Where's My Love?

Стояла глубокая беззвездная ночь, но Марко все никак не мог уснуть. Сначала он пытался, правда пытался. Однако в его голове роилось слишком много бесполезных и хаотичных мыслей, большая часть которых действительно ужасала. Страх грядущего не давал ни минуты покоя. Вокруг шла война человечества с титанами, и когда новобранцам вроде него и его друзей придется столкнуться с реальной угрозой, было неизвестно. Именно поэтому Ботт был так напряжен, хотя другим людям старался этого не показывал. Однако также имела место быть еще одна причина, которая заставляла его порядком нервничать. Имя ей было Жан Кирштейн. Марко не совсем понял, когда это произошло, но уже несколько месяцев лучший друг занимал все его мысли и не давал уснуть по ночам (к сожалению, не в том смысле, в каком хотелось бы). Ботту нравилось в нем абсолютно все: то, как он криво ухмылялся перед тем как рассказать очередную неуместную шутку, его громкий искренний смех, который многие посчитали бы неподобающим в военное время, любовь поспорить всегда и везде, лишь бы доказать свою правоту, даже если он не был до конца в ней уверен, а еще то, как он смягчался рядом с Марко, снимал все маски и говорил обо всем начистоту. Полуночные разговоры в казарме Ботт ценил больше всего. Именно ночью Кирштейн раскрывался и становился самим собой, рассказывал, что у него на душе. И становилось понятно, что он напуган ничуть не меньше остальных, а, может, даже и больше. Именно поэтому его защитным механизмом являлся юмор, перемежаемый с агрессией. Он и правда был отражением Эрена с той лишь разницей, что Эрен шутил гораздо реже. И Марко любил читать его, подмечать каждую деталь, наблюдать за малейшими изменениями в мимике с целью выявить, нравится ли он ему хоть чуть-чуть. Раскусить Кирштейна было легче легкого, ведь у него все всегда было написано на лице. Марко сразу понял, что Жан влюблен. Но далеко не в него, а в Микасу. Об этом знал не только он, а вообще весь кадетский корпус. Так что Ботт был твердо уверен, что у него нет ни малейшего шанса, и нет даже смысла предпринимать никаких действий, чтобы понравиться своему другу. Очевидно, ему нравились девушки, а если точнее, одна конкретная девушка. Марко вздохнул и перевернулся на правый бок. Жан спал на соседней койке у стены и еле слышно похрапывал. Конечно, это было не совсем нормально, но Ботту нравилось наблюдать за тем, как он спит, и представлять, что ему снится. Этой ночью Марко не сдержался и, поднявшись с кровати, подошел к другу. Жан казался совершенно умиротворенным и спокойным, его черты лица разгладились, все тревоги покинули его. Он что-то бормотал во сне, и Марко рассмеялся, когда расслышал фразу про мудака Йегера. Кирштейн в своем репертуаре. Ботт давно уже изучил все привычки парня, поэтому знал, что разбудить его довольно трудно. Не удержавшись, он в порыве эмоций погладил его по гладкой щеке и быстро чмокнул в лоб. И едва удержался от ругательства, когда услышал громкий храп Конни. Марко поспешно вернулся к себе и, более довольный, чем прежде, забылся крепким сном. На следующее утро Жан в столовой восторженно рассказывал о своем сне. Ему приснилось, что его поцеловала Микаса. И, как он говорил, это было прекрасно. Марко слегка покраснел, но успел вовремя совладать с собой и лишь про себя улыбнулся. После завтрака их повели в лес на тренировку, которая не была похожа на все прежние. Впервые за долгое время им не пришлось драться друг с другом и беспрерывно летать на УПМ. Видимо, им решили устроить что-то вроде отдыха. Их задачей на сегодня являлась добыча еды в диких условиях и разведка местности, ну и, конечно же, долгая изнурительная пробежка, а также ряд физических упражнений, чтобы не расслаблялись. Когда с основными занятиями было покончено, весь отряд поделили на группы по три человека и приказали отправиться изучать обстановку в лесу. К счастью, Марко попал в группу с Жаном и… Райнером. Было не совсем понятно, что от них требуется, поэтому кадеты по большей части просто занимались своими делами, болтали и любовались пейзажем. Все были рады неожиданному отдыху, кроме разве что Брауна, который никак не мог перестать ворчать по поводу бесполезной тренировки. Жан