Метки и отметки

      — On ol menawí, — протягивает Альфра, придвигается ближе, присматриваясь к выбивающейся из эспаньолки метке, — Отмеченный, — пробует значение, по-другому, иначе, чем в первый раз.       Что-то негласно изменилось — изменилось вокруг де Сарде, создав ядовитый кокон.       Тесную клетку с зеркалом.       — Здесь, — дрогнув, Александр провел кончиком пальца по карте, остановившись на тонком провале прохода между двумя скалами.       Он совершил ошибку; попытка сбежать, спрятаться от происходящего, оглушающей своей непреклонностью правды обернулась ловушкой.       Наука — среднее, не касающиеся двух сторон, изыскание должно было отвлечь, поглотить, как эмиссара увлекает его долг.       Слепо и стирая границы.       Подобно докторам учёные должны хранить нейтралитет.       — де Сарде? — чуть отстранившись зовёт Альфра.       — Здесь, — упорно повторяет Александр, встряхнув головой, стучит по пергаменту.       — Александр? — наступив на очерченную границу, настаивает Альфра, хмурится.       — Не нужно, — продолжает де Сарде; давит на «отметку» сильнее, чем нужно, едва ли не до самой, сухой от дыхания костра земли.       — Как будет угодно, — вынужденное согласие.       — Благодарю, — слишком отстранённо.       — Тогда? — кошачья поступь, нерешительно виноватая.       — Выступим завтра, — хмыканье, — На рассвете, — подумав, добавляет Александр, многословно обводить проход прежде, чем указать ещё раз, — Нам нужно отдохнуть, — намёк на то, что разговор окончен.       Лишая сил, яд любопытства проник слишком глубоко.       — Мне жаль, — Альфра поёжилась, когда сместившись, де Сарде перебрался на отдалённую от костра перину из листвы и ветвей, и перевернувшись на бок, отвернулся.       Отгородился, как капризный ребёнок.       — Прошу, — взмах ладонью над головой.       — Ясных снов, де Сарде, — склонившись, Альфра подобрала карту, расправив, привычно ловко сложила её.       Раздражение лизнуло разум — горечь нужно проглотить, оставить.       Понять.       Научиться.       — Если вам нужно, — шаг назад, — То я готова подставить плечо, — неловко, неправильно — открытая проба помочь, от неё становится только хуже.       Холоднее.       Александр не ответил; подобрав под себя ноги только крепче сжался в защищающийся комок.       Протест.       Сон подступил кружащей листвой, тихо; невесомо пробираясь в мысли и шорохом тревоги царапая душу.       «Как болезнь — малихор».       де Сарде поддаётся первым.       «Как обряд связи, объединения с ad».       Альфра не уступает, ей нужно время.       Трава щекочет ноги-корни, десятками ладоней скользит по телу-стволу, забираясь под тяжелый камзол-кору. Окружает лозой, сходясь спиралью, ползёт, поднимаясь выше — к рукам-ветвям.       К голове-кроне.       — Альфра? — собственный голос комом собирается в горле, бьётся, расходясь ветром среди волос-листвы.       Ноги-корни не слушаются, увязают в разгорячённой земле, уходят вниз — к сердцу Тир-Фарди, но не прикасаются.       Руки-ветви тянутся к небу, извиваясь широко расходятся, словно, желая обхватить ряды молодых деревьев — подхватить их под тонкие ветви-руки, но не дотягиваются.       Далеко-близко.       Головки-кроны качаются, шепчутся. Громко, но не слышно.       Дома, но в одиночестве.       Тела-стволы расходятся, аркой открывают путь, приглашают. Гость наступает, неторопливо-осторожно выходит из теней-объятий — раскачиваясь вдыхает знакомый-чужой запах, рычит вскинув, украшенную венцом ветвистых рогов голову.       — nádaig, — понимает-вспоминает Александр.       Трещинами-лицами жмурится, прикрывает глаза-монеты.       Хранитель бросается вперёд.       — Нет, — резко приподнявшись, де Сарде вскидывает руку.       Ничего.       Сердце бьётся, громко, сбивчиво, как заевший часовой механизм — отдаётся в голове, стучит в висках.       — Альфра? — свистящий, хлипкий лепет срывается с пересохших губ. Александр осматривается, лихорадочно ищет взглядом, наткнувшись на тёмный «берет» облегчённо выдыхает.       Цепляется за выбившийся шейный платок.       Глотает нарастающий крик, разрываясь кашлем — закрывает ладонью рот, прикусывает ткань перчатки.       В уголках плавящегося зрения де Сарде чудится древо, невысокое, поваленное хранителем.       Другое — живое.       Шумно дышит.       