Интервью

— Как думаете, будут опять про наркоту спрашивать? — флегматично тянет Томас, щурясь от сигаретного дыма, который из-за ветра облизывает лицо. — Да уже полгода почти прошло, какая, к чёрту, наркота, — тут же зло фыркает Дамиано, стряхивая пепел прямо на асфальт. — Французы злопамятные, — Вик пожимает плечами и забирает у Томаса сигарету прямо из губ, затягиваясь. — Если спросят, — Дамиано хватается за собственный локоть, ежится от подувшего ветра, — предлагаю больше сюда не ездить. — Да ладно вам, — Итан тушит сигарету и щелчком отправляет её в мусорку, двигаясь ближе к Дамиано, закрывая того от ветра тёплым боком. — Это же частники, какие-то совсем молодые ребята, у таких обычно более-менее интересные вопросы. — Ну, вот сейчас и узнаем, — Вик докуривает сигарету Томаса, который не выглядит против, и шагает обратно к чёрному выходу.       Раджи идёт за ней, быстро шмыгает в тёмный проход. Итан ждёт, пока Дамиано сделает последнюю глубокую затяжку, втягивая щёки, красиво выпустит облачко сизого дыма и метким броском отправит бычок в мусорку. — Трёхочковый, — улыбается Итан, ладонью проводя по чужой спине под пиджаком, и идёт к двери, галантно открывая её. — Идём, а то опять искать будут.       Дамиано цокает, закатывая глаза, явно хочет сказать, что трёхочковый это вообще не так, но молча ныряет в тёмный коридор, по пути коротко целуя Итана в подбородок. Торкио, заходя следом, улыбается.       Студия у радио маленькая, но уютная. Мягкие цвета, тёплый свет, удобные даже на вид диванчики и кресла, щедро раскиданные везде подушки, из которых можно соорудить гнездо и сесть прямо на ворсистый ковёр. Итан честно ждёт, что Дамиано именно так и сделает, но вместо этого он тянет Торкио на диван, вплотную стоящий у небольшого столика. Странный выбор, учитывая их рост и длинные ноги, явно же сидеть будет неудобно. Да и стоит далеко, что от ведущих, что от Томаса с Вик, вольготно развалившихся на самом большом диване в комнате. Но Итан не сопротивляется, покорно усаживается рядом с Давидом, слипаясь от коленей до плеч, как и всегда в общем-то. Не так важно где сидеть, важнее с кем, а учитывая, как недобро Дамиано зыркает на двух девушек ведущих, несмотря на их радостные приветствия, оставлять его одного нельзя. Никто из них не любит Францию, но Дамиано, кажется, испытывает к ней и её журналистам особо жгучую нелюбовь.       Но Итан оказывается прав. Девушки и правда довольно интересные, вопросы задают новые, не перебивают раньше времени, даже помогают развивать тему наводящими вопросами. Итан и Томас, подучившие английский до вполне хорошего уровня разливаются соловьём, стоит затронуть вопросы музыкальной теории, Вик вроде и говорит, а вроде и молчит, но с улыбкой слушает Томаса. Дамиано, с которым уже успели пообщаться на тему образа на сцене, отношения к фанатам и планам на будущие сидит молча и выглядит расслабленным. Он уже на второй минуте перестал смотреть с ожиданием подвоха, расслабил плечи и откинулсь на спинку дивана, совсем влипая в Итана. Это было хорошим знаком.       Что Итану не нравилось, так это то, что Дамиано явно становилось скучно. Нет, он внимательно слушал их рассуждения, но глаза его бегали по интерьеру комнаты, а пальцы то и дело трогали коленку или спину Торкио. Против прикосновений Итан ничего не имел, он давно к этому привык и лицо держал на отлично, но ведь скучающему Дамиано много чего могло прийти в голову. И хуже того, он мог вполне сделать что-то из этого списка, не задумываясь о последствиях.       Когда чужая рука ложится не на колено, а чуть выше, на внутреннюю поверхность бедра, Итан очень рад, что всё внимание ведущих обращено к говорящей на другом конце студии Вик. Итан смотрит на Дамиано в упор, но тот не обращает на него внимания, даже в ответ не смотрит, сильнее впиваясь пальцами в мягкую плоть через ткань штанов. Итан ногой не дёргает, чужую руку не скидывает. Всё равно стол закрывает, а Дамиано, может, так спокойнее.       Это решение оказывается большой ошибкой.       