Неподчинение / Insubordination

      Когда Анакостия передала приказ, что Талли необходимо явиться в кабинет Алдер, Крейвен была готова к самому суровому наказанию в своей жизни.              Если подытожить ее преступления, могло выйти что-то подобное:              1) Неподчинение (легкой степени тяжести): Пререкания с Алдер при получении приказа, неумение использовать ее звание, врывалась без приглашения в кабинет Алдер, вне зависимости от времени суток.              2) Неподчинение (средней степени тяжести): Игнорирование прямых приказов и исполнение их альтернативы. Открыто пялилась на губы Алдер, пока та говорила, и прослушала все.              3) Неподчинение (высокой степени тяжести, приравнивается к измене): Возвращение Никте Батан.              Честно говоря, список был довольно внушительным, и Талли даже удивлялась, что ее не вызвали еще раньше.              Так что теперь она грызла ногти, топталась на трясущихся ногах, а внутри разливалось всепоглощающее чувство надвигающейся гибели… И Талли, сидя в кресле в приемной перед кабинетом, вдруг поймала себя на мысли, что она мечтает о самом суровом выговоре.              Все было бы лучше, чем то, что она прямо сейчас подслушивала. Разговор Сары Алдер и Петры Беллвезер.              — Я была слишком снисходительна к тебе, и слишком часто прощала тебя за последние три года. На этот раз прощение придется заслужить, Петра.              — Мне не нужно твое прощение, Сара.              — Но тебе оно понадобится, если хочешь оставаться на своей должности. Думаешь, я хоть на секунду замешкаюсь перед тем, как отправлю тебя так далеко, откуда даже лучшие солдаты не возвращаются. Ты становишься безответственной, а твоя глупость и тщеславие — обузой для нас всех.              Талли продолжала смотреть по сторонам в надежде, что хоть кто-нибудь в этом пустом коридоре подтвердил бы, что она и правда это все слышала. Это было неловко. Ей было настолько не по себе, что хотелось заткнуть уши руками и притвориться, что она ничего этого не слышала. А ведь прошло все каких-то несколько минут. И ей очень, очень не хотелось выяснять, в какие неприятности ее втянула вся эта игра Петры. Все происходящее, казалось, и ее ждет в самом ближайшем будущем, и, возможно, незнание было бы легче? Не говоря уже о том, что лучше бы все это происходило за закрытыми дверями. Реально закрытыми. Чтобы ничего не было слышно.              Но Талли уже была здесь и слышала каждое слово, от чего становилось только хуже.              — Ты же понимаешь, что такой неразумный выбор главы разведки скажется плохо и на тебе в том числе, — говорит Петра.              — И что ты хочешь? Чтобы я сделала вид, что довольна тобой и горжусь всем, что ты сделала? — голос Алдер звенит. Талли никогда прежде не слышала ее такой.              — Сара… — предостерегающе начинает Петра, но Алдер прерывает ее так быстро, что Талли едва успевает уловить столь резкую смену.              — Это все потому, что я тебя больше не трахаю? Не в этом ли истинная причина твоего неповиновения?              Если бы у Талли был стакан воды, она, ну, во-первых, выпила бы его (потому что ладони вспотели, а в горле пересохло от ожидания надвигающегося выговора), и, во-вторых, она выплюнула бы всю воду на пол.              О, Богиня. Она определенно не должна была этого слышать.              Поерзав на стуле, Талли уставилась в коридор, где в блаженном неведении сидела Анакостия. Конечно, она могла бы попробовать уйти и вернуться попозже, только вот прошлая такая попытка быстро провалилась. Она уже пробовала вернуться, когда Алдер не будет так занята? Но Анакостия лишь покачала головой с едва заметным намеком на сочувствие и кивнула в сторону единственного кресла для ожидания.              Да.              Прямо рядом с дверью.              — С… большим уважением, Сара, но я бы не хотела этого, даже если бы ты умоляла меня, — отвечает Петра, и от слов у Талли буквально закипает кровь, а щеки заливает румянец.              Алдер пренебрежительно смеется.              — Я всегда знала, что ты предпочитаешь вести в сексе. Даже жаль, ведь ты намного красивее, стоя на коленях.              Талли чувствовала, как лицо становится пунцовым, возможно, ей даже дышать будет нечем. Просто этого не могло быть.              — Конечно же, ты так думаешь, — тянет Петра. — Так и не можешь смириться с тем, что у тебя есть ровня. Надо обязательно поставить всех на место, чтобы доказать, что ты все еще…              — Осторожнее, Петра. Я ведь могу принять это за приглашение.              