Песчаные объятья

Каждый человек, появляющийся в нашей жизни – учитель! Кто-то учит нас быть сильнее, кто-то – мудрее, кто-то учит прощать, кто-то – быть счастливым и радоваться каждому дню. Кто-то вовсе нас не учит – просто ломает нас, но и от этого мы получаем опыт. Цени каждого человека, даже если он появился на мгновение. Ведь если он появился, то это уже неспроста!

Все началось с безделушки. С осколков дешевой безделушки на полу уютного кабинета Казекаге. С поникшего лица Господина Пятого, застывшего в дверном проеме с кипой бумаг в руках, и стоящего на коленях Шинки, выражающего своей позой искреннее, хорошо отрепетированное раскаяние. На часах еще не было и девяти утра, язык помнил вкус утреннего кофе. Словно призрак разбитой вещи, в кабинет ворвались игривые солнечные зайчики, устроившие под потолком нешуточный поединок. Лицо Шинки выражало скорбь, он виновато склонил голову прямо над свежими следами своего преступления, со свойственной ему решимостью тут же принять любое, последующее от отца наказание. Но Гаара молчал, беззвучно оценивая ситуацию. Шинки еще будучи ребенком относился к каждому предмету личного пользования отца с немым почитанием, был готов натирать до блеска дверные ручки в уборной, а тут… Разбил? Ценный подарок от дорогого Казекаге человека разбил. Странно. — Всему виной моя самонадеянность, отец. — Тихо подал голос мальчик, — Простите. Я знаю, эта вещь была вам дорога. Если есть хоть какая-то возможность изменить ситуацию, я готов сейчас же отравиться в путь и привести вам точную копию этого шара из Конохи. Гаара отложил бумаги и приблизился к сыну. Шинки поднял темно-зеленые глаза, но смотрел куда-то сквозь, стараясь не отходить от условного сценария. — Как это случилось? — Будто решив подыграть, осведомился Казекаге. — Я практиковал мягкий захват уже несколько недель. Я был уверен, что могу контролировать свою силу, пока я ожидал вас, мне захотелось проверить полученные навыки на чем-то хрупком. Я поступил глупо, отец. Простите меня… Привычный плащ из железного песка дрогнул, осыпаясь на пол и, открывая худые детские плечи мальчика. Шинки демонстрировал покорность и полное принятие своей участи. Гаара вздохнул, медленно опустился на одно колено и положил худую бледную руку на плечо сына. Шинки осторожно посмотрел в лицо отца. Гаара мягко улыбнулся и вкрадчиво произнес: — Не стоит так корить себя. В любом случае, это всего лишь вещь. — Песок Казекаге ловко собрал осколки с пола, — Однако, обещай мне, что попытаешься исправить в себе это. Лишь мгновение колеблясь, мальчик кивнул, не осознавая до конца смысл своего обещания. Отец всегда любил говорить загадками. Гаара спокойно встал, призывая жестом Шинки тоже подняться с колен. Исчезли непослушные солнечные зайчики, не успев закончить поединок под потолком. Исчез со стола Казекаге ненавистный снежный шар, мозолящий Шинки глаза около месяца. Уже в коридоре он смахнет с шеи надоедливый холодный пот, врать отцу он не умел, и не желал учиться. Этот жалкий бунт вполне мог проложить в отношениях отца и сына первую трещину, но блаженный хруст дешевого стекла в огромном песочном кулаке, черт возьми, того стоял. Едва не свалился дядюшка Канкуро с ног вместе с тяжелыми звонкими деталями кукол, призывными свитками и оружием, полетевшими на пол из всех шкафов и щелей после неожиданного сдержанного вопроса племянника. «Скажите, дядя, у отца роман с джонином Конохи, Роком Ли?» Кукольник судорожно пытался спасти нажитое добро, хватая предмет за предметом в воздухе, отрицательно мотая головой и руками, кривя странные рожи, и бросаясь обрывками громких фраз. — Конечно, нет! Это наглая клевета! Грязные слухи! Их вечно распространяют