Начало положено

Кэйа залпом допивает остатки полуденной смерти, со стуком ставя кружку на стол. Взгляд плавает по таверне, спотыкаясь, уже который раз за вечер, на обладателе пламенно-красной копны волос. Дилюк протирает стойку, закупоривает бутылки, педантично расставляет тщательно протертые стаканы, то и дело заправляя выпавшие пряди за ухо. Сухо кивает вслед покидавшим таверну посетителям, умело скрывая презрение под маской безразличия, в случае, если уходившими были его бывшие сослуживцы. Время близится к полуночи, и таверна вот-вот будет закрыта. Снаружи слышно как стучит по крыше дождь, а ветер завывает в переулках. Помимо Кэйи в тускло освещенном помещении никого более не осталось, но капитан кавалерии не подавал признаков готовности уходить. Он сидел за одним из угловых столиков, откуда открывался прекрасный вид на барную стойку. Мысли путались. Дилюк делал вид будто не замечает Кэйю, когда убирал со столов. Альберих проводил его взглядом, когда он скрылся в подсобке, нагруженный посудой. Мысль о том, что винный магнат Мондштадта наденет фартук и начнет мыть грязные кружки вызвала на губах Кэйи улыбку, что не касалась глаз. Однако, конечно, до чёрной работы Дилюк не опустился, выйдя из подсобки минуту спустя. Он остановился у углового столика, за которым капитан кавалерии, подпирая голову обеими руками, не сводил с него пьяного, задумчивого взгляда. - Мы закрываемся. Кэйа продолжал прожигать его взглядом, отчего-то внезапно подмечая каждую мелочь на бледном лице Рагнвиндра: покрасневшие от недосыпа глаза, темные круги под ними, легкая испарина на лбу, морщинка между бровей. Дилюк глядел как будто сквозь него. Даже в голосе не слышалось привычного раздражения, только усталость. Кэйа тоже ужасно устал. Устал жить прошлым и топить его в выпивке. Устал лелеять драгоценные воспоминания из детства, в каждом из которых присутствует Дилюк. Устал неизбежно возвращаться в тот день, когда он потерял семью. Вторую. Когда он своими руками разбил сердце самому дорогому человеку, заодно заморозив собственное в холоде полученного глаза бога. Дилюк первым сдается в этом молчаливом противостоянии взглядов и, вздыхая, отходит, забирая кружку Кэйи и вновь скрываясь в подсобке. Кэйа порывается встать за ним, но голову тошнотворно кружит, пол скользит под ногами и капитан шумно плюхается обратно на скамью. Если перед признанием Кэйа думал, что разлука с Дилюком рано или поздно перестанет для него что-либо значить, что он готов понести любое наказание за то, кем он был, кем не выбирал быть, то проводя годы в одиночестве, мучаясь чувством вины, обиды и несправедливости, понимал, как ошибался. Была одна особенно мрачная ночь, когда он прижимал к себе тускнеющий пиро глаз бога, боясь двигаться, дышать, не переставая молиться Архонтам о сохранности жизни его обладателя, где бы тот сейчас ни был. "Лучше бы он убил меня тогда" - малодушная мысль проникала в него змеей, и он тут же яростно её отгонял, душил, забивал. Он ненавидел себя за эти мысли, разумом понимая, что в таком случае самое страшное бремя ляжет именно на названого брата. Как он мог не понимать этого, когда решился признаться сразу после того, как Дилюк лишил жизни собственного отца? Он решил обрушить на себя всю боль, ярость и страх, которые за день поглотили юношу с самой лучезарной улыбкой, вместо того, чтобы разделить с ним эти чувства. Он был эгоистом. Всегда. Конечно он понимал, какой будет реакция. Он хотел этой реакции. Хотел наказать себя, не думая кого использует ради этой цели. А Дилюк все равно не смог его ни убить, ни ранить. И никогда не сможет. По крайней мере, физически. Кэйа обнаружил, что выпал из реальности, когда появившийся словно из ниоткуда Дилюк, нахмурившись, что-то тихо ему говорил. Кэйа уставился ему на губы, совершенно пропуская мимо ушей слова. Рагнвиндр, кажется, это понял, фыркнул, и пинком отодвигая скамейку, на которой развалился капитан, чуть не свалившийся от этого действия, приблизился к нему и обнял рукой за спину. На секунду заторможенный мозг Кэйи оторопел, когда его оторвали от скамьи и поставили на ноги, продолжая крепко держать. - Кэйа, ради Семерых, ты что даже стоять самостоятельно не можешь? - выдохнул Дилюк прямо около его уха, пустив по позвоночнику сотни мурашек. - никакой выпивки неделю, ты меня понял? Чтоб я тебя здесь не видел. Кэйа кивнул, находя опору под ногами, но продолжая наваливаться на Дилюка почти всем весом. - Я должен был быть тебе опорой... - заплетающимся языком пробормотал Кэйа, не успели они и шага сделать. Он продолжал копаться в своих мыслях, не задумываясь озвучивая их, - но я не хотел обманывать больше. Не после смерти мастера Крепуса. Дилюк молчал. То ли потрясённый внезапным откровением, то ли не понимая ни слова в этой сумбурной отповеди. Кэйа затих, тихонько икнув, и внезапно уткнулся головой в плечо Дилюка, шумно вдохнув самый родной на свете запах вина и дыма. - Кэйа?.. - голос Дилюка вдруг потерял всю привычную отстраненность и холодность, выстроенную годами, особенно в общении с бывшим братом по оружию. Он прозвучал растерянно. Эта интонация стала последней каплей. Кэйа резко повернулся, заключая Рагнвиндра в объятия. В своём порыве Альберих не рассчитал сил и, завалившись на Дилюка всем весом, повалил на пол, полетев следом. Дилюк успел только шумно вдохнуть. - Кэйа! С ума сошел?! - придавленный к полу, Рагнвиндр разозлился и опешил, пытаясь спихнуть с себя капитана кавалерии - отпусти меня! Ты пьян вдрызг! - Знаю - шепнули ему на ухо, опалив теплым дыханием с сильным запахом алгоколя, - прости меня. - Отпусти же! - Нет. - Кэйа слегка отстранился и посмотрел в рубиновые глаза, - прости меня. За то что не был рядом. Дилюк, весь красный, отчаянно хмурился тяжело дыша. Его сопротивление немного ослабло и, почувствовав это, Кэйа отпустил. Только не Дилюка, а себя. - Я был эгоистом, Дилюк. Я думал только о своей тайне, которая душила меня всю жизнь. Я хотел открыться, хотел разделить её с тобой. Хотел отдаться тебе на суд. И я все равно сделал бы это! Я жалею только о том, какое время выбрал. Ужасное. Хуже и не придумаешь. - он невесело усмехнулся, утыкаясь лбом в шею неподвижно лежащего под ним Рагнвиндра, - прости меня за это. Прости. На какое то время в таверне воцарилась тишина, нарушаемая лишь бурей на улице. Кэйа слышал ещё и бешеный стук сердца и не мог понять, его это, или того, кто под ним. Спустя вечность, он почувствовал как его талию обвили руками и тут же дернулся, чтобы посмотреть в лицо Дилюку, но его удержали. От такого Кэйа должен был бы протрезветь разом, если бы не был настолько сильно пьян. - Дилюк? - сдавленно прошептал, задержав дыхание. - И ты меня прости. - еще более тихо откликнулся голос у Кэйи над головой.

