Джером знал мало — ходили слухи, что он присоединился к рядам Пожирателей Смерти, но они никогда не были подтверждены, да и спрашивать о таком было неприлично. Из недолгой приветственной беседы выяснилось, что тот занимался исследованиями старинных заклятий, изучая историю их исчезновения и причины, по которым они не используются современными магами. Он написал несколько научных работ и даже презентовал их в Магическом Университете Сорбонны, где и познакомился со своей будущей женой. Ребенок у них родился очень поздно, и, к великому горю Брендона, его супруга умерла при родах. Теодор Нотт, его единственный сын и наследник, знал свою мать только по картинам в их доме. Это был тихий и начитанный мальчик, который спокойно сидел в неподалёку от отца, уткнувшись в книгу, пока взрослые накручивали круги по залу, поглощённая светскими беседами. Гойл и Крэбб не имели титулов и являлись прямыми вассалами Малфоев в настоящее время. Это были мелкие чистокровные семейства, которые не представляли интереса для истинной аристократии, но всеми силами пытались пробиться к сильным мира сего. Однако их шансы получить титулы были ничтожно малы, так как они уже несколько поколений не производили достойных наследников из-за сильного кровосмешения — например, родители Винсента, Лайелл и Сабрина, были кузенами, и мальчик рос откровенно недалёким. С Грегори, сыном Роберта Гойла, ситуация была чуть лучше, так как его мать Патриция приходилась всего лишь троюродной сестрой своему супругу. Леди Донателла Забини была аристократкой итальянского происхождения. Титул и фамилия достались ей от первого мужа, от которого и был рождён её сын, Блейз. После кончины пожилого мужа она перебралась в Англию, где познакомилась со своим вторым мужем, который был рад войти в род супруги, а затем спустя пару лет внезапно скончаться, оставив все свои богатства молодой вдове. Впрочем, вдовой леди Забини оставалась недолго, сменив аналогичным образом ещё несколько мужей, которые каждый раз погибали при загадочных обстоятельствах, но непременно оставляли наследство своей супруге и приемному сыну. Так что вместе с ростом количества бывших мужей Донателлы росло и её состояние, которое позволило ей пробиться в высший свет английской аристократии. Она делала щедрые пожертвования в различные фонды, а также была известна своей любовью к предметам роскоши, являясь завсегдатаем различных аукционов, где чаще всего и присматривала будущих мужей. Недавно скончался её пятый супруг, почему Донателла была в трауре на этот Самайн, но ходили слухи, что «Чёрная вдова» вновь выйдет замуж в ближайшие месяцы. Семейство Буллстроудов приглашение отклонили, так что на этом перечень приглашённых к Малфоям на Самайн заканчивался. Как заметил Джером, в кругу приглашённых собрались те представители чистокровных семей, у кого дети были ровесниками Драко и Невилла. Так что с наибольшей вероятностью, Люциус собирался собрать вокруг своего сына компанию «правильных», по его мнению, детей и заодно наладить связи с их родителями. И это предположение подтвердилось, когда Малфой-старший сказал что-то своему сыну, и тот пригласил всех будущих однокурсников в малую гостиную. Невилл получил одобрительный кивок от деда и направился следом. Малая гостиная Малфой-мэнора, куда их привёл Драко, была на порядок светлее основной залы. Сквозь высокие окна светили лучи заходящего солнца, так как прием проводился вечером, а ритуальная часть и вовсе требовала ночи. Дети расселись вокруг низкого круглого столика, на котором тут же появились закуски и чашки с горячим какао. Драко устроился в отдельном кресле, которое выделяло его позицию как хозяина дома. Невилл оказался на диване между Теодором