Унесённые к звёздам

Всё, что ты вспомнишь, придёт за тобой.

Бегущий из ниоткуда              

Неизвестный день...

      Сначала было чувство движения, и страх остановиться... Ноги шли и шли, каждым шагом открывая мир. Обычный мир, но... я в нём впервые. Сознание всё яснее, и я вижу то, что меня окружает: лес, небо с облаками, дорога...       Двухполосная асфальтированная дорога не была прямой, она плавно закруглялась вправо, и, казалось, норовила завернуть в лес. Дорога казалась мне ловушкой, как и весь окружающий мир, и я шёл, скрадываясь по лесу, но всё время удерживая дорогу ввиду. Мне просто надо было на что-то ориентироваться, чтобы идти дальше, хотя я совершенно не знал, куда мне надо было прийти. Я так же и не знал, откуда я ушёл. Точнее, убежал. Сейчас уже не было сил бежать, и я шёл, но я шёл ОТКУДА-ТО, а не КУДА-ТО. Мне было всё равно, куда я приду, главным для меня было то, что я смог уйти... Страх неизвестной опасности придавал мне силы, и я уходил, и уходил... и не мог уйти. От чего я бегу? Я мог бы это знать, если бы знал, откуда я бегу. Но я осознал себя бегущим не так давно где-то на этой дороге, а до того... Что было до того? Как долго я на дроге? Куда она ведёт? Что заставляет меня бояться? От чего я спасаюсь в этом лесу? Моя память словно рассыпалась, как орехи из прохудившейся корзинки; казалось, стоит вернуться назад, собрать все орехи, и память восстановится, и я всё вспомню... Ведь не бывает такого, чтобы то, что было... не было. И я пытался думать... назад, вспоминая всё, что видел на каждом шагу своего бега... Казалось я приближаюсь к тому моменту, когда дорога стала для меня реальностью, а значит я "вернусь" ещё дальше назад, ведь реальность - она непрерывна... - и я снова упирался в неизвестность, как в глухую пустоту. Мою "рассыпанную" память словно сдуло ветром, и собирать по крупицам было нечего. Я знал, что люди не возникают из ничего, они рождаются маленькими и вырастают, а значит, это было и со мной. Я прожил какую-то жизнь до того момента, когда всё потерял на этой дороге. Потерял? Или у меня отобрали? Ведь не зря же я бегу, скрываясь...       Иногда я останавливался, вдумываясь в происходящее. И тогда я понимал, что я не убегаю... я отступаю. Я отступаю перед превосходящей враждебной силой, чтобы сберечь себя для будущей новой схватки, которая решит исход борьбы. Я это понимал очень ясно, совершенно при этом не понимая, кто, или что мне враг, и какую битву я с ним веду. От неких событий, начисто стёртых из моей памяти, осталось только леденящее чувство тревоги, которое я сначала принял за страх, и оно гнало меня дальше. Скрыться, спрятаться, сберечь себя до поры до времени... Сейчас это очень важно! Пусть я уже ничего не знаю, но, если мне нужно выжить, значит это найдёт меня неизбежно, и я должен быть готов. К чему? Должен... Если я отступаю, значит не готов... Но я буду готов, потом... когда выживу.       Я промок до нитки, потому что некоторое время назад прошёл дождь. Промок не столько от дождя, сколько от мокрого леса, по которому я шёл. Сколько я буду так идти? Я понимал, что буду идти, пока меня толкает чувство тревоги. Я доверял ему, как единственному товарищу. Молчаливый неразговорчивый товарищ Тревога, который на все вопросы отвечает односложно: надо! или: не надо... смотря о чём вопрос. Но короткие ответы Тревоги были столь убедительны, что я верил им безоговорочно.       Дорога плавно сменила направление с правого закругления на левое. Поскольку я шёл правее от дороги, то сначала потерял её из виду, и был вынужден приблизиться к ней. Так я случайно вышел на саму дорогу. Чувство опасности охватило меня с новой силой. Боже, понять бы, откуда она приходит эта опасность, и что из себя представляет!       Определившись, куда свернула дорога, я собрался было снова укрыться в лесу, но вдруг я увидел следы автомобильных колёс на мокром асфальте. Две пары чёрных следов, зигзагами пересекающие друг друга. Здесь тормозила машина, ведя борьбу, видимо, со скользкой дорогой. Судя по длине следа и извилистых путях колёс, борьба была трудной и упорной. Взглянув дальше по следу, я увидел, что в борьбе победила дорога.       Легковой автомобиль, не знаю какой марки, оставил ошмётки своего кузова на придорожном валуне, в который он влетел левым бортом, а сама машина теперь лежала перевёрнутой метрах в двадцати дальше, испуская последний умирающий дым из своего нутра. Я совершенно ясно увидел человеческую фигуру, скрюченно лежащую на земле в нескольких метрах от перевёрнутой машины. Надо помочь, сказало что-то во мне, не взирая ни на какую опасность.       