мне нравится, что ты болен не мной.

Инупи хорошо знает Коко. Он всегда следил за тем, что отражается в его глазах. В детстве это была дурашливость, радость, затем — влюбленность. В его глазах — всегда Аканэ, такая бледная, улыбчивая, с чудесными пушистыми ресницами. Затем — в его глазах пожар, искры пламени и страх. А потом — решимость и ничего, кроме нее. Инупи заглядывает Коко в глаза и видит там только лишь решительную злость. Злость на этот мир и его несправедливость, на судьбу и бога, решимость стать богатым. Кем-то настолько богатым, чтобы Аканэ вновь отражалась в его глазах. Нежная, смешная, хихикающая Аканэ, такая девчушка, которая заставляет невозмутимого и дурашливого Коко покраснеть. Потом в его глазах отражаются ужасы преступного мира, которые он видит теперь с малых лет и живет с ними бок о бок. Там грабежи, обман и мошенничество, убийства и насилие. Глаза Коконоя затмевает его решительная злость, так что он смотрит на этот преступный мир, в котором был вынужден оказаться, через пленку своей мечты. Это неплохо, на самом деле. Пускай Коко так легче живется. Легче жить одной лишь целью, идя по головам, не замечать действий, которые ты совершаешь. Не оглядываться и не помогать встать. Хаджиме давно не видел лицо Аканэ таким, каким оно отпечаталось в его памяти. Теперь оно вечно перевязано бинтами, а глаза, какие у нее глаза? Коконой точно помнил, что красивые, добрые, немного миндалевидные. Ленивый и беззаботный взгляд. Коко моргает. И его мечта разбивается вдребезги. Повсюду осколки, и он чувствует, как его руки изрезаны и сочатся кровью, когда он вновь и вновь пытается собрать острые остатки разбившейся мечты. Мечта — вернуть Аканэ и вновь влюбляться в нее каждый день, раз за разом. Видя ее лицо — влюбляться. Слыша ее смех — влюбляться. Защищать ее от этого мира, где Коко погряз в самых убогих его слоях. Деньги, деньги, деньги. Ну и на кой черт они теперь тебе, Коконой? Инупи помнит, как в глазах Коко не осталось уже ничего на тот момент. Когда он сообщил ему о смерти Аканэ, в них была пустота. Всепоглощающая грусть и бездна скорби, он падал в нее все глубже и глубже. «Мне жаль, что ты спас меня», — говорит Инупи непривычно тихо. Смотрит Коко в глаза. В глазах его — пустота. Инупи в них не отражается. Мгновение — и Коко сходит с ума. У него нет больше ничего. Никого. Некого больше защищать, и никто не взлелеет его в своих теплых нежных руках. Что же делать? Что же теперь делать? — Коко, — тихо произносит Инупи, и голос его хрипит и будто исчезает с каждым звуком. Будто убавили громкость, а он все никак не может починить этот ебучий радиоприемник и наконец заговорить внятно и четко. Он слишком потрясен. Инупи прочищает горло, понимая, что они с Коко остались вдвоем. — Иди сюда. Инупи раскрывает руки, бледные и местами обожжённые, и Коко наклоняется навстречу ему растерянно и прячется в этих объятиях, в надежде найти там тепло, поддержку, хоть толику любви и счастья. Потому что кажется, что счастье ускользает от него как песок сквозь пальцы. И он вновь пытается набрать его в руки, а он не поддается. Коко, ты не достоин счастья. Ты достоин быть больным и сумасшедшим, помешанным на деньгах, на ускользающей мечте спасти того, кто уже давно не жилец. Коко, ты вообще ничего не достоин, и ты никто. Ты — это несколько слогов в твоем имени, а в душе пустота. Инупи пахнет также, как Аканэ, и волосы его, шелковистые и тонкие, такие легкие как пушинка. Он мнет волосы Сейшу и зарывается в его объятия покрепче, теряется в них настолько, лишь бы ничего не чувствовать. Коко — это нарыв или свежая рана. Корочку на этой ране сдирают, и она вновь кровоточит и не может зажить. Ну и как тебя излечить, Коко? — Мы с тобой остались вдвоем, Коко. Поэтому давай защищать друг друга, — говорит Инупи, смотря на друга решительно, а Хаджиме, поднимая взгляд, видит эту решительность. Эту непоколебимую решительность и желание защитить Коко от дерьмового грязного мира. Стать ему второй Аканэ. Они не бедствуют. Коко может достать денег откуда угодно, он умеет врать, не дрогнув ни одним мускулом лица, у Хаджиме тонкие пальцы, и чтобы спиздить кошелек, ему не требуется особых усилий. У Коко нет совести, ему уже плевать. Они коротают дни в своем секретном убежище, обживают его, проводя там все свое время. Инупи тащит ото всюду подушки и матрасы, находит на свалке зеркало и