и Блейзом, напротив Панси и Дафны, которые с интересом его рассматривали, пока Астория уже уплетала шоколадное печенье, совершенно не интересуясь новым мальчиком в их компании. Винсент и Грегори пристроились на третьем диване, напротив Драко. — Итак, у нас новые лица, — протянула Панси, обращаясь к Драко и кивая в сторону Невилла. — Ты верно подметила, Панс, — улыбнувшись ей, ответил Драко. Он перевёл взгляд на слегка стушевавшегося гостя. — Позвольте представить вам ещё раз Невилла Лонгботтома. — Рад знакомству и ещё раз спасибо за приглашение, Драко, — кивнул он в ответ хозяину, собрав все силы, чтобы не мямлить, и вспоминая все уроки манер от строгой бабушки. — Я очень рад быть здесь и надеюсь узнать вас всех поближе, — сейчас он обращался уже ко всем присутствующим. — Почему тебя раньше не приглашали? — в лоб спросил Блейз, вальяжно откинувшись на подлокотник дивана, чтобы лучше видеть собеседника. — Мой дедушка познакомился с мистером Малфоем всего пару месяцев назад, — пожал плечами Невилл, понимая, что он пришёл в уже сложившуюся компанию детей, знакомых чуть ли не с пелёнок, и сейчас был очень важный момент, смогут ли его принять. «Нельзя показывать слабости. Я тоже чистокровный волшебник из старинной семьи и имею полное право находиться здесь и говорить с ними на равных, а не как они», — он бросил взгляд на Крэбба и Гойла, молчаливо уставившихся в свои чашки, уплетающих сладости. Чувство строгой иерархии, похоже, вбивалось в них с детства, потому что сейчас они вели себя точно так же, как в прошлой жизни в школе, молчаливо следуя за Малфоем и ни в чем ему не переча. — Но твоя бабушка ведь член Визенгамота. Не помню, чтобы видела тебя на других приемах, — заметила Дафна, элегантно придерживая чашку на блюдце. — Всё верно, — кивнул Невилл. — Бабушка и сама редко бывала на этих приемах, так как дед их не очень любит. А меня вообще не брали на них, считая, что мне ещё рано. — Почему рано? — удивлённо спросила Панси, округлив глаза. — Мои родители брали меня на приемы в Министерстве уже с четырех лет. Дафну тоже, — она кивнула на подругу. — Мой дедушка — мастер зельеварения, и он предпочтет любому приему котёл, — усмехнулся Невилл. — А я больше времени проводил с растениями, чем с другими людьми. Так что самая социальная в нашей семье бабушка, и она считала, что мне не обязательно посещать приемы с малых лет. — А твои родители? — негромко спросил Теодор. Невилл потупил взгляд. Он ожидал этого вопроса, так как о болезни его родителей распространялись слабо, и о ней знали только лишь члены Визенгамота, выносившие вердикт Лестрейнджам и Краучу-младшему. Невилл сжал кулаки и глубоко вздохнул, собираясь с силами, чтобы ответить, но ему на помощь пришла Дафна. — Они больны, — коротко сказала она. — Их запытала Беллатрикс Лестрейндж, и последние семь лет они находятся на лечении в Мунго. Дети сдавленно охнули, глядя на Невилла уже с сочувствием. Это было странное чувство, когда тебя жалеют те, кого ты всю жизнь считал своими врагами. Но после общения с Драко возводить стены в своей голове стало проще, отделяя детей Пожирателей, следующих по стопам своих отцов, из прошлой жизни, от детей аристократов, которые ещё не знали о темном прошлом своих родителей. И сейчас именно последние смотрели на него с искренностью и соболезнованием. — Прости, я не знал, — сдавленно извинился Теодор. — Ничего страшного, — ободряюще улыбнулся ему Невилл, — я живу с этим, так что уже привык. — Ты мне этого не рассказывал, — чуть обиженно протянул Драко. — Я не знал, что моя тетка попала в Азкабан за то, что навредила твоим родным... На минуту в комнате повисла неудобная тишина. Драко о чём-то сосредоточенно размышлял и