Дамиано, не увидев сопротивления, начинает двигать рукой. Кончиками пальцев пробегается от колена до середины бедра, маленькие круги выводит через ткань, легко, щекотно, но от этого всё равно пробивает тёплой дрожью. Потом вместо пальцев гладит уже всей ладонью, с мягким нажимом, вминает основание ладони в чувствительную кожу. Итан фокусируется на размеренном дыхании, крутит микрофон в ладони. Дамиано ногтями продирает уже теплеющую кожу, а потом хватает за бедро всей ладонью сильно, впиваясь ногтями, и тут же отпускает, нежно оглаживая, не убирая руки. Итан сжимает челюсти до скрипа и с шумом втягивает воздух. Не важно, что Дамиано прикасается через ткань, всё равно под солнечным сплетением теплеет, горячим стекает в низ живота. А интервью между тем идёт, ведущие трелью разливаются, что-то спрашивают у Вик. Итан, кажется, совершенно забывает английский, потому что ни слова не понимает.       Рука, дав небольшую передышку, начинает смертельно медленно двигаться выше по ноге, напоследок царапнув кожу. В низу живота становится тем горячее, чем выше оказывается ладонь. Итану хочется поёрзать, то ли чтобы она двигалась быстрее, то ли чтобы Дамиано прекратил издевательство в прямом эфире. Предвкушение разливается по крови, и Итан даже не замечает, как начинает дышать глубже. Ровно в тот момент, когда рука замирает в нескольких сантиметрах от паха, ведущие вспоминают про их уголок. Итан надеется, что спросят Дамиано, но при звучании собственного имени резко дёргается, бьётся коленкой о низкий стол и сводит ноги, зажимая чужую руку бёдрами. Дамиано тоже дёргается, но руку убрать не успевает и, попав в ловушку, очень недовольно, но тихо фыркает. Вопрос приходится переспрашивать слега трясущемся и севшим голосом, собирая слегка расплавившиеся мозги в кучку. Итан в итоге понимает лишь в общих чертах и отвечает весьма туманно, сбивчиво, ещё и слова забывает, как будто на Евровидение вернулся. Храни боже Вик, которая, видя его состояние, подхватывает разговор, перетягивая к себе внимание. Итан посылает ей благодарный взгляд.       Дамиано, мерзавец такой, сидит с совершенно невинным лицом. Как минимум та часть, которую он не закрыл рукой, облокотившись на подлокотник дивана, выглядит совершенно невозмутимо. Его правая рука всё ещё зажата у Итана между бёдрами, и он пытается её вырвать, но из сильной хватки выбраться оказывается не так-то просто. Итан хочет уже злорадно посмеяться про себя, но быстро понимает, что в такой позе всё стало только хуже. Рука Дамиано теперь совершенно точно жмёт на член, который, несмотря на зажатость, заинтересованно дёргается. Под солнечным сплетеньем шипуче разрываются несколько крохотных фейерверков. Итан слишком сильно втягивает воздух носом, и Дамиано, конечно же, замечает. Он прикусывает довольную улыбку и вновь елозит рукой, даже взятый в плен не сдаётся и находит лазейку.       Итану тяжело. Дышать, думать, отвечать, жить с этим дьяволом в человеческом обличии. Кто догадался поставить здесь стол? Не было бы стола, Итану бы не пришлось переживать, видно ли у него по лицу, что ему пытаются подрочить прямо во время интервью! Дамиано всё же умудряется сдвинуть руку, ребром ладони надавить сильнее и потереть. Горячее внизу живота стягивается тугим узлом, и Итан радуется, что давно разучился краснеть. А потом думает: «К чёрту всё». Дамиано ведь явно не перестанет, это видно по искрам в глазах и дрожащей в уголках губ улыбке, а сидеть с твердеющим членом и сведёнными ногами, между которыми зажата горячая ладонь, становится крайне неудобно. Он чуть разводит ноги и тем самым даёт карт-бланш на безумства. Дамиано неверяще стреляет на него взглядом, даже ёрзает на месте, подаётся торсом вперёд, опирается теперь на стол. Рука, замерев на несколько секунд, оперативно движется выше, пока Итан не передумал. Ложится на пах, находит начинающий твердеть член. Пальцы мнут прямо через ткань, жёстко, можно сказать даже слегка больно. Это чуть-чуть отрезвляет, на секунду в голове проскакивает мысль о том, на какой пиздец он подписался, но тут же исчезает.       