/flashback/
— Ну? И что мне с тобой сделать? Застрелить или задушить? — спросил Юнги, сидя перед Чонгуком на коленях. — Третья попытка сдохнуть… за неделю, Чонгук. За неделю!!! Ты хочешь, чтобы моим нервам вообще пизда пришла??? Я и так с тобой, как на иголках! — Ты можешь с телом делать, что хочешь. — в голосе младшего нет ни одной живой нотки. Он лежал, на сыром от волн прибоя пляжном песке, и смотрел серое небо. Глаза пустые, такие как всегда, после «самоубийства». — Чонгук, я тебе сейчас втащу. Какого хрена? — Хён, скинь меня обратно. Парень посмотрел на него и понимал, что его нервы на пределе. Он ели сдерживается, чтобы не ударить его. Он выпустил из себя тихий, сдавленный стон и грустно сказал фразу, которую они оба заучили наизусть. — Чонгук, в этой жизни, я никогда не позволю тебе у… Договорить фразу, ему не дали холодные руки Чонгука. Ладонями он обхватил его лицо, заглянул в глаза, словно спрашивая разрешения, после целуя его. В поцелуе не было чувств, потому что их не было в Чонгуке. Словно весь тот огонь жизни накрыли стеклянной чашкой. Столько попыток умереть было им принято, но зачем? Почему он так сильно хочет уйти? Чонгук не углубляет поцелуй, не кусает его губы как обычно, он просто прикасается к ним, чувствует их тепло. А Юнги не отталкивает, потому что знает — ему это нравится. — Чонгук, прекрати всё это. — проговорил Юнги шёпотом, когда Чонгук позволил ему отстраниться на пару секунд. — Если тебе по хер на свою жизнь, то нам не… — Юнги, пожалуйста, пообещай мне, одну вещь. — Какую? — Если для тебя действительно не существует любви, если ты не веришь в неё, то пообещай, что не сможешь влюбиться в меня. Я самоубийца, рано или поздно у меня получится это сделать. Не хочу, чтобы потом ты страдал. — он быстро поднялся с песка и ушёл в сторону машины. — «Я не могу тебе такого обещать. Но я не влюблюсь, потому что реально не верю в любовь, но надо было раньше головой об этом думать … до того, как я привязался к тебе»./end flashback/
/flashback/
Юнги сидит в баре вместе с Намджуном и медленно убивает свою логику в осознании происходящего. — Я не понимаю, что со мной происходит. Два месяца назад я жил нормальной, адекватной жизнью, и теперь, после того, как Чонгук сказал, что любит меня, я даже работать не могу! Вдохновения нет. — Ну, блин, хён, по любому он тебе нравится. Вот прям сто процентов. Потому что если бы тебе было пофиг на него, то стал бы ты его спасать, каждый раз, когда он пытается умереть? Признайся, тебе далеко не пофиг на него. — Да. Мне не по фиг. Но я не испытываю к нему никаких чувств, кроме дружеских! Как ты не можешь этого понять? — Именно поэтому ты позвал меня в бар? Обычно, если человек тебе не интересен, ты быстро решаешь такие вопросы. Вспомним про Ли Хесу. Она после твоего отказа с крыши сбросилась, а ты даже и глазом в сторону не повёл, когда узнал об этом. А сейчас, что тебя так тревожит? — Мне похуй. Я просто хочу понять, что делать? — Хён, я тебе тут не советчик. У меня было всё проще. Но Чонгуку повезло. — С чем? — У него теперь есть такой сасный парень. Юнги пнул младшего ногой, пуская в его сторону недовольный взгляд, а Намджун в свою очередь только громко рассмеялся. Юнги взял в руку трубку кальяна и прислонил к своим губам, делая долгою тягу. — Не говори ерунду! Мы с Чонгуком не будем вместе. Я в него не влюблюсь. Да и вообще, не верю в то, что он меня любит, потому что для меня, любви не существует. И, в конце концов, я натурал. — Ну-ну. Хотя бы познакомь нас с ним. — На кой хрен? — Хотелось бы увидеть этого бессмертного человека, и пожелать ему удачи и железных нервов…/end flashback/
— Хён, я не понимаю, что же тебя так в нём зацепило, что ты полюбил моего брата? Ты же не верил в любовь, не верил, что Чонгук тебя любит, тогда почему же? Юнги посмотрел на Хо. — С чего ты вдруг спросил? Младший посмотрел в небо. — Мне всегда было интересно. Просто спросить я не решался. — он замолчал ненадолго. — Просто, каждый раз я смотрел на вас Чонгуком, меня поражало то, что ты, человек, который никогда не верил в любовь, тот человек, который всегда призирал геев, смог настолько сильно полюбить Чонгука. Юнги задумался на пару мгновений. — Не знаю. Может, меня зацепила его «любовь к жизни», умение поднять мне настроение или его настойчивость. Не знаю. Он так неожиданно появился в моей жизни, и так кардинально смог её поменять, что я даже сам не заметил, как влюбился по уши. — тяжело выдохнул и прикрыл глаза. — Влюбился по уши. А потом потерял. Сначала он просто ушёл. А теперь… а теперь я потерял его навсегда. — Юнги, прости его. — попросил, поворачиваясь в его сторону. — За что я должен его простить? — За то, что он тогда от тебя ушёл. Юнги грустно улыбнулся. — Я простил. Уже давно простил… На прикроватной тумбочке от пятого звонка подряд разрывается телефон. Глаза открывать вообще не хочется. Просто потому, что сон никак не хочет отпускать Намджуна из своих рук. У него нормальный сон — очень редкое явление. Он может не спать двое суток, писать музыку без остановки или заниматься какими-то очень важными делами, а потом проспать пару часиков и быть, как огурчик, а иногда он может спать сутками на пролёт, и каждый раз просыпаться в состоянии