Этот убийственный звук, когда голос Алдер опустился так низко, что Талли заерзала на стуле. Но хуже всего было то, что она, впиваясь ногтями в колени, представляла все это. Алдер, прислонившись к столу, крутит стакан с виски в длинных пальцах и смотрит на Генерала Беллвезер, ухмылка играет на губах, бровь приподнята, тонкие отголоски от постукивания ногтей по стеклу.              И… Генерал Беллвезер, которую Талли никогда (почти никогда) не представляла в такой ситуации, потому что… это же была Генерал Беллвезер, мама Эбигейл.              Именно она, Петра, недавно прониклась к ней симпатией и вовлекла ее в свои планы против Алдер.              И теперь Талли просто не могла не желать увидеть ее: сидящую в одном из кресел Алдер, в военной форме, прямая осанка, абсолютно бесстрастное выражение лица, то, как легко парирует она колкости Алдер, таким невозмутимым голосом, как она, одна из немногих, если не единственная, может выдержать яростный взгляд Алдер, не дрогнув.              А если говорить о сексе.              И не в том смысле, когда хочешь смутить кого-то похабными шуточками. И не кокетливо. Нет, так, чтобы в жар бросало, чтобы от одной только фразы веяло «я видела тебя голой и буду использовать это против тебя же».              У Алдер и Петры был секс.              Боже правый, теперь Талли представляла себе и это.              Она тихонько заскулила. Нет-нет-нет! Талли действительно пыталась не думать об этом, но разум решительно проматывал время назад, показывая картинки с более молодой Петрой, еще ниже по званию, как она заходит в кабинет Алдер:              — Вы за мной посылали, Генерал?              — Закройте дверь, майор, — только и бросает в ответ Алдер и подзывает ее ближе. И Талли представляет, как Петра идет по знакомому ковру, колени ее слегка подрагивают, но она не медлит. Алдер одаривает ее улыбкой и, стоит той подойти почти вплотную, легко касается ее подбородка, сжимая и заставляя посмотреть себе в глаза. Дыхание перехватывает. Алдер одобрительно кивает.              — На колени, майор…              — Крейвен уже двадцать минут слушает, как мы ссоримся, словно дети.              Талли вскочила со стула, не смея пошевелиться, лицо горело от стыда, а руки дрожали. Дверь все еще была прикрыта.              — Входите, — позвала Алдер, и Талли было пыталась удивиться и переспросить, серьезно ли она сейчас, но от страха голос отказывал. Значит, ей просто нужно зайти.              Всего лишь… зайти.              Толкаешь дверь, заходишь, ничего страшного, ну и что, что ноги не слушаются. Это Талли и сделала как раз вовремя, чтобы услышать, как Петра пробормотала:              — Не совсем как дети, — и, Боже, она так посмотрела на нее, буквально пронзила взглядом, пока Талли была все еще на пороге, не решаясь сделать последний шаг. — Закрой за собой, — добавила Петра, и Талли покраснела еще больше.              Не то чтобы Талли только что не думала как раз об этих словах в более неуместном смысле, только мысли, конструктивная визуализация, Боже, она точно не собиралась признаваться, что фантазировала.              А что еще хуже, Алдер стояла, прислонившись к столу, с виски в руке и крошечной улыбкой, мелькнувшей на губах, и…              — Давай я принесу тебе выпить, Крейвен, — предложила Алдер, выпрямляясь и направляясь к ближайшему столику, где стояли графин и стаканы. — Похоже, тебе это не помешает.              Талли, утратив все способности к рациональной беседе, взглянула на Петру, замечая, что та так и не отвела взгляда. Напитка, видимо, ей не предлагали. Но Петра лишь закатила глаза, будто все это была маленькая шутка и одними губами произнесла: «Возьми напиток», к полному смущению Талли.              — Спасибо, Генерал, — наконец, выдавила Крейвен, остановившись за одним из стульев, примерно в двух футах от стола и того места, где сидела Петра. Ей показалось это вполне безопасным, а стул с высокой спинкой позволял опереться руками и в случае паники сжать ее сильнее.              — Она заслужила это, — бросила Петра, взглянув на Алдер, и Талли вздрогнула.              Алдер повернулась и подошла ближе, держа по стакану в каждой руке.              — И почему это? — спросила она, протягивая Талли один стакан, а затем отпила из своего.              Петра склонила голову набок, нахмурившись.              — За успешную вторую миссию.              Что-то темное промелькнуло на лице Алдер.              — Так вот как это называется. Чуть не погибла из-за лидера Спри, позволила украсть свое лицо, привезла живой эту предательницу.              Талли съежилась. Да, точно. Она сделала глоток. Вот и время расплаты. Можно два стакана?              От виски внутри все обожгло.