Браслет

У Леона выходной. При нем нет табельного пистолета и нет ножа в поясном чехле, из служебного только удостоверение уполномоченного правительством — оно нужно, чтобы попасть к Шерри.       Агент, охраняющий девочку, оглядывает Леона с недоверчивым подозрением. Так, словно он приходит сюда впервые и прячет в коробке с пиццей, которую держит в руках, оружие.       Общение с этим суровым парнем всегда происходит посредством кивков: один раз — значит, с документами все в порядке, два — можешь пройти, а покачивание головой Леон толковать еще не научился (но вряд ли это означает что-то хорошее).       Когда с церемониями покончено, Леон нажимает на ручку двери и попадает в комнату.       Раньше она была настоящей «детской» с мягкими игрушками, большим кукольным домиком и ярким постельным бельем на кровати. Теперь это жилище девушки, что готовится перешагнуть порог совершеннолетия. На письменном столе среди блокнотов, альбомов и канцелярии возвышается стопка, судя по всему, недавно принесенных книг — Леон примерно помнит мини-библиотеку Шерри, но эти он еще не видел. В изголовье кровати сидит пара любимых плюшевых медведей. На стенах постеры фильмов и музыкальных групп, в некоторых местах одни наклеены поверх других. Выглядит все вполне обычно, если не вспоминать, что это — декорации, а на деле Шерри держат в клетке, тщательно следя за каждым ее шагом и мониторя каждый выход в интернет.       Сама Шерри сидит на стуле у окна и сосредоточенно плетет что-то из шнурка. Рядом на широком подоконнике стоит небольшая коробка, наполненная разноцветными бусинами. Наверное, новое хобби.       — Пицца прибыла, — важным тоном провозглашает Леон, закрыв за собой дверь. — Твой охранник с тобой-то хоть говорит? Он всегда выглядит как персонаж какого-нибудь боевика.       Отвлекшись от своего занятия, Шерри встает, подходит к Леону и крепко его обнимает, встав на цыпочки и солнечно улыбаясь.       По-отечески похлопывая ее по спине, Леон отмечает, что она сильно выросла, но для объятий-то роста все равно не хватает. Это вызывает у него теплую усмешку.       — Воображает себя кем-нибудь из «Людей в черном», — поддерживает Шерри.       — С каких пор ты начала приобщаться к классике? — хитро прищурившись, спрашивает Леон, передав Шерри коробку с пиццей.       — С тех, как ты начал мне ее советовать.       Едят они всегда, расположившись на кровати, в компании плюшевых медведей, названных в честь персонажей каких-то комиксов.       Энтузиазма Шерри не занимать. Набив рот пиццей, она спешит рассказать обо всем, что случилось за последнее время. Существует только одно негласное табу: никаких разговоров про ее лабораторные тесты и про работу Леона.       Шерри делится впечатлениями о недавно просмотренных фильмах, сетует на агента за дверью, который брезгливо фыркнул, увидев у нее в руках любовный роман, сообщает последние сплетни из жизни любимых музыкантов.       Леон терпеливо слушает, запоминает, шутит где уместно и задает вопросы. Может быть, для него все это не очень важно и не сыграет в его жизни существенной роли, но зато это важно для Шерри. Темы сменяются так же быстро, как из коробки исчезают куски пиццы.       — Леон, я могу задать вопрос? — нерешительно спрашивает Шерри, складывая недоеденные корочки в угол коробки.       — Конечно.       — Вы с Клэр поссорились? В последний раз она фыркнула на тебя, а потом перевела тему.       Леон несколько секунд раздумывает, как ответить честно, но не углубляясь в подробности. Он прокручивает в голове последнюю встречу с Клэр. Тем разговором Леон подпортил отношения с девушкой, но он верит, что уберег ее от возможной опасности и поступил по долгу службы.       — Не то чтобы. Но ты права, разладилось, — говорит Леон, виновато улыбнувшись. — У нас был разный взгляд на одну и ту же ситуацию. С Раккун-сити прошло много времени, так что, думаю, мы теперь в целом…       — Разные, — заканчивает за него Шерри. — Я понимаю.       — Да, разные. Мне не хотелось тебя этим разочаровывать.       Леон помнит, что Шерри всегда видела — или хотела видеть — их с Клэр чем-то вроде дружной семьи, какую не смогли дать ей родные родители, хотя убеждения и дороги их давно разошлись. Едва ли сейчас они найдут много общего («А было ли, кроме Раккун-сити, у нас вообще что-то общее?»). Поэтому он опасается, что ненароком сделал Шерри больно. Но она воспринимает новость на удивление спокойно, в ее проницательном взгляде не читается печали или разочарования. Она достаточно повзрослела, чтобы видеть мир таким, какой он есть — сложным и изменчивым.       Мысленно благодаря Шерри, Леон всем сердцем желает ей избежать судьбы, схожей со своей.       Его собственный мир, обрамленный рамками обстоятельств, сильно запутан. Как бы не запутаться самому, кто ты и с кем.       — Ты не разочаровал, — заверяет Шерри. — Кстати, у меня для тебя кое-что есть. Небольшой подарок.       — Правда? — Леон приподнимает бровь.       Кивнув, Шерри возвращается к подоконнику и, покопавшись в коробке, что-то из нее извлекает.       — Дай мне руку, — говорит она.       Когда Леон протягивает руку, Шерри затягивает у него на запястье браслет из деревянных бусин на которых вытеснены буквы, собирающие воедино имя.       Леон с неподдельной радостью оглядывает подарок, поправляет браслет на руке. Для него этот маленький жест от Шерри — добрый знак. Познав жестокость и взрослея отгороженной от внешнего мира, она сохранила добродушие и даже некую сентиментальность. На душе становится тепло.       — Спасибо, он красивый. И к куртке подходит, как считаешь? — шутливо отзывается Леон.       Шерри усмехается, а Леон старается как следует запомнить этот момент — контрастно нормальный по сравнению с их жизнями.