Дамиано активно кивает на слова Вик, будто слушает и участвует в разговоре, но при этом нервно сглатывает и глаза у него блестят. Итан пытается сделать невозмутимое лицо и при этом не перегнуть, чтобы не выглядеть уплывшим в астрал. Получается наверняка так себе. Какое тут лицо, когда горячая рука обхватывает член через ткань брюк, а большой палец жмёт прямо на головку, коротко потирает её. Удовольствие получается на грани боли, и Итан еле подавляет желание зашипеть и дёрнуть бёдрами, вместо этого вцепляясь свободной рукой в подлокотник дивана. И всё равно горячая пружина в животе сжимается сильнее, колючие искры бегут от затылка вниз по позвоночнику. Итан уверен, что его дыхание слышно всем в комнате. Он искренне надеется, что стол и правда скрывает их безумство от ведущих и внимательных камер.       Взглянуть на Дамиано оказывается очередной ошибкой. Он выглядит так, будто дрочат здесь ему: шея в воротнике рубашки краснеет, губы истерзаны острыми зубами, глаза блестят шало. Итан почти наяву чувствует, как он целует Дамиано, не позволяя тому и дальше сжирать губы, как будет биться пульс под пальцами, когда он обхватит его шею. Совсем некстати в голове всплывает воспоминание о том, каким мягким и податливым был Дамиано утром, расхристанный под Итаном на белых отельных простынях. Давид, видимо чувствуя взгляд Торкио, поворачивается к нему, и да, поплывший зрачок и красные искусанные губы выдают его с потрохами. Их взгляды сцепляются на несколько секунд, достаточных, чтобы утонуть, а потом неизбежно сползают ниже. Дамиано смотрит Итану на губы, непроизвольно облизывается, и от желания поцеловать его у Торкио всё зудит внутри, а губы печёт словно огнём. Член, который так и не перестают трогать и гладить, нажимать то жёстко и твёрдо, то мягко и еле ощутимо, уже упирается в ширинку, и от этого тоже мало приятного. — Дамиано, а что вы можете сказать насчёт отношений в группе? — воодушевлённый голос ведущей действует, как ушат холодной воды. — Вы одинаково хорошо общаетесь со всеми в группе, или может с кем-то отношения ближе, крепче?       Они оба резко смотрят на ведущую, Дамиано дёргается так, будто его укусили, отдёргивает руку. Сглатывает, заправляет отросшие пряди за ухо, ищет микрофон, зажатый в руке у Итана. Тот не сразу понимает, что от него хотят, отмирает только когда Дамиано тянет его за рукав. Пока микрофон кочует из руки в руку, они соприкасаются пальцами и вновь сцепляются поплывшими взглядами, горячие искры щекочут Итана изнутри. Рука исчезает с ширинки, и Торкио не знает, выдыхать ему от облегчения или стонать от разочарования. Возбуждение никуда не исчезает, в животе будто шипучий жидкий огонь плещется. Хочется расстегнуть ширинку, вернуть руку Дамиано обратно и толкнуться бёдрами навстречу. Ещё лучше будет поставить этого шутника на колени и как следует выебать в глотку, толкаться так глубоко, чтобы он задыхался и потом хрипел пару дней. Картинка перед глазами получается такой живой, что Итану приходится жмуриться до звёздочек под веками, чтобы вернуться в здесь-и-сейчас. В здесь-и-сейчас Дамиано пытается ответить на вопрос, сам растеряв половину словарного запаса, постоянно облизывая губы и нервно жестикулируя. Итан через шум крови в ушах и пелену возбуждения, застилающую мозг, не в силах понять, что он говорит, только на своё имя в чужой речи реагирует, поворачивая голову. Дамиано уже выглядит так, будто они успели пообжиматься где-то в тёмном коридоре, и в голову к Торкио закрадывается идея.       Когда он кладёт широкую ладонь Дамиано на ногу, кончиками пальцев касаясь вздыбленной ширинки, того буквально подкидывает на диване. Спина становится прямой, будто он палку проглотил, громкий резкий вдох прерывает его речь, но не останавливает, только голос теперь звучит слегка задушено. Итан с небольшим удивлением обнаруживает, что под пальцами твёрдо и горячо, член чуть ли не твёрже, чем у него самого. Это, однако, интересный поворот. «Что ж, в эту игру могут играть двое», — думает Итан и полностью накрывает эрекцию ладонью, не гладит, просто плотно прижимает. Дамиано чуть дёргает бёдрами, совершенно задушено заканчивает предложение и закрывает пол лица ладонью, делая вид, что просто опирается на руку. Он снова жуёт губу, кадык дёргается вверх-вниз, а масленый взгляд то и дело косит на Итана, сидящего с практически невозмутимым лицом.       