Биение сердца

Я не могу ничего видеть. Но и не нужно. Можно лишь чувствовать, главное привыкнуть. Я могу слышать дыхание беспокойно заснувшего старика Оливандера. Бедняге сегодня пришлось нелегко: Волдеморт лично навестил его. Думаю проснётся часов через пятнадцать — Оливандеру всегда требовалось много времени для сна. Вообще много можно узнать о людях, проводя с ними вместе по двадцать четыре часа в сутки. Крюкохват наоборот спит мало — пять-шесть часов, и можно даже с точностью сказать, что тот сидит, подпирая холодную стену, в противоположной стороне от меня и спит. Раньше в это время он на языке гоблинов тихо переговаривался с Кровняком. Но сейчас тот, наверное, наблюдает за старым товарищем сверху. Как Крессвел и Тонкс… Мерлин, как же всё тогда быстро произошло! Слишком быстро… …Крики, смех, яркие вспышки заклинаний, кровь — всё смешалось. — Беги, парень! — кричит Крессвел. Тед прикрывает мужчину щитами. Неподалёку лежит уже мёртвый Кровняк. — Нет! — я упрямо продолжал сражаться. Егеря… Я и подумать не мог, что их было гораздо больше, чем казалось на первый взгляд! — Петрификус Тоталус, — раздалось сзади. Я не мог пошевелиться и мог лишь лицезреть безжизненную землю и редкие сухие листья. Мог лишь слышать крик: «Ступефай» и продолжительный шум, лишь потом узнав, что Крессвела откинуло к дереву и тот каким-то неведомым образом свернул себе шею. Я мог лишь только слышать: «Петрификус Тоталус» и гулкий стук, потом: «Фините Инкантатем», а за ним — душераздирающий крик Теда. Оказалось, тот упал на сухую корягу и та проткнула острыми ветвями его живот, насколько я понял из разговоров егерей. Мерлин, как же он мучился! Я забыл, что гриффиндорцы не плачут, ведь лишь слезами мог выразить всё гложущее меня отчаяние. Я мысленно прощался с Тедом Тонксом — человеком за полгода знакомства ставшим мне родным. До того как мы встретили Крессвела, Кровняка и Крюкохвата, мы с Тедом месяц или полтора провели вдвоём. Да и после встречи с другими беглецами предпочитали быть вместе. Мы согревали друг друга в холодные зимние ночи, вместе добывали себе пропитание, рассказывали друг другу разные истории, он фактически заменил мне отца, которого у меня никогда не было. В итоге в живых остались только я и Крюкохват… Сейчас, рядом со мной Полоумная… то есть Луна. Как то непривычно называть её по имени, спустя столько лет. Хотя, лишь благодаря ей я продолжаю держаться, она никогда не давала кому-то впасть в депрессию. И даже когда Пожиратели забирали для пыток Оливандера или Крюкохвата, она всё равно улыбалась и поддерживала их. Или когда я чувствовал, что начинаю падать в глубокую черную яму и свет вдалеке становился всё дальше — она брала меня за руку и начинала говорить что-то совсем левое: то, что ей очень нравиться пудинг, рассказывала о мозгошмыгах или пыталась угадать, как много облаков сейчас на небе. Даже когда её раз в неделю-две со смехом забирали Пожиратели для своих «развлечений», она, возвращаясь, продолжала утверждать, что с ней всё в порядке. Крюкохват после долгих наблюдений за Лавгуд даже сказал, что никогда не видел подобных ей волшебников. А Оливандер — что обязан ей жизнью. Кто мог бы подумать, что самая хрупкая с виду окажется самой сильной духом… Лучик света в непроницаемой темнице. Сейчас Луна спит, обнимая меня своими маленькими ручками. Я прижимаю её к себе крепче с целью получше согреть. Ну и не только. Я просто хочу быть ближе, что в этом плохого? Какая же она светлая! Её единственную я могу различить в темноте, наверно потому что она так близко. Длинные светлые волосы, потускневшие от грязи, нежная кожа, в темнице только побледневшая, грязная, в некоторых местах рваная, одежда... Мордред, как же я хочу убить всех тех сволочей, причинивших ей боль! А она лишь смеётся от своей боли, унижений и с улыбкой утешает меня и Оливандера. Крюкохвату плевать на всех кроме себя. Я чувствую биение её сердца, её тихое ровное дыхание, что мешается с моим. Как же она близко! Маленькая, беззащитная… Как хочется прикоснуться к её щеке ладонью. В конце концов, неужели это плохо? А если я буду ещё более осторожен, я смогу даже придвинуться чуть ближе и, затаив дыхание, поцеловать… Интересно, какие у неё губы? Наверное, сухие и обветренные, как у меня. Ну давай, Дин, не бойся, гриффиндорец ты или нет?! Всё ОК будет!.. Прикасаюсь на пару секунд к её тонким губам своими и мгновенно отстраняюсь. Мордред! Она взяла меня за руку! — Знаешь, Дин, это был мой первый поцелуй, — раздаётся еле слышный шёпот. — Да? — отвечаю я также тихо. — Да. Но я его почти не почувствовала. Давай ещё раз? Я не верю своим ушам, но всё-таки притягиваю Луну к себе и целую. Мерлин, это так… Круто, в общем. Через некоторое время мы отстраняемся друг от друга. — Это было приятно, — заключает Луна. — Давай спать. Засыпая, я чувствую, как её сердце бьётся в унисон с моим. Мне сложно что-то разглядеть. Но и не нужно. Я могу лишь слушать наше сердцебиение, и это самое главное.