даже успел прикрикнуть на него: - Райнер, хватит нудеть! - Но эта тренировка совершенно бессмысленна, - возмутился Браун, - да это не тренировка вовсе, а просто детская прогулка! Вас… то есть нас не должны так готовить к бою. «Почему он так странно оговорился?», - подумал Марко, но не придал этому значения. - Ой, да просто расслабься и получай удовольствие от отдыха. - Я не могу отдыхать в такое время, - вздохнул Райнер и, развернувшись в другую сторону, быстрым шагом пошел назад, - пойду лучше найду Бертольта, раз мы все равно ничего не делаем. Может быть, хотя бы он разделяет мое мнение. - Ну и катись к своему голубку! – отмахнулся от него Жан и приобнял Марко за плечо, - нам тут и вдвоем будет весело, да, Марко? Марко смутился и лишь молча кивнул. - Ты сказал «голубку»? – Райнер остановился и, обернувшись, посмотрел на Кирштейна в упор. Тон его голоса не сулил ничего хорошего. - А чего ты так удивлен? – ухмыльнулся Жан. – Да все и так знают, что вы явно неровно друг к другу дышите и устраиваете по ночам пылкие свидания. Райнер приблизился к ним и, понизив голос, предупредил: - Свои фантазии проецируй на своем друге, а на нас с Бертольтом не смей наговаривать. - На Марко что ли? – ухмыльнулся Кирштейн. – Да он мне как брат! И мы с ним явно не пид… - Кирштейн, еще хоть слово, и я устрою тебе взбучку прямо здесь, - угрожающе процедил Браун сквозь зубы. Райнер явно разгневался, что было на него не похоже. Марко подумал, что он явно что-то скрывает, и у них с Бертольтом есть какой-то секрет. Ботту хотелось поверить в то, что они просто встречаются, но тут было что-то еще. Впрочем, он решил отогнать ненужные мысли прочь. - А ты попробуй, - Жан выступил вперед, ухмыляясь и ничуть не страшась того факта, что Райнер был гораздо выше и больше него. Обстановка начинала накаляться, так что Марко мысленно закатил глаза от поведения Кирштейна и решил вмешаться. - Давайте обойдемся сегодня без насилия и лишних синяков и просто мирно разойдемся, - Марко взял друга под локоть и повел за собой, - Жан, нам есть чем заняться. Тут поблизости речка, пойдем искупаемся. А тебе, Райнер, удачи в поисках Бертольта. Всего хорошего! Ботт довольно помахал Райнеру и потащил Жана за собой. - В очередной раз я чуть не подрался, а ты снова все ловко разрулил, - вздохнул Кирштейн, когда они наконец остановились у самой воды, - спасибо, Марко. Ты и правда заботишься обо мне как родной брат, я это очень ценю. «Ты дурак и ничего не понимаешь, но, может, это и к лучшему», - хотелось сказать Ботту вслух, но вместо этого он печально улыбнулся и сел на песок. Жан уже начал раздеваться и вскоре оказался в одном нижнем белье, так что Марко с трудом удавалось открыто не пялиться на тело друга. Недолго думая, Кирштейн с разбегу прыгнул в реку и довольно застонал. Вода была что надо! - Марко, ты чего там расселся? Иди сюда! - Да мне и здесь неплохо. Жан подплыл к берегу и вышел из воды. Капли соблазнительно стекали по его лицу, шее, плечам и торсу, спускаясь еще ниже, в лучах солнца его слегка отросшие светло-каштановые волосы отдавали медью. Марко заметил, что Жан подрос за последнее время, он как будто раздался в плечах и стал мужественнее, так что Ботт не сомневался, что вскоре он станет потрясающе красивым мужчиной. Может быть, даже отрастит бородку, если у него когда-нибудь начнет расти настоящая борода. Ему бы точно пошло. Марко не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться любимым человеком во всей красе, но, когда его взгляд ненароком опустился ниже, он вспыхнул. Мало того, что нижнее белье облегало все причинные места, так оно еще и стало почти прозрачным из-за воды. Щеки Марко заалели, и он едва заставил себя отвести глаза, чтобы не вызвать подозрений. К такому он еще не был готов. - Эй, пошли плавать, - Жан, казалось, ничего не заметил и протянул руку другу, - мне без тебя скучно. Ну вот как, как можно быть таким безупречным? И Ботт не посмел отказаться. Все еще смущаясь, он стянул с себя одежду и, прикрывая пах рукой, медленно пошел к воде. -Ты чего? – Кирштейн не смог удержаться от смеха, - комплексуешь что ли? Да ладно тебе, все свои! Пошли уже, принцесса. Марко улыбнулся в ответ и взъерошил ему волосы, тем