Итану хочется злорадно оскалиться и надавить на член под своей ладонью сильнее, но он вдруг ловит взгляд Вик. С её места точно видно, что они делают, ей явно видно Дамиано и его разведённые бёдра. Улыбка у неё становится натянутой, она тихонько пихает локтем Томаса, и тот пусть и не сразу, но тоже видит. Глаза у Раджи становятся как два блюдца, он явно хочет покрутить пальцем у виска, но сдерживается. У них обоих на лице большими буквами написано: «Вы охуели?», и Итан не отпирается от немого обвинения. Он жмёт ладонью сильнее, вызывая ёрзание у Дамиано, который дышит шумно, хмурит брови, но разводит ноги шире, поддавая бёдрами чуть вверх, навстречу руке. Итан отвечает Вик и Томасу одним взглядом: «Да, охуели». Давно и бесповоротно.       Интервью, на вкус Итана, заканчивается слишком быстро. Он не успевает толком помучить Дамиано, который совершенно не может держать лицо, и от того выглядит очаровательно, а ведущие уже начинают прощаться. Собственное возбуждение никуда не делось, стало только сильнее от вида краснеющего Дамиано, кусающего свои чудесные губы, и Итан, даже поплывшим мозгом понимает, что они вляпались. Особенно он, у Дамиано-то штаны посвободнее, да и пиджак достаточно длинный, чтобы прикрыть стояк. А у Итана штаны узкие, трусов нет, пиджака тоже. Если он встанет из-за стола, всем будет видно его вставший член так же отчётливо, как Эйфелеву башню в солнечный день.       Вик и Томас спасают ситуацию, хотя перед этим посылают им убийственные взгляды. Они благодарят ведущих за интервью, потому что Дамиано и Итан явно не в состояние говорить, а потом предлагают девушкам сделать селфи на память, утягивая их так, чтобы двое придурков смогли добраться до двери и не спалиться. Девушки с большой радостью соглашаются, пытаются позвать Итана с Дамиано, но Вик уже протягивает руку с телефоном и улыбается, подтягивая Томаса поближе. Итан благодарно ей кивает, пихает Дамиано локтем, заставляя того отмереть и пойти к выходу. Вставая, они оба охают, Дамиано одёргивает полы пиджака, Итан пытается незаметно прикрыться рукой и шагает так быстро и широко, как только может. Он чувствует пристальный взгляд в спину, и ему на секунду становится совестно от того, что он даже не попрощался с довольно милыми девушками. Все мысли выбивает Дамиано, который прижимает его к стене прямо рядом с открытой дверью, прямо в коридоре, где ходят люди. Он вжимается горячим твёрдым телом, грудью в грудь, пахом в пах, и целует напористо, зло, стукаясь зубами, языком облизывая пекущие губы. Итан довольно выдыхает, приоткрывая рот, впуская горячий язык дальше, позволяя терзать свои губы острым зубам. Он и сам отвечает так же голодно, глотая тихие постанывания, оглаживает взмокшую под пиджаком гибкую спину, за поясницу прижимает к себе ближе. Губы пронзает короткой вспышкой боли, и во рту горький привкус сигарет мешается с металлическим тяжёлым вкусом крови. Итан отдёргивается, языком проводя по кровящим ранкам на своих губах, оттаскивает от себя Дамиано, потянувшегося за новым поцелуем, за волосы тянет, правда тут же прикипая взглядом к припухшим, уже раскрасневшимся губами с кровами следами, к розовым мазкам румянца на скулах.       Давид не особо хочет отодвигаться и прекращать поцелуй, пальцами цепляется за плечи, шипит недовольно и толкается твёрдым членом вперёд, плотно прижимаясь и высекая искры. Отпихнуть его оказывается задачей не из лёгких, но Итан справляется и тянет поплывшего Дамиано за собой. У него самого всё внутри горит и плавится, горячая липкая похоть расплывается по телу нефтяным пятном, заставляя мысли путаться и тонуть, а дыхание сбиваться. Впереди по коридору должен быть туалет, а если и нет, то подойдёт любой тёмный закоулок коридора, но до отеля Итан, как видимо и Дамиано, терпеть точно не собирается. Тот держится близко-близко, цепкими руками хватается за ткань рубашки, наваливается со спины, горячий, искрящийся, загнано дышащий. Он явно хочет обтереть Итаном все стены в этом здании и не понимает, зачем им куда-то там идти.       