амёбы. Примерно так он себя сейчас и чувствовал. Наверное, это нью-йоркский воздух так действует на него. Хочется послать всех, всё и вся на хер и спать. Когда он взял телефон в руку, то сразу ослеп от яркого света экрана. Он даже не успел увидеть, кто звонил. Хотя, ему от души пофиг. — Да? — пробурчал парень, когда всё же смог ответить на звонок. — Я так понимаю, весь твой боевой настрой куда-либо ехать испарился так же быстро, как и появился. — на повышенном тоне, и с укоризной в голосе спросил Сокджин. — Не забывай, у меня тоже есть свои дела, и нет у меня столько времени, чтобы сидеть и ждать, когда же Ким Намджун соизволит выспаться. — повышенный тон сменился на холодность, грубость и даже злость, что было вполне оправданно. Сокджин и вправду просидел всю ночь в машине, на парковке около отеля. Он мало того, что не выспался, так ещё и заработал себе больную шею и спину. Он бы может и не возмущался по этому поводу, но то, что вчера Намджун вытрепал ему все нервы, с этой поездкой, а сам проспал, добило его окончательно. — Слушай меня внимательно, Сокджин. Ещё хоть раз ты повысишь на меня голос… — Ещё раз ты посмеешь мне угрожать, поедешь сам искать, то что тебе нужно! — холодно и чётко. Он сбросил, больше не сказав ни слова. Хотя слова теперь и не особо нужны. Намджун и так прекрасно понимает, что если сейчас не начнётся собираться в темпе вальса, то никуда не успеет и поедет домой с пустыми руками. К своему же счастью, вчера вечером он уснул прямо в одежде, и времени на сборы ему нужно было самое минимальное. Когда он вышел из отеля, то увидел Сокджина стоящего у машины, потирая пальцами шею. У него на глазах были очки, хотя зачем они ему, на улице солнца нет, и в ближайшее время точно не появится. Джун быстрым шагом направился к нему. — Ещё раз, ты хоть как-нибудь меня взбесишь, — подошёл к нему вплотную, всем своим телом вжимая его сзади стоящую машину и хватаясь пальцами за чёрную ткань его рубашки, натягивая до треска. — я тебя в землю закопаю! Живьём! — Ещё хоть одну угрозу я от тебя услышу, и ты вылетишь из этого города, как ядро из пушки. — сквозь зубы, хватаясь за его руку и с силой скидывая её с себя. — Правильно. Веди себя как последняя тварь. Хотя тебе даже стараться с этим не нужно, у тебя и так прекрасно получается. В этот момент у Сокджина что-то хрустнуло внутри. Хрустнуло, оставляя длинную трещину. Что это? Что пострадало от этого удара? Не понимает, но боль сейчас просто дикая. Её невозможно описать простыми словами, потому что ещё не придумали таких слов, которыми можно описать это издевательство. И обыкновенное «больно» тут не подойдёт. Не передаст тех чувств. Слово — опасное оружие. Самое опасное, которое только смог придумать человек. Одним только словом можно мост через пропасть боли, а другим можно сломать самую твёрдую стену выдержки, которая строилась десятилетьями. Сокджин сильно оттолкнул его от себя. — Придурок! — прошипел сквозь зубы и, развернувшись к нему спиной, сел в машину, сильно хлопнув дверью. Его начинало колотить изнутри, потому что, от его слов больнее, чем от битого стекла, в которое вдавливают лицом. На сердце появляются новые и новые раны, кровоточащие ещё со вчерашней ночи. Если бы эти раны не были моральными, то их бы уже не было в живых. Ни Сокджина, ни Намджуна. Намджун тяжело выдохнул и, обойдя машину, сел на переднее сиденье. Они долго молчали, не слышали никаких звуков друг от друга. Казалось, что даже дыхание замерло. Ни одного вдоха и выдоха не было слышно. Ничего. Вообще ничего, что указывало на то, что сейчас в машине сидят два живых, но морально убитых человека. Долго молчали. По крайней мере, этого времени им хватило, чтобы осознать то, что дальше эта моральная расчленёнка продолжаться не может. Нужно что-то решать. И решать нужно, как можно быстрее, потому что ещё хоть одно не аккуратное слово и всё. Они уже не выдержат… — Прости. — прошептал Намджун, когда терпение пришло в негодность. — Я… я просто не сдержался. Прости. Сокджин снял солнечные очки, зажимая переносицу между пальцами. Только сейчас Намджун понял зачем нужны были эти очки. Чтобы скрыть мешки под глазами, которые своим следом оставила сегодняшняя бессонная ночь. Только сейчас Намджун увидел какой Сокджин уставший. Цвет лица бледный, почти белый. Редко он видел такого Джина. Очень. И зрелище это не особо приятное, потому что в такие моменты хочется прижать его к себе и снять всю усталость, забрать себе, а потом развеять по ветру. И сейчас такое желание появилось. — За что ты так со мной? — почти шёпотом. Его голос звучал очень болезненно, и от этого Намджуна начала терзать совесть. Может ему и стояло промолчать, но лучше бы от этого не стало. — Да, я всё понимаю, мы с тобой очень по хуёвому разошлись, но зачем ты делаешь так больно? — его голос с каждой фразой становился громче, потому что нервы его уже не выдерживают. — Ты знаешь, почему. — ответил тихо. — Ну не мог я тогда по-другому поступить. Не мог. — с отчаянием в голосе. — Я не мог больше обманывать тебя. — Джин повернул голову в его сторону, пытаясь поймать на себе взгляд младшего. — Ты сделал мне больно, теперь это буду делать я. — очень строго. — Хватит лишних разговоров. Времени мало…