I could pull the sheets over my head And never get out of this bed But what would that do? I avoid all mirrors 'Cause I'm scared to look into my eyes When I only see you. Melanie Martinez (Haunted)
Он крепче сжимает пальцы на ручке привода передних тормозов. Лишь одно нажатие, но сколько силы требует — он прикладывает бесчисленное количество внутренней энергии и, конечно, харизмы, проходящей электромагнитным потоком по всему организму прямо в его ладошку. Ветер треплет его светлые волосы, влетает мутным песком в глаза и заставляет до неприятного больно щуриться… Но, мать вашу, как охуенно! Словно ты во всем мире один, словно можешь расставить по бокам руки и взмыть в небо птицей! Боже, какая свобода… И почему Шиничиро не пускает его к своей колымаге — ладно, очень сексуальной колымаге — будто страшится, что сам Сано-младший во что-то врежется?! Лишь раз, два… И сколько адреналина! Наверняка можно кокетливо подмигнуть проходящим мимо девчонкам и получить успех! Что он и делает, закусывая губу, прямо как в том самом фильме, как тот самый Харли Дэвидсон, и тут же получает в ответ воздушный поцелуй от высокой грудастой брюнетки… — Ты у девушек более популярен, чем я, Манджиро? — и как не вовремя за живот обхватывают руки, холодные после пакета молока — прямо из морозильной камеры. И как же сопливо этот высокий утырок целует его в затылок! — Шиничиро, мать твою, что за сопли? — яростно вырывается мальчишка под смех этого… Этого… Да как же его назвать правильнее, чтобы подзатыльник не получить? — У тебя вообще девушки ни разу не было. Дед говорит, это все, потому что из-за лени ты стал импо… Импатом? Чего, блять? Шиничиро поднимает темную бровь, теперь с напряжением сжимая фильтр сигареты между пальцами свободной от малолетнего оборванца руки. Вот же старый хрыч, хули доебываешься?! Между прочим, сейчас он вовсе не хотел слушать упрёки, оставив своего худшего младшего брата у круглосуточного продуктового магазина на охрану своего байка — слава богу, успев вытащить ключ зажигания, — а после застал в такой компрометирующей позе — имитирующего опытного байкера, да ещё и ловеласа, способного увести его потенциальную девушку, так неловко проходящую мимо трассы, на которой они застыли… Стоп, трассы? Пора бы домой. Брюнет кивает самому себе, тычется сигаретой мимо рта, улавливая краем глаза охуевающий взгляд мальчишки. Не волнуйся, твой старший брат с ума ещё не сошел. — Он лжет, Манджиро, — хлопает он по спине ребенка, подхватывая теперь под задницу с громким восторженным вскриком — вот же малолетка тяжёлая, сколько в тебе? Килограмм тридцать чистого детского мяса? — и сжимая в сокрушительных братских объятиях. А Манджиро и млеет, находясь так далеко от земли — такой противной и гадкой на вид, что ступать новыми ботинками снова совсем не хочется. Знает же высокая сука, что нравится ему на тощих — нехуй было пропускай тренировки Господина Сано, — но таких теплых руках посидеть, да и расплавиться самой худшей, но ласковой лужицей. — Радуйся, пока я твою тушу удержать могу, — шепчет он в светлые волосы мальчишки, слушая противоречивое, но такое ласковое сопение! Действительно, уже давно за полночь, а они ещё шароебятся хер знает где. — Хотя, если смотреть на твой метр… — Метр двадцать! — выкрикивает он ему в плечо, хотя и сам краснеет алыми пятнами до самой шеи… Пиздит же и сам знает. — Спорим, что я в семнадцать буду выше тебя? — он щурит свои чертовски черные, хитрожопые глазки и строит лицо совсем безразличное. — Ты к тому времени уже прахом развеешься, как наш дед… Сколько тебе будет, тридцать? Шиничиро мстительно сужает глаза. — Двадцать семь, вообще-то. Надо поменять твоего учителя математики… — Ты худший! Шиничиро на громкий возглас лишь усмехается. По крайней мере, пока он будет держать его на руках — совсем не тяжёлого, испускающего вязкую слюну изо рта во сне и такого вонючего… Совершенно как самые худшие младшие братья, — ему ничего бояться не следует. Хотя… Тот лысый мужчина, застывший вдалеке, да с такой видной татуировкой на лбу не внушает доверия… Пора бы ретироваться. Впрочем, от грустных мыслей его отвлекает совершенно не слабенький удар под дых. Ау. Кто тебя научил? — Я смогу тебя защитить, ты же такой… — оу, и это маленькое чудовище совершенно не спит, — слабый, — зевает он. — Понятия не имею, почему у тебя всё ещё есть друзья. Шиничиро тяжко вздыхает, отбрасывая окурок от своих безумно дорогих и вонючих — серьезно, Манджиро никогда не станет курить это дерьмо — сигарет. Что он там предпочитает, «Marlboro»? Значит, они точно подходят друг другу! Потому слушать ворчание сонного Манджиро, прижимая его к груди покрепче и усаживая впереди мотоцикла, а после посматривать в сторону раскинувшихся на небе звёзд — лучшая романтика, которая у них может быть. По крайней мере, Манджиро это должен запомнить.|...|