Итан еле запихивает его в туалет, который, к большой радости, находится быстро, захлопывает дверь. Внутри светло и чисто, пахнет лавандой, хотя по достоинству оценить интерьер Итан не успевает. Дамиано налетает на него ураганом, горячим, многоруким, напористым. Он само нетерпение: жёстко цепляет пальцами за шею, пальцами путается в прядках, целует куда придётся, зубами царапает кожу за ухом, облизывает мочку, тянет её зубами, носом тычется в нежную кожу за ухом, выдыхает горячо и дрожаще. Он ведёт себя так, словно пытается сожрать, поглотить, вплавить Торкио в себя. Его руки хаотично двигаются по телу Итана, выдёргивают рубашку из-за пояса штанов, залезают под, касаются горячей кожи, везде оставляя словно горящее клеймо, заставляя огонь внутри разгораться ещё сильнее, больно жечь внутренности. Итан под его напором задыхающееся стонет, чувствует, как искрящее возбуждением тело горит и превращается в дрожащее желе. Он руками оглаживает плавно изгибающееся тело, стягивает ненужный пиджак, через ткань рубашки задевает серёжку в соске, теребит нагревшейся от жара тела метал, тянет, заставляя Дамиано скуляще выдохнуть ему куда-то в район ключиц и вновь податься бёдрами вперёд. Итан понимает, что такими темпами кончит прямо в штаны как подросток. Не то чтобы он сильно далеко ушёл от этого возраста, но всё же, отпускать ситуацию так просто не хочется. Он упирается в широкоплечего крепкого Дамиано руками, толкает вперёд, не переставая кусаче целовать, унимая зуд на губах, и Давид, пусть и не сразу, но подаётся, шагает спиной вперёд, до треска вцепляется в рубашку Итана, явно показывая, что отпускать его не собирается. Они с грохотом врезаются в стенку кабинки, на секунду прерываются, отклеиваются друг друга, чтобы продышаться.       Итан взгляд отвести не может. Дамиано раскраснелся, румянец горит на его скулах, шее, и явно уходит ниже, за ворот рубашки, от которой они успели уже оторвать пару пуговиц. Волосы волнами липнут к высокому лбу, застеленные дымкой глаза блестят, он постоянно облизывает губы, границы которых смазались, расползлись красной раной по лицу, словно смазанная помада. Итан хочет содрать с него одежду, облизать и зацеловать каждый кусочек кожи, заставить тело гореть розовым румянцем от шеи до бёдер. Итан хочет его всего. У Дамиано в глазах читается такое же в точности желание. Они оба словно пьяные. Сумасшедшие. Влюблённые.       Когда Итан вновь тянется вперёд, не в состоянии противиться желанию поцеловать, Дамиано вдруг куда-то исчезает, но тянет его за ворот рубашки, утягивая за собой внутрь тесной кабинки. Для двух взрослых мужчин там откровенно мало места, ещё и Итан, не удержав равновесия, вжимает Дамиано в стенку, и тот явно неудобно изгибается над унитазом. Но неудобство совсем не умаляет возбуждения. Итан тянет Дамиано на себя, вставая, Давид виснет на его плечах, ногтями проходясь по коже под рубашкой. Итан рыкает, губами припадает к горькой от парфюма и солёной от пота коже на красивой шее, в ладонях сжимает чужие ягодицы, через штаны оглаживает щель между ними. Дамиано всем телом прогибается ему навстречу, довольно стонет в потолок, тянет за длинные пряди, опускает одну руку на пах, сжимая твёрдый член. Итан скулит ему в плечо, пытается двинуть бёдрами. Давид хрипло посмеивается над ухом, расстёгивает, наконец, ширинку, заставляя Итана облегчённо вздохнуть, трогает горячими пальцами скользкий член. Звук, вырывающийся у Итана из горла, почти отчаянный, разбитый, у него звёзды пляшут перед глазами. Он не понимает, как не кончает в то же мгновение. Руки сами по себе сползают с такой аппетитной задницы, чтобы в ответ расстегнуть чужие штаны и тоже дотронуться, почувствовать мокрое пятно на боксёрах и жар. В нос бьёт мускусный запах возбуждения, и Итан втягивает его жадно, мешая с нотками чужого парфюма.       