Кошмар

Игорь узнаёт о Птице не от психиатров, работающих с посаженным недавно Сергеем, а от самого неожиданного гостя, который только мог заявиться в его квартиру. Неожиданного хотя бы, потому что его досье лежит в деле Чумного доктора с пометкой «погиб». Олег приходит, как полагается. Стучится в дверь, ждёт пока откроют, хотя Игорь и понимает, Волкову хватило бы одного единственного движения, чтобы выбить старую хлипкую дверь. Гром толком не понимает, зачем, а главное как, Олег к нему пришёл. Но все же на порог пускает, но прячет за спиной табельное оружие, пытаясь потопить в себе вопросы в духе: «А убьёт ли пистолет призрака?» и «Не бывает ли шизофрения заразна?». — С предохранителя сними. — Звучит без претензии, как совет малому ребёнку. Кто бы сомневался, что Олег, будто просветив рентгеном, увидит и пистолет тоже. — Если бы у меня была цель тебя убить, я бы выхватил у тебя оружие, пока ты это делал. Тон у Олега спокойный и тихий, очень приятный. Он в чёрной водолазке и чёрном пиджаке, аккуратно постриженный и ухоженный. Военного в нем выдают только не зажившая ссадина на щеке и мёртвый взгляд, сломавшийся об смерти других людей на поле боя. Игорь от всего этого заметно напрягается. Человек перед ним реальнее некуда, но в то же время ощущение фальши прочно засело в голове майора. Волков правда слышит щелчок. — Мне кажется, ты пропустил часть с если бы… Олег абсолютно спокоен. Для того, в кого могут стрелять, даже чересчур. Не знай Игорь, что Волков солдат, принял бы за самоубийцу. Хотя одно другому не мешает. Олег тем временем спокойно медленно и плавно вытащил из-за ремня брюк собственный пистолет, присел, положил на пол и поднялся, убирая руки за голову. Избавил Игоря от ненужных команд, что в армии, что в ментовке, учат всех одинаково. — Можешь досмотреть меня и убедиться, что я не прячу ножи в рукаве. — Тон стал чуть насмешливым, как и поза в которой Волков застыл. Игорь понимает, что была бы необходимость Олег бы уделал его и без оружия, и со связанными руками и не видя происходящего. Выхода нет, Гром про себя матерится, ставит свое оружие на предохранитель и уходит вглубь квартиры, затем оборачивается и бросает напряжённо-насмешливое: — Пушку подбери, мне своего оружия по квартире разбросанного хватает. Олег воспринимает правильно. Поднимает пистолет, убирает, проходит за Игорем. Майор рад, что его приглашение поняли. Раз уж перед ним живое привидение, им кое-что надо обсудить. — Чай, кофе? — Газировка. — Шутит Волков и застывает понимая, что сказал. Игоря передергивает. Сама мысль о Разумовском причиняет ему странную боль. — Он у тебя фразу стащил? Или ты у него? — Гром старается не подавать виду, что ему неприятно, но Олег видит все. И потому решает оставить вопрос без ответа. Игорь хмыкает, оценивая рациональность решения мужчины. Работал бы Волков в полицейском участке, они бы точно смогли быть напарниками. Повторно про кофе спрашивать не хочется. Игорь решает поиграть в угадайку. В итоге наливает зеленый чай и какую-то растворимую дичь, по запаху даже отдаленно не напоминающую что-то кофейное. Пусть Олег возьмёт сам то, что ему понравится больше. Волков кажется читает мысли, потому что в следующую секунду он мягко произносит: — Я пью только черный. Игорь чертыхается, выливает кофе и наливает черный чай, вдруг отмечая, что он не пожалел случайному гостю последнего пакетика. Странно, но живость Олега вопросов уже как-то даже не вызывает. Учитывая финты от Сергея, от его лучшего друга, майору стоило ожидать чего-то подобного. Когда чай заваривается, Игорь ставит все на стол, достаёт вроде как нормальное овсяное печенье, которое за годы лежания могло бы уже стать твёрже камня, и усаживается рядом. В молчании сидеть опасно, Гром не даёт себе передумать, идёт сразу ва-банк. — Ты из-за Разумовского пришёл? — Нет, хожу по рандомным людям и клянчу у них черный чай. — Язвит Волков, и Игорь вдруг удивляется его многогранности даже в манере речи. В общем и целом майор понимает, что сморозил глупость, но слова — не утка, вылетит — не подстрелишь и в кусты не спрячешь. Ну все, теперь разговор точно не склеится, думает Гром, а Олег, словно мысленно парируя, в фантазии майора берет в руки изоленту. — Из-за него конечно же. — Наконец удостаивает Игоря нормальным ответом Волков. — Хочу кое-что объяснить. — И что же? — Гром брови скептически вскидывает, смеряет Олега презрительным взглядом. — Будешь доказывать мне, что чумной доктор ты, бой с Сергеем мне привиделся, а чистосердечное мне дали под действием каких-то наркотиков и магии твоих красивых глазок? Волков на это заявление закатывает те самые красивые глаза, всем своим видом демонстрируя, что привык иметь дело с идиотами и его даже такими высказываниями уже не пронять: — Знаешь, я конечно знал, что многие менты тупые, но во-первых, по твоей статистке думал, что ты умный, во-вторых, на такую байку не поведётся даже тупой. — Олег за годы жизни привык, что его держат за комнатную собачку Сергея, и он понимает, с чего у Игоря сразу такое о нем мнение, но все равно ему стало как-то обидно. Они ведь могли стать друзьями. Если бы не много разных «НО». Правда теперь ещё одно «НО» ложится все в ту же копилку. Игорь ловит обиженный взгляд Волкова, и искренне удивляется сам. Что он сказал или сделал не так? В голову почему-то не лезет ни одной задней мысли. Олег видя ступор решает, что рассказывать лучше самому, а вопросы пусть Гром задаёт по ходу дела. — Сергей, насколько ты знаешь, признан невменяемым, там шизофрения, ещё что-то. И он был отправлен на принудительное лечение. Только его не вылечат. Ему поставили не тот диагноз для мед карточки и суда, и теперь будут ставить опыты и использовать для исследований. — Откуда знаешь? — Птичка напела. — Олег чуть усмехнулся, вспомнив белую ворону Марго, восседавшую на его подоконнике с личным делом доктора Рубинштейна и папкой с кипой документов с карандашными пометками Разумовского, собранных по разным знающим людям и источникам. И были в этих бумажках доказательства вины врача в многочисленных смертях, нелегальных опытах, торговле наркотическими препаратами и ещё так много в чём, что даже у видавшего много смертей Волкова все похолодело. — Короче у Серё… Сергея раздвоение личности. Можешь не верить. Ты дрался не с ним. Ты дрался с Птицей. — Той которая напела тебе про опыты? — Игорь мрачно улыбается, хотя ему вообще не смешно. Он тоже видел, недавно кстати пропавшее с его рабочего стола, дело лечащего врача Разумовского, и что-то там и ему не давало покоя. Волков будто говорил правду, хоть и в голове не укладывалось. Раздвоение личности чтобы его. Такого не бывает, или? Разница характеров, интонации, речи, поз, жестов. Разница тонких запахов, будто аур человека, которые Гром уже профессиональным чутьем за годы работы научился улавливать. Игорю бросились различия в глаза только теперь. Это все было как будто очень хорошая актерская игра, такая хорошая, что лучшие актеры Голливуда могут позавидовать. А может это то, что сказал Олег? Ну не может один человек на рефлексах в схожих ситуациях использовать не один и тот же жест, а два разных. Ну не может человек говорить вообще с двумя разными интонациями, тонами и тому подобное. Ну не может человек за ночь перестроить свою мимику до неузнаваемости. Ну не может человек… Поменять цвет глаз. Дальше разговор не