***

Утром Кэйа не просыпался, а восставал. Он очнулся не в своей кровати и понял это сразу. Деревянный потолок, в который он уставился, также не был его. С раскалывающейся головой, Кэйа огляделся. Он находился в скудно обставленной комнате, в которой помимо кровати была тумба, где стоял графин с водой и знакомый стакан - такие Дилюк постоянно протирает у себя за стойкой - а также комод и шкаф у противоположной стены. Морщась от слепящего утреннего солнца Кэйа выглянул в окно и убедился в своём местонахождении. Доля Ангелов, третий этаж. Но почему он здесь? Утоляя жажду жадными глотками, капитан, болезненно морщась, пытался вспомнить прошлый вечер. Кажется, он напился сильнее обычного. Он смутно помнил, что Дилюк был рядом. Видимо оставил его здесь отсыпаться, а сам ушел. Значит Кэйа был не в состоянии идти куда-либо сам. Не сумев даже толком привести себя в порядок, Кэйа спустился на первый этаж, сжимая зубы от головной боли. Внизу, готовясь к открытию, находился Чарльз. Заметив капитана, тот тут же приветливо улыбнулся. - Доброе утро, сэр Кэйа! - Доброе, Чарльз, - насилу улыбнулся он. Чарльз зашел за стойку и вытащил оттуда поднос на котором стояли чашка с чаем и накрытая салфеткой тарелка. - Вот, возьмите перекусить. Мастер Дилюк попросил передать это вам. - м-мастер Дилюк? - Кэйа как мог старался скрыть эмоции, вызванные упоминанием названого брата, но был слишком не в форме для притворства. - Да, утром он встретил меня здесь... - тут Чарльз скользнул взглядом по Кэйе, напомнив тому насколько у него потрепанный вид, - но уже с полчаса как ушёл. Так что, думаю, все остыло... Оставив Кэйю наедине с его завтраком, Чарльз спешно скрылся в подсобке. Капитан сел за стойку и, отпив из стакана в котором оказался слегка теплый зелёный чай с медом, с трудом пытался осознать произошедшее. Чтобы, осознав, поперхнуться. Дилюк утром был здесь? Значит и ночь он провёл тут же? Неужели... Он... Они... Кэйа лихорадочно пытался вспомнить весь вчерашний вечер, поглощая еду и даже не замечая этого. Постепенно пазл кое-как сложился, отрывочно, смутно, кусочек за кусочком, и чем целостнее выходила картина, тем больше ему хотелось провалиться сквозь землю. Обхватив голову руками, он уставился на полупустую тарелку перед собой, и тут же заметил выглядывающую из под неё бумажку. Дрожащей рукой вытащив ее, он развернул записку и уставился на выписанные аккуратным, красивым почерком слова. "Больше ты не выпьешь ничего крепче виноградного сока в моей таверне. P. S. Нас ждет серьезный разговор. Трезвый. Не смей увиливать." Кэйа уставился перед собой невидящим взглядом. Он вспомнил. Все. Свою исповедь, то как просил прощения, лежа на Дилюке и вцепившись в него мертвой хваткой. То, как тихо прозвучали слова Рагнвиндра, от которых сердце Кэйи пропустило удар. И то, как Дилюк тащил его наверх буквально на себе, а сам Кэйа в это время шептал... Альберих едва не взвыл. Он пулей выбежал из таверны. В голове эхом отдавались собственные слова, сказанные заплетающимся языком. "Люблю тебя... Дилюк... люблю... очень люблю..."