Дамиано, огладив пару раз мокрый член, вдруг убирает руку, вызывая разочарованный стон, отталкивает Итана от себя и разворачивается к Торкио спиной. Спина у него тоже красивая, широкая, но на ней Итан сосредоточиться не успевает. Дамиано одним резким движением спускает штаны вместе с бельём, так низко, как может, одну ногу задирает на унитаз, руками опирается на стену перед собой и прогибается, предлагая себя, виляя бёдрами с коротким стоном. Итан задыхается, в горле пересыхает, а от солнечного сплетения к члену стекаются колючие горячие ручейки. Он голодно смотрит на чуть розовые ягодицы, со следами его недавней хватки, замечает не сошедший ещё укус рядом с татуировкой и чувствует желание наставить новых. От открывшегося вида тормоза отказывают, Итан подаётся вперёд, одной рукой вцепляется в крепкое бедро, тянет на себя, царапает, ощущая ответную дрожь, другой рукой задирает измочаленную рубашку вверх, открывая очаровательные ямочки на пояснице и изогнутую линию позвоночника. Он припадает к пряно пахнущей коже губами, целует поясницу, прослеживает языком бусины позвонков и линии татуировки, дует на мокрый след, поплывшими глазами следя за мурашками, бегущими по дрожащему телу. Дамиано дышит тяжело и рвано, подаётся бёдрами назад, вжимаясь в стояк, просяще скулит, уже не в силах говорить. Итан на секунду думает, что им не стоит, с собой нет ни смазки, ни презервативов, но здравую мысль сжирает огонь возбуждения, стоит пальцами коснуться горячей дырки. Мягкие, разработанные ещё с утра мышцы пульсируют в такт бешеному пульсу, подаются легко, стоит нажать пальцами. Итану приходится отодвинуться и пережать дёрнувшийся член, вдохнуть и выдохнуть, чтобы хоть немного прийти в себя.       Когда он вновь подаётся ближе, то руку тянет к чужому лицу. Пальцы ощущают сначала тёплое дыхание, а потом горячие губы и влагу языка. Дамиано со стоном втягивает пальцы в рот, обводит их языком. Другой рукой Итан всё же расстёгивает свои штаны до конца, позволяя им сползти по бёдрам и притирается членом к горячему бедру. — Вот так, оближи, хороший мой, — севшим низким голосом шепчет Итан в чужое ухо, не совсем понимая, что несёт, носом утыкаясь во взмокшие волосы, навалившись на Дамиано.       Тот стонет довольно, елозит бёдрами, потираясь о стояк сзади, активнее двигает языком, старательно облизывает всё, до чего дотягивается: твёрдые мозоли на подушечках, горьковатую от сигарет кожу, языком обводит костяшки. Когда пальцы исчезают изо рта, чтобы через несколько секунд коснуться ануса, Давид шатко выдыхает и утыкается горящим лбом в свои руки. А ведь он всего лишь хотел потрогать Итана по бедру, чуть-чуть поводить пальцами, подразнить и всё! Но потом Итан раздвинул ноги, дал карт-бланш на безумства, и Давид решил не останавливаться на такой мелочи. И вот теперь они, словно школьники, трахаются в туалете. Не то чтобы он сильно против, особенно когда крупные пальцы так правильно оглаживают всё изнутри, почти сразу находя простату, пуская по телу колючий ток, заставляя постанывать, прогибаться сильнее и двигать бёдрами вслед за движением. Торкио целует его спину, облизывает, явно хочет укусить, но почему-то сдерживается и только намекающе прихватывает зубами. Дамиано сжимает пальцы внутри себя, и Итан сзади издаёт такой звук, будто умирает. Пальцы, ещё несколько раз двинувшись внутри, раздвинув стенки, исчезают, оставляя сосущую пустоту внутри, которую тут же хочется заполнить. Желательно большим крепким членом, который он до этого так долго трогал через ткань штанов.       Итан отстраняется и даёт себе несколько секунд просто полюбоваться на Дамиано. Голодно смотрит на розовые кончики ушей, на блестящую от пота прогнутую спину, на розовые подрагивающие бёдра, на покрасневшую, разработанную дырку. Жаль, что не видно лица, наверняка очаровательно красного, с поплывшим, потерянным взглядом, с приоткрытым ртом и искусанными красными припухшими губами. Дамиано скулит, ведёт бёдрами по кругу, и Итан не может противостоять этому зову, отмирает, двигается ближе, словно хищник, почуявший запах крови. Он облизывает руку, смазывает себя как может, притирается, намекая и вызывая нетерпеливое ёрзание, а потом погружается в горячее и тугое, медленно, как может, хоть и хочется толкнуться сразу и до конца. Внутри всё равно туго, по слюне сухо, спина Дами выгибается, вздрагивает, сам он сжимается и тихо шипит. Итан тут же сам испуганно дёргается назад, собственное возбуждение спадает не столько от туго сжавших мышц, сколько от болезненного шипения. — Не смей! — грозно рыкает Дамиано, одной рукой вцепляясь ему в бедро, притягивая обратно к себе.       