Я подбежал к машине, и увидел лежащего молодого парня. Кровь из раны на голове залила его лицо. Я бросился к нему, и сразу проверил шейную артерию. Пульса не было. Я повернулся, и заглянул в разбитые окна машины. Внутри салона я увидел мёртвого водителя, зажатого между рулём и смятым кузовом. Отсутствие жизни у мужчины было очевидным, я это просто почувствовал, словно увидел саму смерть своими глазами. Я снова повернулся к парню. Положение, в котором он лежал, говорило о том, что парень перед гибелью ещё двигался, и двигался ползком. Его руки были очень грязны от земли, по которой он полз. Странно и то, что вокруг парня на земле был словно очерчен круг, несколько раз. Что бы сделать это, надо, хотя бы ползком, крутиться вокруг себя. Для чего? Очевидно, он что-то искал, пока был жив, и шарил вокруг себя, и не мог найти искомое, потому что не видел из-за крови, залившей глаза.       Осмотревшись вокруг, я понял, что искал парень. Предмет, похожий на большой коричневый конверт с застёжкой, лежал в двух шагах от круга поиска. Я поднял этот конверт. И открыл его. Да, он мог это искать - в конверте были документы. Я вытащил их, и стал рассматривать. Первым привлёк внимание, конечно, паспорт. Я раскрыл его, и увидел фотографию погибшего парня. Вглядевшись в неё, я, вдруг, заметил, что парень очень похож на меня... или я на него. Абсолютного сходства, конечно, нет, но принять меня за него, а его за меня, вполне можно. Парня звали Ярослав. Соколов Ярослав Васильевич. А меня... И, вдруг, я осознал, что не знаю своего имени... Сразу мне это показалось каким-то умственным недоразумением, и я старательно повторил себе: а меня... Я не помнил своего имени настолько безнадёжно, словно у меня его и не было никогда! Никаких намёков на своё имя в моей памяти я даже не смог найти. Но это и не удивительно, если я даже не знал сейчас, откуда я взялся в этом мире несколько часов назад на этой дороге. Не имея имени, я почувствовал себя совсем неуютно.       В паспорте, конечно, был год рождения Ярослава, и дата выдачи паспорта. Но, не зная какой сейчас год, я не мог определить его возраст. На вид, он был такой же, как я... А какой я? Сколько мне лет?       В обложку паспорта были вложены ещё четыре фотографии парня того же формата, что и в паспорте, но другие, видимо, сделанные позже. На этих фотографиях парень был так же похож на меня, как и в паспорте, но несколько по-другому.       Я стал просматривать документы дальше.       Заключение медицинской комиссии. В нём отмечено прохождение множества врачей, и заключительная печать "Годен", с огромной витиеватой подписью.       Школьный аттестат, выданный после седьмого класса, с приложением итоговой успеваемости по всем предметам. Парень неплохо учился.       Характеристика из школы.       Анкета. В анкете указаны данные родителей и ближайших родственников, личные интересы и достижения в спорте - Ярослав занимался велоспортом.       Конверт с какой-то эмблемой и большими буквами: КК "РОК". В конверте оказалось приглашение, и уведомление о допуске к вступительным экзаменам в этот самый КК "РОК". Внимательно прочитав этот документ, я узнал, что парень направлялся в некое учебное заведение, в котором он будет жить постоянно на протяжении всего срока обучения. Там было ещё что-то по поводу организации учёбы, но я уже не стал обращать на это внимания.       Я снова посмотрел на него. Меня удивило моё спокойствие. Я стал свидетелем необратимой трагедии, но у меня было такое чувство, что я уже наблюдал подобное, и хорошо знал, как действовать, если бы здесь были живые. Откуда я знаю, как проверять сердцебиение по шейной артерии? Но я умел это делать. Смерть водителя я определил безошибочно одним взглядом, и я был абсолютно уверен в этом. Откуда у меня такой опыт? Но теперь этим людям ничем не помочь. Ярослав Соколов так и не доехал до нового места своей жизни.       В конверте был ещё один лист бумаги. На нём была напечатана часть карты. На ней я увидел извилистую линию дороги, заходящую в какой-то город, окраина которого занимала верхнюю часть листа; не доходя до города, от дороги отходила короткая ветка, заходящая в пригородный посёлок без названия (названия города тоже нигде не было), и в этом посёлке было выделено несколько прямоугольников зданий с печатной подписью КК "РОК". И так, это была часть карты, подсказывающая, как добраться до цели. Если парень направлялся туда, то эта дорога, которая стала для него последней, и есть дорога, нарисованная на карте.       