пошёл, потому что Игорь впал в размышления, и они просто сидели. Олег пил чай, смотрел в огромное, годами немытое окно. — Прибраться у тебя надо… — Задумчиво сказал он, когда Игорь встал из-за стола, чтобы отнести грязные чашки к раковине. — Иди в жизни своей убирайся. — Мрачно усмехнулся в ответ Гром — И загляни в ЗАГС за своим свидетельством о смерти. Где-то в глубине души Игорь все ещё думал, что Олег ему мерещится. Что шаверма вчера была несвежая, ну или что это на худой конец какие-то галлюциногенные препараты. Все это было бы проще объяснить. Намного проще чем то, что Игорь, со слов сего призрака, по факту мог посадить вроде как невиновного. Олег, в который раз будто читая мысли, усмехается: — Ты посадил Сергея, а убивал Птица. —Констатирует он. И до конца жизни в тюрьме будет гнить тот, кто этого не заслуживает. Ты лишил будущего гениального человека, который никогда в жизни даже не желал никому ничего плохого. И уж тем более не делал. Вот и думай теперь, правильно ты сделал или нет. — Волков встал и ушёл не попрощавшись. Прошёл мимо Игоря, задев его плечом и молча вышел в подъезд, оставив после себя грязную чашку, ощущение собственной наивности и номер телефона на столе. Игорь не спал целую ночь, осмысливая эту беседу. Первый порыв бежать в полицию и рассказать о живом Олеге был подавлен сразу же. Доказательств нет, а среди коллег он и так считается не особо вменяемым. Его скорее высмеют и предложат наведаться в психушку в гости к Разумовскому и остаться там на постоянное жительство. Каким-то местом Игорь понимал, что Волков наверное не лжёт. Ну или как минимум подмешивает каплю лжи к полной бочке правды. Олег сказал такую бредятину, поверить в которую наверное смог бы только больной. А выдумать? Выдумать, что, очень здоровый? Картинки-то были. Птица на листках тетрадей. Птицы… Птицы. Птицы. Везде птицы. Если вспомнить, у Разумовского даже на чехле телефона ворон. Сразу как-то вспомнились слова воспитательницы о том, что Сергей часто сам с собой играл, в тетрадях разное рисовал. — Творческая личность… — Мрачно хмыкнул майор, начиная вдруг задумываться, а что если бред не бред. Игорь ведь помнил мнущегося Сергея, напоминавшего подростка. Именно таким Разумовский предстал перед ним в их первую встречу. Высокий, худой, но не тощий. С потерянными глазами, искусанными губами и трясущимися руками. Изящный, нежный, но какой-то забитый и затравленный. Хрупкий, словно фарфоровый и одновременно крепкий и борющийся за свои идеалы. Борющийся за мир и справедливость. Этот Сергей не смог бы… Убить. Тем более так жестоко. И взгляд у него совсем другой стал потом. И руки не тряслись. И губы он не кусал. И выглядел крепким, словно мраморным. А может это все-таки фантазии, и Игорь себя накручивает? — Не может. — Грубо прервал майор сам себя. Уж самообманом он точно заниматься не собирался. Он вдруг вспомнил ещё одну деталь: Сергей, похоже, правда верил, что Олег жив. Не зря, конечно, верил. Но тогда это было необоснованно. Нет… Волков кажется не лгал. Получается, Игорь посадил косвенно невиновного. Это только в дешевых романах люди, осознав свою неправоту, сразу кидаются извиняться. Игорь этих дешёвых романов не читал и жить по их принципам не хотел. Он же прав был тогда! И посадил того, кто правда этого заслуживал. А то, что это вторая личность это не его проблемы. Тело одно. А раз есть тело, есть и дело. Вот только… Вторая личность-то - правда не его проблема. Это проблема Разумовского. И ее надо решать. Игорь видел личное дело Рубенштейна. Не самый подходящий лечащий врач для хрупкого, фарфорового парня вроде Сергея. С другой стороны Разумовский псих, а какое Игорю дело до судьбы и лечения психа? Но ведь лечение должно быть лечением, а не опытами и пытками. А к раку, интересно, майор так же пофигистично отнёсся бы. Или это только на психику распространяется. А чем заболевания психики не заболевания? К концу третьего часа размышлений у Игоря кипела голова. Одна его какая-то внутренняя половина упорно пыталась доказать ему, что нужно забить, визитку порвать и забыть про Олега и Сергея, как про страшный сон. Правда, доказательства Игоревской правоты с каждым подходом становились все размытие и размытие, а доказательства второй половины на тему того, что Волков все-таки был прав, и с ситуацией надо что-то делать, - все чётче и яснее. Часу к четвёртому Игорь поверил, что раздвоение личности заразно, потому что в нем словно говорили те самые мультяшные ангел и демон, на правом и левом плечах. И Игорь упорно не мог понять кто же есть кто. А к утру Гром конкретно завёлся. Каждый раз, когда он пытался заснуть, ему снился отец. Рассказывающий ему самому, только ещё маленькому, о важности справедливости. О честности. О том, что нет вещи для полицейского страшнее, чем наказать невиновного. Что всегда надо сомневаться. Гром старший ведь погиб за эту мнимую справедливость. Кинулся в огонь за невиновным пареньком над которым хотели совершить самосуд люди, уверенные в том, что он педофил и убийца. Парень в итоге выбрался, а отец Игоря нет. В ту судную ночь Игорь спал особенно плохо. Даже дряхлая овчарка с грозным именем Сонька, обычно действующая лучше любого снотворного, не помогла. А утром позвонил Дядя Федя. Он же начальник отца. Попросил подъехать в отделение… И все ему там рассказал. А потом самое страшное: опознание, похороны, кладбище и ещё одно гладкое надгробие рядом с надгробием мамы. После этого слова о справедливости непроизвольно вызывали мрачную полуухмылку — полуоскал. К шести утра Игорь вскочил в холодном поту раз пятнадцать. Каждый раз отец. Его смерть, а потом призрак его, который за руку держит, бормочет «Не накажи невиновного. Подумай, а прав ли ты»… И все в таком духе. Мозги от этого плавились, а истерика сама собой накатывалась. Сны такие давно оставили. И снились они только первые года три после трагедии, и теперь вдруг снова навалились удушающей мягкой подушкой. А если сверху наложить буквально неразрешимую дилемму, то вообще убийственное комбо выходит. Если бы Игорь верил в паранормальщину, поверил бы, что на него навели порчу. Но так как Игорь не верил, приходилось признать, что он виноват сам. И все же майор стойко продержался до обеденного перерыва. По большей части за счёт того, что с утра он очень завуалированно все высказал Димке. Игорь вывалил на него такой груз переживаний, что после этого уже сам молодой полицейский впал в философствования. Но все же Дубин сказал одну на удивление очень правильную вещь: До конца не будет ясно ничто и никогда. Но вера в человека должна умирать позже всего. Даже позже, чем уверенность в невиновности подозреваемого. Потому что иногда одна лишь вера, что человек не мог убить, помогает полицейским докопаться до истины. После этих слов стало ясно, что ангелом была та мнимая половина Игоря, которая заверяла в невиновности Сергея. И кстати, этот ангел явно был подсознательно списан с Димы. Иначе схожесть выражений было сложно объяснить. От всей этой ситуации пальцы сжимались на визитке Олега достаточно прочно, чтобы ровно с началом обеденного перерыва Игорь пулей вылетел из отдела, опередив по скорости Цветкова, гепарда, ламбу, звук и свет. Маяться за два квартала от отделения Игорю долго не хотелось, поэтому он, особо не думая, набрал номер и приложил старую Нокиа к уху, вслушиваясь в гудки. Трубку на том