В другой момент Итан бы не стал его слушать, но сейчас подчиняется. Боль и удовольствие мешаются во взрывоопасный коктейль, заставляя желать большего, совершенно отключая мозги. Он подаётся вперёд, входит ещё немного и замирает, дрожащий, как в горячку, опирается на стену одной рукой, склоняясь над Дамиано. Другая рука спускается по бедру, находит мокрый чуть опавший член, трогает жёстко, почти грубо, но сейчас так и надо. Итан большим пальцем оглаживает скользкую головку, задевает уздечку, плотно сжатым кулаком двигает по вновь твердеющему члену, и Дамиано под ним выдаёт серию скулящих стонов, бёдрами подаётся за рукой. Он расслабляется, раскрывается, пускает дальше в тугой жар. Итан довольно стонет, аккуратно покачивает бёдрами, медленно проталкивается вперёд, шепчет какую-то пошлую чушь в красное ухо, прикусывает раковину, облизывает языком, втягивает островатый запах пота. Дамиано жарко дышит открытым ртом, иногда срываясь на тихие стоны. Когда Итан ударяет в простату, Давид дёргается, сам подаётся бёдрами навстречу толчку и стонет теперь громко и долго, задыхающееся, звук отражается от пластиковых стенок кабинки, взмывает под потолок. Итан, вспоминая, что они в общественном туалете, зажимает Дамиано рот рукой, чтобы не стонал так громко, чувствуя искусанные шероховатые губы. Дамиано мычит недовольно, но потом целует кожу, открывает рот и вёртким горячим языком облизывает загрубевшую ладонь. Итана от этого ведёт ещё сильнее, он резко и до конца вбивается в тугую горячую дырку, выбивая из Дамиано скулёж. Торкио на секунду сожалеет об излишней резкости, но Давид почти тут же довольно мычит в ладонь, подаётся бёдрами назад, сладко сжимает внутренними мышцами и громко, загнано дышит.       Итан замирает, давая привыкнуть, хотя всё тело дрожит и искрит от желания задвигаться, широко, размашисто, насаживая Дамиано на себя, чтобы он не переставая стонал, закатывал глаза и потом не мог свести ноги. Но здесь, в туалете иностранной студии, так нельзя. Сердце как бешеное стучит почти в глотке, все внутренности словно в огне, от мыслей остались одни невнятные обрывки, и Итана хватает только на то, чтобы поглаживать всё ещё зажатый в руке горячей член и шумно, постанывая, дышать Дамиано в спутанные волосы на затылке. Он даже чужих сладких поскуливаний толком не слышит через шум собственной крови в ушах. Дамиано, видимо устав от бездействия, начинает двигаться сам, недовольно кусая Итана за ладонь и шумно выдыхая через нос. Торкио только рад повиноваться, он начинает покачиваться вперёд и назад, медленно набирая темп и амплитуду. Двигаться всё ещё трудновато, туго, но все неудобства сгорают в пламени обоюдного желания и удовольствия. Дамиано сам подаётся навстречу каждому движению, безмолвно прося быстрее, сжимает член внутри.       Толчки становятся всё быстрее, сильнее, Итан каждый раз старается попасть по простате, и каждый раз, когда это получается, Давид тонко довольно стонет, звуча горячо даже приглушенный ладонью. Когда Итан делает особенно мощное движение бёдрами, выходя почти до конца, а потом толкаясь обратно, проезжаясь по простате, хлопает дверь туалета, слышаться шаги. Дамиано стонет, даже сквозь руку громко, а Итан замирает, погрузившись в жар до самых яиц, напряжённо вслушиваясь в то, что происходит вокруг, хотя через шум крови в ушах мало что слышно. Сердце испуганно замирает, а потом ударяется в торопливый бег, по спине катится холодный пот. Дамиано явно ничего не слышит, или не обращает внимания, он елозит бёдрами, но в зажатой позе двигаться самостоятельно не получается. От разочарования он скулит, а потом начинает ритмично сжиматься, крутя бёдрами по кругу, и довольно постанывает. Это слишком горячо, чтобы Итан мог проигнорировать такую просьбу. Он кротко двигается назад и вперёд, стонет через сжатые зубы сам, на неожиданного посетителя становится плевать обоим. Когда Дамиано вновь громко стонет, а Итан рычит в его взмокшую шею, шаги торопливо удаляются, вновь хлопает дверь. На эти звуки уже оба не обращают внимания.       