те, кому нечего делать! Они товарищи по оружию! Они друзья! Они…! — Канкуро задыхался, Шинки ловко застал его врасплох. На лице дяди выступили красные пятна, будто бы мальчик спросил, не использует ли он сам заводные механизмы для удовлетворения первичных мужских потребностей. Железный песок удержал шкаф в паре сантиметров от пола и вернул на место, Шинки спокойно ждал, лишь одна из его тонких аккуратных бровей приподнялась в насмешке. Канкуро выдохнул и тихо спросил: — Тебя… Это расстроило? — Хм, не думаю, что это мое дело. — Равнодушно протянул мальчик. — Однако отцу не следовало делать из этого страшную тайну. Я был уверен, что мы доверяем друг другу. — Твоя правда, Шинки, но… Если бы Гаара захотел сделать из этого тайну, то ни я, ни ты никогда бы об этом не узнали. — Канкуро по-доброму усмехнулся, — Он просто не привык афишировать свою личную жизнь. Ведь Гаара, такой Гаара… Шинки понимающе кивнул и сдержанно нахмурил брови, слова дяди всегда давали свежую пищу для размышлений. Честно? Шинки плевать на любовный интерес отца, его авторитет полностью непоколебим в глазах мальчика. Однако все это уже выходило за рамки банальной интрижки. Казекаге по статусу положено получать большое количество ценных подарков со всего мира, но не один из них не был удостоен чести стоять на рабочем столе Гаары, кроме дурацкой безделушки этого никчемного генина, Метала Ли. Метал Ли глуп, поверьте, он и сам знает это. Однако, как и все густобровики, он обладает необычной способностью: инстинктивно подбирать самые нужные слова и совершать правильные поступки, бездумно, иррационально. Сердце Рока Ли пылало ярче обычного, когда сын обливался слезами, наблюдая интервью с Казекаге, вслух восхищаясь его силой и подвигами. Метал краснел, как помидор и терял дар речи, заметив Господина Пятого в их скромном жилище среди скал, скорее напоминающим времянку, нежели добротный дом. Он тушевался, ощущая на себе ласковый взгляд зеленых глаз Гаары, распивающего травяной чай из грубых глиняных чашек с Роком Ли, неуверенно держа его за руку. Едва не вывалив содержимое тарелки на красное одеяние Казекаге и несколько раз трусливо обратившись к нему по привычке «Седьмой», Метал сдался, безмолвно опустившись на деревянный табурет, наблюдая за диалогом отца с легендарным гостем. Он точно пробежит пятьсот кругов вокруг хижины за свое детское поведение, а после сделает тысячу отжиманий, ведь Рок Ли наверняка спросит с него за очередной приступ тревожности. Метал был слишком юн, чтобы уловить невидимые флюиды между мужчинами, однако несколько раз отметил для себя, что отец смотрит на Казекаге, как на полную тарелку острого карри. Хорошо, что у папы есть такой близкий друг, правда? — Поздравляю с принятием звания генина, Метал. — Тихо обратится к Ли-младшему Гаара, — Мой сын в этом году тоже стал шиноби. Надеюсь, вы поладите. Заметив спящего Казекаге на плече отца, у мальчика даже не возникло вопросов. Это было удивительно прекрасно и трогательно, но все же привычно. Гаара ни с того ни с сего появлялся во времянке густобровиков несколько раз в год. Метал никому не говорил о секрете папы, как мог, старался не докучать дорогому гостю с просьбой рассказать историю или показать очередной фокус с песком. Плохо получалось. Гаара гармонично вписывался в бедный суровый интерьер Ли, не более чем на сутки становился полноправным членом семьи, как Гай-Сенсей, тетя Тен-Тен и портрет дяди Неджи. Младший Ли почти был уверен, что полюбил его, если бы Господин Казекаге это позволил. Неожиданно остановившись у коробки с ненужным барахлом на одном из маленьких рынков деревни, Метал приметил снежный шар. Что-то глубоко внутри подсказывало, что