после чего продолжил: — Я понимаю, что это ни на что не повлияет, но я хотел бы принести тебе извинения от её лица. Невилл удивлённо посмотрел на Драко. Тот был крайне серьёзен и смотрел на него выжидающе. Для него это было вопросом чести: получить прощение за действие, которое совершил не он и даже не его родители, а всего лишь сестра его матери, которая, ко всему прочему, явно была неадекватна. Но всё равно Драко Малфой испытывал чувство вины перед мальчиком, оставшимся без родителей по вине его родственницы. — Спасибо, Драко, — наконец, смог выдавить из себя Невилл. — Это многое для меня значит, — и он не лукавил, потому что эти слова были для него цементом, который только помог укрепить стену в его сознании, отделяя этого Драко от Малфоя-Пожирателя из его прошлого. Он утёр кулаком непрошеную слезинку, скопившуюся в уголке глаза, и поднял благодарный взгляд на всех присутствующих. — Ладно, не будем о грустном, — бодро сказал Блейз. — Лучше расскажи нам о себе. Ты говорил, что больше времени проводил с растениями? — он направил вопросительный взгляд на Невилла. — Да, — тот радостно ухватился за близкую ему тему, — у меня очень рано проявился семейный дар к травологии, ещё даже до первого магического выброса! — Ого, круто! — восхищённо воскликнула Панси. — Дары редко проявляются в таком возрасте! — Да, ты права, — заметил Теодор, — Чаще всего они могут проявиться во время обучения в школе, когда ты замечаешь склонность к какому-то предмету. Но это ещё зависит от многих факторов, например, какие вообще дары проявлялись у твоих предков... — Да-да, спасибо, мистер зануда, я знаю! — резко прервала его Панси. — Не надо начинать тут лекции. — Как прикажет леди, — безразлично пожал плечами Нотт, переводя вновь взгляд на Невилла. — Значит, у тебя дар к травологии? — Да, — ответил за него Драко, — я был в Лонгботтом-мэноре с визитом, и Невилл показывал мне их сад, которым почти полностью занимается он, и признать честно, там очень красиво! — Спасибо за комплимент, — смущённо произнёс Невилл. — Но я просто знаю или даже больше чувствую, какие растения где стоит посадить, как за ними ухаживать и всё такое. — А ты сможешь помочь в нашем саду? — впервые вступила в разговор Астория. — Maman разбила несколько клумб у меня под окном, но там вечно гибнут цветы. — Я был бы рад, но лучше вам обратиться к моему дяде Элджи, — с улыбкой ответил Невилл. — Это брат моего дедушки, и у него тоже дар к травологии. Он содержит свой сад в Линкольншире, по сравнению с которым сад в нашем мэноре — лишь жалкая клумба. — Не прибедняйся, Невилл, — строго заметил Драко, — у вас очень красивый сад. — Хорошо, хорошо, — в защитном жесте поднял ладони Невилл со смехом. Драко, спустя пару секунд напускной строгости присоединился к нему, а за ним и остальные. — Но я всё равно уверен, что лучше обратиться к дяде Элджи. Астория обиженно надула губки, тогда как её сестра ответила за неё: — Я передам родителям твою рекомендацию. Твоему дяде можно послать сову? — Думаю, да, — с улыбкой кивнул Невилл. — Я тоже могу ему написать, предупредить. — Спасибо, мы будем благодарны, — кивнула ему деловая Дафна. Дальше они общались на самые разные темы, и этот разговор шёл легко. Как заметил Невилл, ему было комфортно общаться с будущими слизеринцами. Это были обычные дети, но у них не было барьеров в общении в виде различного происхождения и воспитания, в отличие от тех же гриффиндорцев. В красной гостиной всегда витал дух соперничества: магглорожденные всегда считали себя чуть ли не избранными, раз они получили магический дар, и всегда хотели быть в центре внимания; полукровки уже понимали, что с точки зрения магии они почти всегда проиграют