Движения становятся совсем короткими, хаотичными. Дамиано уже просто скулит на одной ноте, перемежая стоны чужим именем и горячечными просьбами непонятно о чём. Рука Итана перетекла с его рта на шею, не сжимала, просто держала, пальцы оглаживали горячую кожу нежно, на контрасте с жёсткими толчками, от которых Дамиано покачивало. Оргазм подбирался быстро, как приливная волна, бурлил под кожей, током разбегался по телу, горячим опалял живот. Каждую мышцу дёргало, сжимало, било дрожью, а когда Итан толкнулся до конца, замер, отчаянно, разбито заскулив, и внутрь брызнуло горячим, всё потонуло в оглушительной вспышке удовольствия. Дамиано сжался весь, притиснулся близко-близко, впаялся кожей в кожу, выгнул мостиком спину и беззвучно застонал, сходя на хрип. У Итана подломилась рука, на которую он опирался, в ушах звенело, словно его по голове ударили, перед глазами всё плыло и кружилось, было так хорошо, что спирало дыхание. Обмякающий член ритмично сжимало горячими стенками, Дамиано под ним был тёплым, бока его вздымались часто и круто, он всё ещё постанывал, уже почти всхлипывал. Итан, даже чувствуя на своей руке липкую горячую сперму всё не мог прекратить движений, гладил чересчур чувствительную головку, пока Дами под ним не всхлипнул совсем уж отчаянно. Только тогда, немного опомнившись, Итан наконец отпустил его, но всё ещё наваливался на него. Ноги подрагивали, было тепло, хорошо, в голове пусто, а в груди сладко. Итан, не открывая глаз, словно слепой котёнок ткнулся в шею, чмокнул благодарно вкусно пахнущую кожу. Дамиано что-то довольно муркнул, Торкио отцепил руку от его бедра, на котором наверняка оставил синяки, погладил подрагивающий живот, засунул под сбитую комком рубашку, замер ладонью прямо над бешено бьющимся сердцем. Его собственное билось точно так же. — Я не уверен, что смогу встать, — Дамиано утыкается взмокшим лбом в стенку кабинки. — Но мне понравилося. Очень. — Лелло ввалит нам, если хоть крохотный слушок всплывёт, — бормочет Итан ему в плечо. — Похер на Лелло. И на слухи похер, — Дамиано двигается, ему явно становится неудобно и Итан поднимается с него, вытаскивая обмякший член.       Дамиано жалобно всхлипывает, сжимается, нежная кожа ануса красноватая, натёртая, изнутри вслед за членом тянется ниточка спермы. Были бы они дома, Итан бы опустился на колени, приник губами, вылизал бы на чистоту, заставив Давида в процессе кончить ещё раз. Сейчас он просто вытирает всё салфетками так бережно, как только может, сначала Дамиано, потом себя. Посторгазменная эйфория начинает откатываться, оставляя его вспотевшим и грязным в общественном туалете, усталым, но всё же почти довольным. Почти, потому что Дамиано явно неприятно, он морщится, когда распрямляется. Итан чувствует привкус вины, разминая чужую затёкшую поясницу, придерживая пошатывающегося Дамиано. О чём они думали? Это хорошо, что им нужно только ещё одно интервью записать, а потом у них пара дней отдыха, пока будут перелетать в другую страну. И всё равно, плохо получилось. — Прости, я перестарался, не подумал, — виновато бормочет в висок. — Сильно болит? — Терпимо, — Дамиано всё же отлипает от него, подтягивает штаны, застёгивая их. — Не извиняйся, мне понравилось, да и я сам хотел. Люблю, когда ты грубый.       Он подмигивает и пытается эротично облизнуться, но получает криво и смешно. Итан прыскает, Дамиано выпускает смешок, пытается распрямить рубашку, но на ней отсутствует добрая половина пуговиц, да и здоровенная дыра идёт по шву. Давид долго не думает, стягивает через голову, раздирает совсем и кидает в мусорку. — У меня пиджак есть, — парирует он на осуждающий взгляд Итана. — Где-то здесь на полу, вроде.       Итан только глаза закатывает, тяжело вздыхая, сам начинает поправлять одежду, когда Дамиано шагает ближе, сам застёгивает Торкио штаны, целует в скулу и укладывает голову на плечо, руки сцепляя на талии. Он любит обниматься после секса, это почти необходимый ритуал, и Итан ему не отказывает, берёт в кольцо рук, гладит медленно по взмокшей спине. Дамиано сейчас выглядит крайне очаровательно, растрёпанный, с красными ещё щеками, сытыми пьяными глазами. Его такого хочется нежно зацеловать всего, обнять, прижать к себе и никому не показывать. — Надо везде с собой носить смазку и презики, — сонно бормочет ему в шею Дамиано, носом тычется в кожу. — И попросить, чтобы столов побольше поставили.       Итан тихо смеётся, крепче обнимая его. Да, столы — это хорошо.