Когда я умру, положи веточку сирени на мою грудь

С недавних пор каждое моё утро было радостным, солнечным и добрым. Я приходил на работу вовремя, чтобы зайти в здание агентства вместе с ним... с моим тигрёнком. Я всегда считал Ацуши своим учеником, пытался даже относиться к нему, как к ребёнку. К своему ребёнку. Но я очень опрометчиво... влюбился. Да, до парнишки я считал себя прекрасным и очень даже милым парнем, который сводил с ума всех девушек и радовался этому. Я и до сих пор свожу, чего скромничать-то? Но... девушки меня больше не интересуют. В моих снах отныне только лишь Накаджима Ацуши, милый, нежный и добрый. Я так люблю, когда он стесняется, поэтому стараюсь ухватить его за талию, погладить по голове или поцеловать в щёку. Но, исходя из того, как смотрит на меня этот пушистый комочек счастья, он думает, что это всего лишь навроде отеческой любви. Увидев меня, Ацуши улыбнулся и воскликнул: – Доброе утро, Дазай-сан! Он перебежал через дорогу и подошёл ко мне. Прям светясь от счастья, тигрёнок рассказал о том, как вчера побывал с Танизаки за городом. Я не слушал его, думал о своём, внимательно вглядываясь в лилово-жёлтые, широко распахнутые глаза. Они радостно сверкали, иногда прикрываясь. Когда Ацуши закончил свой рассказ, переводя дыхание, я потрепал его по щеке и сказал: – Если хочешь, то сегодня я смогу отвести тебя в крайне невероятное местечко. Ацуши увернулся от прикосновения, и с испугом посмотрел на меня. – Дазай-сан, это же не одно из мест ваших постоянных попыток суицида, и не бар? – осторожно произнёс он. – Ты что, – рассмеялся я. – Я не поведу тебя в бар, если захочу споить, я приведу тебя к себе домой. Шутка явно не удалась. Ацуши отступил на шаг и пробормотал: – Я пить в любом случае не буду... Я засмеялся и, развернувшись, пошёл в сторону двери агентства. – В любой момент можешь сказать, согласен ты идти, или нет. Как бы то ни было, я не умру, пока не свожу тебя туда. – А можете вы обещать, что, если я пойду, вы хотя бы неделю не будете совершать самоубийств? Ах ты ж хитрая мордашка, подумал я. Шантажист маленький. – Три недели, – бросил я через плечо. – Как... прекрасно... – Ну вот, а ты боялся. Мы стояли на крыше заброшенного пятиэтажного дома на окраине города. Подняться туда можно было только по ржавой скрипящей пожарной лестнице. Я уже привык ходить по ней, а привычка была нужна, ибо между ступенями этой недо-лестницы расстояние было около полутора метров. Когда мы поднимались, Ацуши споткнулся и чуть не перелетел через перила. Я подхватил его, взял на руки, так, чтобы его ноги обвивали мою талию, а руки - шею, и понёс. – Дазай-сан! Я всего навсего споткнулся! Я ведь и сам могу идти! – Мне не тяжело, – улыбнулся я, прижимая его голову к своему плечу. – А ты и так уже прошёл полпути сам, здание довольно высокое. И вот мы уже на крыше, и Ацуши восторженно смотрит на пейзаж внизу. Я же просто предугадывал момент, чтобы излить свои чувства. Такой момент открылся очень скоро. Ацуши обернулся ко мне лицом, по которому текли слёзы. Он подошёл ко мне и, заглянув мне в глаза, прошептал: – А отсюда видно приют. Плохо, очень плохо, но видно. Я удивлённо уставился на него. Потом поднял руку и вытер слёзы тигрёнка. – Ты не должен плакать. Тебе нельзя, – заметив недоумение в его взгляде, я добавил: – Ты слишком красивый. – Ч-что? Он впился в меня взглядом. В закатном свете он выглядел, словно ангел. Я взял его за плечи, пододвинул к себе. Он положил ладони на мои плечи, несильно давя. Как бы говоря: не обнимай. Жаль. – Я люблю тебя... – Дазай-сан... вы имеете ввиду... как ученика? Это не самое худшее, что я представлял. Но тоже не очень хорошо. – Нет, Ацуши. Поверь, мне плевать на то, что ты парень. Я люблю тебя. Ацуши оттолкнул меня. Несильно. Но больно. – Дазай-сан... это неправильно! Так не должно быть! – по щекам Ацуши сильнее потекли слёзы. – Я должен... должен уйти! Нет! – вдруг завопил он, кидаясь ко мне. – Не смейте! Не смейте прыгать! – Я не прыгну... обещаю. Просто уходи. Я отвернулся. Я был готов к этому. Я не прыгну