чистокровным волшебникам, но напор магглорожденных заводил и их, чтобы бороться за всеобщее внимание, потому что чем они хуже; чистокровные же волшебники, поступающие на Гриффиндор, всегда считали себя храбрецами и героями, защитниками слабых и олицетворением света, не понимая, что цвет оторочки их мантии не делает их никем из вышеперечисленного. Невилл помнил, как в прошлой жизни перекрикивались Рон и Симус, пытаясь перетянуть всё внимание на себя, помнил, как боготворили Гарри, помнил самоуверенность всезнайки Гермионы, пытавшейся перекроить мир магии под себя. Ему, забитому бабушкой и всеми навалившимися проблемами, было некомфортно в их обществе, потому что ему не хотелось бороться, а хотелось просто спокойной жизни. Надо было ему тогда поступать на Хаффлпафф, а не пытаться добиться признания бабушки, как такой же истинный гриффиндорец. И на контрасте с этим — будущие слизеринцы, которые общались на равных, когда им не нужно никому ничего доказывать. У каждого уже было место под солнцем, обеспеченное их фамилией: у кого-то больше, у кого-то меньше, но оно было. И вместо того, чтобы пытаться решить, кто тут самый крутой и самый главный, и грызть друг другу глотки за это звание, они учились сотрудничать и извлекать пользу из общения с другими. Взять за пример тех же Гринграссов. У Астории явно будет деловая хватка, судя по тому, как быстро она сообразила, что общение с Невиллом может помочь решить какую-то из её проблем, пусть пока и несущественную. В дальнейшем она будет решать уже более сложные проблемы, но всегда сможет всегда найти человека из своего окружения, который ей поможет. Невилл задумался. Пожалуй, он сам допустил ошибку, пытаясь свалить на дядю решение такой мелкой проблемы, которая могла добавить очков самому Невиллу. «Надо будет ему написать, чтобы он отказался из-за занятости и рекомендовал меня. Мол, пусть внук тоже учится, надо же начинать с малого». Это было хорошим решением. Когда за окном сгустились сумерки, их общение прервали. Домовой эльф в наволочке с гербом Малфоев появился из ниоткуда, чтобы сообщить, что настало время готовиться к ритуалу. Дети засобирались и разошлись по отведенным им комнатам, чтобы переодеться. Друидские обряды требовали, чтобы все участники были максимально близки к земле и не несли на себе ничего лишнего. Спустя полчаса все гости собрались на опушке леса на границе мэнора. Красивые платья и высокие прически сменились свободными льняными робами и распущенными волосами. Лорды и леди избавились от украшений, дорогой одежды и обуви, смыли макияж и сняли свои маски. Сейчас это были просто мужчины и женщины, которых объединяла лишь магия. Невилл зябко поежился, когда порыв ветра залетел под робу, надетую на голое тело. Босые ноги утопали в густой траве, которая уже покрылась ночной росой. Он обвёл взглядом собравшихся. Сестры Гринграсс переминались с ноги на ногу, кутаясь в плед, пока не началась церемония. Драко и Теодор стояли спокойно, держа лицо. Блейз выглядел даже расслабленным, явно не в первый раз принимая участие в подобном ритуале. Панси тихо ныла под боком у матери. От наблюдений его отвлёк Люциус Малфой. Он выглядел великолепно даже в белой льняной робе. Платиновые волосы, рассыпающиеся по плечам, словно мерцали в лунном свете, придавая ему сходства с призраком. Всё же это Самайн. Ночь духов. Ночь безвременья. — Близится полночь, — негромко произнёс Люциус. — Пора начинать ритуал. Эдриан, Брендон, Джером, — он жестом пригласил названных мужчин проследовать за ним. Лорды Гринграсс, Нотт и Лонгботтом отделились от остальных и последовали за Малфоем. Оставшиеся неназванными остальные последовали за ними, чуть в отдалении. Они зашли в лес. Тяжёлые