конце подняли почти мгновенно. Как будто Олег сидел и ждал этого звонка. Майор не очень знал, что должен сказать, поэтому «здравствуй» вырвалось как-то само. Гром почти увидел, как Олег на том конце провода устало потёр виски, пытаясь собраться с мыслями и не послать Игоря отборнейшим трехэтажным матом. — И тебе не хворать… — Наконец отозвался Волков после длительной паузы. — Что надумал? Игорь замолчал, собирая в кучку ошмётки мыслей, ещё не убитые философией и ночными кошмарами, затем огляделся, убедился, что знакомых нет, вдохнул и на одном дыхание протараторил: — ЧтояпосадилнетогоиРазумовскогонадовытаскивать. Гром был почти уверен, что после этого услышит мрачные гудки означающие сброс звонка, но Олег лишь тяжко выдохнул в трубку. — Помедленнее. — Натянуто вежливо попросил он. — Из всей данной реплики, я понял только фамилию моего друга, и что ты очень нервничаешь. Игорь вдохнул и повторил второй раз: — Я посадил не того, и Разумовского надо вытаскивать, но я не знаю как… Волков буквально словесно заулыбался, потому что его следующая реплика буквально отдавала каким-то восторженно-радостным выдохом, за которым явно сковывалась мысленное «Юху, получилось!»: — Я рад, что ты это осознал. От тебя многого не требуется. Всего-то посадить Рубенштейна и обеспечить мне и Сергею жильё недели на три-четыре. Я сейчас кантуюсь в отеле, но с Сергеем вернутся сюда не смогу. — Всего-то! — Игорь аж поперхнулся. — Олег, а вы часом не оборзели ли там? — С возмущением спросил он и понизил голос, заметив на горизонте Цветкова с двумя стаканами кофе. — Часом нет, — Волков, кажется, умел при помощи чего-то, по ходу, мистического передавать свои жесты в разговоре по телефону, потому что Игорь снова если только не увидел, как он, ухмыляясь, отрицательно качает головой. — Ладно. Вечером обсудим план, и как все будем реализовывать. Ок? — Ок. — Только и успел ответить Игорь, и услышал гудки в трубке. Дослушивать и спрашивать чужое мнение Олег явно не умел. План тем же вечером обнаружился на кухонном столе, в комплекте с Олегом и кипой всяких бумаг, которых у Волкова точно не могло быть, но они были. Рядом стояла бутылка виски и нормальный черный чай. Игорь, даже не открывая холодильника понял, что там сами собой — ага, как же — появились продукты. Гром вдруг вспомнил о том, что всегда покупал еду, пока отец был на работе, чтобы его уставший папа не таскал тяжёлые пакеты по лестнице на пятый этаж. Вроде как Волков и не сделал ничего, а вроде, как и вторгся во что-то семейное. Стало как-то очень обидно. Уж очень много старых ран Олег расковырял своим приходом. — Привыкай, Игорюш, — Ехидно усмехнулся Волков, поймав вопросительно-возмущённый взгляд. — Мне с Сергеем ещё жить с тобой. А Сергей, он ну очень заботливый. — Угу. — Игорь прошёл в кухню, не разуваясь, и плюхнулся на отодвинутый стул. — Знаю я, какой он заботливый, он меня прям согрел этой своей заботой, так и прущей из чертовых огнемётов. Олег пожал плечами, мол, я же как-то справляюсь, и поставил перед Игорем полную тарелку жаренной картошки. Планы было просто и очень по-домашнему обсуждать за едой. Олег быстро что-то рассказывал об устройстве психушки-тюрьмы, Игорь слушал, стараясь вникнуть, параллельно поглощая очень вкусный ужин. Гром не ел такого уже лет пять, потому что так картошку не жарила даже тетя Лена. Сразу где-то возникли вопросы, как же так вышло, что Олег готовит настолько вкусно. Явно не в детдоме научился, и не в армии. Этот мужчина был полон загадок, и Игорю почему-то невероятно захотелось их все разгадать. В комнате постепенно темнело, потому что лампочка была тусклой, а на улице садилось солнце. В полумраке под желтоватым светом на столе лежали папки с разными документами, два личных дела и два пистолета. Волков мыл посуду, наверное решив, что раз уж он так вламывается, надо хоть как-то искупать вину. Хотя в целом его желание перекантоваться у Грома понять можно. Намного безопаснее жить у того, с кем связывает что-то помимо арендного договора. Майор теперь уже точно их не сдаст. Пока Волков возился на кухне, Игорь стоял у окна и смотрел на город. Уже завтра они вытащат Разумовского из тюрьмы, завтра Игорь станет преступником. Хотя можно ли его назвать таковым, если он исправляет свои же ошибки? Законно вытащить Сергея наверное не получится, но справедливость ведь должна… Должна. Точно должна быть. Даже таким способом. Игорь не давал себе передумать. На его столе сейчас лежит компромат на Рубенштейна, который пойдёт сразу в два места: журналистке Пчелкиной и его начальнику Прокопенко с просьбой об ордере на обыск. План простой, но в теории рабочий. Вырубить камеры за два часа до обхода, пробраться в палату к Сергею и вытащить его, затем Игорь поедет в управление, кинет там документы со словами: «пришли на почту от анонимного источника», вытребует ордер на обыск заявится с проверкой и арестует Рубинштейна. Как говорится за все хорошее. Потом увидит отсутствие Разумовского в палате и снова наедет на врача, и вытребует с него правдивый диагноз, на основе которого потом можно в судебном порядке попытаться оправдать Сергея. Все ведь наверняка выгорит, потому что часть плана до обыска должна провернуться за час, и обхода не будет. И их не поймают. А если плюсом взять ещё и документы с доказательствами, то горе-доктора ждёт уголовная ответственность. Хотелось бы верить, что все прокатит, что план не подведёт, что выдадут ордер на обыск, что камеры отключатся, а главное, Игорю хотелось верить, что он поступает правильно. Но этого он не узнает никогда, потому что понятие правильности в таких вещах такое же размытое, как его собственное будущее. Весь следующий день прошёл на нервах. Игорь не мог сосредоточиться ни на чем, его гложили сомнения, а огонь внутреннего противоречия сжигал его изнутри. Он убеждал и убеждал себя, что это справедливость, что это все правильно, но верить самому себе упорно не хотелось, как и в то, что в таких вещах есть хоть какое-то правильно. Что что-то не так заметил даже Димка, но по своей дубинской манере предположил, что у Игоря свидание. И нет бы Гром отнекивался, так черт дернул сказать да. С другой стороны это определенно прекрасное алиби и хорошая отмазка, по крайней мере Дима перестал спрашивать про кислую мину и бледную как у вампира кожу, начав выяснения, кто же эта счастливица, которая пойдёт с Игорем на свидание. В итоге он конечно отвял, не забыв поставить на Юлю. Удивительно, но гадания Димы под ухом нехило так помогали расслабиться. Гром даже чуть-чуть отвлёкся от мрачных мыслей и самокопаний, перестав на какое-то время терзать себя сомнениями. А вечер снова начался с ужина, с пасты с лососем в сливочном соусе. Игорь как название услышал, выпал сразу. Появилось ощущение, что Олег на досуге ограбил итальянский ресторан в качестве практики перед психушкой. Но нет, судя по виду, сам приготовил. Даже как-то совестно стало. Но следом за стыдом, у Игоря появилась мысль, что Олег, во-первых, целый день торчал у него дома, во-вторых, ему вообще делать было целый день нечего. Но что ни говори, а ужин получился вкусный. Очень. Готовил Волков отменно, и это тяжело было не признать. Соблюдаемое мужчинами молчание их не отягощало. После ужина Игорь помыл посуду, протер стол, невольно отметил, что Олег отмыл с него каким-то магическим средством пятна, которые Гром не мог