Крейвен не привыкла пить, ведь она не пила до армии, а на службе это было лишь кадетской шалостью. Ничего серьезного, вино в чашках или украденное у гражданских пиво. Пожалуй, ближе всего к виски было какое-то пойло, приторное и сладкое, и Глори клялась, что после него можно будет выдыхать дымом цвета корицы, но Талли мало что помнила, потому что ей было слишком весело тогда.              Сейчас же напиток напоминал настоящий огонь, может быть, магму, такую тягучую и горячую, которая стекала бы по подбородку…              Что Талли давно поняла о себе, так, тот факт, что когда она нервничает, мысли начинают путаться.              К счастью, хотя ее и пригласили в кабинет, казалось, никто из присутствующих не планировал втягивать ее в то, что, черт возьми, здесь происходило.              Можно вообще назвать это разговором?              — Ну же, Сара, тебе не кажется, что ты слишком резка? — присев на свободный стул, Петра закинула одну ногу на другую и отклонилась немного назад, внезапно, кажется, потеряв любые представления о воинских манерах. И она смотрела на Алдер так открыто и вызывающе, явно не боясь того, что была ниже по званию.              Талли вспомнила прошлую усмешку (и образ… на коленях) и почувствовала, как тепло от виски приливает к щекам, окрашивая их сильнее. Боже, она надеялась, что отблески от камина и освещение в комнате хоть немного скроют ее волнение, иначе она обречена.              — Они вернули Никте, — продолжила Петра, полностью расслабившись.              — По твоему приказу, — холодно отчеканила Алдер.              — Если бы Талли не вселила в нее уверенность, что она выиграет больше, вернувшись сюда, мы бы потеряли всю команду. Полностью заслуга Талли, не моя.              Талли залилась румянцем. Она явно не ожидала этого. Генерал Беллвезер была милой. Конечно, по большей части Талли полагала, что ее полезность для Петры была обусловлена главным образом ее готовностью выступить за спиной Алдер. Петра вообще могла свалить всю вину на нее и выйти сухой из воды, Талли даже не знала, разозлил бы ее такой исход или нет. Но именно Петра тогда отдала указ, и она его выполнила. Так что, чтобы не обрушилось на нее сейчас, вероятно, Талли это заслужила.              Но Петра явно доложила обо всем Алдер еще до ее прихода сюда и сейчас продолжала просто… смотреть на нее? Одаривать теплой улыбкой? И защищать ее перед Алдер, говорить все эти вещи… это было действительно мило с ее стороны.              — В этом не было необходимости, — пренебрежительно бросила Алдер, возвращаясь на место у края стола.              — О, ну хватит этой чуши, Сара. Она проделала отличную работу, и ты это знаешь. Мы все видели в воспоминаниях при разборе. Если бы не Талли, моя дочь и Раэль Коллар поубивали бы друг друга в той хижине. А это ее видение*, — взгляд Петры скользнул по Талли, — это удивительно.              Талли… Как жаль, что она не села, когда была возможность. Неужели тут и правда было так жарко? Как Петра смотрела на нее, тон ее голоса… несправедливо. Талли понятия не имела, что с этим делать. Ни один из старших по званию не был с ней так мил, с тех пор как…              С той ночи, как Алдер пришла в лазарет, улыбалась ей и вела себя, как абсолютно другой человек, не такая холодная и отстраненная, смотревшая на них сейчас сверху вниз.              — Ну же, Петра, скажи, что такого в этом кадете с таким острым видением? Знающих* в моей армии предостаточно.              От резкой смены в голосе и ноток презрения у Талли горло перехватило. Она не заплачет. Она пообещала себе (и Раэль, и Эбийгейл, когда они хотели пойти с ней), что примет гнев Алдер с честью, а уже потом, когда вернется, вероятно, разрыдается. Но перед Алдер она плакать не будет. И до сих пор она справлялась. Помогло еще и то, что Петра была единственной, кто смотрел на нее, ведь от взгляда Алдер она бы уже давно распалась.              — И под моим началом работают лучшие из лучших, но я никогда не видела ничего подобного.              — Тогда, возможно, вам следует их лучше тренировать?              — А может, Талли — особенная?              Наконец, Алдер отставила свой стакан с глухим щелчком и немного склонила голову:              — Полностью согласна.              Подождите, что? Так, теперь Талли точно собиралась сесть. Без вариантов.              — И она… что, — Петра перевела взгляд на Алдер. — О, я вижу, что ты делаешь.              Талли просто смотрела со своего нового места, безучастно, переводя взгляд между женщинами.              — Я все ждала, когда ты это сделаешь, — почти прошептала Алдер и спросила уже более громко, — у меня остался только один вопрос. Что ты планируешь делать?              — Делать? — переспросила Талли так тихо, что, казалось, ее никто бы и не услышал.              