гантели, перевязанные разноцветными ленточками, перестали радовать дядю Гаару, но он из вежливости принимал подарки отца раз за разом. Под куполом из стекла покоилась плохо сделанная зимняя Коноха, скудно искрились пластиковые песчинки, но безделушку в середине июня отдавали за бесценок, а жалование генинов так невелико. Хороший подарок можно сделать и своими руками, но руки Метала были созданы, чтобы разбивать камни, а не создавать произведения искусства. Ивабе предположил что такой «фиговинкой» можно запустить в голову надоедливого посетителя, Денки предложил товарищу по команде некоторую сумму в долг и получил толчок посохом в живот. Метал и не надеялся, что Господин Казекаге довезет подарок до Сулы. Гаара принял снежный шар с плохо скрываемым недоумением, поднял удивленный взгляд на Ли и понял, что тот удивлен жестом сына не меньше. Метал промямлил что-то невнятное, про новый год в Конохе. Польщенный Казекаге сдержанно провел рукой по черным волосам ребенка, тот с улыбкой обнял его за шею. Гаара не выпускал безделушку из рук всю поездку до Суны, наблюдая за плавающими под стеклом мерцающими частицами с легкой улыбкой, все же чувствуя на себе озадаченные взгляды охраны. Он явно переоценивал аргументы Ли, при выборе сувенира: и память о снежной Конохе, и любовь Казекаге к песку и маленьким вещицам. Протягивая руку в знак приветствия, Канкуро покосился на игрушку: — Интересная вещица! Темари избавилась? Дай взглянуть! — По-детски прикрикнул кукольник. — Нет. — Уверенно отрезал Гаара, — Займись лучше делом. — С возвращением домой, отец. — Произнес Шинки, взглядом оценивая диковинный предмет. — Благодарю. «Дом» раздробился для Казекаге на две равные части, и так не могло продолжаться вечно. Грозная фигура Рока Ли смущала нездоровой худобой, лицо осунулось, а в круглых черных глазах день ото дня начала прослеживаться болезненная пустота. Порой джонин даже улыбался через силу. Он ни на что не жаловался, не сбавлял темп в тренировках и не мог пренебрегать миссиями. Проявляя чрезмерную заботу о здоровье папы, Метал нарвался на долгую слезливую лекцию о Силе Юности. Извечная тревога, колючими тисками сжимающая детское сердце, повадилась подкидывать страшные мысли. Отец серьезно болен?.. — Гаара-кун? Я понимаю, на твоих плечах лежит забота о целой деревне, но… Если со мной что-то случиться, ты не оставишь без присмотра моего Метала? Казекаге окинул Ли тревожным взглядом. — Я знаю, что могу положиться на Гая-сенсея, но мой сын просто от тебя без ума! Впрочем, как и я. — Мужчина усмехнулся. — К чему такие вопросы? — Холодно бросил Гаара, закусывая губу изнутри. — Ну, тык ведь? Мы не молодеем, — Ли потер красную шею и глупо улыбнулся, — Дети называют нас стариками, я сам слышал! Если тебя убьют, я тоже могу позаботиться о твоем Шинки? Ты согласен, Гаара? — Нет. Казекаге украдкой уронит на красное одеяние одинокую горячую слезинку, правдами-неправдами выхлопочет для Рока Ли отпуск у Наруто, пригласит в Сулу вместе с сыном, дабы плотно заняться его здоровьем в окружении лучших медиков. Гаара возьмет все под личный контроль, он не может так рисковать и, даже если у них с Ли осталось не так много времени, нужно потратить его правильно. Шинки отметит для себя, что зеленые клоуны из Конохи принесли с собой шум, суету и острую пищу. Он не имеет достаточного веса в глазах отца, чтобы прогнать их прочь, значит остается дистанцироваться самому, укрепить скорлупу из железного песка, изредка наблюдая за жизнью этих смешных заурядных созданий. Шинки был убежден, что люди в его окружении делятся на, способных приносить ему пользу и не способных. И если спорить с тем, что джонин Листа Рок Ли имел для мира шиноби