сейчас, я обещал. Вопреки представлениям, я не волновался за тигра. Я не хочу ничего чувствовать. Не хочу. Но, чтобы не чувствовать, я должен умереть. Я прыгну потом. Я не хочу принимать тот факт, что он... он меня не любит. – Я никем не смогу тебя заменить, – прошептал я, отдаваясь ветру. Он словно успокаивал меня, гладя по щекам, по волосам. Он развевал мой плащ, пытался сорвать бинт на шее. Внезапно горло заскребло. Ну, не мог же я простудиться? Тепло ведь. Я закашлялся. В руке, которой я прикрывал рот, я что-то почувствовал. Это был лепесток. Лепесток тюльпана. Я болен, или это лишь сон? – Угораздило же... Я такой дурак, Одасаку. Я не помню, как ко мне привязалась привычка в трудную минуту приходить в этот бар и разговаривать с Одасаку. Говорить, и не получать ответа. Но становилось легче. Зазвонил телефон. Ацуши. Скинул звонок. Прости, я не хочу говорить. И пусть ночь, я допью и пойду на кладбище. – Эта болезнь смертельна. Через неделю, если он меня не полюбит, я умру. Умру, лепестки разорвут моё сердце. Как думаешь, хорошая смерть? И на могиле друга я с ним говорил. Мне казалось, что там, наверху, он меня слышит. Он единственный, кто слышит меня. Так было всегда. Я заметил небольшой кустик сирени около могилы Оды. Раньше я не замечал его, он был совсем маленьким. Но теперь... Я подошёл и сорвал веточку. Положил на могилу. – Люблю сирень. А ты? Я уже забыл, представляешь? Глупый какой. Ночь сегодня лунная. Пойду домой. Сорвав ещё одну веточку сирени, я вышел. Я знаю, где оставлю веточку. Люблю гулять по ночному городу. Возможно, это осталось от Мафии. Я отталкивал все эмоции, все чувства. Я положу сирень на порог комнаты Ацуши. Заверну её в записку. "Всё хорошо", написал я на клочке бумаги, завернул в него веточку и положил к двери. Уже развернувшись уходить, я увидел фигуру, идущую в мою сторону. Эту походку легко узнать. Чтобы Ацуши меня не увидел, я зашёл в тень и прикрыл светлую рубашку чёрным плащом, надетым в честь траура по самому себе. Он подошёл к двери и поднял цветок. Развернул записку и прочёл. – Дазай... – прошептал он, прижимая веточку к груди. – Только не обманите... Он положил записку в карман, а цветок заткнул в воротник рубашки. Оглянулся и зашёл в комнату. Я выдохнул и вышел. Уже подходя к дому, телефон вновь зазвонил. И снова Ацуши. На этот раз, было бы неплохо ответить. – Да? – нарочито весело вопросил я. – Вы уверены, Дазай-сан? Что всё хорошо. – Коне-е-ечно! – протянул я, открывая дверь в подъезд. – А у тебя как дела? Ты там не упал на той лестнице? – Нет. Спокойной ночи... до завтра. Я знал, зачем он сказал это "до завтра". Он хотел убедиться, что завтра увидит меня. – Спокойной ночки. Ну и... до завтра. Я сбросил. Конечно, я не буду совершать суицидов. Во-первых, я обещал. А во-вторых, бессмысленно. Я всё равно умру. – Дазай-сан? Дазай-сан! Его голос снова вывел меня из раздумий. Джуничиро протянул мне очередную папку с делом. – Вы просили, я принёс. Отличная идея, как скоротать время. Мне оставалось три дня. Мы с Ацуши напару усердно делаем вид, будто ничего не произошло, всё хорошо. Сейчас в офисе были только мы с Танизаки, Харуно и директор. Ранпо и Ацуши выехали на место очередного убийства, а остальные уже арестовывают преступника. Так работает "способность" Ранпо. Директор был у себя в кабинете, Харуно работала, а мы с Джуничиро, можно сказать, играли. Суть "игры" заключалась в следующем: я называю любое число, которое придёт мне в голову, Джуничиро ищет дело с таким номером, или хотя бы похожим, а я объясняю ему, как оно было раскрыто. Т.е. как детективы пришли к тому, или иному выводу. – Ну что, нач... Договорить мне помешал очередной приступ кашля. Он был несколько сильнее прошлых. – Дазай-сан, вы в порядке? – Д...