Женщины проигнорировали ее. Петра медленно поднялась со своего места и, подойдя непозволительно близко к Алдер, оказалась позади Талли. Крейвен, конечно, пыталась держать всех в поле своего зрения, но, не в силах отвести взгляда от Алдер, терпела поражением. Теперь она ощущала взгляд на затылке и видела глаза Алдер прямо перед собой — так вот каково это быть бабочкой между двумя стеклами на какой-нибудь музейной экспозиции.              Вдруг, вспомнив о стакане в руке, Талли сделала слишком большой глоток. Виски чуть не заставил ее поперхнуться, и она отставила его на стол. Существовал явный риск, что она забудет о его существовании и уронит.              Голос Петры, когда она вновь заговорила, был так близко, что Талли бросило в дрожь.              — Сара… Ты намекаешь, что я могла бы соблазнить сокурсницу моей дочери, — протянула она, и Талли буквально подпрыгнула, почувствовав, как рука Петры скользнула по лопаткам. — Просто потому что я знаю, что она целеустремленная, одаренная и жутко выводит тебя из себя?              Талли пораженно смотрела на Алдер.              — Вовсе нет, — беспечно ответила Алдер, — но я полагаю, что ты вполне могла бы соблазнить солдата из команды твоей дочери, потому что она была… Как бы это сказать? Слишком почтительна к тебе, да? Представляю, как тебе льстили ее глубокие темные глаза, следящие за каждым твоим шагом, когда она так нетерпеливо кивала, выполняя все твои требования. Она прелестна, не правда ли, когда говорит «да»? Конечно, она привезла тебе Никте Батан, конечно, она предала меня при малейшем намеке на интерес с твоей стороны. Ты ведь искала именно такого послушания, когда перестала подчиняться мне.              Талли не могла… понять и принять все, что происходило. Особенно ту часть, где Алдер подразумевала, что она согласилась помочь Петре только из-за ее просьбы. Ведь это было неправдой. И, вероятно, ей стоило бы поспорить об этом. Защитить себя, сказать, что у нее были реальные причины, принципы, правда, да что угодно, что привело ее к решению привести Никте живой. И ничто из этого не имело никакого отношения к Петре, но…              Прежде чем Талли успела сообразить, что сказать, она почувствовала, как крепкие теплые руки скользят по ее плечам, и абсолютно потеряла ход мыслей, ощущая лишь нахлынувшую дрожь всем телом.              — Нет ничего плохого в том, чтобы ценить девушку, у которой есть… хорошие манеры.              Боже, она прекратит уже сегодня краснеть или нет?!              — Талли, — позвала Алдер, слегка приподняв брови.              От звука своего имени таким низким, почти интимным голосом, на который Алдер сейчас не имела никакого права, Талли напряглась и, заикаясь, смогла выдавить из себя лишь:              — Да, мэм?              Алдер наклонилась к ней ближе.              — Это так похоже на тебя? Так ты девушка с хорошими манерами или все же бесстыдный солдат, который может позволить себе ворваться в мой кабинет и назвать в лицо лгуньей?              — Не отвечай, она злится на меня, а не на тебя, — тихо сказала Петра, коснувшись ее щеки и заставив отвернуться от Генерала.              — О, позволь же ей ответить, Петра, — Алдер одним плавным движением оказалась на ногах и, вернувшись за стол, села и откинулась на спинку стула, выдыхая, — она позволяла себе говорить мне вещи гораздо хуже.              Талли, которая изо всех сил пыталась справиться с дрожью в пальцах, чувствовала лишь тяжесть от руки Петры на своем плече и полную неспособность оторвать взгляд от пристальных голубых глаз Алдер. Трудно было справиться со всем, так что она лишь выдохнула и сказала:              — Простите, кажется, я потеряла нить разговора.              Вдруг они обе рассмеялись. Это был такой теплый звук, окруживший Талли с ног до головы и будто намекавший на всю ту силу, которой Генералы обладали. И Талли и правда перестала дышать.Безумие. Возможно, у нее и была бы какая-то более разумная реакция на все это, но только не в этом случае. Может, все это было лишь игрой ее воображения, из которой никак нельзя было вырваться, и смерть была единственным вариантом. Или сон, и Талли не была уверена, что хочет просыпаться. Или все происходящее было реально, в этом случае у Талли напрочь исчезли нормальные человеческие реакции и речь. Но все было нормально. Кто же в здравом уме просил бы ее сейчас о большем?              Рука Петры, которая так и сжимала легко плечо, скользнула вверх, останавливаясь на подбородке и поворачивая Талли к себе.              — Ты ведь позволишь мне, да? Даже если она будет наблюдать, — шепот обжег кожу.              Позволю что? Талли могла бы спросить, но слова Беллвезер рассмешили Алдер, и впервые с тех пор, как оказалась в кабинете, Талли увидела в этой улыбке что-то знакомое.              — Ох, Петра, вот тут-то ты ошибаешься. Я знаю Крейвен лучше, чем ты можешь себе представить, — Алдер улыбнулась холодно, растягивая губы в усмешке. — Разве ты не понимаешь? Она бы позволила тебе, потому что я наблюдаю. И, пожалуйста, … — добавила Алдер, закинув ноги на стол и спокойно откинувшись на спинку стула, — …ты уж постарайся устроить шоу.              — А разве бывает иначе, — прорычала Петра совсем рядом с ухом Талли, отчего у той затрепетали веки, перехватило дыхание, а во рту пересохло. И прежде чем она смогла собраться с мыслями, руки Петры заставили ее повернуться, разорвав зрительный контакт с Алдер, а затем…              Одарив Талли еще одной нежной улыбкой, что чрезмерно отличалось от тона ее голоса, Петра Беллвезер ее поцеловала.              Глаза Талли распахнулись, и она начала замечать все мелочи целующей ее женщины: скулы, темные брови, резкие линии ресниц, как волосы мягко ложатся с одной стороны, как ей щекотно от ее воротника, а потом она вдруг осознала…              Ее целовали. Петра Беллвезер? Которая была Генералом. И мамой ее лучшей подруги.              Боже… Но как же хорошо она целовалась.              Не то чтобы у Талли было много опыта, совсем наоборот, и в основном с мальчиками. Ну и с Глори один раз, когда они играли в правду или действие и один мальчик, Аскер, из соседнего городка, вынудил их поцеловаться. И все прошло хорошо. Глори же была ее другом, красивая и добрая, все тогда казалось удивительно простым, легкое касание губ на каких-то пять секунд. И ей даже понравилось, все лучше, чем в прошлый раз с мальчиком, который вряд ли знает, что такое зубная паста…              Она и не думала о поцелуях, ну или совсем немного. Но поцелуй Петры… Этот поцелуй явно был чем-то большим. Петра целовала неистово: в одну секунду ее губы дразнили, легкие и теплые, а в следующую выманивали, оттягивая язык на себя, будто имея на это какое-то право. Что, скорее всего, так и было, потому что сопротивления Петра не встречала, так что начинала целовать с еще большей страстью, направляя Талли, словно терпение от первого поцелуя в то же мгновение испарилось. Так что Талли оставалось только вцепиться в ее руки, не позволяя отодвинуться, и ерзать на стуле, что… она уже и до этого делала, когда горячий язык скользнул по зубам, заставляя ее перехватить дыхание…              Она никогда так не целовалась. Без мыслей, но так всепоглощающе. Никакие обычные слова не нужны.              Прикусив нижнюю губы, Петра потянула ее, срывая с губ Талли стон. И Петра улыбнулась, отпуская.              От шока Талли прикрыла губы дрожащими пальцами, когда Алдер вдруг трижды похлопала в ладоши, так медленно, что у Талли лишь возникло непреодолимое желание смотреть на нее в ответ и облизывать губы, на которых, она может поклясться, красовались легкие отметины от зубов.              О.              Так.              По крайней мере, Петра тоже переводила дыхание.              Ее глаза стали темнее ночи за окном, когда она провела большим пальцем по верхней губе Талли, а затем наклонилась, коснулась затылка, запуская руку в рыжие пряди, и притянула к себе. Петра снова целовала, свободной рукой расцепляя пуговицу, и Талли с трудом дышала, ощущая их близость и то, как пальцы Петры скользнули к следующей застежке более уверенно.              Где-то между третьей и четвертой пуговицами Талли поняла, что обеими руками так сильно сжимает плечи Петры, что чувствует под пальцами складки на форме. И она… Да, она полностью отвечала на поцелуй, словно и сама потерялась в нем, рваное дыхание, теплые и мягкие губы, дразнящие и заставляющие пылать поцелуи, которые сводили с ума… на пути к сексу?              И… Точно ли это должно было произойти здесь?              Петра стянула куртку Талли. Секс. Точно ощущалось, как секс. Особенно когда Петра потянула Талли на себя, чтобы вытащить ткань, которая так и осталась где-то за спиной, и оставить Крейвен в одном черном топе. От быстроты движений в голове помутнело, с губ слетел стон, и Талли медленно подняла взгляд, цепляясь за изгиб шеи, к губам, а потом и к темным глазам. Было похоже на одержимость.              — Привет, — почти прошептала Крейвен, за что Петра одарила ее самой широкой и теплой улыбкой, которую Талли когда-либо видела.              Вау.              В груди разлилось тепло, словно от солнечного света.              — Я никогда не видела, чтобы вы так улыбались, — ошеломленно пробормотала Талли и покачала головой, — эм… Что здесь происходит?              Честно говоря, если бы Талли знала, что поцелуи с женщиной, (о которой она всегда думала только как о матери Эбигейл, привлекательной и устрашающей) вернут ей возможность задавать действительно важные вопросы, она бы поцеловала ее еще раньше.              