дубликат какой-то картины. Крадет из дома посуду, чтобы им с Коко было из чего есть рамен и пить кофе. Коко покупает на сворованные деньги чайник и газовую плитку, чтобы вместе делать себе вкуснейший рамен. Он почему-то вкусный только в этом убежище, в полутьме, рядом с Инупи, лапша всегда получается такой, какой должна быть. В их убежище мало света, но Инупи порой улыбается, и Коко больше не требуется свет. Глаза Инупи такие же раскосые, миндалевидные, в обрамлении пушистых белесых ресниц. Они смотрят на Коко. Коко тайно восхищается ими. А Инупи смотрит Хаджиме в глаза. Взгляд Коко немного удивленный, изучающий. Инупи вдруг радуется: может быть, я стал смыслом Коко? Я — смысл для Коко? Защита Хаджиме — это мой смысл. Это моя жизнь. Есть только Коко и это убежище, где они готовят еду, валяются на матрасе и много смеются, читая комиксы вместе и разыгрывая сценку по ролям. Их первый поцелуй получается горьким, и Инупи даже обидно. Он как те его одноклассницы, что шептались, сбившись в кучку, также мечтал о самом милом и искреннем первом поцелуе, наполненном любовью такой, которую не убить ничем, она все равно воскреснет. Она бессмертная, она полна жизни. Коко целует его своими влажными губами, а затем, поняв, что натворил, отстраняется. Сползает вниз с окна на пол в бессилии, шепча простуженно: — Аканэ… Аканэ, Аканэ, Аканэ! Звучит горько и так невкусно. Инупи облизывает губы, все еще ощущая след от поцелуя, и ему ведь должно быть хорошо, но почему все наоборот? Почему все вновь идет наперекосяк, а? Я — всего лишь ебучая замена, вторит себе Инупи. Он повторяет себе так много, что язык его покрывается мозолями, а голова гудит от мыслей, которые сходятся в одной точке. В точке, где Коко смотрит на Сейшу и видит там лишь Аканэ. — Ты похож на нее, и твои волосы такие же мягкие, — шепчет Коко, и Инупи едва ли сдерживает свой крик. Как же мне дерьмово, думает он, когда вновь и вновь слышит это «ты похож на нее», что останется на устах Коко, наверное, на вечность. Ты похож на нее, и у тебя такой же мягкий голос. Ты похож на нее, и смеешься почти как она. Инупи глушит крик. Тот испаряется за мгновение, когда Коко касается его коленки, оглаживает ее нежно и трепетно. Они лежат на матрасе, на котором обычно проводят свое время, просто читая комиксы, но теперь все по-другому. Коко трогает его коленку подушечками пальцев, а затем скользит вверх по голой ноге к бедру, сжимает его своей мальчишечкой рукой, в которой чувствуется сила уличных драк и потасовок, в них чувствуется эта сила, с которой Коко самоотверженно защищает Сейшу каждый ебанный раз. Бедро Сейшу дрожит, затем дрожь пробирает всю правую часть его тела, и он цепенеет. Живо только его дыхание, но оно ему не подвластно, потому что Инупи то дышит прерывисто, поверхностно, то вздыхает глубоко. Коко сжимает его пах сквозь мальчишеские шорты. Инупи выдыхает шумно и находит силы повернуть голову в сторону Коко. У Сейшу глаза полуприкрыты, и он не в силах поднять тяжелые свои ресницы и веки. Он не в силах сосредоточить свой взгляд, все расплывается вокруг. Но он видит, какое лицо у Коко сейчас. Щеки его побагровели, а глаза смотрят, смотрят, СМОТРЯТ, ВНИКАЮТ. Вторит ли он имя Аканэ про себя? Коко нависает над неконтролирующим себя Инупи, проникая рукой в шорты, а затем оттягивая трусы и касаясь разгоряченного паха. — Ты очень красивый, — шепчет Коко, трогая член. Бабочки в животе порхающие вдруг останавливаются и падают замертво. Крылышки их отсыхают, чешуйки опадают. Бабочки мертвые. Я — красивый? Это Аканэ красивая. А я — с мерзким ожогом на лице, напоминающим, что ты спас не того, Коко. Ты ошибся. Блять. Почему рука тянется стать с ним ближе? Я люблю тебя, Коко. Эти слова остаются невысказанными, они остаются на языке и гниют, покрываются плесенью. Потому что они никому не нужны. Потому что не здесь и не сейчас, они не будут счастливы в этом мире и в этой вселенной. В этой вселенной Коко ошибся, и под ним не Аканэ, а Инупи. В этой вселенной все пошло наперекосяк. Рука тянется к бедру Коко и сжимает его до багрового следа, а затем переходит на пах, и Инупи чувствует, что член Хаджиме встал. Почему? Я — Инупи. И я не должен быть под тобой. Я не имею право лежать под тобой и предательски стонать, чувствуя твои сильные руки на моем члене, я не имею права быть с тобой, Коко, и ощущать твое горячее дыхание. Я не имею право чувствовать возбуждение. Коко целует его, и поцелуй всегда с горьким оттенком. Коко пахнет одеколоном и мятной жвачкой, Инупи — клубничным бальзамом для губ. Хаджиме размазывает его бальзам, смакуя его губы, клубничные, багровые. Но вновь — горько. Как же горько. Матрас теперь влажный и грязный. Мне нравится, что ты болен не мной, Коко. Мне нравится. Инупи повторяет это как мантру, чтобы смириться. Но однажды смириться не получается. Они дерутся по разные стороны баррикад и враждующих сторон. Инупи пошел за Такемичи, лишь бы вернуть себе его Коконоя, которого поставили перед выбором. — Переходи на сторону Поднебесья, я пригрел тебе здесь место, — улыбается Коко, а Инупи в недоумении. К черту разборки, к черту эти ебучие драки и вражду, к черту группировки, он просто хочет быть с Коко и лежать в их убежище, в полутьме целоваться, пусть этот поцелуй и горький. Но терпение заканчивается, и Инупи не может смириться уже с тем, что происходит. — Я не Аканэ! Я не Аканэ, она мертва. Я Инупи. И я хочу тебя вернуть. Мне насрать, что ты скажешь, наши пути никогда не разойдутся, знай это. Если понадобится, я увезу тебя так далеко, что мы останемся вдвоем во всем мире, и ты будешь смотреть только на меня. Они дерутся так самоотверженно и со злостью, что скоро потеряют сознание. А вечером зализывают раны друг другу. Они обнимаются в своем убежище, подминая друг друга под себя. Инупи выгибается в талии, соприкасаясь с Коко, прижимаясь к нему так, что не получается дышать. От Коко пахнет запекшейся кровью и одеколоном. От Инупи — тоже. Они обработали им раны и кое-как заклеили пластырями. Губа разбита, а Коко целует его так, что рассеченная губа Инупи вновь кровоточит. Ловит языком выступающие капли, и ему больно, больно, больно. И хорошо. Коко горячий. Его шершавые руки прижимают Сейшу к себе, на месте его прикосновений остаются горячие островки. Инупи мякнет в его руках, как краешка хлеба в теплом молоке в детстве у бабушки в саду, он теперь во власти Коко. Тот смотрит, смотрит и вторит его имя. — Инупи. Инупи, я люблю тебя. Оставайся со мной, Инупи, — шепчет он своими побагровевшими от крови губами. Сейшу находит в себе силы наконец отстраниться. Он едва ли собирает всю силу в кулачки и отстраняет его от себя, а затем смотрит в глаза, почти плача. — Я Инупи. Я Инупи и у меня ожог на лице. Аканэ больше нет, — говорит он приглушенно. — Аканэ больше нет. — Я знаю. Ты Инупи, а я Коко. Аканэ больше нет, но есть мы и наше убежище. Ах, как хорошо. Как хорошо, как сладко, так сладострастно, и Сейшу притягивает его к себе в поцелуй. Он хватает Коко за плечи, и чувствует, как его кожа покрыта мурашками. Он весь покрыт ими, но он горячий. Неужто ему холодно? Сейшу стремится обнять его и согреть собой, наполняет его своим теплом. Коко сжимает его ягодицы в своих руках. Ах, как хорошо. На этом матрасе, с Коко, что подминает тебя под себя. И Инупи расплывается под ним. А Коко, наоборот, твердый как скала, он весь пропитан страстью и твердостью, он пропитан любовью, что вышла на новый уровень. Это называется принятие. Коко очнулся. Он просыпается от многолетнего сна под дымкой несбывшейся мечты, в попытках угнаться за деньгами любой ценой. В попытках спасти Аканэ он забывает, что у него есть друг, и этот друг всегда защищает его, он всегда на его стороне и всегда готов умереть за него. А затем — он не друг. Он — возлюбленный. Потому что Коко не может оставить это так просто. Он злостно ревнует к Инупи каждого, он чувствует тепло его прикосновений приятных, и это ощущение разливается внизу живота тягучим желанием. Он смотрит на Сейшу сумасбродно. Чувствует под собой желанное тело. Родственную душу. Словно желая зализать ранку, он целует его заживший ожог как напоминание о совместном горьком прошлом. Но они прошли этот этап. А за горьким прошлым, в конце туннеля, — свет. Свет чего-то хорошего, лучшего впереди. Впереди только любовь и отдача друг другу, любовь без утаек и желание порвать глотки друг за друга, защитить от этого сумасшедшего мира. Коко лишь хочет, чтобы у Инупи было всё. Красивая жизнь с шикарной одеждой и такой обувью, которая ему нравится. Вкусная еда, которую он только пожелает. Комфорт и уют, которого они обязательно достигнут, когда Коко заработает много денег, и у них будет собственная квартира с шикарным видом. У них будет все. И они будут друг у друга.