самым застав Жана врасплох. Он наконец успокоился, отбросил все страхи и взял его за руку. Вместе они с криками восторга разбежались и прыгнули с небольшой возвышенности в водоем. Да, вода и правда была чудесная. Оба с наслаждением плавали, брызгались и говорили обо всем на свете до наступления сумерек. Но, к сожалению, пришла пора возвращаться в корпус. А ведь в какой-то момент Марко думал, что попал в рай на Земле, где были только они вдвоем. Жаль, что розовые очки пришлось снять так рано. Правда, на сегодня сюрпризы не закончились. Странная штука, но командование их и перед отбоем особо не трогало, и после ненапряженной вечерней тренировки счастливые кадеты гуляли по территории и делились впечатлениями о прошедшем дне. Не было драк и конфликтов или каких-либо инцидентов, кругом впервые за долгое время царила действительно приятная атмосфера. Вскоре протрубили отбой. Марко с Жаном не хотели быть сегодня пай-мальчиками, поэтому вместо отхода ко сну рассказывали друг другу о прошлом и смеялись над шутками до глубокой ночи. Где-то около полуночи в их комнату внезапно влетела Саша с целым кульком еды. За ней, хитро улыбаясь и оглядываясь по сторонам, забежал Конни. Непонятно, откуда Саша взялась в мальчишеской казарме, но друзья все равно были ей рады. - Эй, Саша, - негромко позвал ее Марко, - что у тебя там? - Ребята, сегодня будет просто незабываемая ночь, - улыбка Конни стала еще шире, и это уже начинало пугать, - Саша, покажи им. - Охотно. Вот, полюбуйтесь. Девушка раскрыла кулек. Марко с Жаном пододвинулись поближе. - Это что, самогон?! – чуть ли не закричал Кирштейн, но вовремя спохватился и продолжил уже тише, - Вы что, сперли алкоголь у Кидиса? - Обижаешь. Еще и соления, - довольно хмыкнула Саша с голодным взглядом. - Вы что, совсем спятили?! - Это будет не просто незабываемая ночь, но и наша последняя на Земле, - подметил Марко. - Да ладно вам, - Конни уже успел откупорить бутылку и сделать первый глоток, от чего поперхнулся. – Ух, крепкая! Хорошо! Этот ваш Кидис уже успел набухаться и видит сейчас десятый сон, так что никто ничего не узнает. - У него там целый набор бутылок, - подтвердила Саша, - он не заметит пропажу. Ну, я надеюсь. - То есть ты еще сомневаешься?! – возмутился Жан. Впрочем, он тут же смягчился, когда Конни передал ему бутылку. - Жан, может, не надо?.. Но было уже поздно. Цепная реакция запустилась, Кирштейн сделал большой глоток и даже почти не закашлялся, лишь слегка поморщившись. Но даже с расстояния в метр (все четверо теперь сидели на полу друг напротив друга) Марко чувствовал острый аромат крепкого алкоголя. Следующей пила Саша, но ей по вкусу больше пришлись соления, чем напиток. - Давай, Марко, ты следующий, - Жан похлопал его по плечу и заискивающе улыбнулся. Его щеки уже заалели, а глаза озорно заблестели – он начинал потихоньку пьянеть, - я знаю, что ты весь такой воспитанный и правильный, но сделай, пожалуйста, исключение в эту ночь и побудь немного плохим. - Ты обо мне слишком высокого мнения, - Марко отобрал у него бутылку и неслабо отхлебнул. Самогон оказался той еще дрянью, но промолчать и даже не поморщиться было делом чести, так что Ботт просто заставил свой организм принять жгучую жидкость и закусил куском мяса. А дальше началось уже тихое, но безудержное веселье. Четверка друзей вполголоса распевала песни, травила байки, рассказывала различные истории и хохотала до упаду. Это была их первая пьянка, так что подросткам было тяжело держать себя в руках и не повышать голос, но Марко то и дело всех усмирял. Как и ожидалось, громче всех вели себя Конни и Жан, так что с ними пришлось особенно повозиться. Но в какой-то момент все затихли, фаза веселья прошла, и кадеты просто начали делиться сокровенным друг с другом. - Скажите, ребята, чего вы больше всего на свете хотите? – пьяно пошатываясь, спросил Конни. Он больше не мог сидеть, так что разлегся на полу как морская звезда и смотрел в потолок. Его клонило в сон, но он еще мог противиться соблазну уснуть. – Ну вот, ты, например, Саша. - А? Я? – Саша полулежала рядом со Спрингером, и ее тоже клонило в сон, так что она, зевая, пробормотала: - Ну, побольше еды… вообще для всех. Да, я хочу, чтобы в моем