Я, вдруг, снова осознал, что я подвергаюсь преследованию, что мне надо бежать и скрыться. Чувство преследования снова надвигалось на меня, как туча, и я совершенно точно знал, что это не психоз, а действительность. Пока я стоял на месте катастрофы и никуда не двигался, нечто приблизилось ко мне, и я это остро чувствовал. Мои непонятные, но очень убедительные чувства подсказывали мне, что нужно укрыться, спрятать себя, потому что вечно бежать я не смогу (и долго ли я уже бегу?). И мне не помогут глубокие пещеры, или лесные берлоги, физическое укрытие меня не спасёт. Мне нужно спрятать себя... в другой личности. У меня возникла догадка, что моё беспамятство - это моя невидимость. Имея память, я становлюсь видимым для кого-то, или чего-то, что существует в моей памяти. Я избавился, или меня избавили, от моей памяти, что бы я смог откуда-то вырваться, и убежать. Это спасло меня... Но я снова в сознании, и новая память копится в моей голове - с момента обретения себя идущим по этой дороге. Я снова видим, хотя ещё слабо - потому что я не помню себя. И не должен вспомнить, иначе это погубит меня. Я должен стать кем-то другим.       Фотография в паспорте была словно моя. Общее сходство было достаточно большим. Но, конечно, разницу здесь увидит кто угодно. Но и сходство увидит тоже. Увидев сходство, люди всегда пренебрегают отличиями. Откуда я это знаю? Может быть, просто верю в это?       Передо мной встал выбор. Я сейчас могу стать Ярославом Соколовым, и что тогда будет дальше, я не знаю, но, если меня признают за такового люди, я смогу скрыться, хотя бы на время. Настоящему Ярославу эти документы уже не нужны... Но если я заберу документы, чтобы выдать себя за Соколова, то его не смогут опознать, и родные могут никогда не узнать, что с ним стало, и где он пропал. Автомобиль, на котором его везли, был такси, значит водитель - таксист, и для Соколова человек чужой. Следовательно, опознав водителя, всё равно невозможно будет опознать его пассажира без документов.       Правда когда-нибудь всплывёт... Когда-нибудь... А мне нужно действовать сейчас. И я решил. Сложив документы обратно в конверт, я засунул его за ремень, и поднял валявшийся рядом телефон Ярослава. Размахнувшись, я зашвырнул его далеко в гущу леса. После этого я решительно двинулся в прежнем направлении.       - Прости... - сказал я не оборачиваясь.              Карту я запомнил сразу и хорошо, и больше в неё не заглядывал. Просто шёл вдоль дороги, порой скрываясь от проезжающих машин, которых было очень мало. Но, всё же, один раз я карту достал. Я хотел посмотреть, откуда дорога начинается. Что там обозначено в начале листа? Ведь я пришёл с той стороны. Но ничего там не было. Дорога выходила из среза бумажного листа, как из ниоткуда, и петляла между обозначениями холмов. Мне стало казаться, что именно в этом месте, где дорогу отсекает край листа, я и появился из беспамятства. Я спрятал карту, и продолжил свой путь.       Голод, ранее едва дававший о себе знать, начал терзать всё больше. Он словно вступил в соревнование с чувством тревоги - кто сильнее. Вероятно, я не ел уже сутки, или, даже больше. Нервное напряжение могло заглушать голод некоторое время, но, вот, настал момент, когда организм взялся за последние резервы. Их надо было как-то восполнять. Я не догадался сразу поискать еду в разбитой машине, но теперь возвращаться назад решительно не хотел. Было просто страшно. Я сорвал пару листьев с деревьев... Даже в состоянии голода их вкус не приводит в восторг.       Ночь меня застала в лесу. По карте трудно было понять, сколько ещё идти до того места, где ждут Ярослава Соколова. По дороге изредка проносились машины, но я не рисковал выйти к ним. Этот страх... Он был страшен своим неизвестным происхождением. Страшась, я не знал, чего надо бояться на самом деле. Я только понимал, что это нечто грозное и сильное, с чем мне сейчас сталкиваться нельзя. Этот страх не дал мне уснуть ночью в лесу, хотя сон так и тянул меня к земле.                     

День первый

      

      Утренний свет взбодрил меня. Я собирал с листьев оставшиеся дождевые капли, и пил их. И шёл дальше. Долго шёл. Иногда сверялся с картой, чтобы не пропустить тот поворот.       Ещё не было признаков наступления вечера, когда я свернул, согласно карте - направо.Неужели, скоро конец?                            Так я оказался перед воротами с торжественной надписью:              

КАДЕТСКИЙ КОРПУС

      

РОССИЙСКОГО ОТРЯДА КОСМОНАВТОВ

      

      Арка над воротами несла на себе эмблему в виде восьмиконечной звезды. Я сверился с эмблемой в документах - они совпадали. