Safe in my nest.

Со временем, как бы сильно ты не хотел бороться с этой частью себя, ты всё-таки учишься её принимать. В конце концов, именно это и означает иметь саб-гендер в нынешнем обществе. Чонгук всё ещё иногда думал, что лучше бы ему не пришлось испытывать инстинкты своего внутреннего волка после презентации, потому что те были... полным беспорядком. По словам многих, кто уже привык к этому, всё могло быть намного хуже, особенно в периоды предгона и самого гона. Чонгук не хотел бы испытать на себе это самое «хуже», мучаясь с тем, что уже имел, раз в несколько месяцев. Вещи казались намного более сложными, когда ко всему прочему прибавлялся ещё и Юнги. Чонгук считает, что природа по-странному работает, если речь заходит о его волке и инстинктах альфы, направленных в сторону другого альфы, но она работает. Спустя полтора года отношений, разговоров и личных исследований Чонгук и Юнги смогли найти золотую середину и собственную динамику. Никто не спешил называть её идеальной, в любом случае, иногда волк младшего вытворял очередное нечто, хотя несколько часов назад его всё устраивало, и Чонгук не мог ничего с этим поделать, несмотря на огромное желание. Он рад, что его альфой оказался именно Юнги. Спокойный, рассудительный, заботливый и доминантный Юнги, который всегда мог усмирить волчонка и поставить его на место. Обычно Чонгук после подобных выкрутасов бежал извиняться и заглаживать вину, доказывать, что в следующий раз он будет лучше, покладистее, сдержаннее. Только вот его альфа на это не соглашался, а потому продолжал оскаливать зубы, когда ему что-то не нравилось. В первые месяцы отношений между Юнги и Чонгуком всегда присутствовала атмосфера враждебности и плохо контролируемой агрессии. Это не та вещь, от которой можно избавиться просто по желанию, потому что иерархия существовала всегда: альфа не мог подчиняться другому альфе. В теории. На практике же они оба поняли, что Чонгук может, хочет и будет слушаться хёна, когда тот прикрикнет на него или молча осадит своими феромонами. Волк Чонгука был дерзким и непослушным, а ещё любил противоречить самому себе, создавая невероятное количество проблем. Он умело мог вертеть хвостом и выгибаться, красуясь перед Юнги и покорно принимая тот факт, что он далеко не самый главный в отношениях, а в другой момент — рычал, выражая неподчинение тому, кто, очевидно, старше и доминантнее. Юнги подобное поведение вовсе не волновало, казалось, он даже получал от этого наслаждение, повторяя Чонгуку из раза в раз одну простую истину: волк — это ты, а ты — это волк. Младший хотел верить, что проделки его альфы не отражают его самого, но и отделять эти части друг от друга он не мог. Чонгук — альфа, и эти две вещи всегда шли бок о бок друг с другом. С тех пор, как Чонгук поступил в университет после отлично сданных экзаменов и согласился вместе с Юнги снимать квартиру, им обоим пришлось в полной мере столкнуться с территориальным инстинктом своих волков, из-за чего они не раз ссорились и грубили друг другу. Чонгук уже знал, как ощущается желание защитить свою территорию от чужих альф, хоть это и не имело никакого смысла с логической точки зрения. В период его презентации и особо чувствительного гона его волк одновременно ненавидел и наслаждался запахом грейпфрута в комнате, но с переездом всё стало только острее. Их квартира являлась их квартирой. Чонгук не мог заявлять права на территорию, как и Юнги, в общем-то. Учитывая тот факт, что именно младшему было в новинку жить в понимании со своим альфой, то он был первым, кто начал помечать каждый уголок гостиной, а после — дерзить спокойно наблюдающему за всем происходящим Юнги. После часа неразберихи Чонгук сидел на диване, сложа руки на коленях, и скулил на каждое слово хёна, который соизволил объяснить, что его поступок неправильный. На тот момент даже под давлением доминантных феромонов Юнги внутреннее «я» Чонгука не позволяло обнажить горло в знак полного подчинения. Им обоим пришлось научиться понимать, как двое альф могут жить друг с другом, понимать друг друга. Пришлось научиться находить компромиссы, подавляя волчьи инстинкты, потому что кроме всего этого было кое-что ещё, гораздо более важное. Их человечность и искреннее желание сделать всё, чтобы их отношения работали. Может быть, в периоды своего взросления Чонгук и правда имел привычку идеализировать образ хёна, который был «особенным», «не таким, как все». Спустя всё то время, что он является партнёром Юнги, не осталось и сомнения, что его любовь настоящая, а не навеянная подростковыми чувствами прошлого. Он принимает все стороны Юнги: плохие и хорошие - учится быть понимающим и уважающим личные границы альфы, получая взамен то же самое. Чонгук полагает, что их отношения максимально похожи на здоровые, хоть и бывают моменты, когда во время ссор или обид кто-нибудь из них манипулирует или давит на жалость. Ко всему прочему, обычная человеческая ревность часто является причиной конфликта, и Чонгук ненавидит, когда в его голове вспыхивает желание контролировать действия хёна. Он не знает, связано ли это с его волчьей стороной, которая привыкла проявлять собственнические наклонности по отношению к своему партнёру, но это неправильно в любом случае, что Чонгуком бы в такие моменты ни двигало. Решение проблемы оказалось в позволении Юнги Чонгуку помечать его своим запахом, и это действительно работало. Есть разница в том, когда на человеке остаётся чужой аромат друга или семьи, а когда — потенциального партнёра, который ещё не поставил метку. Юнги не был против, даже признался, что ему нравится мысль носить на себе запах младшего на протяжении дня, и попросил лишь об ответном разрешении. Стоит ли говорить, что альфа Чонгука не мог выключить свой рычаще-скулящий мотор несколько часов? Его волк был безумно нуждающимся в некоторые моменты, почти до абсурдности. Чонгук доучился последний год в школе, имея всё ту же репутацию желанного альфы, на которого пялились все омеги и надеялись на какую-то удачу свыше. Чимин и Тэхён любили его дразнить, говоря, что он не оставляет бедным девушкам и парням даже малейшего шанса. Была ли это вина Чонгука? Он фыркал на подобные замечания друзей и пожимал плечами. После уроков его ждали тёплые объятия Юнги и ничегонеделанье на диване гостиной, ему не хотелось думать о незнакомых омегах в стенах школы. Реакция общественности на их отношения была до какого-то времени расплывчатой. Чонгук сталкивался с грубыми комментариями и оскорблениями, стоило кому-то учуять запах Юнги на нём, явно означающий больше, чем дружеское обнюхивание перед выходом из квартиры. Он был готов к этому и основную часть времени игнорировал, проходя дальше по коридорам учебного заведения. Несколько раз ему приходилось отказываться от своего заслуженного кофе, потому что смешки и шёпот за спиной становились с каждой секундой всё громче и ближе; он действительно не любил сбегать из кафе, поджав хвост, однако Юнги запрещал влезать в конфликты и драки. Не то чтобы Чонгук хотел с кем-то драться. Слыша комментарии от незнакомцев об альфе, «наверняка готового подставить свой зад для узла», его волк мог думать лишь о необходимости защитить честь Юнги, который наверняка никогда и не узнает об этом. Чонгук не знал, что с этим делать, и хотел ли он вообще подавлять свои инстинкты, когда дело касалось его партнёра. Может, в глазах хёна он и будет выглядеть глупым и непослушным волчонком, но внутри он хотя бы станет счастливее при мысли, что смог позаботиться о Юнги. Иногда Чонгук вёл себя абсурдно по отношению к старшему, полагаясь на свои внезапные инстинкты, и это так же то, о чём им пришлось поговорить. Чонгук сталкивался с этим и раньше, в первые недели после своей презентации, когда буквально был на иголках и чувствительным к любой мелочи, происходящей вокруг него. Его альфа тянулся к Юнги и проявлял свои неожиданные порывы, чтобы удостовериться, что тот счастлив, хорошо накормлен, находится в комфорте и уюте. Чонгук далеко не глупый и прекрасно понимал, что проецирует заскоки своего волка на хёна, который не является омегой. В общем, именно об этом альфам пришлось поговорить очень и очень серьёзно. Из-за таких случаев начало казаться, будто они переносят общественную нормативность отношений альфа-омега на свои собственные отношения, где каждый из них далёк от поведения омеги. Чонгук думал, что Юнги сочтёт оскорбительными все эти альфьи штучки, и даже если первое время он молчал и никак не комментировал, просто позволяя, то со временем всё стало чуть сложнее и напористее. Чонгук пытался понять своего волка самостоятельно, прислушиваясь к нему и идя на некоторые уступки. Действительно ли он видит в Юнги омегу? Несмотря на явную динамику между ними, где чаще всего именно Чонгук подчиняется и проявляет сабмиссивную сторону, неужели в его глазах Юнги тот, кто нуждается в защите и заботе, как более слабый? После всех этих вопросов он решил попросить помощи у Чонхёна и своей матери. Они являются единственными близкими омегами, о которых альфа Чонгука беспокоится: с ними его инстинкты всегда наготове. Около недели он позволял своему волку делать всё, что душа пожелает, и хоть первые дни было довольно неловко, потому что личное пространство Чонхёна было нарушено, а мисс Чон опешила от опеки со стороны своего младшего сына, Чонгук смог прийти к выводу и успокоиться. То, как его альфа заботился об омегах и то, как он заботился о Юнги — две абсолютно разные вещи, имеющие общее лишь в том, как это проявлялось. С другой стороны, им обоим было не совсем понятно, почему сабмиссивный альфа Чонгука вёл себя подобным образом по отношению к доминантному. Казалось, всё должно работать совсем наоборот, и в очередной раз Чонгук был уверен, что его внутреннее «я» невероятно странное. Эта мысль могла бы терзать его и дальше, если бы не понимающий хён, согласный и готовый принимать альфу Чона, несмотря ни на что. Все полтора года отношений они пытались понять, как удовлетворить инстинкты волка Чонгука и не задушить Юнги этой гиперопекой и заботой. Спустя несколько месяцев старший смог выяснить, что в глубине души его собственный альфа совсем не против получать такое внимание со стороны Чонгука, во всяком случае, это не подавляло его доминантность. Около недели назад Юнги стал более раздражительным и недовольным, выплёскивая своё плохое настроение на Чонгука, из-за чего тот тушевался и извинялся. Горькие нотки грейпфрута пропитали гостиную и их комнату, на что младший молчал и позволял хёну делать всё, что захочет. Рычание своего альфы Чонгук игнорировал и пытался заверить его, что так надо. В конце концов, Юнги в гоне стоит потакать. Гоны — это ещё одна часть их жизни, с которой приходится иметь дело. Чонгук действительно ненавидит его всей своей душой, тогда как Юнги справляется с ними намного лучше. Первые два гона, которые наступили в период, когда они уже находились в отношениях, пришлось провести раздельно друг от друга, будучи довольно шатко уверенными, насколько гладко всё может пройти. Конечно, в основном это зависело от поведения Чонгука, однако и Юнги не был уверен в своём волке, даже если он был более контролируемым. Для Чонгука гон ассоциировался с грязью, беспорядком, неудержимым желанием получить разрядку и завязать узел. После них он чувствовал себя настолько отвратительно, насколько вообще возможно, и не понимал, как кто-то может получать удовольствие от гона и секса, будучи в таком состоянии. Независимо от того, есть у него партнёр на этот период, готовый помочь, или нет, итог будет один — отвращение к самому себе. Чонгук ненавидит отдавать бразды правления волку, находиться следующие несколько дней в тумане, а по их истечении не чувствовать ни ног, ни рук, ни даже грёбанного члена. Те два первых гона, в течение которых Юнги не помогал ему, прошли в одиночестве, в отличие от презентации, взаперти комнаты, где единственное утешение приносила грязная одежда хёна, пахнущая потом. Иметь вещи, пропитанные Старшим альфой, действительно помогло, хоть и не так хорошо, как хотелось бы. После гона Чонгук всё стирал и смущённо отдавал обратно Юнги, который дразняще спрашивал, хорошо ли это пахло. Чонгук никогда не признается вслух, что пытался втереть собственный аромат, желая смешать свежескошенную траву с грейпфрутом. Его волк урчал, когда ему это удавалось. Юнги в свой гон нуждался в большей ароматизации вокруг себя, чем Чонгук. Дни могли проходить чуть поспокойнее, нежели у младшего, но болезненно, если альфа не мог учуять запах своего партнёра. Когда его волк не принимал Чонгука в качестве своего альфы, то нужда не была настолько острой, но после начала отношений и осознания, что у него теперь есть потенциальный партнёр, хоть и без метки, то сошёл с ума и требовал быть укутанным ароматом травы. Чонгук был польщён, когда услышал об этом, и, следуя своим инстинктам утопить Юнги в комфорте и уюте, независимо от того, что ему нужно было для этого сделать, отдавал свои нестиранные вещи, в том числе и те, что надевал в спортзал. Ему было интересно, почему Юнги не агрессирует на запах чужого альфы, не видит в нём соперника, и ответа ни у кого не было. Может быть, волк Юнги на подсознательном уровне уже не видит в Чонгуке врага или того, кто может составить конкуренцию. Чонгук привык позволять своей сабмиссивной стороне проявляться сильнее, чем когда-либо, стоило периоду гона Юнги начаться. Эти «весёлые» три дня у Юнги начнутся меньше, чем через неделю, и на этот раз они решили провести его вместе. Конечно, разговоров было больше нужного, им стоило обсудить каждую деталь и возможные варианты развития событий, один из которых — альфы начнут агрессировать друг на друга, подавляя феромонами и борясь за главенство. Если бы не гон, то Юнги никогда бы такого не допустил: он умеет держать себя в руках, а усмирить волчонка дело пяти минут. Но как поведёт себя его волк, если на его территории окажется Чонгук? Узнавать никому из них не хотелось, однако и проводить свои гоны вдали друг от друга каждый раз — тоже. Это должно работать, как и их отношения. Кроме раздражительности Юнги, его запах тоже стал насыщеннее по всей квартире, и альфа Чонгука был недоволен лишь несколько первых часов, после чего абсолютно перестал возражать. Ему даже стало спокойнее и комфортнее, хоть феромоны должны были раззадорить его инстинкты. Может, часть его понимала в каком состоянии находится Юнги и что лучше не дерзить Старшему доминантному альфе в предгоне. Честно говоря, Чонгук понимал это даже своим человеческим мозгом. Юнги правда старался сдерживаться, извинялся, когда всё-таки не получалось, и младший ни разу не обижался, потому что он вёл себя в предгон ещё хуже. Их общение не было похожим на хождение по льду, но Чонгук обдумывал каждое своё слово и действие: как бы сильно ему не хотелось войти в личное пространство хёна за очередными обнимашками и поцелуями, тот мог посчитать это угрозой. Приходилось каждый раз спрашивать разрешения, но Чонгук почти всегда его получал. Всё было не так уж и плохо. Плохо стало в тот момент, когда неожиданное озарение в виде мысли «у Юнги скоро гон» снизошло на него посреди пары в университете. Голос преподавателя резко приглушился, стал абсолютно неважным, по сравнению со всем остальным: у Юнги гон, и Чонгук останется рядом с хёном. Он не заметил, что потерял контроль, пока Тэхён не толкнул его в бок с недовольным шипением: — Перестань распылять свой газон, Чонгук, — карий взгляд вцепился в удивлённого Чонгука, который поморщился от боли и посмотрел на друга. — Что с тобой? — он поморщил нос, не получая ни капли удовольствия от тяжёлых феромонов альфы: его омега отзывалась только на омегу Чимина, выступая против природы. Чонгук сглотнул вязкую слюну, почувствовав насколько у него пересохло во рту. Его мышцы были напряжены, как будто он несколько часов занимался в спортзале без перерывов, из-за чего их неприятно тянуло. И внезапная тревога, завладевшая всем его телом. Он ненавидит это чувство в груди, болезненное и не дающее нормально дышать, со временем переходящее на горло. — У хёна скоро гон, — срывается с губ, и Чонгук откладывает ручку в сторону, смотря на доску позади преподавателя. — А небо голубое, и что теперь? — отзывается Тэхён, снова пихнув друга в бок и завладев его вниманием. Он хмурится, оглядывает Чонгука с ног до головы и говорит в следующую секунду более заботливо. — Ты кажешься чем-то обеспокоенным, — и не то чтобы Тэхён не прав, только вот даже сам альфа не понимает, чем именно вызвана его тревога. В голове мелькает лишь заезженная мысль о Юнги, который на данный момент находится на работе, и если Чонгук раньше не совсем понимал выражение «руки чешутся», то сейчас — однозначно. Он стискивает зубы, не в состоянии сосредоточиться на чём-то другом, и волк дерёт своими когтями лёгкие и рёбра, скуля по непонятной причине. Чонгук делает глубокий вдох и выдох, прикасается к своей груди, как будто это поможет унять боль и отвратное ощущение тревожности, и слышит со стороны голос Тэхёна: — Контролируй свои феромоны, вонючка, прекрати подавлять меня, — он фыркает, показательно отодвигаясь от Чонгука, который может только пробормотать извинения. — До конца пары осталось пятнадцать минут, потерпи. Пятнадцать минут звучат как вечность, в течение которой альфа уже полностью потерял нить лекции и перестал пытаться что-либо записывать. Он копается в телефоне, прислушивается к голосу преподавателя, но тот теряется на фоне жужжащих мыслей. Ему необходимо вернуться домой. У Юнги скоро гон, ему нужна будет забота и внимание следующие несколько дней, и Чонгук обязан быть там, чтобы помочь хёну. Он может быть хорошим альфой для старшего, обеспечить его едой, водой и комфортом, чтобы тот ни в чём не нуждался, правда? Чонгук хороший партнёр, он не позволит Юнги снова болезненно перенести гон. Больше никогда. С этой уверенностью в себе он покидает аудиторию и прощается с Тэхёном, который провожает его взглядом и просит написать, если что-то случится. Чонгук благодарен за беспокойство друга, но всё внимание сосредоточено на одной вещи: поскорее прийти домой и встретить уставшего хёна с работы. Он проделывает весь путь до квартиры с угасающей тревожностью и зарождающимися маниакальными идеями, и это... странно. Альфа продолжает скребсти и чего-то требовать, и толком сам не понимает, чего именно. Чонгуку просто приходится довериться ему, когда он открывает входную дверь и раздевается. Квартира пропахла грейпфрутом, шлейф скошенной травы почти неуловим, и младший осознаёт это с долей счастья и удовлетворения. Его альфа пометил их дом, заявил на него права, и Чонгук может быть уверен, что сюда никто не войдёт без их разрешения. Здесь безопасно. Его ноги сами повели в сторону спальни, на территорию, которую он делил вместе с Юнги. Из его горла вырвался громкий скулёж, расстроенный и полный недовольства. Здесь совсем не уютно, их кровать не выглядит комфортно, чтобы провести в ней гон. Простыни и подушки пахнут порошком, так как бельё было сменено только сегодня утром, а потому не пропитаны запахом грейпфрута или травы: гон Юнги будет тяжёлым, если ничего не сделать. Младший должен это исправить. Альфа бросается к своему шкафу и хватается за рубашки с футболками — чистые или те, которые он надел всего раз или два, недостаточно, чтобы сразу же бросать их в стирку, и колеблется пару секунд, когда замечает спортивную форму, надетую им уже несколько раз. Он оставил её нестиранной потому, что знал о скором гоне Юнги и хотел быть уверенным, что у него есть грязные вещи, пригодные для помощи. Волк внутри него кричит, что это идеально подойдёт. Чонгук скидывает всё на кровать в одну кучу, хмурясь при мысли о том, насколько это неправильно смотрится. Вся постель должна быть укрыта одеждой с его запахом, чтобы Юнги не пришлось даже волноваться, что его нос не учует свежескошенную траву. Хён должен иметь доступ к любой из вещей, если будет в ней нуждаться, и он наверняка подумает, что Чонгук хороший альфа, раз смог позаботиться о своём партнёре и его обеспечить комфортом. Юнги обязан быть в безопасности во время гона, потому что альфы в этот период могут быть такими же уязвимыми, как и омеги в течку. Конечно, это не относится ко всем, но Чонгук предполагает, что Юнги не будет против. Хён не должен ни о чём заботиться, кроме своего удовольствия, и всё остальное Чонгук сделает сам, да? Он хороший альфа. Он хороший партнёр. Он берёт свою футболку и кладёт её на подушки, почти у самого изголовья, комкая рукой. Чонгук смотрит на неё пару секунд, прежде чем недовольно покачать головой и расправить ткань так, чтобы на ней не осталось ни одной складочки. Следующим идёт тёплое худи серого цвета, и альфа находит ей место на краю постели, в этот раз смяв в комок. Ему не совсем понятно, что он делает. Всё, в чём он уверен — он должен постараться, чтобы всё смотрелось идеально, аккуратно и уютно. Нужно сделать так, чтобы Юнги это понравилось, потому что Чонгук старается ради него, и хёну потом не останется ничего, кроме как поблагодарить! Ах, думает альфа, перемещая свои вещи по кровати в хаотичном порядке, не заботясь о том, что это больше похоже на обычную свалку, устроенную на чистой постели, Юнги так повезло с ним, кто ещё бы так сильно позаботился о нём в предгон, не будь рядом Чонгука? Он не особо следит за временем, которое тратит на разбрасывание одежды по кровати. Его внимание сосредоточено только на одном, и всё остальное слегка мутнеет, как будто абсолютно не важно. Чонгук полагает, что после завершения своей работы мог бы ещё немного поваляться здесь и потереться о некоторые футболки и кофты, чтобы запах остался подольше, но не хочет случайно всё разрушить. Кажется, если хоть что-то окажется не на своём месте, то он разозлится или расплачется. Именно потому, что его разум немного затуманен, он пропускает момент открывающейся входной двери, которая может говорить лишь о том, что Юнги вернулся с работы. Чонгук под нос ругает штаны от спортивного костюма, потому что они совсем не смотрятся правильно, лежа клубком среди двух толстовок оверсайз. — Милый, я дома, — звучит приглушённый голос Юнги из коридора, а после тихий звук ключей и шарканье ног по полу. Именно ласковые слова альфы выводят Чонгука из состояния, в котором он находился уже какое-то время, полностью отгородившись от внешнего мира. Он смотрит в направлении дверного проёма, промаргивается пару раз, приходя в себя, и делает два шага назад от кровати, наконец-то выпрямляясь в спине. Стоит ему перевести взгляд на кровать и беспорядок на ней, как его брови сводятся к переносице, а поза кричит о его готовности сбежать из комнаты. Он смотрит на свою одежду с толикой ужаса и смущения, тогда как внутренний волк отзывается удовлетворением от хорошо выполненной работы, потому что постель наконец-то выглядит правильной и безопасной. Юнги больше может не беспокоиться об этом. — Чонгук-а, — зовёт альфа, и его голос намного ближе, нежели раньше, и младший вскидывает голову как раз в тот момент, когда фигура хёна появляется в дверном проёме. Чонгук может видеть моментальную смену эмоций на его лице: широкая улыбка и мягкие черты лица превращаются в полное недоумение, и можно понять сразу, что это не сулит ничего хорошего. Он не знает, какую реакцию ждал от хёна, но в груди рождается сожаление вперемешку с испугом. Что, чёрт возьми, он вообще сделал? Поддался своему волку и устроил беспорядок на заправленной, чистой кровати, и теперь ему придётся это убирать. Чем Чонгук думал? Почему это было таким необходимым? Юнги не маленький мальчик, он может позаботиться о себе в гоне самостоятельно, к чему эти глупые порывы? Чонгук стонет от разочарования, потирая уставшие веки, и лепечет себе под нос: — Извини, хён, я- я не- я сейчас всё уберу, — он даже не смотрит на Юнги, прежде чем бросается на постель и хватает одежду, которая, как ему казалось несколько минут назад, лежала на своём месте и дополняла всю картину. Его альфа скулит и кричит остановиться, перестать разрушать то, что он так кропотливо делал столько времени, но Чонгук огрызается и заглушает его своей мыслью, насколько глупо это выглядит со стороны. Его движения хаотичные и резкие, он злится на себя, на своего волка, на свой затуманившийся разум, а чувство стыда наполняет его до краёв, потому что Чонгук прекрасно может видеть краем глаза, что Юнги до сих пор стоит и смотрит на него. Кажется, Юнги находился в ступоре те несколько мгновений, что Чонгук потратил на попытку исправить свалку на кровати, но когда до него доходит, что младший делает, то бросается к нему с требовательным: — Остановись, — и Чонгук замирает со штанами в руке и наклонившись над постелью. Он хмурится, поднимает взгляд на хёна, который сам не знает, куда смотреть: на своего партнёра или полуубранную кровать. Юнги мягко хватает запястья Чонгука и заставляет его отпустить смятую одежду, а после сжимает его руки в своих. По нему видно, что он не знает, как исправить ситуацию и успокоить взволнованного альфу, чьи щёки горят от румянца, а карие глаза выражают бурю эмоций. — Хён, я... — начинает Чонгук и не находит слов, чтобы объясниться. Он хочет сказать, что это вышло случайно, он не хотел приносить лишних проблем, и Юнги наверняка устал с работы и хочет отдохнуть, а не разбираться с бардаком, который устроил младший, который до сих пор не понимает, почему вообще это сделал. Кажется, всё это отражается на его лице, потому как Юнги поджимает губы и снова смотрит на кровать. Чонгук внимательно следит за ним, но хён остаётся таким же сбитым с толку и не знающим, кажется, как реагировать. Боже, он проебался, так сильно накосячил, и всё из-за этих глупых инстинктов. Его тело замирает на месте, когда тихое, низкое рычание достигает его ушей, и он с широко распахнутыми глазами смотрит на Юнги, чья верхняя губа слегка приподнялась, обнажая клыки. — Гук-а, — зовёт он, обращая всё внимание обратно на стоящего перед ним донсена. — Ты знаешь, что ты сделал? — спрашивает следом, ставя Чонгука в тупик. — Я... — парень сглатывает и думает над тем, есть ли в вопросе какой-то подвох, может ли он ошибиться, ответив на него. — Эм... я не- полагаю, добавил нам хлопот, — неуверенно выдавливает он из себя, смущённый и пристыженный. Юнги заглушает своё рычание, и Чонгук видит, как до хёна что-то доходит. В воздухе грейпфрут стал слаще и кислее, почти без горьких ноток, к которым привыкаешь за те пару дней, что гон должен вот-вот начаться. Юнги приподнимает уголки губ, нежно улыбаясь, и по какой-то причине его яблочки щёк тоже начинают розоветь, а глаза искриться. Чонгук хочет спросить, в чём дело, но не успевает из-за губ хёна на своих. Старший альфа приподнимается на носочках, чтобы дотянуться, но всего через секунду опускается обратно, когда сам Чонгук по привычке наклоняется и упрощает задачу. Юнги лениво двигает ртом, довольно мыча, когда получает незамедлительный ответ и некоторую поспешность, что всегда исходила от Чонгука. Даже спустя столько времени младший думает, будто Юнги куда-то уйдёт или испарится, чего, конечно же, никогда не случится, а потому и не скрывает свою жадность во время поцелуев. — Хён? — с придыханием зовёт Чонгук, стоит им отстраниться друг от друга. Юнги тихо смеётся с недоумевающего выражения лица перед собой. — С каких пор ты начал гнездиться, маленький альфа? — обращение звучит нежно, без намёка на передразнивание, просто лёгкое любопытство. Чонгук хмурится, когда слышит вопрос, и морщит нос: — Что? — переспрашивает он, смотря на Юнги, который приподнимает брови в немом: «ты правда не понимаешь?». — Гнездиться? — повторяет альфа и пытается построить в голове логическую цепочку. Он знает, что это такое. Омежий инстинкт, когда тем нужно почувствовать себя в уюте, окружённым запахом близких друзей или партнёра. Именно в гнёздах омеги могут расслабиться и позволить своим гормонам успокоиться после стрессовой ситуации или во время течки, в уязвимый для себя период. Кроме всего этого, гнездо действительно что-то невероятно личное, омеги оберегают его и почти никому не позволяют войти, охраняя свою территорию с таким же рвением, что и своих щенков. Альфам не свойственно гнездиться, Чонгук знает это. У них просто отсутствует этот инстинкт, потому что во время гона, благодаря повышенной агрессии и нужды доминировать над более слабыми, волк не чувствует желания обезопасить себя от кого-либо, ведь вместо этого они могут бросить вызов и отстоять своё главенство. Как будто такое чувство как страх вообще отсутствует, инстинкт самосохранения отключается. У Чимина и Тэхёна их общее гнездо почти никогда не разбирается. Чонгук бывает у них в квартире достаточно часто, чтобы знать одно единственное правило: не заходить в спальню и не приближаться к омежьему гнезду. Однажды, лишь по своему незнанию, он искал зарядку для телефона у хёнов и вошёл в комнату, а после тут же был выпнут с грозным рычанием Тэхёна, чей инстинкт охранять своё гнездо вспыхнул за секунду. Конечно, Чонгук тогда извинился и поклялся, что он не хотел входить на территорию омег, ему бы никогда в голову не пришло разрушить что-то столь важное для хёнов. Именно тогда он узнал, насколько рьяно омеги относятся к гнездованию. И ему не совсем понятно, почему Юнги спрашивает об этом: Чонгук ведь не омега. Он не гнездится. — Ох, — выдыхает Старший альфа, надувая губы, и младший хочет их поцеловать. — Так ты правда не понимал, что делаешь? — Чонгук мотает головой, смущаясь ещё сильнее, чем прежде, когда допускает мысль, что его внезапный порыв в университете является именно этим — желанием сделать гнездо. — Хён, подожди, — просит он, отходя от старшего и указывая на груду вещей. — Я не гнездился, это просто... — слова не хотят строиться в предложения, но Юнги это и не нужно. Он подходит к краю кровати и осторожно присаживается на свободное место, ничего не трогая и не сдвигая. Чонгук сразу же напрягается, наблюдая за хёном, и альфа внутри скалится: Юнги в их постели, которая пропахла запахом Чона, и он не выглядит так, будто ему противно или некомфортно. Юнги нравится гнездо, которое сделал для него Чонгук? Оно хорошее? Почему он ничего не сказал? Чонгук не заслужил похвалы? Но он так старался... Юнги чувствует смену настроения младшего на физическом уровне и спешит позвать его ласковым голосом: — Хэй, милый, вернись ко мне, — он прикасается к запястью альфы. — Гук-а, для кого это гнездо? — без давления спрашивает Юнги, смотря снизу вверх. Чонгук на секунду теряется, пока с губ слетает уверенное: — Для тебя. Это то, что Чонгук просто знает, ему не нужно даже раздумывать над этим. Он думал только о Юнги, о том, как ему хорошо будет находиться среди запаха Чонгука, насколько безболезненным может быть его гон, если Чонгук поможет. Кораллово-розовые губы Юнги приоткрываются, но он ничего не говорит, просто молча смотрит на альфу и сдерживает собственного волка, который реагирует на новость благодарностью, смешанной с трепетом. Почему доминантному альфе нравится мысль, что его партнёр построил для него гнездо? Разве это имеет какой-то смысл? Юнги предполагал, что Чонгук может быть склонен к гнездованию из-за своей сабмиссивности. Несмотря на это, им двигало совсем другое, потому как желание обезопасить своего партнёра во время течки или гона, позаботиться о нём и пометить запахом характерно для кого-то более доминантного. Юнги моргает, смотря на Чонгука, и поворачивает голову влево. Он смотрит на смятую кровать, которая всего час назад была идеально заправленной. Теперь на ней раскиданы вещи младшего, которые он не успел полностью убрать, будучи пойманным. Альфе не надо даже принюхиваться: чистое бельё полностью пропахло свежескошенной травой, как будто простыни и подушки пометили специально, но в действительности это лишь из-за валявшейся на них одежды. Чонгук не раз уже вытворял подобное, нарушая личные границы, и в итоге они сталкивались с агрессией друг на друга, и вся ситуация должна стать неким триггером для альфы Юнги, который находится буквально в двух-трёх днях от гона, более чувствительный ко всем вещам, связанным с запахами. Волк, на удивление, не возражает. В конце концов, это ведь его гнездо, и оно должно быть помечено Чонгуком. Юнги поглаживает раскрытой ладонью по простыни, сжимает в руках ткань серого худи, расположенного к нему ближе всего, и только потом переводит взгляд обратно на притихшего Чонгука, наблюдающего за всем с долей нетерпения. Ему нужно поправить гнездо, потому что оно разрушено, и если он не сделает это прямо сейчас, то расплачется. У Юнги теперь нет места на время гона, ему негде будет расслабиться, и в конечном итоге станет больно и тяжело прожить следующие дни. Почему он разрушил гнездо своего альфы? — Просто хотел... — Чонгук хватает ртом воздух, не зная, куда себя девать, и закусывает губу от нарастающей тревоги, которая только недавно исчезла. Он не хочет признавать, насколько у него щиплет в глазах, а волк жалобно скулит. Ему не нравится видеть такой беспорядок на кровати, это так неправильно, неуютно, плохо, плохо, плохо. — Хотел тебя защитить, — всхлипывая, выдавливает из себя Чонгук, расстроенно смотря на свою одежду. Может быть, ему стоило сначала спросить у Юнги, удостовериться, что тому вообще нужна забота Чонгука, потому что в итоге хён совсем не выглядит довольным или счастливым. Он не хотел расстраивать своего альфу, он хотел быть хорошим. Юнги вскакивает с дивана и берёт лицо младшего в ладони, заставляя того со слезящимися глазами и красными щеками обратить всё внимание на себя. Ладони Юнги большие, тёплые, он нежно ласкает кожу подушечками пальца и воркует, когда Чонгук скулит. — Тебе незачем плакать, — заверяет Юнги. — Ты так хорошо постарался, Чонгук-а, — он бегает взглядом по лицу донсена, надеясь, что тот его услышит. — Сделал такое замечательное гнездо для меня, мой заботливый, очаровательный альфа. — Но оно разрушено... — сипит в протест Чонгук, всхлипывая, на что Юнги мотает головой и подаётся вперёд, чтобы оставить короткий поцелуй на его надутых губах. Чонгук громко выдыхает, слепо тычется в ответ, чтобы продлить прикосновение, и в привычном жесте кладёт свои руки на талию хёна, притягивая его ближе. — Ничего страшного, — шепчет Юнги, отстраняясь всего на несколько сантиметров от лица младшего. — Мы сейчас всё исправим, хорошо? Ты сделаешь гнездо ещё лучше, чем прежде, и оно будет невероятно красивым и безопасным, да? — Чонгук быстро-быстро кивает, прикусывает губу и ближе прижимается к своему альфе. — Д-да, хён, — он наклоняется вперёд и утыкается носом в шею Юнги, недалеко от железы, и вдыхает сладкий запах грейпфрута, который помогает ему расслабиться и успокоиться. Старший альфа тихо рокочет, чувствуя приближение к своему горлу, но это вовсе не звучит как предупреждение; их волки научились не видеть друг в друге угрозу, когда дело доходило до таких уязвимых мест, как шея. Юнги гладит Чонгука по длинным волосам, целуя там, куда может дотянуться. Несмотря на разницу в комплекции, Чонгук чувствует себя маленьким в объятиях хёна, а его сабмиссивная сторона выходит на первый план, став полностью зависимой от внимания и заботы доминантного волка Юнги. Они стоят в таком положении несколько минут, и тишину нарушают только звуки урчания и тяжёлого дыхания. Чонгук успокаивается быстрее, чем он думал, будучи полностью под контролем Старшего альфы. Ладони Юнги мягко ложатся на широкую спину младшего и поглаживают по лопаткам, спускаясь к пояснице, после чего соединяется в замок. — Как прошёл твой день, хён? — тихо спрашивает Чонгук через какое-то время, прикасаясь к шее Юнги губами и оставляя там нежный поцелуй. Альфа облизывает губы, прежде чем ответить: — Смена ощущалась дольше, чем обычно, и я рад, что наконец-то оказался дома, — он не особо любит такие дни, кажущиеся бесконечными и пустыми. По крайней мере, по приходе в квартиру это чувство исчезло, стоило только увидеть Чонгука. — Ты наверняка не обедал, — не спрашивает, а утверждает Юнги, в ответ слыша согласное мычание. Он вздыхает и отстраняется. Чонгук недовольно скулит и тянется за хёном, на что тот смеётся и берёт лицо младшего в свои ладони. Он смотрит на покрасневшие глаза волчонка, слегка водянистые, как будто тот готов вот-вот заплакать снова, и подаётся вперёд. Чонгук отвечает на медленный поцелуй с трепетом, вкладывая в него всю любовь, что переполняет грудь, и испытывает укол предательства, когда Юнги отходит назад и оставляет его ни с чем. — Как насчёт того, что я разогрею нам обед, пока ты приводишь в порядок гнездо, м? — интересуется он. Чонгук тут же вспыхивает от смущения и незнания, что ответить, но старший решает за него, кивая и похлопывая по накаченной груди. — Мы можем поесть в постели и просто полежать, посмотрев что-нибудь. Ты выглядишь уставшим, — добавляет Юнги, с явной заботой оглядывая своего парня. Чонгук всегда был слаб перед хёном, а потому на выдохе тихо соглашается и позволяет тому выйти из комнаты, оставив наедине с беспорядком в голове. Юнги не видит смысла оставаться сейчас в спальне, когда у Чонгука есть определённая цель, и его наличие здесь вовсе не обязательно. Он решает сосредоточиться на разогревании еды, направляясь на кухню и даже не переодевшись с работы. Ему не слышно ни звука со стороны спальни, никаких признаков того, чем именно занимается Чонгук. Юнги хоть и пытается обратить всё своё внимание на зелёные цифры, отсчитывающие три минуты на микроволновке, но мыслями возвращается к увиденному в комнате. Он думает, что это мило. Чонгук милый. И его альфа, решивший сделать гнездо, — тоже. У Юнги не так много опыта с таким инстинктом, как гнездование, по многим причинам. Во-первых, его прошлые отношения с омегой в старшей школе не имели такого уровня доверия, чтобы та могла построить комфортное гнездо в присутствии Юнги, и альфа совсем не принимал это на свой счёт. Может быть, он и знаком с этим только в теории, но ему вполне понятны все эти тонкости с чувством безопасности. Ему искренне жаль, что его, на тот момент, омега не испытывала этого. Во-вторых, Юнги не допускал и мысли, что в отношениях с Чонгуком — альфой — тема гнездования вообще всплывёт наружу. Не было ни единого шанса, что кто-то из них пойдёт на поводу у инстинкта, присущего только омегам, но всё бывает впервые. Стоило уже привыкнуть к тому, что у Чонгука довольно необычный волк, и это совсем не плохо. Просто... незнакомо. Юнги готов учиться и узнавать новое о младшем, о границах и их природе, в которой двое альф столкнулись друг с другом. Причина, по которой Чонгук начал испытывать потребность в гнезде, тоже слегка удивляет Юнги. Чонгуку свойственно иногда показывать свою доминантную сторону, потому что он альфа, но в данный момент эта доминантность тесно сплетается с сабмиссивностью, помогая омежьему инстинкту взять верх. Юнги ни разу не слышал о чём-то подобном, не говоря уже о том, чтобы иметь с таким дело. Но в его спальне находится человек, который смог совместить две эти вещи в себе. Микроволновка пищит, оповещая о том, что кимчи разогрелось, и мужчина не спеша накладывает его в обе тарелки, нарезает хлеб и ставит на поднос, после этого направляясь обратно в комнату. Никто из них не привык есть в постели, потому что велик шанс всё опрокинуть и запачкать кровать, но сейчас Юнги не имеет ничего против. Он не до конца уверен, что хотел бы увидеть, зайдя в комнату, но в конечном итоге там нет ничего, что его удивило бы так же сильно, как и в первый раз. На постели всё та же куча одежды Чонгука, разбросанная по всему покрывалу; разве что теперь там присутствует несколько кофт Юнги и смятое одеяло. Наверное, младший решил использовать и его, будучи больше не скованным страхом, что его застукают. Юнги видел омежьи гнёзда лишь несколько раз в жизни, и за это стоит сказать спасибо Чонхёну, брату Чонгука. Он не знает, чего ожидал от гнезда, сооружённого альфой. Может быть, именно потому, что Юнги не омега, ему сложно оценить приложенные усилия; даже не совсем понятно, чем отличается хорошее гнездо от плохого. Юнги останавливается в проёме с подносом и молча смотрит на Чонгука, который в полной тишине проскальзывает на кровать и зарывается носом в подушки, на которых лежит худи, футболка и малая часть одеяла, скрученного в толстый жгут: оно создаёт некий бортик по краям кровати. Чонгук кажется слишком погружённым в себя, чтобы обращать какое-то внимание на стоящего хёна. Он без лишнего стыда начинает кататься по постели и показательно тереться о рядом находящиеся вещи своей шеей, лицом и запястьями. Юнги наблюдает за этим всего несколько секунд, прежде чем из его горла вырывается мягкое рычание. Он чувствует, как его затапливает удовлетворение от такой картины: его партнёр, расслабленный и в комфорте, находится в их гнезде, оставляя свой запах. Находясь в предгоне, Юнги чувствует себя так, будто ходит по тонкому канату над пропастью, не зная, в какой момент упадёт. В некоторые моменты всё кажется слишком интенсивным, особенно когда дело касается Чонгука. Аромат грейпфрута волной обрушивается на обоих альф, заглушая младшего, и неудивительно, что тот резко замирает и приоткрывает глаза, смотря прямо на Юнги. Половина лица Чонгука зарыта в чужую чёрную футболку, но легко заметить румянец, дикий взгляд, вызванный феромонами доминантного волка и своими собственными, которые пропитали кровать. Чонгук делает глубокий вдох и видит, как Юнги сильнее стискивает пальцы вокруг пластикового подноса с едой. Чонгук мнёт одеяло рядом с собой и знает, что любое движение может спровоцировать хёна. Его запах делает с телом младшего что-то невообразимое, растекается патокой от самой груди до бёдер и заставляет волка оголять живот, как маленького щенка, не знающего, насколько это опасно. Чонгук доверяет Юнги, именно поэтому может себе позволить быть таким уязвимым. — Резвишься, маленький альфа? — хриплым, тихим голосом спрашивает Юнги и направляется к ближайшей тумбочке, чтобы опустить на неё еду. Он не сводит взгляда с Чонгука, чьи глаза следят за каждым движением Старшего альфы. — Тебя слишком долго не было, — бормочет тот в ответ, слегка надувая губы, и Юнги смеётся. — Всего лишь несколько минут, Гук-а, а ты уже устроил такой беспорядок в гнезде, — он цокает, как будто недоволен этим, но на самом деле всё наоборот. Чонгук вспыхивает, как свечка, стоит Юнги упомянуть гнездо, и вскакивает на колени с огромными глазами блюдцами и тихим вопросом, в котором нельзя проигнорировать надежду и волнение: — Тебе оно нравится? Вместе с тем Юнги может заметить неуверенность и настороженность, как будто Чонгук готов услышать отрицательный ответ. Это разбило бы ему сердце, понимает старший, и знает, что никогда бы такого не сказал. Он переводит взгляд на кровать, решив задержаться на валяющейся одежде по всей постели: беспорядочно, но уютно. Гнездо пропитано их запахами, в целом создаёт ощущение надёжного укрытия, способного отделить Юнги от внешнего мира на время предгона и гона. Ему не надо будет ни о чём беспокоиться, только сосредоточиться на своём партнёре и удовольствии. Альфа не может и мечтать о большем. Чонгук так нервничал и беспокоился, абсолютно напуганный своим внезапным инстинктом, с которым даже не мог бороться, но... — Посмотри, как хорошо ты постарался, мой альфа, — с благоговением урчит Юнги, взяв лицо Чонгука в свои ладони и заглядывая ему в глаза, широко раскрытые и счастливые. — Построил такое красивое гнездо, позаботился о моём комфорте во время скорого гона, — Чонгук согласно мычит, ластясь, как щенок. — Должен был... показать, — шепчет младший, утыкаясь носом в запястье и вдыхая всей грудью сладкий грейпфрут. Он обвивает руками стоящего напротив Юнги секундой позже и зарывается в его мягкий живот, скрытый футболкой. Чужие длинные пальцы тут же зарываются в пряди Чонгука. — М? — заинтересованно мычит Юнги и рычит на скулёж альфы. — Скажи мне, — просит он. Чонгук ощущает слабость во всём теле, когда находится так близко к хёну и окружён доминантными феромонами. Его волк почти сразу же показывает свою готовность подчиниться, тявкая и показательно оголяя живот: приласкай, приласкай, приласкай. Чонгук теряется на несколько мгновений, пока не вспоминает, о чём Юнги его спросил. — Показать, что я хороший альфа, — бормочет он и с трудом отстраняется, поднимая подбородок и смотря старшему в глаза. Чонгуку нравится смотреть на Юнги снизу вверх: в этом есть что-то неправильное, инстинкты кричат, что он не должен находиться в таком положении, это унизительно, альфа не должен так делать перед другим альфой, но... это безопасно. Показатель полного доверия и обожания. Ему нравится это чувство. — Ох, Чонгук-а, — Юнги улыбается и чуть наклоняется, чтобы оставить поцелуй на макушке парня. — Ты замечательный альфа. Я так рад, что ты согласился провести мой гон вместе, — он аккуратно убирает прядь волос, чтобы ничего не закрывало покрасневшее лицо Чонгука, сморщившего нос и улыбнувшегося в ответ. Чонгук тянет Юнги на себя в молчаливой просьбе, и тот упирается коленями в кровать, прежде чем стопорится. Младший недовольно хмурится и смотрит на хёна, и его эмоции сменяются буквально за несколько секунд, прежде чем с губ срывается: — Альфа?.. — Мне можно войти в твоё гнездо? — как можно быстрее выпаливает Юнги, чтобы не допустить недопонимания из-за его замедленной реакции. Чонгук сначала не совсем понимает вопрос, потому что это ведь очевидно. Волк внутри счастливо тявкает, как только понимает, насколько партнёр внимателен по отношению к нему. — Да, хён, это же... оно же для тебя, — Чонгук более требовательно дёргает Юнги на себя, и на этот раз тот с уверенностью заползает на постель, теряясь в свежескошенной траве. Можно сразу же сказать, что Чонгук не только сделал замечательное гнездо, но и выполнил задачу пропитать его своим запахом на «ура». Юнги не может вспомнить, когда кто-то из них так старался над тем, чтобы пометить что-то в их квартире. Возможно, это были первые дни жизни в незнакомых стенах, где всё казалось чужим, однако сейчас всё ощущается по-другому. Сильнее. Чонгук падает с хихиканьем на спину, располагая голову на подушке и смятой футболке, а Юнги нависает над ним сверху и смотрит с любовью во взгляде. Иногда всё кажется каким-то сном — самое осознание, что такой замечательный человек является его партнёром. Мальчик с оленьими глазами, жалующийся на уроки Гендерного воспитания в средней школе и не любивший английский язык, теперь вырос; находится в его объятиях и пахнет Юнги. Они валяются в гнезде, построенном самим Чонгуком, и через несколько дней впервые проведут вместе гон, перейдя на следующую ступень в их отношениях. Юнги не мог даже и мечтать о подобном несколько лет назад, когда братская любовь к Чонгуку стала приобретать нотки романтического влечения. Их отношения неидеальны по многим причинам, и первая из них — их сущность и природа. Для многих неправильная, странная, унизительная. Юнги пришлось сталкиваться с осуждением на улицах от незнакомых людей, от дальних родственников, которых он видел два раза в своей жизни, но думающих, что их мнение имеет значение, и от коллег на работе. Многое из этого он не спешит рассказывать Чонгуку, прекрасно зная, насколько тот чувствителен к таким темам. Это странное желание защитить Юнги от любых злых слов похвально, но не совсем выполнимо. Общество всегда будет жить по своим устоям и стандартам, какими бы глупыми те не были; Юнги просто хочет отгородить себя и Чонгука от плохой стороны одной монеты. — Наш обед остынет, — тихо напоминает Чонгук и ёрзает под хёном. Юнги замечает покрасневшие щёки, отведённый в сторону взгляд и чуть скованные движения. Чужие феромоны сильнее окутывают Старшего альфу и гнездо, на что он тихо урчит и наклоняется к лицу своего парня. — Что такое, маленький альфа? — хныканье на ласковое прозвище громкое и просящее. Чонгук утыкается носом в ткань футболки и снова начинает ёрзать, пока старший не опускается на его бёдра и... — Ах. Я понял. Чонгуку не нравится эта издевательская ухмылка на лице хёна. Он мог бы сейчас отрицать очевидные вещи, но дела обстоят так, как обстоят. В своё оправдание Чонгук может со стопроцентной уверенностью заявить, что не считает гнездование чем-то сексуальным. В голове и мысли не было о чём-то таком, когда он делал гнездо и помечал его своим запахом. Альфа испытывал предвкушение, надежду, взволнованность и нетерпение, а возбуждение появилось после — когда понял, что Юнги может хорошо позаботиться о нём на этой постели. — Это не... — пытается оправдаться Чонгук, но затыкается, когда Юнги приподнимает бровь, глядя на него. Это похоже на насмешку, как будто младший не может сказать чего-то, что звучало бы для Юнги не как глупость. В конце концов, он буквально чувствует возбуждение Чонгука под собой. — Не к этому всё должно было прийти. — Ты же знаешь, что это нормально, — Юнги смягчается и наклоняется над Чонгуком, чтобы оставить нежный поцелуй на губах. Тот удовлетворённо мычит и вскидывает руки, чтобы обхватить ими чужую талию, хныча на секундное ощущение языка. К сожалению, Юнги не углубляет поцелуй, предпочитая отстраниться и выпрямиться. Чонгук знает, что альфа не опускает весь свой вес на него, тем самым ограничивая любое давление на возбуждённый член под тканью штанов. Чонгук не получит никакого удовольствия, если предпримет попытки потереться обо что-то пахом, а приподнять таз — себе дороже. Юнги не позволит ему такой вольности. Что-то внутри воет от недовольства и злости, потому что Чонгук должен получать, что хочет. Он альфа, и ему нужно взять то, что требует его физиология, но Юнги не даёт ему этого. Юнги предпочитает сидеть и смотреть сверху вниз, рыча и оголяя свои клыки, как только чувствует смену атмосферы между ними. Это всегда было легко заметить: малейший сдвиг в воздухе, когда чьи-то инстинкты вспыхивают, и сущность альфы берёт верх. Чаще всего Юнги первый, кто это понимает, как старший и более доминантный. В конце концов, так и должно быть — доминант никогда не позволит себе дать слабину и пропустить момент, когда его статус может кто-то оспорить или подвергнуть сомнению. Волк Чонгука делает это слишком часто, тем самым нарываясь. — Ну же, щенок, не в твоём положении скалиться на меня, — хриплым голосом говорит Юнги, сверкая клыками, и Чонгук только через мгновение понимает, что делает то же самое. Он впивается в талию хёна сильнее и тянет вниз, желая заставить того опуститься полностью на его бёдра, чтобы получить своё. Юнги, естественно, рычит громче. Чонгук сразу же чувствует опасность и замолкает, скуля и сглатывая. Он знает, что самые напряжённые моменты в подобных ситуациях — это зрительный контакт. Так было с самого начала, ещё когда они предприняли попытку обнюхать друг друга на диване в квартире Юнги, но так ни к чему и не пришли. Можно слышать звуки, издаваемые ими, ощущать прикосновения на коже, улавливать на себе давление и чувствовать насыщенный запах друг друга, но всё это меркнет по сравнению с единственной вещью, на которую обращено всё внимание — карие глаза с расширенными зрачками, смотрящие в ответ и не позволяющие даже моргнуть. Отвести взгляд — значит проиграть. Конкурентоспособный Чонгук считает это непозволительным, особенно если подгоняется ещё и своей альфьей сущностью. Юнги же относится к этому спокойнее, не волнуясь о том, чтобы первым сдаться и лишиться напряжения в мышцах, но не позволяет себе этого по одной причине: сделай он это, то развяжет руки Чонгуку. Даже спустя несколько лет Чонгук всё ещё похож на щенка, который нуждается в дрессировке и показательной демонстрации, что он здесь не главный. И в данную минуту он так же является тем, кто в конечном итоге сдаётся и опускает взгляд, признавая поражение. Юнги тихо выдыхает и расслабляется, опускаясь всем весом на Чонгука и заглушая рычание. Возможно, огромное влияние сейчас на него оказывает предгон. — Вот так, — тихо говорит он, протягивая ладонь и касаясь пальцами подбородка младшего, заставляя того снова посмотреть на себя. — Такой послушный для меня, — Чонгук кивает и скулит, на что Юнги улыбается. — Альфа просто хочет кончить, да? — на этих словах он давит на член под собой своим телом, делая круговые движения бёдрами. Он получает незамедлительную реакцию в виде тихого стона и дрожи. — Хён, — всхлипывает Чонгук, стискивает зубы и запрокидывает голову, как того хочет Юнги. — Не играй со мной, — просит следом. Альфа понимающе мычит, осознавая, что предгон затмевает разум. Последний раз он получал разрядку несколько дней назад, а во все последующие был безумно занят на работе, что не находил сил на какие-либо активности в постели. Ко всему прочему, усталость быстро накапливалась в теле из-за предгона, и Юнги прекрасно известно, что дальше всё будет только ухудшаться. Юнги любит играть с Чонгуком, бесспорно, но ему известно состояние, когда нет желания тянуть. Он может лишь догадываться, почему младший так быстро возбудился, и, если это из-за беспорядка, в котором они сейчас оба лежат и окружающих их ароматов, то нет ничего удивительного. Чонгук сделал это гнездо для него. Чтобы вместе провести гон — в комфорте, уюте и безопасности. Если это не самая горячая вещь, с которой Юнги приходилось иметь дело, то что тогда? Ах, да. Может быть, скулящий, возбуждённый Чонгук под ним. — Тише, Чонгук-а, будь терпеливым, — шепчет Старший альфа, когда чужие бёдра вскидываются вверх, и возбуждённый член проходится прямо между ягодиц Юнги. Чонгук наблюдает, как хён приподнимается и забирает с собой приятное давление. Он хочет в протесте замычать, но передумывает, когда понимает, что Юнги тянется к ремню на своих штанах и расстёгивает молнию. Чонгук хватается за пояс в попытке помочь ускорить этот процесс, за что получает по руке и снова скулит, опуская её на кровать. Пальцы сжимают что-то приятное и гладкое на ощупь, может быть, какую-то шёлковую рубашку, единственную в его гардеробе. — Я не буду в этот раз медлить, — мягко говорит Юнги, чтобы успокоить брыкающегося щенка. — Но держи свои руки при себе, пока я не разрешу, понятно? — он выгибает бровь, пока ждёт ответа. — Д-да, — запинаясь, кивает Чонгук. — Да? — Да, альфа, — исправляет младший и громко сглатывает, стоит почувствовать на себе чужие феромоны. Юнги удовлетворительно мычит и сползает с Чонгука, чтобы было удобно до конца снять штаны и нижнее бельё. Очевидно, что он возбуждён, не может не быть, когда рядом такой же разгорячённый партнёр. Чонгук, лишившись тяжести на своих бёдрах, не теряет времени и вскакивает следом, в спешке снимая одежду. Она присоединяется к куче на кровати, перемещается пару раз, пока не находит своё идеальное место по мнению гнездующего альфы. Чонгук снова утопает в гнезде, инстинктивно потираясь обо всё, что может достать своими руками и лицом. Юнги ласкает взглядом карамельную кожу, изгибы чужого тела и урчит от удовольствия, просто будучи наблюдателем. Чонгука абсолютно не волнует его возбуждённый член, мокрой головкой которого проходится по одеялу под собой. Ткань мягкая и пушистая, наверняка приносящая приятные ощущения, стоит ей задеть чувствительную уздечку. Юнги хочет узнать, можно ли пропитать кровать запахом младшего ещё сильнее, потому что тот явно пытается и расстраивается, когда не получает ожидаемого результата. Чонгук со скулежом вздыхает и ложится на спину, успокаиваясь и протягивая руку в направлении альфы. — Что такое? — с поддельным любопытством спрашивает Юнги, смотря на парня, и тянется к рубашке, чтобы начать расстёгивать ненавистные мелкие пуговицы. Он не будет медлить, как и обещал, однако не хочет предаваться спешке. Чонгук выгибается в спине. Он позволяет Юнги увидеть прекрасный обзор на свой подтянутый живот со слегка заметным рельефом пресса, накаченную грудь с тёмными сосками, а следом награждает тихим хныканьем. Юнги снимает с себя рубашку и бросает в гнездо, наблюдает, как Чонгук сначала напрягается, а потом облегчённо прикрывает глаза на секунду и вздыхает. Старший ругается про себя, потому что не хочет разрушить чужое гнездо: стоит сначала спросить, прежде чем что-то класть в него. — Поговори со мной, — тихо просит Юнги, пока расправляется с ремнём и штанами в общем. Он поднимает взгляд и выгибает вопросительно бровь, когда Чонгук переворачивается на бок, лицом к нему. — Мой маленький альфа, как ты себя чувствуешь? — тон смягчается, как и весь Юнги. Резкая смена обстановки действует на него отрезвляюще. Было бы эгоистично поддаться сейчас вспыхнувшему желанию заняться сексом, тогда как Чонгук, испытав минуту передышки, выглядит немного дезориентированным. Юнги решает в этот раз оставить одежду у кровати, а не присоединиться к гнезду, и обнажённым залезает на кровать. Чонгук смотрит на него и нежно улыбается, как только широкая ладонь ложится на его щеку и мягко оглаживает скулу. Юнги нависает над ним, опираясь на одну руку, и наклоняется, чтобы оставить поцелуй на виске. — Странно, — тихо говорит Чонгук, морщась. Старший альфа смеётся и зарывается рукой в волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Мягкие, шелковистые, приятные на ощупь: за ними всегда хорошо ухаживают. — Всего пару минут назад ты был безумно требователен, — с каплей веселья говорит Юнги, на что Чонгук дуется и пожимает плечами. Он наслаждается ощущением ткани, окружающей со всех сторон, смешанными запахами в гнезде и прикосновениями хёна, ждущего ещё каких-то подробностей. Чонгук тоже не совсем понимает причину смены настроения — он всё ещё возбуждён и хочет Юнги, но резкость и торопливость исчезли. Гнездо такое уютное. Ему стоит только прикрыть глаза и расслабиться, как приятное чувство растекается по всей груди, и все проблемы становятся неважными. Чонгук не замечает, как начинает мурчать: низкий, глубокий звук, который можно перепутать с барахлящим мотором. Юнги приглушённо смеётся и тянется к парню, чтобы поцеловать его. Он получает незамедлительный ответ в виде мычания и зарывшейся в его волосы руки, которая притягивает ближе. Мурчание замолкает на мгновение, после возобновляясь вновь, и Юнги может чувствовать вибрацию, исходящую от Чонгука. Он оставляет чужие пряди в покое и опускается ладонью ниже, чтобы огладить обнажённое тело. Ему известен каждый изгиб чужого тела, каждая реакция на то или иное прикосновение, но каждый раз, получая ответ, приходит в восторг. Чонгук никогда не перестанет его удивлять. Мягкий, разнеженный и податливый альфа в его руках, чей стон служит для Юнги лучшей наградой. Их губы двигаются друг напротив друга, в идеальном темпе и с желанием передать все эмоции лишь через прикосновение. Юнги проходится раскрытой ладонью по рёбрам Чонгука, груди, останавливается на талии, чтобы на мгновение сжать её, а после опускается к возбуждённому члену, которым младший пытается потереться о чужое бедро. Поцелуй прерывает стон наслаждения, как только длинные пальцы смыкаются вокруг члена и делают первое движение вверх-вниз. Оно неторопливое, но хватка достаточно сильная, чтобы не казаться передразниванием, как любит Юнги. — Великолепный, — прерывая поцелуй, шепчет он в губы Чонгуку и ощущает на своих тёплое дыхание. Тот смеётся на выдохе, толкается в чужой кулак и не позволяет альфе отстраниться, крепко удерживая его за загривок. — Ты тоже не промах, — комментирует Чонгук, за что получает шлепок по своему бедру, и смеётся вслед за мягким смешком Юнги. — Да ладно тебе, альфа, будь со мной понежнее, — просит он, надувая губы и строя глазки, на что получает реакцию, полную скептицизма. — Ох, — Юнги понижает голос, увереннее лаская член Чонгука и не заботясь о дрожи, которую чувствует в ответ. — Хочешь, чтобы я сегодня был нежным? — переспрашивает он, но вовсе не для того, чтобы младший повторил свои слова. Это звучит дразняще и с вызовом. У Чонгука перехватывает дыхание, пальцы сильнее стискивают загривок, а глаза сосредоточены на блеске во взгляде напротив. Юнги ухмыляется в своей манере и умудряется оставаться одновременно и ласковым, и возбуждающим. — Или всё-таки ты будешь нежным со мной, Чонгук-хён? — младший вздрагивает всем телом и не сдерживает рычание, как только инстинкты вспыхивают после одного единственного слова. Юнги запрокидывает голову и смеётся, не реагируя на хватку на своей шее и недовольное рычание: Чонгук недоволен. — Ты снова меня дразнишь, не так ли? — спрашивает и дёргает альфу за волосы, вынуждая снова посмотреть на себя. Юнги подчиняется, но выглядит так, будто сделал одолжение. Старший альфа мычит и оттягивает крайнюю плоть на члене Чонгука, проходясь подушечкой пальца по уретре и растирая выступившую смазку. Он слышит, как сбивается дыхание партнёра и довольствуется тем, что может получить в данный момент. Ладони Чонгука перемещаются на талию Юнги и тянут в сторону, заставляя того принять то же положение, что и ранее: оседлать бёдра. К сожалению, Юнги приходится убрать руку. Чонгуку всегда нравилось быть под Юнги: ловить его взгляд, направленный сверху, ощущать вес на себе и мнимое чувство, будто ты в клетке. Даже сейчас прекрасно знает, что Юнги не позволит ему поменять позу, поэтому он останется пригвождённым до тех пор, пока тот не передумает. Юнги стоит только сместиться чуть повыше, и член Чонгука идеально ляжет между его ягодицами. Тот мог бы легко взять своё: скользить по расселине, а после войти и взять альфу, как того требуют инстинкты. Но Чонгук не сделает этого. Конечно же нет, он ведь хороший мальчик. Неприятный зуд появляется в груди, как только волк начинает недовольно царапать грудную клетку и скалиться. Юнги не ненавидит свой гон так сильно, как Чонгук, но в такие моменты есть свои огромные минусы — ослабленный контроль над альфой. Это не так критично, как думается, по крайней мере, не сейчас, спустя столько лет опыта. Юнги всегда имел власть и силу над своим животным «я», однако иногда... Иногда волк расценивает дерзость со стороны Чонгука и оспаривание главенства как развлечение, маленькую игру, во время которой можно игриво кусаться, рычать друг на друга, а после придавить своим весом и сомкнуть клыки на чужом загривке. И Юнги грустно отказывать своему альфе в этом. В конце концов, они не волки, а люди. Позволь он, то могут быть непоправимые последствия — агрессия друг на друга лишь малая часть. — Я обещал не делать этого, хён, — хрипло отвечает Юнги, опираясь на колени и располагая свои ладони на груди Чонгука, подкаченной и с тёмными привлекательными сосками. Ах, ему бы так подошёл пирсинг. Его возбуждённый член тихо шлёпается о чужой пресс и пачкает в смазке, буквально умоляет о прикосновении. Чонгук поднимает руку и не успевает даже сомкнуть пальцы вокруг ствола, как тут же получает по запястью. Юнги раскрытой ладонью оглаживает грудь альфы и поднимается выше, пока не обхватывает ладонями шею, оказывая давление. — Я не говорил, что ты можешь прикасаться ко мне, — твёрдо говорит он в лицо Чонгуку, который слегка запрокинул голову назад и стискивает зубы. Ему нечего ответить, потому что Юнги прав. — Тц, какая жалость, — дразнит альфа, выпрямляясь. — Даже будучи моим альфа-хёном тебе всё равно приходится подчиняться мне. Чонгук с рычанием вскакивает и до боли стискивает талию Юнги своими руками, имея огромное желание оспорить сказанное, но тут же пригвождается обратно к подушке. Хватка на его шее кажется угрозой, из-за которой волк внутри беснуется. — Лежать, щенок, — хмыкает Юнги, издеваясь над младшим. — Команды «вставать» не было. — Ты никогда не можешь отпустить свой контроль, — сквозь рычание говорит Чонгук, расслабляя плечи и успокаиваясь. — Даже в постели, альфа, — последнее слово он выплёвывает, оно лишено всякого уважения, которое хранило в себе ранее. Они оба знают, что это не так. Юнги не тот, кто зависим от чувства контроля или подчинения над ситуацией или каким-то человеком, просто он умеет понимать, когда это всё нужно Чонгуку: лишний час, на протяжении которого младший использует шанс показать свою другую сторону, более дерзкую и непослушную. Чтобы Юнги поставил его на место. Юнги закатывает глаза и вздыхает, никак не комментируя. Ему приходится приподняться с чужих бёдер, чтобы потянуться к подушкам под головой Чонгука и нащупать там бутылочку смазки. Она почти полная, учитывая, что за несколько недель у них было не так уж много секса из-за занятости и усталости. Чонгук наблюдает, как хён выдавливает себе на пальцы прозрачную консистенцию и растирает её, после заводя руку за спину. — Я мог бы помочь, — предлагает парень, не скрывая трепета в голосе, и смотрит на улыбающегося Юнги. Чонгук никогда не скрывал того факта, что ему нравилось растягивать Юнги самостоятельно, когда тот решал побыть снизу. Это было похоже на долгую прелюдию, личную слабость младшего, хотя и нередко всё лишь на пальцах и заканчивалось: в общем-то, благодаря этому он узнал, что Юнги может кончить только от них. — Кажется, ты хотел поспешить с этим, — наученный прошлыми разами приподнимает бровь альфа, после чего хмурится. Ни для кого не секрет, что организм альф не создан для принимающей роли: никакой смазки или податливых мышц, готовых расслабиться и впустить чей-то член. Подготовка большую часть времени довольно не приятная и приносит боль, особенно если делать всё наспех. Юнги никогда не спешит с растягиванием Чонгука, потому что не хочет, чтобы тот даже чувствовал намёк на жжение или дискомфорт, чего не скажешь о самом себе. Чонгук игнорирует слова хёна, сказанные ранее, и кладёт свои руки тому на бёдра, растирая горячую кожу. Молчаливая поддержка и просьба не спешить, даже если они оба возбуждены; подготовкой можно тоже наслаждаться, вопрос только в том, хочет ли этого Юнги. — Ты давно не был снизу, мы можем притормозить, — предлагает Чонгук и перескакивает на хнык, когда наблюдает, как альфа на нём выгибается в спине и делает характерное движение рукой. Он хочет спросить, сколько пальцев в себя вставил Юнги, но по лицу может предположить, что тот начал явно не с одного. — Чонгуки-хён волнуется обо мне? — с издёвкой тянет старший, ухмыляясь, когда слышит ответное недовольное рычание и усилившуюся хватку на своих бёдрах. Руки Чонгука поднимаются вверх, по рёбрам и груди, с намерением то ли облегчить боль Юнги, то ли самому насладиться контактом кожи к коже. У Юнги хорошая физическая подготовка. Она уступает Чонгуку, но спустя несколько месяцев занятий в спортзале можно заметить изменения. У Юнги появился пресс, хоть и без чётко выраженных кубиков, грудные мышцы, которыми Чонгук любит наслаждаться, стоит тому надеть обтягивающую футболку, и бицепсы. Он помнит, каким хён был несколько лет назад, особенно в подростковом возрасте: слишком худой и с бледной кожей. Чонгук раскрытой ладонью ласкает бок Юнги, переходя на талию и ниже, к мягким бёдрам. Они — единственное, на что альфа не делает упор в спортзале, а потому те остаются приятными для того, чтобы их сжимать и оставлять красные следы после. Полная противоположность накаченным ногам Чонгука. У него чешутся пальцы прикоснуться к возбуждённому члену Юнги, слегка подпрыгивающему при каждом движении как только тот вставляет в себя пальцы ещё глубже. Красная головка шлёпается с характерным звуком о пресс Чонгука, на котором уже появилась маленькая лужица предэякулята. Это незначительная деталь, попавшаяся ему на глаза спустя какое-то время — Юнги течёт, когда возбуждён и решает игнорировать это. Чонгук отвлекается от своих мыслей, когда слышит стон сверху, и поднимает взгляд на старшего, запрокидывающего голову с прикушенной губой. Непроизвольно в горле рождается скуление от представленной картины, и альфа не замечает, как впивается ногтями в кожу на чужих бёдрах. — Маленький любитель царапаться, — цокает Юнги, как только его мозг распознаёт болевые ощущения, и наклоняется к Чонгуку, выставляя руки по обе стороны от его головы. Чонгук сжимает челюсть и рассматривает насмешку на любимом лице, замечая маленькие клыки. Взгляд тут же падает влево, на открытый стык между плечом и шеей, где красуется заживший укус. Метка. Отчётливые следы от зубов, которые Чонгук оставил не так давно, и при виде неё волк внутри громко лает, как щенок, абсолютно разбитый от мысли, что ему принадлежит Юнги. Волчьи собственнические замашки, из-за которых хочется скривиться в отвращении, и всё же. Всё же инстинкты не заглушить в себе одним лишь «хочу». Юнги моргает, понимая, куда смотрит Чонгук, и вскидывает ладонь, чтобы ею прикрыть метку. Он чуть смягчается, примерно понимая, какие именно чувства захлестнули его партнёра, потому что иногда и сам испытывает чувство неверия. Этот альфа под ним является его законным альфой, они связаны и в ближайшее время не собираются ничего менять. Чонгук цепляется за плечи Юнги, как только его рот накрывает чужой, и с искрой возбуждения отвечает на поцелуй. Альфа требователен, но нежен, они не углубляют поцелуй, наслаждаясь простым прикосновением губ и спешными движениями. Юнги оставляет влажные следы на щеке парня, переходя на челюсть и шею, которую Чонгук спешит вытянуть. — Да, хён, вот так, — рычит Юнги в карамельную кожу, осыпая её поцелуями и слизывая солоноватую испарину. Чонгук стонет, впиваясь ногтями в широкую спину и выгибаясь, желая большего. — Подчинись мне, альфа, выстави своё прелестное горло, — он царапает клыками местечко рядом с укусом и силой пригвождает тело под собой обратно к кровати. Чонгук хнычет, шепча тихое: — Пожалуйста. Ощущение, когда вы ходите по грани, границ которой не существует, — Чонгук готов отдать многое, чтобы никогда не забывать его. Волк разрывается от переполняющих его противоречий: подчинение и контроль, опасность и возбуждение, агрессия и желание отдаться. В их маленькой игре даже уважительное «хён» не даёт Чонгуку проявить свою доминантность и быть главным, это всегда был и будет Юнги. Чонгук прячет лицо в плече альфы, испытывая малозаметную щекотку от мягких поцелуев на своей шее, и повторяет мольбу, когда Юнги отстраняется и тянется за смазкой. Он снова опускается на бёдра Чонгука и тяжело дышит. Его движения торопливые, лицо исказилось в гримасе недовольства, когда крышечку не удалось открыть с первого раза, и только через мгновение он выдавливает прозрачную субстанцию на свои пальцы в большом количестве. Чонгук приподнимается с желанием ухватить ещё один поцелуй, находясь на грани, чтобы взять всё в свои руки, хоть ему это и не позволено. — Лежать, прелесть, — Юнги упирается чистой рукой в его грудь и откидывает обратно на подушки. Растрёпанный, раскрасневшийся, со сбитым дыханием и красными губами, блестящими глазами, зрачки которых почти поглотили радужку, и окружённый запахом их гнезда. Юнги назвал бы это искусством, не иначе. — Хён сегодня должен просто наслаждаться, я сделаю всю работу за тебя. Чонгук сглатывает, его голос хриплый, когда он отвечает: — Я скажу тебе то же самое, когда начнётся твой гон, — он видит ухмылку и кивок. — Позволишь мне немного побыть за рулём? Юнги смотрит в глаза Чонгуку, когда приподнимается и заводит руку со смазанными пальцами за спину, распределяя её по своему сфинктеру, а после выдавливает ещё какое-то количество на член альфы под собой. — Ты ведь знаешь, что я не против, — отвечает он и вместе с тем смыкает кольцо вокруг ствола. Чонгук тут же вскидывает бёдра, желая большего, и издаёт стон удовольствия. Смазки много — они оба это знают, так же как и про их любовь к мокрому и грязному сексу. — Становится весело наблюдать за тем, как после двадцати минут ты сдуваешься, как шарик, и всё равно просишь поставить тебя на место. Чонгук рычит на него, незамедлительно получая в ответ то же самое, только громче, и в конечном итоге замолкает. Он наблюдает, как Юнги убирает руку с его члена и наконец-то подтягивается, выравнивая красную головку со своим сфинктером. Боль была ожидаема, даже несмотря на растяжку тремя пальцами, выполненную довольно наспех. Юнги не пытается скрыть это от Чонгука, вполне понимающего испытываемые ощущения, потому что часто бывает в позиции боттома. Он стискивает зубы, когда приятная теснота и жар обволакивают его член, к которому почти не уделяли внимания всю прелюдию. Ему приходится сдерживаться, чтобы не толкнуться бёдрами вверх, войти на всю длину в Юнги и взять то, в чём он нуждался уже некоторое время. Ему нельзя ослушаться Юнги, но самое главное — нельзя причинить старшему боль. Альфа тяжело дышит, с губ срывается мычание, вызванное далеко не удовольствием, но продолжает опускаться и придерживать вес своего тела руками, упираясь Чонгуку в грудь. Чонгук старается быть терпеливым и тихим. К сожалению, второе — не совсем получается, поэтому через пару секунд по комнате разносится хныканье и тихое «Юнги», некая мольба сделать что-нибудь с подавляющими чувствами. Чонгук цепляется за первые попавшиеся под руку вещи, чтобы отвлечься, пока Юнги наблюдает за ним. Он помнит, как ранее обещал сделать всё быстро и без лишних передразнивай, и всё же ему это так и не удалось. Есть что-то особенное в том, чтобы издеваться над Чонгуком, когда тот теряет контроль и начинает умолять ускорить процесс. Чонгук всегда был довольно нетерпеливым. Юнги делает глубокий вдох и выдох, прислушивается к своим ощущением и с облегчением осознаёт, что может начать двигаться. — Юнги, — говорит с придыханием Чонгук, когда альфа на нём приподнимается и снова опускается на член. Старший тихо смеётся, смотря на лицо, полное удовольствия. — Меня не хватит надолго. Сказанное оказывается совсем не удивительным, и Юнги тяжело признаться в том же. В предгоне всё усиливается, как и желание побыстрее кончить; это не сравнится с самим гоном, во время которого возбуждение возвращается через минут семь, если не меньше. Юнги чувствует, как дрожат и приподнимаются бёдра Чонгука, но ничего не говорит по этому поводу. Он не приказывает остановиться, даже не до конца уверенный, что Чонгук делает это осознанно. Его голова чуть запрокинута, горло выставлено напоказ: сильная шея и дёргающееся адамово яблоко, которое так и просит, чтобы его прикусили клыками. Волк Юнги тонет в предоставленном доверии своего партнёра, порывается снова уткнуться в чужом плече, чтобы