Держится.       — Нет, — повторяется Александр, выпустив, откидывает голову назад; жар добирается до метки, терзает, — Больно, — собственными пальцами вонзается в отметину, расчесывает.       Если бы она исчезла.       Ему нужно взять себя в руки.       Если бы она исчезла, то всё могло бы измениться, быть иначе.       Эмиссар не должен терять голову.       Вдох-выдох — простой расчёт, один-два, до блеска искр магии — до хлёсткой пощечины.       Пелена перед глазами отступает; холод пробирается в сознание, слишком медленно, чтобы прояснить, но достаточно, чтобы прийти к решению.       Желчь целует язык, оседает до тошноты.       Никто не должен видеть его таким — не сейчас, когда от него так много зависит.       Ему нужно уйти, укрыться ещё глубже. Это путешествие было отвратительной идеей. Нужно было найти другой выход.       Заглушить.       Быстрая тень с треском взорвалась, превращая окружение в сверкающий рой светляков.       — де Сарде! — чужая рука перехватывает запястье, грубо отводит в сторону.       — Константин? — фантомные фигуры сменяют друг друга, сливаются.       Ответом служит удар — ребром ладони по затылку: остаётся одна, близкая — воплоти.       — Альфра, — понимает Александр, отклонившись, застывает, как одернутый за поводок пёс.       — де Сарде, что это значит? — солдатский захват; в сторону и вверх, до боли в опавшем плече.       — Мне жаль, — не догадывается, предчувствует что-то.       — Зелье, — глухие щелчки ремешков.       — Мне очень жаль, — что-то случилось.       — де Сарде, зелье, — ударив по зубам, горлышко склянки оказывается у приоткрытых губ, требование и предупреждение.       С ним не спорят, принимают, покорно проглатывают зелье и новое оправдание: как горькое лекарство.       Глоток, и тепло расползается по телу, комом собирается в метке — паром срывается с разрыва ожога.       — Благодарю, — рефлекторная вежливость; сглотнув, Александр проследил взглядом блеск отброшенного, опустевшего пузырька.       — Оставь это, де Сарде, — рывок; пальцы Альфры сжали высокий воротник — ещё один и они сталкиваются лицом к лицу, — Почему? — натянув ткань, встряхивает.       Когда они успели оказаться так близко?       — О чём ты? — шумно вдыхает плотный, забивающийся в ноздри воздух.       — Александр, почему ты сделал это? — Альфра подтягивает ближе.       — Я, — заикается де Сарде, — Я не знаю, — признаётся, — Не знаю, что я сделал, — под нечитаемым взглядом Альфры он чувствует себя букашкой на верстаке алхимика.       Замолкнув Александр опасливо ждёт, но Альфра не торопится, подбирает слова, но резко отдергивает себя и вместо слов использует действие, порывистое, пугающее своей искренностью и трактовкой.       Слишком внезапно, чтобы увидеть в этом поддержку.       Поэтому, де Сарде инстинктивно отклоняется.       Сомкнутые руки Альфры кажутся ветвями. Объятие длилось всего мгновение, оно закончилось на земле.       Ладони упёрлись совсем рядом с плечами Александра.       Капкан.       И де Сарде бросается в него с головой.       По-кошачьи выгнув спину — до хруста, кажется, не костей, а стержня, воли — Александр ищет контакта.       Поражение сокрушительное, открывающее живот — с фантомным треском рёбер обнажающее очевидное.       — Альфра, — выдох, — Мне нужно, — чужие глаза — настоящее испытание, — Признаться, — обрывисто, отбивая движением взгляда каждое слово.       Манера Константина.       Признание ошибок.       — Эмиссару, — это могло соскользнуть в укол, защиту, но Альфра замолкла; помедлив, выбрала иной путь — смещение, неосторожное отступление и её спина соприкоснулась с землей, а рука приглашающе застыла в воздухе.       — Да, — де Сарде беспечно принимает, опережая предложение.       — К вашим услугам, — от тяжести Александра — Альфра чуть хмурится, заметно по-солдатски напрягается, но не отталкивает.       Подкладывает ладонь под рёбра де Сарде.       Становится совсем неловко.       — Благодарю, — облегчение, перед началом болезненной истории — откровения, эгоистичной жалобы.       Сейчас — при свидетеле, в свете нового дня — при обвинителе.       Он был в — этом уверен.       Но в этот момент старые границы были оставлены позади, а новым, как и полученным урокам, чувствам ещё предстоит получить свои метки на душах и землях — Тир-Фради.