другой

— ты назвал меня рустамом вчера вечером. всё должно было быть не так. в голове отдавалось глухим эхом. когда илья по обыкновению целовал его в висок, он лишь неохотно поддавался ему навстречу, утопая в чужих руках. своих сомнениях. эмир не понимает. чем ещё заполнить эту экзистенциальную пустоту? как отречься от всех своих мелких принципов, чтобы никогда больше не испытывать ни стыда, ни угрызений совести? он потерялся где-то во времени, повсюду монохромная живопись. мысли постепенно и методично разъедают его изнутри. позорище. — голова вечером совсем не работает, — проглотив остатки самоуважения и скользкого раздражения, говорит эмир, дыша куда-то в область шеи, — перепутал, прости меня, пожалуйста. и тот прощает, веря каждому слову. прощает и ведёт подушечками пальцев от рёбер к низу живота под футболкой. эмир шумно выдыхает, чувствуя, как поцелуи обжигают кожу на шее и ключицах. все прикосновения заучены. сейчас властные руки чуть сильнее надавят на плечи, а голос чуть более грубо подавит в нём гордость. перед глазами другой. так проще. закрывая глаза, он думает о руках и поцелуях. илья кололся щетиной. как он. кашоков может быть даже и рад закончить это, да не может. сил нет. "избавься от меня" — говорили его глаза. он каждый раз называет его чужим именем. чем больше путает, тем больше привыкает. черты его лица так быстро размылись. безликий. "отпусти" — шептал вкрадчивый голос, заполняя собой трещины штукатурки на потолке, отталкиваясь от стен, заставляя нервно прижиматься дрожащими губами к губам ильи. эмир просмотрел миг, когда собственные мысли перестали принадлежать ему, когда голос в голове сменил свой тембр на более излюбленный. голос ненавидел макара, любил только свою принцессу. горячие прикосновения. жаркие поцелуи. обнажённые тела. плотская любовь. в сумерках черты лица так искажались, тогда эмиру было проще любить его. его серые рассудительные глаза сменялись на капризные карие, а волосы вдруг становились темными и слегка взъерошенными. он запускал в них свои пальцы, путался в них. откидывал голову, подставляя бледную шею под поцелуи и укусы, ощущая его присутствие вновь. темная жаркая ночь проносилась над их головами. снова вместе. вечером ставил на стол бутылку красного полусладкого и надеялся полюбить его снова. может в этот раз получится. он позволял касаться себя. мурчал, прогибаясь в спине, когда илья целовал его живот. сбито дышал, засыпая на его груди. шептал одно единственное имя, которое знал. а на утро извинялся. опять перепутал. никчёмный. вся жизнь пройдёт ни о чем. вини себя. ты погибнешь тысячи раз, в каждой из комнат своего горящего чердака. эмир, посмотри на себя. на кого ты похож? ты пытаешься сломать систему или себя? или может ты уже сломан? он, конечно, любил его. любил в темноте, когда не мог отличить его лик от другого. когда называл его чужим именем. когда видел пред собой не его. он, конечно, любил его. не илью. рустама.