Было бы здорово.              И мило.              — Ты действительно спрашиваешь? — Петра коротко рассмеялась.              — Эм… вроде того, — попыталась Талли, — я…э-э, — ее взгляд метнулся в сторону. Конечно же. Алдер. Все еще на месте, наблюдала. Синева, холодная, обжигающая, словно пламя. Смотрела так, будто под взглядом должна плавиться кожа, глаза такие же темные, как и у Петры. — Я думала, я здесь, чтобы получить официальный выговор? — выдавила, наконец, Талли, оглядываясь на Петру, потому что Петра тоже внушала ужас. Но меньше, намного меньше.              — Тогда считай, что это твое официальное наказание, кадет, — голос Алдер пронзил тягучую тишину между ними, Петра закатила глаза.              — Не слушай ее, — уверенно произнесла она и, присев перед Талли на корточки, накрыла ее колени руками. — Посмотри на меня, ты можешь встать и уйти прямо сейчас, если хочешь. Ничего не случится. И это никакое не наказание, чтобы она не говорила. Но мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась.              Талли уставилась на руки Петры.              — Ох, не уверена, что вообще смогу сейчас идти.              Губы Петры скривились в улыбке, когда она легко коснулась ее подбородка, заставляя смотреть прямо на себя.              — Тогда как насчет того, чтобы оставить эти попытки, милая.              У Талли пальцы на ногах свело, и она покраснела еще сильнее.              — Хорошо, — ответила она, а может, за нее говорил виски. И Петра наградила ее улыбкой абсолютного триумфа. Выглядело знакомо, и видеть самую дерьмовую ухмылку Эбигейл на другом лице могло бы стать верным звоночком, чтобы остановиться, но Петра накрыла ее губы еще одним поцелуем.              А Талли была уверена, что ни один человек не в силах спорить с поцелуями Петры Беллвезер.              И, как она поняла очень, очень быстро, и со всем остальным тоже.              Генерал будто поймала ее в ловушку, находясь и прижимаясь к ней так близко, что Талли могла только поежиться и вздрогнуть, когда Петра стянула с нее майку и провела ногтями по коже. Движение заставило Талли вздрогнуть, потому что… было щекотно? И ей захотелось прижаться еще ближе, разжигая электрический импульс, пробежавший по коже между ног.              — Это не стандартная пижама, — пробормотала Петра, дергая за шнурок прямо у пупка, и Талли покраснела.              — Простите, я уже собиралась спать, когда меня вызвали… И не думала, что придется снимать форму.              Большим пальцем Петра обвела возбужденный сосок под тканью.              — Очень мягкий.              Талли застонала, а Петра продолжила поднимать ткань пижамы выше, оголяя кожу и открывая тот факт, что Крейвен пришла в кабинет неподобающе одетой. Она так и оставила сбившуюся ткань у шеи Талли, обнажая грудь с затвердевшими сосками и, Боже, Талли ни о чем другом думать не могла, кроме того, чем именно она занималась в кабинете Алдер и как она наблюдает за ними, пока…              Но в то же мгновение Петра накрыла ее сосок губами, обхватывая, влажно и горячо, позволяя языку скользить по коже, что в сознании остались лишь мысли о поцелуях, а с губ слетел стон наслаждения.              — Называй ее Петрой, — тут же услышала она сквозь дымку голос Алдер, резкий приказ, не терпящий возражений.              И все казалось таким… странным. Но больше всего…              Талли никогда не чувствовала себя настолько возбужденной. Ладонь Петры гладила ее грудь, желая утолить болезненную нужду, а язык трепетно ласкал податливое тело снова и снова…              И Талли что-то выдохнула, просто сдавленный искаженный звук, который заставил Петру улыбнуться, прижаться сильнее, а затем отстраниться, вновь находя ее губы своими. Военная форма с холодными металлическими пуговицами отражалась контрастом на разгоряченной коже, вызывая лишь поток электричества по всему телу. Талли не сразу поняла, что именно говорила Петра:              — Все хорошо, Талли. Можешь называть меня по имени.              О, хорошо. По крайней мере, теперь у нее было оба их разрешения?              Потому что имя ей точно могло понадобиться, когда Петра скользнула рукой к застежке на брюках и, не мешкая, отодвинула ткань, позволяя пальцам прикоснуться к влаге и проникнуть внутрь.              Да. Имя она точно использовала.              — П-Петра, я…о, Боже!              Губы Петры накрыли ее, но, не целуя, а рядом, вдыхая ее возбуждение, пока пальцы вбирали влагу и давили внутри. Боже,Талли и понятия не имела, что может чувствовать себя так — крохотный импульс, разрастающийся от движений пальцев и подающихся навстречу бедер. Она просто вдруг захотела… умереть?              Но во время секса никто ведь не умирает, да? Осознание поглощало ее. (Если только Эбигейл когда-то узнает…)              (Нет, Эбигейл не могла такое узнать.Она бы убила ее на месте).              — Хорошая девочка, — прошептала вдруг Петра у самых губ, заставляя Талли вздрогнуть, чувствуя, как собственное возбуждение внутри окутывает чужие пальцы. О, такое нельзя не заметить. И Петра улыбнулась, добавляя, — Да, Талли, именно так. Ты была так верна мне. Ты дала мне все, что я просила.              С каждым толчком Талли чувствовала, что теряет остатки самообладания, стоны вырывались наружу от того, как голос Петры дрожал рядом с ней, говоря вещи, которые, она не осознавала, что так сильно хотела услышать.              — Ты была великолепна в этой миссии. Я чувствую, как довожу тебя до предела. Теперь, Талли, ты отдашь мне…              Когда Петра внезапно отодвинулась от нее, Талли и не поняла, что происходит, только ощутила, как пальцы выскользнули из нее, а с губ сорвался стон возмущения.              И тут она увидела.              Алдер, вцепившись одной рукой в волосы Петры, а другой сжимая запястье руки, которая только что доставляла ей наслаждение, буквально оттащила ее. Она смотрела наПетру с презрением, но Талли заметила и промелькнувшую во взгляде… симпатию?              — А теперь, Петра, ты будешь ждать своей очереди.              И Беллвезер посмотрела на нее с такой яростью, но, когда Алдер отпустила ее и оттолкнула в сторону, она… Отошла. Немного покачиваясь, Петра отодвинулась в сторону и посмотрела на Талли, будто хотела что-то сказать, но так и не успела. Алдер загородила ее, занимая ее место рядом с Талли, их колени соприкоснулись, а Талли так и могла только смотреть на нее, ощущая лишь разочарование, оставленное внезапным отсутствием Петры.              И до того, как Талли успела … прикрыться? Сформировать вопрос? Алдер резко схватила ее за бедра и потянула на себя, придерживая за спину и буквально усаживая себе на колени. Куртка, наконец-то, свободно упала где-то позади нее.              — Ты была так прекрасна сегодня, Крейвен, — почти прошептала ей Алдер, голос мягкий и нежный.              И Талли просто растаяла. В глазах Алдер было все: и тепло, и прощение, и желание, — все, что Талли думала больше никогда не увидит, боялась, что потеряла, когда предала ее во второй раз, все, о чем она мечтала. Все это время она стояла в стороне, а в голубых глазах плескался только холод и равнодушие. И достаточно было одного только взгляда, именно сейчас.              Все преграды пали от легкой улыбки Алдер.              И она поцеловала ее, медленно прижавшись к ее губам.              И… в некотором смысле, Талли думала, отталкиваясь лишь от собственных ощущений, Алдер целовала… как Петра, женщина, знавшая, как целовать другую женщину, медленно углубляя поцелуй, скользя языком, ведя ногтями по шее так, что Талли выгибалась в спине, уступая…              Но поцелуй Петры не заставил ее плакать.              И даже когда слезы появлялись в глазах, Алдер давала ей возможность отдышаться, целуя в щеку, проводя кончиком языка по коже, прижимаясь губами то к одному веку, то к другому, а потом снова целовала. Талли буквально окунулась в эмоции, с головой, ощущая бешеный пульс, приток крови, желание, от которого затянуло и заболело все внутри там, где должны были быть ее пальцы…              — Видишь, Петра, — сказала Алдер, прервав поцелуй, но позволяя Талли положить голову ей на грудь, губы едва касались шеи. — Она никогда не будет твоей. Она принадлежит только себе, и она… — Талли застыла, чувствуя, как пальцы Алдер уверенно скользнули по линии живота туда, где она больше всего в ней нуждалась, — … не смотря на то, что с удовольствием нарушает мои приказы, все еще моя. Посмотри на нее.              Алдер прикоснулась с ней, и Талли ахнула, не замечая ничего вокруг и даже не понимая, где сейчас Петра и смотрит ли она вообще. Только пальцы Алдер, толкающие, вязкие, заставляющие сердце бешено биться и тяжело дышать. Немое ощущение угрозы висело в воздухе, принося всепоглощающее удовольствие, которое вырвалось наружу вместе со стоном Талли, а голос сорвался на хрип:              — Генерал!              О, так вот почему Алдер так хотела, чтобы она использовала имя Петры…              — Моя, — прошептала Алдер, смотря на Петру, ощущая ее пристальный взгляд.              Оргазм накрыл Талли так, что в глазах замелькали точки. Горячий, влажный, такой сильный, она даже не осознавала, что волны накатывают снова и снова, сбивая и пытаясь вырваться наружу, из-под кожи…              — Все хорошо, — Алдер шептала ей на ухо, — я держу тебя, — губы легко коснулись виска, и она обхватила Талли, крепко прижав к себе, пока та пыталась вспомнить, как дышать.              