ввести годами. Хотелось спросить, с чего Волков сегодня целый день околачивался у него, но ответ Игорь знал и так. Наверняка сдал номер в отеле, и теперь ему просто негде было жить, да и привыкать надо. Гром знал план Олега наизусть, как и то, что поддельные заграны в Питере сделают плюс-минус за дней 25. А это время рыжий шизофреник и его лучший друг — ходячий труп будут жить у него. Но все равно было как-то странно. Игорь не привык, что у него дома есть кто-то кроме него, Олег вероятно это понимал и старался не отсвечивать, умело не попадаясь майору на глаза, что в двушке было сделать на самом деле ну очень проблематично. Молчание мужчинам удалось сохранить, где-то на три часа, и только потом тишина стала гнетущей. Олегу выходить через два с половиной, Игорю через три. Делать нечего, на дворе ночь, а на душе тревога. Гром открыл холодильник, достал пиво и включил телевизор. — Пошли смотреть фильм. — Крикнул он, и Волков до этого оттиравший мебель в спальне — зачем не понятно — вылез на свет божий. — Ну и пылищи у тебя. — Чихнул он. — Ты вообще с Сергеем виделся, он бы тут задохнулся. — Плевать как-то. — Игорь с характерным щелчком открыл банку. — Я в няньки не нанимался. У него уже есть ты для этого, а я просто готов предоставить вам жильё в качестве извинений за мой, ну, проступок… и ничего более. Может помогу с продуктами и так далее, но не больше. Волков мрачно усмехнулся, откидываясь на спинку дивана. — Думаю нам получше надо узнать друг друга, если мы собираемся уживаться на такой крохотной жилплощади. — Произнёс он, забрав себе одну банку. — Расскажешь о себе или мне начать? — Давай, пожалуй, ты. — Гром с видом крайнего безразличия упялился в телик, где шёл какой-то странный боевик. — Только не забудь упомянуть почему ты так дорожишь Сергеем. И главное, почему ты был официально мёртв. — Хорошо. — Олег пожал плечами. — Если что, задавай вопросы, а я пожалуй начну, хм… с родной семьи пожалуй. Я перестал верить людям, когда меня отдали в детдом, потому что я был… Эм, ну бракованным. Видишь ли, я не был гением в семье золотых медалистов и выпускников МГУ. Старшая сестра училась в пафосном физмат лицее, старший брат в лучшей художественной школе, младший на абсолютно бесплатной основе в школе при Летово. А я таким не был. В спорте выделялся, но мои родители считали, что единственная мышца которую надо качать это мозг. После двойки в триместре по математике во втором классе, я стал тем самым ребёнком из анекдотов. Меня отдали в приют, и больше свою родную семью я не видел. — На этом моменте Олег вдруг замолчал, Игорю несмотря на улыбку на сильном лице показалось, что Волков сейчас расплачется. Самого же Грома сам принцип отсутствия любви со стороны родителей пугал своей незнакомостью. Да, он вырос только с отцом, но отец его любил очень сильно, он всегда был примером для подражания, у них всегда была особая связь. И первое время от ее отсутствия хотелось выть, но Игорь эту связь хотя бы знал. Ту самую, которая соединит даже через весь земной шар. Даже через всю вселенную. Особую связь, когда ты точно знаешь, что у тебя есть тот, кто тебя любит. Сейчас этого не было и у Грома, но… Олег. Он получается не знал всего этого, и никогда не чувствовал. — Тебя не любили никогда… — Особо не думая, озвучил Игорь свои мысли вслух. — Типа того. — Кивнул Волков, как будто не заметив, как сильно его ранила прямолинейность в этих словах. — А потом был детдом и Сергей, и дружба с ним. И… когда ему восемнадцать исполнилось, он в Москву захотел. Поступил. Я тоже поступил. Но только ему это нужно было. А мне нет. Отучился я полгода, а там в армию свалил. Приезжал, полгода тут, и по новой. И всегда эти полгода с Сергеем проводил, но я ему вроде как и не нужен уже был. У него работа, соцсеть. Мы все ещё были друзьями, но я уже не стоял на первом месте, потому что я не всегда мог быть рядом. В двадцать пять мне предложили не самую легальную работу, я, дебил, согласился. Через два года из-за этой работы мне пришлось притвориться мертвым для того, чтобы… Ну неважно. Мне нужно было уничтожить саму личность Олега Волкова. Я все продумал, кроме того, что Серёжа хакнул эту их военную сеть и указал себя в моем досье, как родственника, которому в случае чего надо присылать похоронку. И она ему пришла. Я так понимаю, у него случился срыв, Птица стёр воспоминания об этом и занял мое место, а что было дальше, ты знаешь сам. Я вернулся, как только смог, но сейчас мне мое мертвое положение даже на руку. Даже не знаю, смеяться или плакать… Моя жизнь вся, как такой чернющий анекдот. Очень жестокий и, к сожалению, правдивый. Но больше всего я боюсь, когда-нибудь увидеть в чьих то глазах, что их жизнь сложилась как моя. Не пожелал бы никому. Даже наверное родителям. Рассказ был окончен, и в комнате повисла тишина. Игорь до этого и не догадывался, сколько пережил человек, сидящий перед ним. А тут предательство семьи, детдом, который нельзя назвать прекрасными годами жизни, армию, остывающий интерес единственного близкого. Теперь Волков казался совершенно другим. Невероятно сильным. Очень. Потому что даже такой сухарь, как Игорь, чувствовал надломленность в голосе Олега. Жизнь его явно сломала и, вероятно, что мужчина рассказал далеко не о всем. — Мне жаль. — Пробормотал Игорь, понимая что его слова ничего не изменят… Теперь его гложило чувство вины за изначальное его восприятие этого невероятно сильного человека. Он вовсе не висел содержанкой на Разумовском. Он был ему другом. Другом, который очень боялся снова стать ненужным и брошенным. Самым лучшим другом, который только может быть. — Не нужно сожалеть. — Олег пожал плечами. — Я научился жить с этим. Со своими тараканами… И… — Волков помедлил словно думая стоит или не стоит говорить. — И страхом не быть любимым. Наступило молчание, прерываемое лишь слишком громким для этой гнетущей тишины дыханием. — Но что это мы все обо мне! — Спохватился Олег. — Расскажи теперь ты. Про своих тараканов. — Ну… — Игорь задумался. — Маму не помню. Все детство провёл с отцом и его друзьями: дядей Федей и тетей Леной. Я до сих пор к ним часто хожу. Отец… Ну он был примером всегда, он развил во мне чувство справедливости и желание ее добиться. Когда мне было шестнадцать… — Гром замолчал, слова холодным комом застревали в горле, усилием воли он отогнал болезненные воспоминания и продолжил. — Когда мне было шестнадцать он погиб за эту справедливость. Несмотря на это, я пошёл по его стопам. Поступил в Москву, потом вернулся в Питер, работал и работаю до сих пор под началом друга моего отца. Разумовский изменил мою жизнь в худшую сторону, хотя вначале я доверился ему без вопросов. Сам не могу понять почему. А после твоих слов я подумал, что я поступил очень плохо. У человека реальные проблемы, а я будто отмахнулся. Я должен был помочь, а не идти на него с обвинениями. Ну или хотя бы спросить. — Гром замолчал снова, думая, что он может добавить и тихо произнёс самое большое откровение за этот вечер. — И теперь мне очень стыдно. Снова стало тихо, но теперь не гнетуще, а как то по другому. Олег почему-то улыбался. — Ты ведь раньше думал иначе? — Спросил он. — Иначе. — Кивнул Игорь. — И спасибо, что ты изменил мое «Иначе» на то, что есть сейчас. И в отношении тебя тоже. Время выходить подкралось незаметно. Волков сбегал в душ, съел бутерброды, заботливо нарезанные им двоим Игорем, черканул пару сообщений, кому-то позвонил и, одевшись в чёрную армейскую форму, вынырнул из дома в темноту ночи. Игорь, махнув ему вслед, теперь уже просто ждал. Часы вдруг как будто медленнее побежали. Майор успел сам сходить в душ, доесть бутерброды, дважды сделать зарядку, прочесть газету, изнервничаться и снова прийти в чувство. Прошло мучительных минут сорок прежде, чем он получил отмашку от Олега, «начинаем». Теперь главное успеть. Быстро оделся, вылетел из квартиры, на уровне второго этажа вспомнил про документы, вернулся, схватил их и выбежал на улицу. Где-то за Невой тлел рассвет, вместе с моральными принципами Игоря и остатками развалин старой жизни. К тому моменту, как Гром в прямом смысле долетел до отделения, он уже успел скинуть Файлы Юле и вымолить у неё выложить эти документы часа через два, а не сейчас. Прокопенко ожидаемо был на месте и Игорь влетел в кабинет без стука. — Мне срочно нужен ордер на обыск психиатрической лечебницы, в которой содержится Разумовский. — Выкрикнул он прежде, чем его развернули истинно школьной фразой «Выйди и зайди нормально». — Это с чего? — Фёдор Иванович посмотрел на Грома задолбанным и заспанным взглядом. — А вот чего! — Игорь закинул часть документов на стол, подавил в себе волнение и встал в торжествующую позу. — У них там не больница, а лаборатория, и этот Рубинштейн нечист на руку. Смею предположить, он поставил неверный диагноз для судебно-психиатрической экспертизы! А ещё преступлений описанных в этих документах хватит, чтобы десятерых посадить лет на триста. Сон с Прокопенко как рукой сняло. Он выхватил у Игоря остатки документов, даже не обратив внимание на подрагивающие пальцы. — Откуда это у тебя? — Чуть в шоке спросил Игоря начальник. — В почтовый ящик подкинули с запиской: «от доброжелателя». — Пожал плечами майор, стараясь делать как можно более невозмутимое лицо. — Записка где? — Вот. — Гром выудил из кармана бумажку, слепленную из вырезок древних газет. — Мда… Определить доброжелателя будет сложно. — Вздохнул Фёдор Иванович. — Но сейчас это не важно. Ордер я тебе подпишу, возьми ребят и едь быстрее. Пока они там не прибрались к твоему приезду. Уже через минут семь Игорь сидел в служебной машине с ордером в руках и надеждой на то, что Олег успеет. И что те люди, которых он нанял его не предадут. И что все получится. Но так как пока тревожного звонка или сообщения не приходило, надежда есть. Ведь именно вера в успех должна умирать последней. В больницу их пустили сразу и без вопросов, а там уже полицейские действовали по принципу, что вижу-то и говорю. Ну и первым делом Игорь конечно задержал Рубенштейна, по подозрению в умышленном причинении вреда пациентам, не оказанию медицинской помощи, что привело к летальному исходу, незаконному помещению людей в психиатрический стационар и ещё две статьи, и это только те, которые конкретно о врачах. Там ещё и убийства и пытки и длинный, длинный список. С точки зрения всего отдела горе психиатр собрал почти бинго. Наверняка ведь думал, что его делишки не вскроются. Но нет. Ему, как и многим другим, не повезло связаться с Разумовским. После ареста Рубинштейна Игорь и ещё двое полицейских пошли по палатам. Добавилось несоблюдение санитарных норм. Дойдя до палат с особо опасными преступниками Игорь сглотнул, он был атеистом, но сейчас готов был молиться за то, чтобы Олег успел вытащить Сергея. — Не парься, Игорек, заодно и посмотришь как твой Разумовский по заслугам получает. — Кто-то из коллег ободряюще похлопал Грома по плечу. — Я не считаю, что то, что творит этот врач мог заслужить хоть кто-то… — буркнул Игорь и прошёл в коридор к палатам. Открывая дверь с табличкой «С.Д.Разумовский», майор точно уверовал в Бога. Сердце у него почти выпрыгивало из груди, он правда не знал, что будет делать если Олег не успел. Но нет. Его взору открылась совершенно пустая палата, со следами крови на полу и ужасными условиями. Сергея здесь явно не лечили, а пытали. Подавив и ужас и облегчение Игорь развернулся и выскочил из палаты. Коллеги заглянувшие за ним тихо матерились, явно проклиная и врачей, и чёртову больницу, и свою жизнь, и особенно день, когда они подали доки в полицейскую академию. Гром лишь краем ухо услышал, как Цветков выдавил из себя: — Похоже в теории у нас плюс одно убийство. — Кровь на экспертизу возьми, теоретик! — Бросил ему Игорь, быстрым шагом направляясь в холл, где двое полицейских торчали с задержанным врачом. Сейчас прийдется подрубать все актерское мастерство или план не сработает. И тогда все провалится. Все. Все. Все. А у Игоря в голове все стучало: «Ты теперь преступник Гром, ты теперь преступник.» Психиатр очень расслабленно и по-хозяйски сидел на диване, словно его ни перечень обвинений не пугал, ни наручник, ни грядущий срок. — Где Разумовский! — Сходу спросил Игорь, подлетая к врачу и хватая его за халат. — В палате. — Абсолютно спокойно отозвался Рубинштейн. Ситуация его кажется вообще не волновала. — Да?! — Гром встряхнул горе врача. — А почему же тогда его палата пуста, там ужасные условия и кровь на полу. Я повторю вопрос. Где Сергей? Или мне уже стоит спрашивать, где его тело? На удивление по непроницаемому лицу врача прошёл испуг, может кто-то из персонала правда мог убить Разумовского. Хотя вероятно он просто волнуется о потере ценного экспоната. В любом случае Игорь решил использовать это как рычаг давления. — Боитесь ведь… — Майор отпихнул от себя горе психиатра. — Вы хотели скрыть его настоящий диагноз, ведь так? — Не хотел! — Рубинштейн гордо отвернулся, пытаясь скрыть волнение. — Это персонал наверняка. У одной медсестры из-за него пострадал брат. — Не спихивайте все на других, Вениамин Самуилович. — Парировал Игорь. — Вы поставили неверный диагноз. У него не шизофрения, ведь так? Врач чуть помедлил, а затем произнёс: — Так. И ладно, я соврал, медсестра его не убивала, он, значит, сбежал. — Из вашей психушки так легко выбраться? И на что же тогда, спрашивается, спускались отведённые на охрану деньги? — Ему помогли! — Вениамин Самуилович, я вёл его дело. Он одинок, его единственный друг погиб в Сирии год назад. Спрошу снова, на этот раз последняя попытка. После неё с вами будут говорить другие люди и уже не так мягко. Где Разумовский и какой у него диагноз? — Да не знаю я, где ваш псих! — Взвыл врач. — Я же говорю, сбежал, значит. — Без помощи извне? — Игорь криво усмехнулся пытаясь говорить уверенно. Судя по лицам окружающих в его спектакль верили все без исключения. — Да, выходит без помощи! Он же гений! И диагноз его… ему, кхм, позволяет. — Что за диагноз? — Игорь жестом попросил одного из коллег включить диктофон. Врач выдохнул видимо собираясь с мыслями. Получать ещё срок за дачу ложных показаний ему не хотелось. Верит ещё наверное, что выкрутится: — У него тревожное расстройство личности и диссоциативное расстройство личности… — Наконец выдавил Рубинштейн. — Раздвоение чтоль? — Хмыкнул кто-то из подоспевших полицейских. — Оно самое. — Воскликнул Вениамин Самуилович. — Он совершал преступления под действием своей второй личности. — То есть вы хотите сказать, что поставили Сергею неверный диагноз, чтобы его изучать, потому что при раздвоении личности он мог выйти на свободу, если бы вылечился? — Игорь хмыкнул. Вывести врача на откровение удалось очень быстро. Даже слишком. — Да! — Психиатр сказал это быстрее, чем подумал. — Ой, то есть нет. — И почему же я вам не верю…? — Гром изобразил, что задолбался, и устало потёр переносицу. — Уводите. — буркнул он. — Цветков, возьми ещё кого-то и со мной. Нужно ещё раз осмотреть больницу. Прорабатываем две версии. Убийство и побег. В первом случае ищем тело, во-втором… — Игорь нахмуримся, взяв с одного из рабочих столов распечатки доз таблеток. На одного хрупкого Сергея было мягко скажем многовато. — Во втором, чуть более живое тело. — Подумав, добавил майор и, заглушив в себе волнение насчёт Сергея и Олега, пошёл делать свою работу. Часа в четыре дня у Грома неожиданно зазвонил телефон, и благо Волков додумался переименовать самого себя во что-то менее подозрительное, то есть в «Девушка». Почему благо? Потому что телефон Игорю отнёс подъехавший к десяти утра Димка. — А я думал ты с Юлей встречаешься… — Разочарованно сказал он, когда Гром положил телефон к уху. — Завались — одними губами прошипел майор и тут же спохватившись произнёс в трубку: — Прости, не тебе. Что-то срочное, а то я на работе… — Игорь, у нас пиздец. Его состояние. Я просто не знаю, что делать. Они его не просто пытали, они пробовали шоковую терапию. Выводили Птицу на появление ставя жизнь Серёжи под угрозу. Игорь, ты скоро будешь дома? Мне одному с этим не справится. Гром прикусил язык, чтобы не издать жалостливый вой. Жизнь очевидно решила, что ему совсем скучно на этой планете. Приплыли. Теперь у него в квартире будет жить человек с крайне нестабильной психикой. Где-то в глубине души Игорь был готов уживаться с Сергеем из казино или из их первой встречи. Подсознательно наверное даже готов был уживаться с Птицей, но не со сломленным человеком. Нет, только не терпеть этот депресняк. И нет, Игорь не был черствым. Игорь просто панически боялся сломаться сам. — Дома буду поздно. — Наконец выдавил он. — На работе пиздец. Потом расскажу. Я куплю что-нибудь по дороге. — Успокоительные, сильные! — В трубку начал перечислять Олег. — Травяные чаи и что-нибудь сладкое, и можно он пока на твоей кровати поспит? Обещаю, на ночь заберу его к себе на диван. — Можно конечно. — Вздохнул Гром, пускать никого не хотелось конечно, но ведь Сергею нужна помощь, пора вспоминать маленького принца и «мы в ответе за тех, кого приручили». — Не разбей только ничего в доме на эмоциях, я позвоню, как буду выезжать. — Ок. — Коротко кинул Олег и сбросил вызов, оставив Игоря наедине с оторопевшими сотрудниками и тихими перешептываниям. — Неужто у Грома девушка появилась! — Ахнул Цветков и предусмотрительно отошёл. Ему не хотелось первому получить по роже за неуместные высказывания. Домой Игорь ехал на последнем поезде метро с пакетом из аптеки, где он оставил пол зарплаты и тортом. Олег встретил его возле дома. Точнее как встретил. Волков сидел на лавке с ногами и курил, судя по его виду, уже сигарету третью. — Эй, ты чего раскис. — Игорь подсел рядом, быстро перебирая в голове, то как его поддерживали в трудную минуту отец и его друзья… — Вытащим твоего Серого, и уедете вдвоём в какую-нибудь Германию. Не парься. — Ты вот сейчас посмотришь на него и сам сюда спуститься захочешь. — Мрачно произнёс Олег, затушил сигарету о металлическую часть лавочки и щелчком отправил ее в мусорку. — Пошли, сейчас все поймёшь. Игорь пожалел, что понял. Разумовский спал, но даже так было видно, парень дико истощён. Все тело в гематомах, ссадинах ранах. На шее две накладывающиеся друг на другу странгуляционные борозды. Волосы, когда-то шелковые, а ныне спутанные, грязные. Сергей метался во сне и что-то бормотал. Когда он повернулся на бок, Игорь заметил на виске след от электрошоковой терапии если ее в случаи Сергея вообще можно было терапией назвать. — Они на нем живого места не оставили… — Пробормотал майор, сумбурно отходя на шаг назад. Стало как-то жутко. — Он не говорит и не реагирует, Игорь. — Мрачно произнёс Волков. — Он меня не узнал, он никого не узнаёт. Он повторяет и повторяет про Птицу и… — Голос Олега дрогнул. — Просит его убить. Игорь сглотнул, собираясь с мыслями, потом решительно поставил на кровать пакет из аптеки. Вытащил от туда сильные успокоительные и одноразовый шприц. — Вколи ему. — С уверенностью сказал Гром. — В аптеке сказали, если ввести внутривенно подействует быстрее. Я уверен в армии этому учили, я конечно тоже могу. Но если сделаешь ты — будет безопаснее. С кровати его не двигай, не буди. Просто ляжем с ним. Оба. Если Птица захватит контроль, ни я, ни ты по одиночке с ним не справимся. Сходи на кухню, возьми литровый термос, завари тот чай, который с ромашкой. Когда проснётся, пускай минимум две кружки выпьет. Я пока пледы принесу, его согреть надо. Раны ты, надеюсь, обработал? — За дурака меня не держи. — Хмыкнул Олег, уже набирая лекарство в шприц. — Я и просто чаем его поил уже. Но ему не помогало. — С успокоительными должно быть легче. — Заметил Гром, доставая из шкафа одеяла. — И завтра, пока меня с ним не будет, говори с ним. Хоть Пушкина ему читай. Я видел, что с такими как он там делали, и поверь ты не хочешь знать, насколько и какими методами он был социально изолирован. Ему нужно внимание. Уже через полчаса все трое мужчин кое-как впихнулись на кровать Игоря. Сергей свернулся в комок, укрылся всеми наложенными на него одеялами, вжался одновременно и в Олега, и в Игоря и уснул так. Время от времени он подскакивал судорожно оглядываясь и снова закрывал глаза. Даже сквозь три одеяла и плед было заметно, что его трясёт. В голову Игоря впервые закралось сочувствие. Гром в ту ночь почти не спал, зная, что по ту сторону кровати так же от каждого шороха подпрыгивает Волков. Игорь бы и рад был от этого всего отказаться, выспаться сейчас, выставить этих двоих, но теперь ему уже не давало чувство вины и какое-то странное ощущение привязанности. Что сейчас это будет уже неправильно. Сейчас, когда Олег, которого никогда не любили, поверил в то, что Игорю можно доверять. Это ведь Гром превратил гения и миллиардера в это. Это он осудил невиновного. Это он не смог вовремя помочь, Игорь прикрыл глаза и запрокинул голову. Почему-то ему казалось, что Олег по ту сторону кровати думает так же. Три дня до выходных прошли в таком постоянном стрессе, что нервничать стало частью рутины. Игорь почти не спал, потому что Сергей постоянно просыпался. Каждый раз когда он вскакивал посреди ночи, Гром и Волков подскакивали с ним. Каждый раз думали сейчас все, сейчас Птица. Но нет, Разумовскому просто снился очередной кошмар. Часто он заходился ночью в рыданиях после очередного сна. Первые пару раз Игорю было сложно, но на третий он смог пересилить себя и обнять Сергея, почему-то чувствуя, как от этого Разумовский как-то успокаивается и дышать ровнее начинает. Сергей все ещё не реагировал на людей, на разговоры, на обращения. Когда он не спал, он сидел, потрясываясь и глядя в пустоту. Со стороны это было очень жутко. Игорь и Олег уже привыкли к такому ритму. Волков вставал с утра, готовил завтрак, ел вместе с Игорем, а когда майор уходил на работу кормил Разумовского. Целый день Олег работал из дома, просек фишку с фрилансом, купил ноутбук и работал, потому что сидеть на шее у Игоря, который им по факту был ничего не должен, было неудобно. Иногда Олег отвлекался, чтобы попробовать поговорить с Сергеем. Ещё реже звонил Игорю, чтобы быстро о чём-то рассказать или попросить что-то купить. Вечером приходил Игорь, не разуваясь проходил на кухню, ставил чайник. Доставал три кружки. Им с Олегом чёрный по семь капель валерьянки, Разумовскому чай с мелиссой и мятой, двадцать капель и вечерняя доза таблеток. Часть из аптеки, часть психотропных, которые утащил из психушки Олег. Их пропажу даже не заметили, почти все врачи незаконно сплавляли медикаменты как наркотики. Но самым трудным для Игоря была работа. Он вёл дело о побеге Разумовского, и дело о психушке. И о том, и о другом знал все, и не мог рассказать. Сейчас он был готов даже требовать, чтобы ему из Москвы прислали какого-нибудь Стрелкова, так сильно он устал от этого стресса. Лишь бы у него забрали это чёртово дело. На третий день Рубенштейн наконец подписал чистосердечное, во всех тех ужасах, что он творил в больнице, и дело отправилось в стопку закрытых. Это сильно облегчило всем жизнь, потому что в противном случаи, Игорю пришлось бы мотаться по России и не только, вручную подтверждая достоверность каждого любезно предоставленного Олегом левым доброжелателем документа. Пока коллеги отбивались от журналистов, Игорь выскочил через чёрный ход, чтобы покурить. Ему надо было снять стресс. Психиатр казался ему монстром, и в какой-то мере он был очень рад, что вытащил Сергея, а так же избавил кучу народу от страданий в лапищах этого чудовища. Вот только кое-кто все же уже настрадался. Олег позвонил неожиданно и первый раз начал их разговор не с неловкого «привет». — Игорь, он начал реагировать! — Почти выкрикнул Олег в трубку. Гром же обрадовался, что у него не тот дебильный айфон, из которого все слышно за километр. — Игорь, он… Я позвал его, и он повернулся. Боже, я думал, что он уже никогда… Игорь, может, может все ещё можно исправить? Может… Волков излишнее эмоционален и почему-то в этой эмоциональности проглядывает настоящий Олег, именно сейчас, когда наружу из него рвётся то, что он так долго пытался похоронить в себе. Точнее вместе с собой в Сирии. Эта искренняя, почти детская радость вызывает у Грома слабую улыбку. — Может конечно, — посмеиваясь отзывается он. — Я тебе говорю. Все образуется. На том конце провода сначала молчание, а потом робкое и очень тихое: — Спасибо. Это не тот Волков, что неделю назад пришёл к квартире Игоря восставшим призраком. Это настоящий живой человек. Человек у которого появилась Надежда. Дома, как всегда, тихо, но на лице у Олега спокойная улыбка, и Серёжа сидит не на кровати, а закутавшись в плед в кресле у окна. Смотрит на улицу, кажется не очень понимающим и осмысленным взглядом. Что-то в его фигуре такое хрупкое нежное, что Игорю сразу хочется подойти и обнять. Он топит в себе эту идею и проходит на кухню. Все, как обычно, два черных чая с семью каплями, один с ромашкой и мелиссой с двадцатью. В комплекте к ромашке восемь таблеток и одна половинка. Игорь не врач, но если улучшения продолжаться надо будет постепенно уменьшать дозу. Олег что-то дожаривает на сковородке, насвистывает что-то из репертуара Арии и постукивает в такт свисту ногой. И Игорю почему-то кажется, что он по-настоящему дома. Ночью Сергей уже привычно подскакивает, поднимается, скидывает одеяло. Олег и Игорь просыпаются мгновенно. Сразу смотрят на цвет испуганных глаз, минус одна проблема, ладно. Разумовский с секунду смотрит в пустоту, а потом у него на глазах появляются слёзы и он буквально начинает рыдать. Ну что с него взять… Сейчас он практически сломленный ребёнок, которому приснился кошмар. Волкову с его товарищем по несчастью не привыкать, они сразу обнимают с двух сторон. На второй день выяснили, что это единственный способ успокоить Сергея. Тот по привычке жмётся в ответ, комкает невероятно худыми пальцами одеяло и внезапно сквозь слёзы зовёт их, не ментально, по-настоящему, голосом, шепчет тихо: «Игорь… Олежа…». Жмётся ещё плотнее, а оба мужчины впадают в ступор, но лишь на секунду. Уже через секунду они снова обнимают Серёжу, думая лишь об одном. Узнал. Он их узнал. Обоих. После этого становится как-то проще. Рутина чуть меняется. Олег с Игорем наконец приводят волосы Серёжи в порядок, потратив на это целый Громовский выходной. Но результатом они довольны. Раны на теле Разумовского подзатянулись, и выглядеть он стал посвежее. К концу второй недели наконец начал изъявлять пожелания в еде. Он часто просто звал их по именам. Просто. Как будто пробуя имена на вкус, а мужчины глупо улыбались от его приятного голоса. Игорь таскал домой книги и газеты, диски с фильмами. Все, чем Разумовского можно было отвлечь от мрачных мыслей. Потом принёс блокнот и карандаши и Серёжа прочно, дня на три, почти безвылазно засел за наброски. Как-то мельком заглянув через его плечо Игорь увидел себя, и ему вдруг стало необычайно тепло. Отец рассказывал что мама тоже часто его рисовала… Просмотр фильмов вместе. Совместные ужины. Тихие разговоры на нейтральные темы. Это часть их жизни. Очень домашняя очень тёплая. У Игоря давно такого не было. Как-то они с Олегом выбрались погулять, и тогда Волков, зайдя вместе с Громом в магазин музыкальных инструментов, узнал, что Игорь играет. Причём не на абы чем, а на настоящей гитаре. Гром смущённо поясняет: — Отец играл, и меня учил. — И начинает петь Цоя. Домой они возвращаются с гитарой, эклерами и какой-то невероятной внутренней теплотой. Тем же вечером Игорь играет, на гитаре, тихо напевая: « Перемен требуют наши сердца». Серёжа слушает, а потом выдаёт очень глубокомысленное «красиво», а потом просьбу «а можно ещё». И ради него Игорь играет вторую песню, и третью, и седьмую. А восьмую прерывают соседи, потому что второй час ночи, плохая звукоизоляция и вообще они хотят спать. Нормально и полноценно не говорит Серёжа с Игорем и Олегом ещё долго. Лишь окликает их и выдаёт какие-то банальные просьбы, не длиннее двух-трёх слов. Сидит, часами смотрит на улицу, следит за людьми, тихонько улыбается. Рисует часто, а рисунки потом Игорю с Олегом показывает. Потом как-то пишет на их общем портрете стихи и дарит с тихим: — Спасибо, что вытащили из этого кошмара. Игорь в честь прогресса притаскивает домой торт, дорогущий, как пол Громовский зарплаты, но оно стоит Серёжиной улыбки. Оно вообще все стоит Серёжиной улыбки, а особенно стоит улыбки Олега. От того что Разумовскому хорошо. Игорь вдруг начинает осознавать, что ему приятно с этими двумя. Что ему с ними хорошо. Что ему нравится звонить им, просить Олега дать трубку птенчику — в отделе думали, что у Игоря и его девушки так зовут котёнка — и говорить Серёже какие-то банальные вещи, вроде: небо сегодня чистое-чистое, и кофе я с утра вкусный выпил, и Цветков решил усики отращивать, и ему не идёт. Ему нравилось приходить домой и заваривать два чёрных чая с пятью, а потом и вовсе без капель валерьянки и один с ромашкой — уже без мелиссы — и пятнадцатью, а затем десятью каплями. Ему нравилось спрашивать уже привычное: Таблетки выпил? И получать в ответ утвердительный кивок. Ему это нравится. И ему нравится ужины от Олега. Нравятся милые подарочки на рабочем столе, типа шоколадки или пирожных. Игорь их не ест, скармливает Серёже. Но Олегу всегда говорит спасибо, тот всегда бурчит своё не за что и отворачивается краснея. Волков невероятно домашний, тактильный. Он открылся Игорю с удивительной стороны, и честно признаться Гром бы отдал все, чтобы провести с ним жизнь. Поправочка, с ним и с Серёжей, потому что ради Серёжи Игорь уже отдал свою старую жизнь. Игорь достаточно быстро осознаёт, что Олегу нужно чувствовать себя нужным. Поэтому он убирается, работает и занимается прочими делами. Олег сломлен не хуже Серёжи, но он намного более сильный и он держит все в себе. Поэтому Гром дарит и Олегу что-то, но в основном конечно себя. Ему нравится это делать, потому что за три недели Волков стал значить намного больше, чем Игорь мог себе предположить. Олег смог стать ему настоящей семьей. И Серёжа тоже смог. Игорю это нравится и ему не хочется этого прекращать. Но на осознание этого уходит целая смена, два разговора с Димкой и звонок Юле. Сомнения гложут изнутри, он же просто с ними сотрудничает, искупляет свои грехи перед этими двумя. Скоро они получат документы и… И исчезнут. И не будет двух чёрных чаёв и одного с ромашкой. Ничего не будет. Новой, обретённой семьи тоже. Игорю сложно это принять, но он этого боится. Наверное он просто умер где-то посреди той ночи, когда шёл домой через аптеку, но если это так, то он готов продлить этот сладостный момент смерти навечно. В один вечер Игорь просит напрямую: останьтесь. И добавляет робкое пожалуйста. Серёжа улыбается, смотрит в пол: — Я боялся, что не нужен. Что это просто долг. — Бормочет, а у Игоря сердце обливается слезами радости, спустя три недели наконец длинное осмысленное предложение. Наконец все будет нормально. Все точно, совершенно точно будет хорошо. — Я тоже так думал, — Гром улыбается и буквально чувствует, как сбоку так же робко поднимает уголки губ Олег. — Но теперь я готов отдать жизнь за то, чтобы кошмар, который произошёл с вами не повторился. За то, чтобы вы двое были счастливы. И вы были со мной. Тогда он первый раз обнимает их сразу двоих. Первый раз из череды бесконечного множества, но этот первый раз точно остаётся у них в памяти навечно. Ночью когда Серёжа заснул, Олег привычно обнимая его смотрел на Игоря. — Спасибо. — Тихо произнёс он. — Спасибо за то, что нас спас. — Не за что. — Гром улыбнулся так искренне, как не улыбался никогда. — Вы нужны мне и вы… Наверное теперь вы моя семья. — Наёмник и маньяк-психопат? — Олег усмехнулся, но Игорь даже сквозь темноту увидел как на светлые глаза навернулись слёзу. Олег получил, что хотел. Олега теперь любят. — У всех свои причины слететь с катушек. — Гром пожал плечами и положил свою руку поверх руки Волкова, тоже обнимая Серёжу. — Я и про тебя узнал кое-что. — Очень тихо произнёс Игорь, сквозь тьму ночи глядя прямо в бледные глаза Олега. — Ты только не ругайся, я встретился кое с кем из твоих сослуживцев… — Узнал? Игорь не видит — чувствует, как побледнел Волков и как его вторая рука сжалась на одеяле. — Узнал и хотел только спросить. — Гром выдержал паузу. — Эта сука мертва? Потому что если нет, к черту ваши правила и уставы, пойду и сожгу лично. Никто не смеет больше тебя трогать, Олег. Вы с Серёжей моя семья! И если я узнаю, что эта падла жива, я уничтожу его лично! Олег шумно сглотнул, пытаясь сдержать подступившие к горлу слёзы. — Он… Он умер в бою. Он делал это почти семь месяцев. Насиловал почти семь месяцев подряд. — Чуть всхлипывая выдавил Олег. Он пытался предать голосу мужественности, но видимо силы на это закончились. Маски теперь спали. — Я хотел чтобы меня любили, а он… Он только брал, не давая ничего взамен. Все знали, никто ничего не делал, всем было срать. А я пытался разглядеть в этом любовь. В той боли, что он мне причинял, во всем. Я хотел похоронить это там, на войне вместе с ним. Я… — Тише. — Прервал его Игорь, мягко кладя свою ладонь поверх ладони Олега. — Помнишь? Вы теперь моя семья! Скажешь, что кто-то сделал вам плохо — посажу, а потом лично зарежу в изоляторе. Я никому не дам вас обидеть. — Игорь, я наёмник. — Волков усмехнулся, но было видно, что он счастлив как никогда. — Я сам могу за себя… — Тш, — Игорь игриво приложил палец к его губам. — Не порть момент и дай попонтоваться. По темной комнате разнёсся тихий смех. — Понтуйся ради бога! — Голос Волкова словно заиграл новыми красками. — Ну хорошо, хорошо. — Игорь усмехнулся и успокаивающе ткнулся лбом в плечо Олега — Только помни, я не дам вас в обиду. И уж точно не дам произошедшему с вами кошмару повторится. Игорь сдержал обещание. Его усилиями дело Разумовского пересмотрели спустя всего лишь два месяца. Судьи пришли к единогласному выводу что один человек не может нести ответственности за действия формально другого человека, несмотря на общее тело. И так как раздвоение личности было доказано в порядке судебно-психиатрической экспертизы, Разумовский объявлен невиновным. Так как Рубенштейн дал показания о том, что вторая личность не проявляла активности и вероятно была побеждена главной и более сильной. Правда все это с пометкой, что в случае возвращения Сергея, ему придется наблюдаться у судебного психиатра. И в случае любого, даже минимального, рецидива, он будет отправлен на повторное принудительное лечение. — Да не вопрос. — Тем же вечером смеялся Разумовский. — Ты глянь, что пишут в газете. Судьи посчитали, что человек не может нести ответственность, за свою вторую личность, которая по словам свидетеля и по совместительству лечащего врача Сергея Разумовского, могла бы быть отдельным человеком. И их помыслы абсолютно диаметрально противоположны. Послушай, так бред. Но меня ведь оправдали. Я теперь не международный террорист. Я теперь мученик! — Слышь ты, мученик. Таблетки пей! — Игорь в шутку стукнул одного из своих мужчин по лбу и забрал у него газету. — Долечишься и выпустим тебя в свет. Заодно и Олега воскресим. И будем жить долго и счастливо! — Можем даже ребёнка усыновить. — Мечтательно пробормотал Серёжа, вдохновлённо уставившись в потолок. — Удочерить. — поправил Волков, и метким движением отправил очередную помытую вилку в стакан с приборами. — Я девочку хочу. — Да не вопрос. — Второй раз за вечер озвучил Разумовский. — Можем сразу двоих. Гром лишь закатил глаза. Иногда эти двое его пугали: — А как вы это видите? — Спросил он. — Типа, вот спросит ребёнок у вас папы: как вы познакомились? А вы: О, это отличная история дочь, твой отец пришёл уговаривать папу Игоря, вытащить папу Сергея из психушки, где он сидел за то, что убил кучу народу. Шутка! Что дочь, повелась? Убил не он, убила его вторая личность. — Игорь! — Наигранно-обиженно воскликнул Серёжа, выхватил у своего парня газету и дважды стукнул ей же ему по лбу. — Птица не приходит с того… Ну с психушки! — Серый, газету на стол. — Волков поставил последнюю тарелку на место и наконец выключил воду. — Тебя только оправдали. Новую статью хочешь? Нападение на сотрудника при исполнении? А что, звучит гордо. Особенно если учесть, что этот сотрудник — твой без пяти минут муж. — Завались… — Огрызнулся Разумовский, но все же примирительно поцеловал Игоря в лоб. Гром, быстро поймав момент, коротко чмокнул Серёжу в губы и, кое-как обернувшись назад, поцеловал и наклонившегося к нему Олега. Они теперь семья. И их семье ничто не помешает. Даже обнаружившиеся через пару минут отсутствие ромашкового чая и возмущённые возгласы Серёжи на тему не соблюдения привычно ритуала «два чёрных чая и один из ромашки». Потому что это не все страшно, это — как и чай — часть их жизней. Кошмары все давно закончились. Тогда, когда они нашли друга и пообещали, что это все никогда не повторится.