и вообще в каждом доме всегда хватало еды. - Ну это что-то из разряда фантастики, - ухмыльнулся Жан. Он сидел рядом с Марко, прижимаясь спиной к его койке. - А! Еще я хочу, чтобы у меня был кто-то, кто будет мне всегда готовить! – Саша вскинула указательный палец и откинулась назад, тем самым, положив голову на живот Конни. – И пусть лучше это будет симпатичный парень. - Вот еще, размечталась! – хихикнул Конни. – Где ж ты такого найдешь? И вообще, слезай уже! - А вот и найду, даже не сомневайся, - твердо заявила Саша, проигнорировав вторую реплику. - А ты чего хочешь, Конни? – поинтересовался Марко, наблюдая за перепалкой друзей. Он чувствовал, что выпил достаточно, но не слишком много. Значит, шансы, что он потеряет контроль над своими чувствами, крайне малы. - Ну-у, - Конни зевал все чаще и чаще и с трудом держал глаза открытыми, - во-первых, я хочу, чтобы нас не спалили, а во-вторых, ну даже не знаю… Просто хочу, чтобы вся эта хрень с войной уже закончилась. - Поддерживаю, - Жан поднял бутылку самогона, - звучит как тост. За то, чтобы все это уже закончилось. С этими словами он допил алкоголь до дна и пьяно икнул, тем самым рассмешив всех. Марко все никак не мог насмотреться на друга. Тот был чертовски мил и непредсказуем под действием самогона. - А еще я просто хочу вернуться к семье и спокойно прожить свои дни в деревне, - добавил Конни. Все какое-то время помолчали, соглашаясь с его словами, а потом Саша спросила: - Ну а вы двое чего хотите? - Я хочу того же, что и Конни, - ответил Марко, осторожно положив голову на плечо Жана (тот уже и не возражал). – Хочу мира во всем мире, но, к сожалению, это невозможно. А еще… - он не смог удержаться от тяжелого вздоха, - прожить счастливую жизнь с любимым человеком в спокойствии и умереть вместе естественной смертью, что тоже, к сожалению, невозможно. И снова повисло гнетущее молчание. Но обстановку решил разбавить Жан своей шуточкой: - А я просто хочу, чтобы меня поцеловала какая-нибудь красавица. – Все пьяно хихикнули. – Нет, правда, это действительно важно. Вот вы все думаете наперед, но до такого будущего еще очень далеко. Я же реалист и живу настоящим, поэтому мое желание просто и понятно как чистый лист. Я хочу понять, насколько приятно целоваться с тем, кто тебе нравится. - Не поспоришь, - протянула Саша и прикрыла глаза. – Я спать, так что всем спокойной ночи, ребята. Едва она договорила, раздался храп. Причем, синхронный, потому что Конни тоже уснул. Прямо тут, на полу и, видимо, он был уже не против играть роли подушки для Брауз. - Ха-ха, они и правда как близнецы, - улыбнулся Жан, с нежностью глядя на спящих друзей, - два идиота. - Это точно. Ну что, тоже пойдем спать? – Марко уже начал вставать, но Жан схватил его за руку. - Посиди со мной еще немного. До рассвета полно времени. - Ладно, - Марко снова сел рядом, нервничая от того, что остался с пьяным Кирштейном наедине. Дело в том, что в таком состоянии Жан, как оказалось, становился слишком любвеобильным и лез обниматься. Вот и сейчас он взял и прижался к другу, уткнувшись ему носом в плечо. Так что Ботт не смог противостоять его чарам и запустил руку в волосы, пропуская мягкие локоны сквозь пальцы. – Ну и что мне с тобой делать? - Любить, кормить и никогда не бросать, - пробормотал Жан, видимо, тоже уже засыпая. - Я уже… люблю, - выпалил Марко. Его рука замерла, но он зря забеспокоился, потому что Жан не обратил должного внимания на его слова. - Я тоже тебя люблю, брат. «Ну вот опять,» - вздохнул Марко, - «может, пора уже признаться? Хотя, так я его только оттолкну, и нашей дружбе придет конец. Но ведь держать это в себе так сложно, просто невыносимо. Хотя есть вероятность, что на утро он просто все забудет. Ладно, была не была». - Жан, я давно хотел сказать тебе одну вещь, очень важную вещь. - М? - Я… я думаю, что мне не нравятся девушки. Совсем. - Что ты такое говоришь?! – Жан тут же вскинул голову и посмотрел на него в упор. – Кто же тебе тогда нравится? «Ты» едва не слетело с языка, но этой ночью они и так ходили по краю бездны. Это говорить было бы слишком опасно. - Ну… есть один парень, - осторожно произнес Марко. - Боже мой, ты серьезно?! - Кирштейн с наигранной серьезностью