ветви деревьев смыкались над широкой тропинкой, по которой в тишине шли волшебники и волшебницы. Лишь шорох травы и похрустывание веток нарушало тишину ночного леса, который, казалось, замер в ожидании. Спустя некоторое время они вышли на широкую поляну, по центру которой был сложен большой костер. Именно к нему и направились четверо названных мужчин, вставая вокруг него, всё так же не нарушая тишины. Всем объяснили заранее, куда они должны встать для проведения ритуала, так что толпа рассасывалась, распределяясь по поляне вокруг костра. Внутренний круг, у самого огня — это четверо мужчин, которые будут проводить ритуал, они олицетворяли собой настоящее. Средний круг — это будущее, дети. И внешний круг — это прошлое, родители. Взрослые волшебники распределились по периметру поляны, на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и сели на колени. Дети — меньшим кругом, ближе к центру, стояли в полный рост. Перед лицом Невилла была спина его деда. За спиной — он знал, что увидит бабушку. По левую и правую руку от него оказались Блейз и Панси, которых он взял за руки. Когда все завершили приготовления, заговорил Люциус: — Настаёт ночь духов, ночь врат, ночь безвременья. Это тёмное время, когда открываются двери во все миры и к нам выходят духи умерших, чтобы справить с нами праздник уходящего солнца. — В эту ночь мы прощаемся с прошлым, отпускаем долги и былые обиды и с чистого листа начинаем новую главу нашей жизни, — продолжил за ним Джером. — Мы очищаемся огнём, сжигаем мосты с прошлым, — подхватил Эдриан. — И вместе с искрами костра летим к светлому будущему, — завершил Брендон. Мужчины подняли руки к небу и начали читать какое-то не то заклинание, не то песнь на древнем мертвом языке. Звуки их сливающихся голосов умиротворяли, успокаивали и уносили за собой, пока внезапный гром посреди ясного неба не нарушил эту тишину, а молния не ударила в костер, поджигая его. Яркая вспышка осветила поляну, и всего через секунду костер заполыхал до небес. Но огонь не обжигал. Невилл был достаточно близко и видел, что даже у стоящих почти в огне мужчин не загорались робы. Огонь просто был и разрастался. Сперва в его пламени исчезли ведущие ритуал, затем он захватил детей, схватившихся за руки, и наконец поглотил всю поляну. Невилл приоткрыл глаза, которые инстинктивно захлопнул, когда языки пламени коснулись его кожи. Он горел, но не чувствовал боли. Вокруг плясали всполохи, искры, весь мир, казалось, состоял из пламени, и он был его частью. Но было ли это пламя? Оно вело себя как живое, и в этом пламени он чувствовал не только себя, но и всех вокруг. Дети, впервые проходящие через этот ритуал, были напуганы. Те, кто уже очищался, наоборот получали чистое удовольствие, расплавляясь в огне, нежась в нём как саламандра, сбрасывающая шкурку. Так и Невилл сейчас чувствовал, словно он обновляется, перерождается и наконец отпускает прошлое. В этом пламени горели все его тревоги и заботы, все его негативные ожидания от окружающих его людей. Сгорала обида за столь рано и больно прерванную жизнь, заживали душевные раны и набирались силы. И когда огонь потух, Невилл отпустил руки Блейза и Панси и открыл глаза. Посреди поляны горел обычный костёр. А в руках у каждого участника ритуала — небольшой огонёк, который они держали в ладонях. Невилл опустил взгляд на свои ладони и очень-очень сильно захотел сохранить частичку этого волшебного огня. И магия услышала его, зажигая небольшую искру пламени в его ладошках, сложенных лодочкой. Он поднял счастливый взгляд на дедушку, который обернулся к внуку, держа свой огонёк в одной руке, и тот улыбнулся ему в ответ. Жизнь продолжалась, и теперь была ещё лучше, чем до этого.