Чувства не на словах

      Музыка, ревущая на весь дом, проникает через уши прямо к сердцу, пуская по артериям басы, заставляя все тело вздрагивать. На часах почти два ночи, но большая часть народа все не утихает, намешивая из всех имеющихся склянок — а точнее, их содержимого — убийственные коктейли, лишь некоторые разбрелись по комнатам, отдаваясь друг другу или отключившись, может, даже на полу.       Трэвис совсем затерялся среди этих людей. Он плохо знал своих одноклассников, чтобы разговаривать с ними или хотя бы тихо влиться куда-нибудь, слушая пьяные сплетни, срывающиеся с заплетающихся языков. Тут слишком громко, можно уши сломать, а может, и не только их. Народ толкается, мнется и рассыпается; все это больше похоже на бушующее море. Не удивительно, что и компашка Фишера не отстает от всего этого музыкально-светового безумия. Странно только, что самого вышеупомянутого Сала среди них нет. Трэвис скривился от мысли, что, возможно, он прилип к той группе людей, что подцепили себе кого-то среди толпы и скрылись в одной из комнат, утопая в уединении. Стараясь долго не зацикливаться на этой мысли, Трэвис взял пальцами банку содовой, хватая в руку, пока не утащили. Напитки тут разлетаются с бешеной скоростью, чему не стоит особо удивляться, тем более на тусовке подростков — кучи фриков, желающих свободы и как следует расслабиться без наседающих с нравоучениями взрослых. Хорошо хоть никто в углу не колется. Максимум — травку покуривают.       Кое как пробившись к лестнице и поднявшись на второй этаж, Трэвис обнаружил лишь больше комнат. Музыка здесь казалась чуть тише; если уж уйти в одну из комнат, то подавно. Сначала выбор пал на ближайшую комнату, дабы не тащить свою уставшую тушу далеко. Но стоны, приглушенные лишь деревянной дверью и отголосками музыки, заставили юношу дернуться и отпрянуть от двери. Ясно, решено. Трэвис развернулся на цыпочках и пошёл к одной из самых дальних комнат.       Такая же деревянная дверь. Прислонившись к ней ухом, Трэвис не услышал ничего: ни храпа, ни стонов, ни галдежа. Рука легла на ручку и плавно повела вниз, а та и не сопротивлялась, не закрытая на щеколду. Почти бесшумно ее открыл, будто он боялся кого то спугнуть, Трэвис зашёл во внутрь, тихо прикрывая за собой дверь и щелкая щеколдой. Повеяло ночной прохладой, такой приятной, летней. Еле вызывающей на коже мурашки и желание поежиться. Фелпс медленно побрел к балкону, все ближе ощущая прохладу. И оказалось удивительным открытием то, что он обнаружил там.       — Может, все-таки уже присядешь? — Сал поднял на него глаза, подтягивая ноги ближе к себе. Видимо, его совершенно не смущала перспектива сидеть на балконе. Впрочем-то, тут намного спокойнее и тише. Он ничего не потеряет.       Трэвис опустился на пол, свободной рукой сразу обхватывая балку железной перегородки балкона. И когда на протез Фишера успели налепить такое колоссальное количество стикеров? Тут и смайлик, и кот с рогом, и знак какой то… Чего только нет серьёзно. Тем не менее, отлично сочетается с его видком. Особенно с носками. Короткие и широкие клетчатые штаны абсолютно не скрывают чёрные носки с поплывшими улыбающимися смайликами. Фелпс глянул на свои белые, с мелькнувшей мыслью, что сам бы хотел похожие.       — Почему не веселишься с остальными? — наконец, тишина прервалась голосом из-под маски. Сал шуршал в руках пачкой сигарет не в силах просто оставить ее в покое. Невротик.       — Ты сам прекрасно знаешь на это ответ, — с каплей привычной язвительности ответил Трэвис, кося взгляд на банку газировки. Виноградную схватил, фу. Самый нелюбимый вкус, который был у Фелпса, учитывая, что за жизнь он пил не очень-то много газировки. Запреты и ещё раз запреты. Тут он вообще оказался чудом. — Ну, а ты чего не со своими дружками?       — Устал от шума. Я люблю этих челов, не хочу портить им веселье своей вялостью. — И то верно. Фишер не отрекался от своих друзей, но, проведя с ними целый день и какую-то часть ночи, он уже просто вымотался. Больше даже от происходящего вокруг, чем от самих друзей. Но лишать веселья он их точно не хотел: все же, не должны они потакать его усталости. Поэтому, предпочёл скрыться тут. Звезды мелькнули на небе, несмотря на время, идущее близ к утру.       Трэвис немного пораскинул мыслями, направляя взгляд в тёмные отверстия протеза, надеясь устремиться прямиком в голубые глаза.       — Мне уйти? — о личном пространстве Трэвис ещё хоть немного понимал, особенно находясь в такой же усталости от всего вокруг себя, как и Сал. Разве что присутствие его юношу не тяготило, не появлялось желания скрыться в другую комнату. Никакой большей головной боли. Неизвестно лишь, не доставляет ли он обратного гитаристу. Фишер слишком вежлив в его скромном понимании, чтобы не из чистого приличия не пригласить сесть напротив себя, облокотившись на стенку.       — Останься, — тишина снова повисла. Не натянутая до состояния струны, а, скорее, слабо повисшая: дунет ветер и легко качнется. Молчать тоже надо уметь. В одной ситуации, можно нервно бегать глазами по помещению и до боли прикусывать язык, чувствуя солоноватый привкус крови, или спокойно ходить взглядом по предметам, а то и вовсе глядеть в одну точку, не чувствуя шибко потребности в разговоре. И так уютно. Трэвис чувствовал такое редко, лишь в двух случаях. Оставаясь один в излюбленном месте — вечернем крыльце дома, рассматривая небо и находясь с Салли. Да… Не впервые они остаются наедине. Почти немая дружба между ними существует уже давно.       Трэвис вспомнил о своей газировке, дотронувшись вновь пальцами до холодной банки. Хмыкнув, он взял банку в руку и второй, отцепившись от балки, открыл. Пахнет химозным виноградом. Глотнув, тот сморщился и кашлянул. Нет, никакого больше винограда. Фелпс зацепил на себе взгляд Сала и вытянув руку к нему, кивнул на банку. Фишер подтянулся, видно, не отказавшись, и перехватил газировку, в обмен на это положив в ладонь парня пачку сигарет и разрисованную акрилом зажигалку. Трэвис покрутил её в руках, разглядывая рисунки. Тут явно постарались все и даже кот, ведь почерк рисунков совершенно разный. А в углу перманентным маркером была пририсована кривоватая рожица кота. Трэвис улыбнулся, погладив пальцем свое творение. Сал разрешил нарисовать ему на зажигалке и внести свой вклад. Тогда Трэвису показалось глупой идеей то, что подобное может сближать. Глупым, в итоге, оказался сам Фелпс.       Курить Трэвис умел примерно так же как и пить — плохо. Делал это раза-два. Но тем не менее, не отказывался, научившись хотя бы не впадать в состояние «я-сейчас-выплюну-свои-лёгкие». Чиркнув зажигалкой, он зажёг сигарету из пачки и затянулся, выдыхая дым в ночное небо. Интересно, расскажет он когда-нибудь о том, что у него в голове? Нет, именно о той части, что не касается его синяков и вечной усталости. Другого. Но говорить это сложно. Не зря же он писал запиской. Так намного проще рассказать. И сейчас бы это был идеальный вариант. Но бумаги рядом нет.       Сделав очередную затяжку, не заметив, как скурил всю сигарету, он потушил бычок о железную перегородку и кинул с окна, наблюдая, как он летит вниз. В горле неприятно запершило. Встать и пойти вниз он уже точно не сможет…       — Осталось? — Трэвис кивнул на банку, сам же подкатил к юноше пачку сигарет и зажигалку.       — Да, немного, — Фишер потрудился передать банку нормально и снова слабо откинуться назад. По сути, между ними совсем небольшое расстояние, стоит вытянуть руку, наклониться вперёд, и все. Что уж говорить, если их кеды соприкасаются.       Трэвис принял банку, легко тряхнув ее, проверил количество содержимого. Немного жидкости плеснулась о жестяные стенки. Как раз хватит, чтобы убрать надоедливое першение в горле. Фелпс глотнул газировки, допивая, стараясь не обращать внимания на вкус, и уже собирался отставить банку в сторону. Но взгляд зацепился за открывашку на ней. Где-то он слышал, что если отдать человеку открывашку от железной банки, это значит, что он тебе симпатичен. Так сказать, небольшой намёк и знак. Поколебавшись, Фелпс оторвал ее от банки, саму жестянку отодвигая в сторону.       Он повертел ее в пальцах. Бумаги у него действительно нет, но, видимо, в этом есть его шанс? Шанс снять с сердца отвратительную тяжесть и жжение, появляющееся каждый раз, когда он снова не решается подойти, перехватить где-то, рассказать. Имея желание прикоснуться без зазрений совести или быть достойно отвергнутым, хотя бы не прячась по углам, как мышка.       Вздохнув, Трэвис ещё немного поколебался и протянул Фишеру руку, с открывашкой в пальцах. Сал не сразу его понял, разглядывая руку, но он не тугодум, слава богу, а то так и передумать можно. Пару секунд, и он уже вертит ее в своих бледных пальцах, ничего не говоря. Это напрягает, и Фелпс нервно царапает ногтями ткань своих джинсов. Его терпения хватает намного меньше.       — Знаешь, что это значит? — наконец, не выдерживает Трэвис, надеясь, что он сейчас не лишится сердца: так уж сильно оно норовит вырваться из груди. А пульс бьет не меньше. Кажется, артерии сейчас лопнут и зальют все тело кровью изнутри.       — Да, — Мгновенно все замирает. Звезды, кажется, падают с неба, и не слышно абсолютно ничего. Сал говорит со спокойной, даже с какой-то умиляющейся интонацией. Это выбивает из колеи и он продолжает. — Вроде, что тот, кто отдал, говорит о симпатии или желании поцеловать. Так что же из двух, Трэвис?       Он слишком ласков и спокоен. Ну… Почти. Все же, волнение на последнем вопросе можно уловить, даже не утруждая себя.       Трэвис хотел бы все. Но Трэвис не настолько готов и не настолько наглый, чтобы озвучить это вслух. Поэтому, он вовсе молчит, пряча раскрасневшееся лицо в коленях. Пальцы дрожат и он не находит ничего лучше, чем обвить руками колени, а пальцы сцепить в замок.       Шебуршание и дыхание ближе заставляет его поднять голову.       Сал неуверенно смотрит на него и тянет руку к лицу. При первом касании холодных пальцев Трэвис вздрагивает, ожидая пощечины, но они лишь слабо проплыли дальше, примостив всю ладонь на щеку. Фелпс позволяет ему это, совсем отключая мозг; не тревожат даже навязчивые мысли. У него холодные руки, но это явно не делает их хуже. Трэвис замечает, что на тонкой цепочке с какой-то побрякушкой, висящей у него на шее, теперь висит и его открывашка. Юноша даёт себе расслабиться и раствориться в одном лишь прикосновении, прикрывая глаза. Сал проходит пальцами чуть ниже уха, у шеи, совсем осторожно, и трепетно, будто боясь неосторожным движением разбить Фелпса. Слишком чуткий.       — Я принимаю пока лишь первый вариант, — ему не требуется пояснений. Все понятно и так.       Парень поднимает свободную руку, слегка растопырив пальцы.       Трэвис скользит своими меж них, сразу цепляясь за руку.       — Я и не требую большего.