посмотрел на него, но тут же расплылся в улыбке. – А с кем же мне теперь красоток обсуждать? - То есть тебе все равно, кто мне нравится? - Ну конечно! На нашу с тобой дружбу это никак не влияет. «Тут ты ошибаешься». Марко обрадовался, и ему в голову пришла одна скверная мысль. Очень скверная. Очевидно, Жан был не в состоянии проанализировать ситуацию и запомнить какие-то детали, так что Ботт, сколько ни отговаривал себя, все-таки не удержался и сказал: - Помнишь, ты говорил про свое желание? Поцеловать того, кто тебе нравится… - Ну да, а что? - У меня к тебе просьба, - с каждой секундой щеки Марко становились все краснее и краснее, - я хочу научиться целоваться, и так как мы друзья… Было бы неплохо, да и ты хотел… Без лишних слов Жан притянул Марко к себе и коснулся его губ своими губами сначала почти невесомо, а затем углубляя поцелуй все больше и больше. У Марко захватило дух и посыпались искры из глаз, его тело обмякло, сердце было готово вот-вот выпрыгнуть из груди. Казалось, что это сон и никак иначе. Такого попросту не могло случиться в реальности. Ну ведь не могло же? Как и ожидалось, Жан был груб и мягок одновременно. Они целовались минут пять без перерыва. Марко готов был поклясться - это были лучшие пять минут в его жизни. Отстранившись, Жан погладил Марко по щеке и счастливо рассмеялся. Очевидно, он был слишком пьян, чтобы осознать в полной мере, что сделал, но тем лучше. - Все, хватит с тебя, Марко-бой. Я пошел на боковую. Марко еще долгое время сидел с аритмией и покрасневшими щеками и не мог поверить в произошедшее. Все это просто не укладывалось в голове. Слышался храп Конни и Саши, который так и не стал менее синхронным, и щебет птиц за окном. Немного позже раздался хрипловатый голос Жана: - Поработай еще над техникой поцелуя и тогда точно покоришь того самого парня. С этими словами Кирштейн повернулся на другой бок и уснул. А Марко был на седьмом небе от счастья и еще час лежал с глупой улыбкой на лице не смыкая глаз. Он понимал, что на утро Жан ничего не вспомнит об этом поцелуе, но сейчас это его не волновало. Он был готов целоваться с ним каждую ночь и быть забытым на следующий день, лишь бы была такая возможность.

***

Смерть оказалась гораздо страшнее и тупее, чем ожидал Марко. Когда Райнер, Бертольт и Энни равнодушно оставили его умирать на крыше, он все понял. Его буквально озарило. Каждая недомолвка, недосказанность стала предельно ясной и очевидной, все его подозрения подтвердились. Но было уже слишком поздно. Он потерял надежду и веру в лучшее, когда вездесущая рука титана заскреблась по черепице и потянулась к нему. Однако в глазах Райнера читалось сомнение, и Марко надеялся, что тот услышит его молчаливую мольбу, прочувствует весь ужас ситуации. Он знал, что сердце у этого парня доброе. Но, видимо, он ошибся. Райнер отвернулся, и все трое ушли, не желая больше лицезреть его кончину. Ботт кричал и плакал, вырывался и полз из последних сил. Судорожные всхлипы не давали вздохнуть, казалось, все тело разрывает от рыданий и истошных криков. Когда-то он думал, что умрет достойно, спокойно примет свою судьбу, но он был слишком юн, он хотел увидеть мир и познать любовь. Вместо этого жизнь даровала ему зловонное дыхание титана, когти, раздиравшие тело, и болезненную, далеко не возвышенную смерть. Говорят, в этот момент у человека проносится вся жизнь перед глазами и вертится в голове как пленка из воспоминаний, но те, кто это говорил, никогда не умирали. Марко не думал о своей жизни, в голове только промелькнул один последний момент, запомнившийся навсегда – та самая ночь с Жаном, Сашей и Конни, прежде, чем ему откусили половину тела. Он умер один в полнейшем ужасе. И, к сожалению, его губы не прошептали напоследок имя возлюбленного. Нет-нет, ничего поэтичного. Это же все-таки реальный мир, и он неимоверно жесток и омерзителен. Он умер с пустотой в душе, не пошел ни к какому свету – потому что света не было. Смерть просто пришла постфактум, как это и происходит каждый раз. Очередная, бессмысленная смерть, которая ничего не изменила в порядке вещей. Он скончался в агонии и страданиях с одной-единственной мыслью: лишь бы Жан и остальные прожили долгую и счастливую жизнь.