Вот так Такемичи оказался на ужине в кафе быстрого питания с Майки, человеком, чьё самоубийство он нечаянно прервал.
Видимо, еда стоит на первом месте даже в такой ситуации.
Такемичи сидит напротив него и наблюдает за Майки, который спокойно развалился на стуле и просто ест, как будто не он буквально несколько минут назад пытался покончить с собой.
Он даже не знает, как ему следует сейчас реагировать. Должен ли он начать разговор между ними? О чём, чёрт возьми, они вообще могут говорить? Об их совместных планах самоубийства?
— Итак, что за у тебя история? — спросил Майки, который теперь смотрел на него; выражение его лица было пустым и нечитаемым.
Как ему вообще нужно отвечать на этот вопрос?
Ведь не существует никаких правил или руководств о том, как разговаривать и вести себя с человеком, которому ты помешал самоубиться, хотя полностью уважаешь его решение умереть, поскольку ты сам собирался сделать то же самое, и прекрасно осознаёшь причины подобного решения. Жизнь — отстой, он это понимает.
— Я не знаю, с чего начать, — ответил он, всё ещё чувствуя себя потерянным и совершенно не зная, как ему следует реагировать на всё происходящее.
— Почему ты хочешь умереть? — неплохо было бы быть прямолинейным.
Но он мог бы и открыться немного. Если кто-то и мог понять, то, наверное, Майки, учитывая, что они оба в одной лодке.
— Наверное, я просто… я устал, — слова начали литься из него, прежде чем он успел это осознать: — Я застрял на тупиковой работе, которую ненавижу. У меня нет друзей, нет личной жизни, и я просто не могу перестать убегать от всех своих проблем.
— Это довольно жалко.
Ауч. Это слишком.
— Ну, а что насчёт тебя? Почему ты собирался просто спрыгнуть?
Майки не отвечает, просто продолжает смотреть на него, откусывая свою еду, что, по мнению Такемичи, нечестно, учитывая, что он ответил Майки, когда тот спросил, но решает оставить всё как есть, не желая давить на него.
Разговор прекратился, и некоторое время они продолжали есть в тишине.
— Я не знаю.
— А? Чего не знаешь?
— Точной причины, почему я собирался прыгнуть, — продолжал Майки, лицо его было совершенно серьёзным.
И как бы нелепо это ни звучало, Такемичи каким-то образом понял.
Он убегал всю свою жизнь. Убегал от хулиганов в средней школе, бросив своих друзей и девушку, чтобы сбежать в другой город. Убегал от работы и увольнялся, когда она становилась слишком сложной. Убегал от арендодателей и просто собирал свои вещи и съезжал, когда накапливал слишком большой долг по квартплате.
Всё это вместе взятое превратилось в одного огромного монстра, от которого он больше не мог убежать и скрыться. Единственным выходом было остаться и бороться. Но как он мог даже подумать о том, чтобы дать отпор и справиться с проблемой, когда бегство — это всё, что он знал и делал все эти годы?
В конце концов, он даже не может назвать точную причину, по которой он сдался. Все причины, как большие, так и маленькие, просто продолжали накапливаться до такой степени, что Такемичи даже не может точно сказать, почему он хочет умереть.
Всё это стало слишком сложным.
— Вот.
Смутившись, он поднял глаза и увидел, что Майки протягивает ему салфетку.
Даже не заметил, как начал плакать. Неловко.
— Спасибо, — ответил он, принимая предложенную салфетку и изо всех сил стараясь вытереть и сдержать слезы.
Хотя это далеко не идеальный способ познакомиться с кем-то, он всё равно был рад этому.
По крайней мере, он не был совсем одиноким в день своей смерти.
— Пойдём в парк аттракционов.
Что?
Его лицо, должно быть, достаточно ясно выразило его вопрос, так как Майки просто продолжил.
— Я хочу покататься на американских горках, — Майки начал, его тон был ровным и даже слишком нейтральным. Затем он продолжил: — Мой старший брат обещал сводить меня в парк аттракционов на мой день рождения много лет назад. Но он умер, всего за несколько дней до того, как смог выполнить своё обещание.
Такемичи уже собирался выразить свои соболезнования, но остановился, будучи уверенным, что сочувствие — это последнее, что сейчас нужно Майки.
Он задаётся вопросом, скорбит ли Майки по брату до сих пор и не было ли это причиной того, что Майки собирался сделать раньше. Это имеет смысл, и он думает, что может в какой-то степени соотнести это с ним, поскольку Такемичи тоже всё ещё скорбит о прошлом, скорбит о своем упущенном потенциале и всех упущенных шансах вернуть контроль над своей жизнью, которые, в конечном счете, были просто потрачены впустую.
— Конечно, мы можем покататься на американских горках, — он полагает, что просьба Майки была достаточно простой, и неважно, насколько случайной она могла показаться. На самом деле это кажется вполне подходящим и уместным для сегодняшнего вечера.
— Но при одном условии.
— О? Каком? — Майки бросил на него любопытный взгляд
— Прокатись со мной на колесе обозрения, — потребовал он.
— А? Ни за что.
— Что? Почему нет?!
— Колесо обозрения — это так скучно. Ты буквально просто сидишь там, а оно движется так медленно, что ты даже почти ничего не чувствуешь. Это тупо.
— Тогда ладно. Нет колеса обозрения? И американских горок тоже нет. Так будет честно, да?
Майки дуется, и это делает его на несколько лет моложе.
Такемичи не может не находить это милым.
Это почти жутко, насколько этот Майки совсем не похож на того, которого он впервые увидел раньше, выглядящего так, словно на его плечах лежит груз всего мира, у которого не осталось выбора, кроме как отказаться от него, чтобы не рухнуть.
— Почему ты вообще хочешь кататься на дурацком колесе обозрения?
Он считает, что будет справедливо, если он ответит на этот вопрос, независимо от того, насколько постыдной может быть его настоящая причина, поскольку он был первым, кто заговорил об этом.
— У меня была девушка еще в средней школе. Однажды я пообещал ей, что приглашу её на свидание в парк аттракционов. Я планировал прокатиться с ней на колесе обозрения и там впервые поцеловаться, — начинает он вспоминать.
Он помнит лицо Хины, наполненное радостью и волнением от идеи пойти с ним на это свидание. Это воспоминание вызывает у него чувство нежности, но в то же время оно быстро возвращает его назад и напоминает ему о холодной реальности и обо всех сожалениях.
— У меня никогда не было возможности выполнить это обещание. Бывают моменты, когда я оглядываюсь назад и думаю, как бы я себя чувствовал в тот особенный момент.
Он знает, что это довольно глупо, всё ещё иметь подростковые фантазии о том, что могло бы быть, когда уже прошло более десяти лет.
— Похоже, у нас с тобой всё ещё есть несколько желаний в этой жизни, которые довольно легко осуществить.
Он смотрит на Майки, удивляясь тому, что его не высмеивают. Майки уже не выглядит таким противником этой просьбы, как раньше.
— Значит, мы сможем покататься на колесе обозрения? — неподдельная надежда и волнение начинают наполнять его, которые он тут же пытается подавить и заглушить.
— Конечно. Пойдём, — заявляет он, тут же встает, берёт Такемичи за руку и направляется на улицу к своему байку, даже не дав ему шанса ответить. — По крайней мере, так мы с тобой сможем умереть с меньшим сожалением.
Неплохая идея. Такемичи не может побороть искреннюю улыбку, которая впервые за долгое время появилась на его губах.
***
Когда они приехали, первое, что сделал Майки, — потащил его в фуд-корт.
Такемичи не должен был ожидать ничего другого.
Парк развлечений был огромной дымкой ярких цветов и огней, криков, радости и смеха.
Такемичи чувствовал себя совершенно не в своей тарелке в этом море веселящихся людей. Веселье так чуждо ему после стольких лет.
Находясь здесь, он сразу же хочет повернуть назад и уйти, но потом его охватывает чувство вины за то, что он так хочет и готов снова убежать.
Он может это сделать. Он останется и сделает это хотя бы ради Майки.
Как только Майки закончил с едой, которую он заказал, они направляются прямо к очереди на американские горки.
Только тогда он понимает, что никогда в жизни не катался на американских горках.
А на этих американских горках есть петли.
Множество петель.
Приступ паники, охвативший его на месте, был вполне естественным после этого осознания.
***
Парки развлечений призваны быть источником радости, восторга и чудес.
И всё же вот он, несчастный, сидит на скамейке в парке с таким видом, как будто он сотню раз вподряд катался на всех самых безумных аттракционах парка и готов в любой момент сорваться и потерять сознание. Вот только он не катался ни на одном из них.
Самое большее, чего он добился, это постоял в очереди на американские горки, после чего у него случился приступ паники.
Это жалко.
Всё это лишь напоминало о том, насколько Такемичи неспособен к жизни. Он даже не смог заставить себя пройти через этот аттракцион ради Майки.
— Кажется, теперь я понимаю, почему ты хочешь умереть.
Такемичи повернулся, чтобы посмотреть на Майки, сидящего рядом с ним на скамейке, не ожидая от него такого комментария.
— Ты сразу же убегаешь от всего, что хоть немного выходит за рамки твоей зоны комфорта. Это довольно жалко, знаешь. Жить такой жизнью.
И это… на самом деле очень точно.
— Ну, неважно. Я не позволю тебе нарушить обещание.
— Что?! То есть, ты все еще хочешь, чтобы мы прокатились на американских горках? Даже несмотря на то, что у меня был приступ паники только от того, что мы стояли в очереди на них?
Внезапно Майки повернулся к нему лицом. На этот раз его глаза были пустыми и выглядели холодными, почти безжизненными и очень похожими на те, которые он впервые увидел, когда Майки только собирался спрыгнуть со здания.
— Послушай. Ты — единственная причина, по которой я сейчас жив. Без тебя я бы уже был бы мёртв. Так что возьми на себя ответственность и сдержи свои слова, — заявил Майки. Его тон и слова звучали угрожающе, несмотря на то, что речь шла всего лишь о совместном катании на американских горках.
Такемичи нервно сглотнул, когда ему напомнили о причине, по которой они здесь находятся, и о том, как они познакомились.
Его охватил ужас, он вспомнил, какой именно план составил для своей жизни на сегодняшний вечер.
Всё равно ничего из этого не будет иметь значения. И он, и Майки умрут.
Лучше использовать эту последнюю ночь на максимум, пока они ещё здесь.
В конце концов, решение было простым.
Он встаёт, берёт Майки за руку и начинает идти обратно к американским горкам.
— Майки-кун, мы с тобой повеселимся так, как ты и представить себе не можешь. Это обещание!
Он собирается прожить эту ночь так, будто она последняя, потому что так оно и есть.