облизать, расцеловать и пометить, но Чонгук приоткрывает глаза и смотрит в ответ затуманенным взглядом. Когда Юнги приподнимается на члене, желая снова опуститься, руки младшего альфы оказываются на его талии и с силой давят вниз, тем самым толкаясь в желаемом им темпе. Юнги недовольно рычит на чужую дерзость и прилив храбрости. Он не позволяет Чонгуку руководить процессом, контролировать его тело так, как хочется, и вместо этого скалится. — Я сказал, — низким голосом говорит Юнги, устраивая свои пальцы вокруг горла альфы и оказывая небольшое давление. — Не трогай меня, хён. Чонгук дёргается, пытается вырваться и бросить вызов, но с весом тела Юнги на своих бёдрах это не совсем получается. — Ты слишком медленный, — шипит он в ответ, не скрывая своего недовольства. — Ты обещал не дразнить меня. Юнги усмехается и игнорирует хватку на своей талии, приподнимаясь на члене Чонгука и опускаясь снова, на этот раз в более быстром темпе. Альфа под ним заходится в стоне и хныке, радуется, что наконец-то получает то, в чём нуждался всё это время. Юнги подпрыгивает на нём с не меньшим удовольствием: прикрывает глаза и стискивает зубы, когда характерное хлюпанье раздаётся в их гнезде, перемешанное со слезливыми просьбами Чонгука. Юнги тянется свободной рукой к своему члену, надрачивая себе в том же темпе, что седлает бёдра младшего. Он видит, что его головка тёмно-красного цвета, испачканная в предэякуляте, мокрая и развёдшая беспорядок чуть выше пупка на животе Чонгука. — Снова течёшь? — слышится сверху попытка подразнить Юнги, который цыкает и стонет, задев чувствительную уздечку. Чонгук не ждёт ответа, вместо этого с силой толкается бёдрами вверх и сбивает весь темп Старшего альфы. Тому приходится наклониться корпусом вперёд, застигнутый врасплох. — Как я могу не? — со смешком отвечает Юнги. Глаза Чонгука, бездонно-чёрные, за раз вспыхивают чем-то горящим, выпуская подавляющие феромоны. К сожалению, это всё ещё не оказывает на альфу сверху ожидаемого эффекта. — Когда подо мной такой красивый альфа, с моей меткой на шее и уверенный в своей доминантности, — он встречает резкий толчок и тихо стонет. Чонгук не отвечает на очевидный вызов, предпочитая вместо этого молча взять всё в свои руки. Он сгибает ноги в колени, упирается пятками в кровать и придерживает Юнги за талию, игнорируя всякие предупреждения. Его первый толчок встречают подготовленным, он выходит слегка шатким, но уверенным. Юнги смотрит сверху вниз с оскалом, означающим «и что ты хочешь мне показать?». Чонгук думает, что он готов показать своему альфе многое, несмотря на желание внутреннего волка подчиниться. Следующие несколько минут проходят в какофонии стонов и имён друг друга, непривычного «хён» от Юнги и просьб притормозить, когда темп становится невыносимым. Чонгук сгорает изнутри, но продолжает вбиваться в альфу, игнорируя всё, кроме желания заставить его кончить. Он думает, что может позаботиться о своём партнёре в гоне через несколько дней. Если Юнги будет нуждаться в том, чтобы его трахнули, то Чонгук сделает всё возможное, как и сейчас. Он хороший альфа. Он сделает всё, о чём бы его не попросил Юнги. Чонгук старается найти темп, который бы удовлетворил их обоих, ласкает руками сильное тело альфы, нигде особо не задерживаясь, и молчит, когда от переполняющих чувств тот впивается своими ногтями в его бицепс. Какая-то часть хочет снова огрызнуться, сдерзить или кинуть издевательский комментарий, находящийся на грани агрессии и превосходства, но другая — урчит и желает быть покладистой, прекрасно зная, что Юнги это оценит. Через какое-то время Чонгук чувствует боль в своих бёдрах от постоянного напряжения, сбавляя темп. Юнги тихо стонет, стоит ему опуститься на член и передохнуть вместе с младшим, мычащим при виде запыхавшегося хёна. Тот выпрямляется и откидывает слегка прилипшую ко лбу чёлку пятернёй, пронзая Чонгука своим взглядом и мягкой улыбкой на губах. — Выглядишь затраханным, Чонгук-хён, — комментирует он и получает в ответ осторожный шлепок по бедру за передразнивание. — Ты тоже, — рычит Чонгук и приподнимает бёдра, снова вгоняя член глубже в Юнги. — Я кончу, если мы продолжим в том же темпе, — признаётся он спустя несколько секунд и сглатывает вязкую слюну. Юнги облизывает губы и кивает. Он тянется вперёд, выставляет руку справа от головы парня для опоры и захватывает его губы в нежный поцелуй, неспешный и без языка. Чонгук вытягивает шею, как щенок, получивший угощение, и перемещает ладони на широкую спину, обнимая хёна и прижимая ближе к себе. Поцелуй выходит смазанным, так как им приходится отстраняться, чтобы привести дыхание в порядок, но оба наслаждаются тёплым дыханием друг друга на своих губах. — Ты ведь знаешь, как я люблю тебя, Чонгук-а? — шепчет Юнги, заглядывая в чёрные омуты альфы. — Даже если я не говорю об этом так часто... — Я знаю, — прерывает его младший и кивает. Он гладит плечи хёна, задевает метку подушечками пальцев и думает, что она — доказательство любви Юнги к нему. Не нужно никаких больше громких слов, которыми разбрасываются другие парочки; Чонгук ощущает тёплые чувства Старшего альфы каждый день, и их достаточно. Юнги продлевает зрительный контакт на несколько секунд, видимо, удостоверяясь в сказанном, а после прикрывает глаза и полностью ложится на Чонгука. Он прячет лицо в его шее, вздыхает знакомый аромат травы и тихо шепчет: — Будь ко мне добр, маленький альфа, — одно лишь прозвище подстёгивает Чонгука. — Тебе не разрешено завязывать узел. Чонгук закатывает глаза и тихо скулит. — Ну конечно, кто бы сомневался, — недовольно бормочет он, игнорируя хихиканье хёна, и возобновляет умеренный темп толчков. Ему в удовольствие слушать похвалу себе на ухо, чувствовать вес на себе и мягкие поцелуи рядом с меткой. Раньше его волк не подпустил бы Юнги так близко к своему горлу, даже сейчас с этим иногда бывают проблемы, но в моменты близости — как сейчас — его внутреннее «я» уступчиво и зависимо от обнюхивания своим партнёром. Юнги иногда вздрагивает, когда Чонгуку удаётся задеть особенно чувствительное место, и угрожающе рычит, стоит ему понять, что младший снова хочет подразнить. Он хочет кончить и лечь в их тёплое гнездо после долгого рабочего дня, получить свою порцию удовольствия и расслабиться, но никак не идти на поводу у дерзкого щенка. Толчки становятся менее скоординированными, как и звуки, слетающие с губ Чонгука. Его хватка на талии альфы усиливается, и тот ощущает смену атмосферы почти сразу же. Он стонет на особо резкое движение бёдрами, почти подпрыгивает сам, не в силах взять контроль в данную минуту, а Чонгук становится требовательнее и жёстче. Он гонится за оргазмом, рычит сквозь сжатые зубы и вдыхает полной грудью сладкий грейпфрут. Чонгук под Юнги замирает всем телом, и последний сжимается вокруг члена из-за ощущения теплоты, возникшей внутри него. Чужие клыки так и норовят воткнуться в плечо перед собой, но вместо этого альфа перемещает свою ладонь с талии Юнги на кровать, сжимая в кулаке что-то мягкое: возможно, одеяло, чуть влажное на ощупь. Чонгук коротко скулит, и звук получается намного выше, чем обычно; смущение накатывает сразу же, как только он слышит себя. Юнги не двигается пару секунд, а после приподнимается и смотрит в лицо Чонгуку, прикрывающему глаза предплечьем руки. Он тяжело дышит и недовольно мычит, когда альфа приподнимается и позволяет члену выйти из него прежде, чем образуется узел. — Как дела? — тихо говорит он, сглатывая и пропуская меж пальцев длинные пряди парня. Тот кивает и выдыхает: «хён», на что Юнги смеётся и мягко целует в губы. — Я помогу тебе, — говорит Чонгук, убирая руку от лица и принимая сидячее положение. Старшему альфе приходится сдвинуться чуть ниже, на колени, чтобы тому было удобнее. Вокруг члена Юнги тут же смыкается плотное кольцо, и Чонгук надрачивает ему в быстром темпе, выкручивает запястье и уделяет особое внимание влажной головке, от стимуляции которой создаётся хлюпающий и чавкающий звук. Юнги выгибается в спине, желая быть ближе к парню, и тот покрывает всё, до чего дотянется, поцелуями: щёки, губы, шея, ключицы, плечи. Его поцелуи больше похожи на торопливые клевки, но альфа на его коленях хихикает от умиления и щекотки, и это всё, что имеет значение. Юнги кончает с именем своего альфы на губах, зарывается ему в висок и вдыхает запах, пока по телу проходит дрожь возбуждения. Рука Чонгука и его живот испачканы в сперме, но ничего на этот счёт не говорит — вытирает ладонь об одеяло рядом, как и пресс, а потом обхватывает притихшего Юнги за торс и тянет на себя. — Душ, Чонгук-а, — приглушённо бормочет старший, когда опускается слева от Чонгука и тут же попадет в его объятия. По его шее возят носом, громко выдыхают и лижут метку, как будто в очередной раз удостоверяются, что она зажила. Это не больше, чем маленькое развлечение щенка, требующего внимания. Чонгук молчит, предпочитает оставить на губах хёна сладкий поцелуй и опуститься на подушку рядом. Гнездо не в таком идеальном состоянии, как раньше, однако внутренний волк не возражает. Кажется, он находит этот беспорядок тоже довольно уютным, учитывая тот факт, чем они только что занимались. Юнги после секса всегда становится почти невербальным и уставшим, поэтому Чонгук не беспокоится о том, что тот почти никак не реагирует на обнюхивания или поцелуи, ему достаточно тихого вздоха и мычания. Думается, что гон через несколько дней будет одним из самых сложных периодов для Гука за последние несколько месяцев. Его это не пугает и не расстраивает, возможно, приводит в некое возбуждение: не терпится позаботиться об альфе и показать себя с другой стороны, как партнёра. Юнги привык исполнять роль хёна и доминантного альфы в их паре, но Чонгук ведь тоже является им, не так ли? И ему, как младшему, тоже позволено заботиться о Юнги. Разве гон — не хороший повод? — Хён-и, — скулит он, зарывшись в шею перед собой, и всеми конечностями цепляется за тёплое тело. Ближе, ближе, ближе. — Альфе не разрешено уходить из гнезда до завтрашнего утра, — надувая губы, ставит ультиматум Чонгук. Ему ненавистна мысль, что Юнги сдвинется хоть на миллиметр, он должен быть укутан их запахами и находиться в безопасности. В этом гнезде, и нигде больше. Юнги тихо смеётся в тёмную макушку, слабо мотая головой. — Душ. Туалет. Еда. Чонгук фыркает на это и прячется в шее хёна. За его спиной он видит краем глаза тумбочку, а на ней тарелку с остывшим обедом. Живот урчит, прося, чтобы его покормили, хоть сил уже никаких не осталось. Желания покидать гнездо и Юнги — тем более. Чонгук вздыхает. Может быть, позже.