да, – прохрипел я, пряча очередной лепесток василька в карман. – Думаю, вам лучше передохнуть. – Передохнуть лучше, – улыбнулся я, делая ударение на "о". В офис вошёл директор. – Дазай, тебе лучше в самом деле отдохнуть. Не хочешь пару выходных? Подлечись там, не знаю. – Три дня, можно? Этого... хватит, – сказал я, поворачиваясь к окну. – Хорошо. Иди домой, ты свободен. – Благодарю. На выходе меня снова прорвало кашлем. Лёгкие уже словно разрывались. – Дазай-сан? Дазай-сан, что с вами?! Вы уже четыре дня так... Я поднял взгляд. Ацуши... милый. – О, привет! – наигранно развеселился я. Всё таки, какой актёр пропадает! – Ты о чём? А, о кашле? Не переживай. – Ну не знаю... – Кстати, как ты понял, что ту записку я написал? С сиренью. Ацуши задумался. – А-а-а, ту? Я хорошо знаю ваш почерк. Красивый такой. Мне это несколько польстило. Всё таки, надо сказать спасибо, но боюсь, что скажу "я знаю". – Пока, Ацуши. – До завтра? Я улыбнулся этой надежде в глазах тигрёнка. Мой малыш, я не вернусь! Слышишь? НЕ ВЕРНУСЬ! Сглотнув ком в горле, я тихо произнёс: – Я заболел, завтра на работу не приду. Никогда ещё не видел такого разочарования в его глазках. – Дазай-сан, я могу вас навещать... могу? – Знаешь... не стоит... После этих моих слов у Ацуши навернулись слёзы, что странно. – Да ладно тебе, не плачь, – улыбнулся я. – Ладно, приходи завтра, но потом не стоит. Тигрёнок улыбнулся. – Во сколько мне завтра приехать? – Чтобы тебе было удобнее, приходи во время перерыва. – Хорошо. До завтра! – с явным удовольствием воскликнул парнишка последнюю фразу. Я вызвал такси, и, сев в машину, назвал адрес небольшого кафе. Кафе рядом с кладбищем. – Скоро я тоже буду здесь. Недалеко от тебя, Одасаку. Наконец-то... рядом. Недалеко от меня около двойной могилы стояла маленькая девочка, лет 11ти. Слёзы текли по её щекам, но лицо не выражало никаких эмоций. Она шептала что-то. Удивительно, как любят люди говорить со своими умершими родными. Я перевёл взгляд на небо. Через пару минут я услышал нежный детский голос: – У вас тоже кто-то умер? Я удивлённо обернулся. Та самая малышка стояла сзади меня. – Ага, – устало улыбнулся я. – А кто? – Друг. Он был мне... как старший брат, или даже что-то вроде отца. – А у меня родители умерли. Грустно. Я живу с тётей, но она меня не любит. У неё есть своя дочка. Я никому не нужна. Я удивился. Маленькая девочка подходит к взрослому мужчине на кладбище и так просто, за здорово живёшь, рассказывает свою историю. Я прокашлялся, и спросил: – А не боишься? Что я тебя украду например. – А вы можете? Если да, то украдите меня, пожалуйста. Я не хочу жить. – Я тоже. Но я скоро умру. – Тогда вам лучше пойти домой. Прийти домой и сказать родным, как сильно вы их любите. – У меня нет родных. Девочка серьёзно посмотрела на меня. – И детей нет? Удивительная малышка. – Можно сказать, был. Но, как ребёнка, я его потерял. Теперь он для меня не ребёнок. – Значит... он приёмный? И вы... влюбились? Я уже просто испугался. И какого чёрта? – Не смотрите на меня так. Я просто опираюсь на факты. И на вашу болезнь, – девочка наклонилась и подняла лепесток. – Вы кашляете цветами. Хакамада? – Ага... – я улыбнулся. – А ты молодец. Умна. Может... – Нет, – перебила меня девочка. – Я просто использовала способность. А так как вы не знали даже о том, что я одарённая, не смогли меня остановить. – И что же за способность? – эта крошка серьёзно начинала меня пугать. – Всезнайка. Я, завязав разговор с человеком, могу узнать все его секреты. Может, он всё же любит вас? – Нет, – отрезал я. – Как тебя зовут? – Анна, – девочка ни с того ни с сего протянула мне руку. – Вставайте. Я снова закашлялся. Мне уже начинало это надоедать. – Что ж... Анна, – начал я. – Ты не хотела бы поработать? – На... настоящей работе? – Детективом. Первая эмоция - восторг. – Вы это серьёзно? В Вооружённом Детективном Агентстве? – Да. Напишу тебе рекомендацию. – Зачем вам это? – осторожно спросила девочка. – Мой друг, – я посмотрел на могилу. – перед смертью наказал мне заботиться о сиротах. Ну так что же? Хочу сделать что-то доброе перед смертью. – Хорошо. Напоследок я сорвал пару веточек сирени. – Я-а-асно... – протянул Ацуши, после того, как я рассказал об Анне. Мы сидели в моей квартире. Я уже составил честь по чести завещание. Глупо, наверное. Ацуши всё равно будет грустить. Хотя... – Ацуши-кун, если