Талли смотрела на медали на груди Алдер, которые вдруг оказались прямо на уровне ее глаз, но в голове крутился один простой вопрос. Что происходит?              Ну тут Алдер сказала что-то еще, Талли не разобрала, только почувствовала, как та разворачивает ее немного.              — Но я никогда не была эгоисткой, Петра. Не в этом смысле. Я всегда была… рада поделиться с тобой властью. И я благодарна за все победы, которые вы помогли одержать. Если бы ты только научилась довольствоваться малым, а не предпочла видеть мое падение и красть то, что принадлежит мне…              Талли понятия не имела, когда она сменила положение, но Петра, прислонившись к столу Алдер, смотрела на нее с таким…              Голодом.              Что Талли не могла отвести взгляд. Каким-то образом, даже не смотря на сбитое дыхание и полное отсутствие сил, на то, что прошлое их взаимодействие привело ее в замешательство, Талли чувствовала приятное покалывание.              — Ну же, — продолжала Алдер, заманивая, — неужели у нас больше не может быть ничего общего?              — Ты подрываешь мой авторитет при каждом удобном случае, — выдохнула Петра, но взгляда от Талли так и не отвела. — Притворяешься, что именно я не могу делиться, но, Сара, посмотри на себя. Тебе пришлось вырвать ее прямо из моих рук.              — Она пришла ко мне добровольно, — Алдер погладила Талли по волосам, и Талли не могла не ответить на это прикосновение, утыкаясь носом в шею. — И она не потеряна для тебя.              Так, хорошо. Может быть, Талли только что и испытала, бесспорно, лучший оргазм в своей жизни, но с нее уже было довольно.              — Я вообще-то здесь, — вмешалась она, голос был слабым, но решительным, — хватит говорить обо мне, будто это не так.              Услышав это, Алдер усмехнулась и поцеловала ее чуть ниже уха.              — Примите мои извинения, маленький Генерал-искуситель. Вы были вовлечены в нашу очень старую игру, но я обещаю, что все чувства и желание были настоящими.              Приблизившись ближе, Петра протянула руку и провела ладонью по щеке Талли.              — Боже, я все еще хочу тебя. Особенно, когда ты так ей отвечаешь.              Не проронив больше ни слова, Петра опустилась на колени перед ними обеими и начала стягивать с Талли штаны.              И наконец, когда губы Петры обхватили ее клитор, а Алдер лениво ласкала ее соски сквозь тонкую ткань майки, Талли могла только согласиться: Петра Беллвезер была очень, очень красива, стоя на коленях.              У Талли Крейвен в голове осталось только три мысли:              1) Неподчинение (легкой степени тяжести): Два Генерала могут очень, очень утомить кадета.              2) Неподчинение (средней степени тяжести): В следующий раз, если Алдер разозлится на нее, такое больше не сработает. Алдер… в ярости… сексуальная.              3) Неподчинение (мятеж, высшая степень тяжести): То, что женщина опускается на колени, не означает, что она не на вершине.              Именно Петра подхватила Талли на руки, а Алдер открыла двери между кабинетом и спальней, распахнув их так широко, чтобы Петра смогла пронести ее. Алдер откинула покрывало, приглушила лампу до слабого оранжевого свечения и кивнула Петре, чтобы та уложила ее.              Они обе легли вслед за ней, Алдер справа, а Петра слева, соприкасаясь бедрами и то и дело оставляя на открытых участках кожи поцелуи. Талли не была уверена как, но одежда исчезла, осталась только серая майка от пижамы.              И Талли плохо помнила, но, кажется, пробормотала что-то вроде:              — Мне было хорошо.              — И правда, — согласилась Петра, легко касаясь ее лба и убирая с лица пряди.              Алдер же улыбнулась в ответ, целуя в плечо.              Но, в конце концов, прикосновения замедлились, как и их дыхание, и Талли была уверена, что они действительно заснули, по обе стороны от нее, потому что чувствовала их расслабленность и спокойствие.              Только их руки покоились у нее на живот прямо над бедренной костью, пальцы переплетались, чуть сжимая.              Глядя на них, Талли поняла, что всегда видела их обеих как невероятно могущественных женщин, союзниц, врагов, и вдруг задумалась, не стала ли она сама причиной разрыва между Алдер и главой разведки, той, кто дважды уже воткнул ей нож в спину, … бывшая возлюбленная, а, может, друг? Странный способ для мести.              Что ж, закрывая глаза, Талли подумала, что сейчас она была слишком уставшей, полна удовлетворительного изнеможения, чтобы придавать этому всему особое значение. Ни на секунду.