большое значение было бесполезно, то юный Метал проигрывал старому чайнику, послужившему сосудом для Шукаку. Они были равны по рангу, и как говорил отец, оба только начинали свой путь ниндзя, но разница меж ними была колоссальная. Шинки не мог и не хотел с ним считаться. — Твой мягкий захват еще требует тренировки. Гаара еще будучи малышом умел строить песочные замки и не только, а у тебя проблема с контролем сил, Шинки… Знаешь, дружище, — Осторожно начал Канкуро, наблюдая за тем, как потоки железного песка выводят марионеток из строя раз за разом, — Иногда мне действительно хотелось, чтобы нашего Казекаге поглотили зыбучие пески, но я люблю этого засранца! Я не знаю, кем бы я был в этой жизни, если бы мне не пришлось быть его старшим братом. Это большое счастье. Возможно, тебе эта роль тоже придется по душе? Железный кулак впечатал в стену очередную куклу, Канкуро сглотнул. Игрушечный глаз выскочил из орбит и двинулся к ногам тяжело дышащего мальчика. — Отец никогда не примет этого неудачника в нашу семью! Это невозможно… — Шинки-Кун! — Метал быстро поклонился, неуверенно подбираясь к шиноби песка, — Твоя неустанная воля и частота тренировок мотивируют меня становиться лучше! Шинки проигнорировал странный комплимент, грубой силой он и впрямь пользовался безукоризненно, а осторожно сжимать хрупкие предметы не удавалось. В голове всплывал образ песчаных объятий Гаары, с неописуемой нежностью ласкающих маленького мальчика перед сном. Казекаге не отрывался от важных бумаг, а потоки песка укачивали Шинки словно колыбель. Железный песок его сына умеет лишь ломать камни и кости, это не было проблемой ранее, но познавая себя и самосовершенствуясь, ниндзя должен развивать разные грани своих способностей. И если стекло в железном кулаке переставало трескаться и марионетки дяди возвращались к хозяину целые и невредимые, то в ребре Йодо после неудачного выпада Шинки образовалась трещина. Его песок лишил жизни много птиц, мальчик не испытывал удовольствия от их предсмертного крика, они просто становились инструментом для его тренировок. — Позволь мне помочь тебе стать сильнее?! — Оживленный Метал возник перед серьезным Шинки, устало снимающего боевой грим с лица. — Папа убедил меня, что совместные тренировки пойдут нам на пользу и смогут стать началом нашей крепкой дружбы! А дружба и юность нераз. — Меня не интересует тайдзюцу. — Оборвал монолог генина мальчик. — Знаю! Однако я кое-что придумал! Ты практикуешь мягкий захват на неодушевленных предметах, и у тебя не всегда получается! Я думаю, если ты сможешь почувствовать чакру живого существа, мою, например, то не принесешь урон при сжатии! — Выпалил Метал. Шинки усмехнулся. — Ты хочешь, чтобы я поиграл с твоим телом, как с этими манекенами? — Мальчик покосился на обломки, с вызовом глядя на храбрившегося Метала, — И что ты имеешь с этой тренировки? Нравится быть вещью в чьих-то руках? — Я боюсь тебя, — Ли-младший закашлялся, — То есть… Я очень тревожный по своей натуре, мне будет полезно контролировать эмоции под твоим контролем и твоей техникой! Да и к тому же, я буду рад, если смогу помочь будущему Казекаге-сама! Шинки закатил глаза. Метал Ли резко скинул с себя жилетку, оголяя торс. Шинки в принципе был удивлен, что в гардеробе мальчика есть хоть что-то кроме спортивных трико, однако, это они и были, только грубо перешитые в раздельный комплект, наверняка заботливыми руками отца. Зеленый жилет остался на краю небольшой арены, Метал поднял на генина веселые черные глаза. Шинки отметил для себя большое количество ссадин и шрамов на хрупком детском туловище, он был хорошо натренирован, но все равно оставался ребенком, обнаженные части тела