я умру... – Замолчите! Пожалуйста... Над нами нависла нехорошая тишина. Неужели после смерти такая же? Я не хочу в это верить. – Я люблю тебя... – Хватит, прошу. Он всё ещё не любит. Я хочу сказать ему, отчего умираю. Но тогда он будет винить в этом себя. А я так не хочу этого... не хочу, чтобы он убивался потом. – Будешь ещё чая? – спросил я, чтобы разрядить обстановку. – Да, – Накаджима посмотрел на меня. Похоже, он просто не хочет уходить. – Ацуши, скажи честно, – попросил я, наливая чай. – Ты любишь меня? Хотя бы как наставника? – Очень! Но... как наставника... Мы пили чай, болтая о прошлом, о том, как мы встретились... – На самом деле, я благодарен тебе за то, что ты спас меня тогда. – Правда? – так наивно удивился Ацуши. – Да. Если бы я тогда умер, я бы пропустил столько интересного! – я рассмеялся. И тут же пожалел об этом, потому как каждый раз, когда я смеялся, начинался новый приступ кашля. – Дазай-сан, вам пора отдыхать. А у меня закончился перерыв. – Ты хочешь уйти? – Нет, – вздохнул Ацуши. – Ведь теперь я увижу вас только в пятницу. Тигрёнок, прости... ты больше не увидишь меня... – Я буду звонить! – с порога крикнул Ацуши и выбежал. – Как вы, Дазай-сан? – Ацуши, – хрипло прошептал я. Он и в самом деле позвонил. Мне уже так плохо. Мне осталось немного. Завтра я умру. – Когда я умру, положи веточку сирени на мою грудь. – Что? Я сбросил. Больно. Лёгкие словно разрывались, и лепестки теперь окровавлены. Кто-то тарабанит в дверь уже шесть минут - я слежу по часам. Я лежу на полу, головой в небольшой луже своей крови. Сегодня я должен умереть. Странный скрежет. Я слышу, как открывается дверь. Кто-то вскрыл замок. В дверном проёме комнаты появился... Ацуши. – Дазай-сан! – вскрикнул он и кинулся ко мне. – Что с вами? Дазай-сан... Ацуши положил меня к себе на колени. – Умереть рядом с тобой... как... хорошо... – прохрипел я. Было больно говорить. Но больнее молчать. – Дазай-сан, вы ведь не умрёте? Не умрёте?! – Ацуши осторожно повернул мою голову к себе. В его глазах стояли слёзы. – Я умираю, тигрёнок... – Нет! Нет, пожалуйста! – Ацуши уже ревел. Его слёзы согревали мне щёки. Я поморщился от боли, кажется, лепестки заполнили лёгкие, практически нечем дышать. – Вы ранены? Да что с вами?! – Я смертельно болен, милый. Мне конец. –Нет, нет, нет! Я не верю!!! – снова завопил Ацуши, прижимая меня к себе. Было так больно... и ему больно... Я застонал. Очередной приступ, но кашлять уже нет сил и возможности. Просто рвущая боль. Отвратительно. – Ой, я сделал вам больно? – озабоченно всхлипнул Ацуши, пытаясь отодвинуть меня от себя. Но я обхватил руками его шею, поцеловал в щёку. И лишь потом отстранился. Он всё ещё плакал. По моей щеке потекла слеза. – Не смей плакать, – как можно грубее произнёс я. Получилось всё равно мягковато. – НЕ СМЕЙТЕ УМИРАТЬ! – истерически захохотал Ацуши, вновь переходя на рёв. Вдруг тигрёнок встал, подошёл к вазе с сиренью. Взял одну веточку. – Когда я умру, положи веточку сирени на мою грудь, – прошептал Ацуши, садясь рядом и кладя сирень около себя. Я вымученно улыбнулся. Было совсем невмоготу. Сердце билось через раз. – Я могу знать, от чего вы умираете? – явно еле еле сдерживаясь,чтобы не зареветь, спросил Ацуши. – Не стоит, – прошептал я. – Ацуши... ты можешь... – Что угодно, – тихо произнёс парнишка, улыбаясь. – Подари мне поцелуй... первый и... п-последний... Ацуши улыбнулся со слезами на глазах. Я слышал, как бьётся его сердце. Оно ещё долго будет биться. Он наклонил голову ко мне. Я нежно прихватил губу мальчика своими, придержал, отпустил. – Я люблю тебя, – снова признался я. – И я вас, – снова всхлипнул Ацуши. Кажется, ему было невероятно сложно держаться. – Жаль, по-другому. – Ты можешь любить, как хочешь. Если бы Ацуши знал, как эта разница убивает... По сердцу что-то скреблось. Больно. Ацуши снова прикрыл глаза рукой. Из под митенки вытекла слеза. – Плакать будешь над моим трупом... Ацуши убрал руку. Словно и не плакал. – Какой... п-послушный... Было сложно. Очень трудно дышать... трудно думать... – Ацу....