которого, могли возбудить только извращенца. Шинки вновь убедился, что Метал идиот, раз добровольно подписался на столь интимную тренировку с человеком, который ненавидит его, не скрывая. Потоки железного песка медленно окутывали тело мальчика с ног до головы, Метал, с присущей ему тревогой, нервно переминался, не зная, куда деть руки и ноги, как стоять, куда смотреть, говорить ли? Или это, напротив, помешает юному мастеру? Он бросил что-то невнятное по типу: «Щекотно!» и ощутил плотно прилегающие к телу железные оковы. На лбу их обоих выступил холодный пот, когда Шинки уверенно произнес: «Песчаные объятия! Мягкий захват!» Метал чувствовал легкое покалывание то тут, то там, и умеренное давление на корпус тела. Шинки чувствовал, что легко сломает позвоночник этому дураку в любую секунду. Метал не боялся. Боли не боялся точно, а вот показаться посмешищем и трусом перед единственным сыном Казекаге-сама до дрожи не хотел. Шинки не очень понимал, зачем этому ребенку жить, уж тем более жить под одной крышей с ним, он ведь не хочет стать великим шиноби! Он может быть только инструментом в чужих руках, Метал даже ничему его не научит, он будет полезным последующие десять секунд, и более — никогда. Шинки медленно увеличивал давление, не отрывая взгляда от испуганных глаз Метала, в которых уже стояли слезы. Густобровик с трудом мог дышать, онемели руки и ноги, стали с холодным железным песком одним целым. Он издал только слабый стон, когда живое вещество обогнуло тело ласкающими волнами и расслабило хватку. Тонкая струйка крови, стекающая с губ, и громкий кашель — мелочи! Для благородных зеленых зверей Конохи, уж точно, мелочи. Метал Ли слабо улыбается Шинки, когда железный кулак притягивает мальчика совсем близко к себе, и тот впервые смотрит на генина Листа по-другому, хотя бы ни как на мусор. Сухая ладонь осторожно ощупывает последствия песчаных объятий на теле Метала, он обошелся несколькими синяками и даже не обделался от страха. Они справились. Метал нервно рассмеялся, пытаясь вновь подчинить себе жалкое тело. Мальчика резко охватывает дрожь, когда Шинки складывает руки в замок на его шее. Разве самое ужасное не позади? — Я знаю, у нас никогда не будет, как у отца с Канкуро. Но если Ли-Сан действительно умрет, я разрешаю… Разрешаю тебе быть мне братом! — Шинки крепко прижал Метала к себе. Он знает, что такое терять родителей. Сердце Ли-младшего заколотило бешенный ритм, он знал, он догадывался, но ни за что не решился бы произнести это вслух. Никто бы из его близких людей не решился, Метала слишком жалели. Железный песок крепко сжал челюсть мальчика, смешался с потоком горячих слез, мешая вырваться наружу громкому крику отчаяния и разбудить скучную Сулу. Метал извивался, как змея, борясь с телом Шинки и его диковинной техникой, обжигая мальчика зеленым свечением новых открывшихся врат. Ему не нужна любовь самовлюбленного песчаного принца! Не нужна любовь Казекаге! Ему нужен лишь родной живой и здоровый папа! Песок неистовствовал под напором чакры Метала, густобровик скулил и дергал ногами в воздухе, Шинки не ослабевал хватки, чуя запах собственной горящей кожи. На месте Метала ему бы хотелось знать правду. Будет нелегко, но он осилит и это, с семьей Гаары или без. Потоки железного песка и зеленого света могли быть приняты случайным путником за северное сияние. Гаара-Кун и Рок Ли никогда не объяснялись друг другу в чувствах на словах, ибо не умели правильно это делать. Самые нежные фразы они сохранили для детей, для двух, сидящих бок о бок мальчиков, с отметинами после нешуточного поединка на разгоряченных ослабленных телах. Дядюшка Канкуро не подберет после увиденного ни одного цензурного слова.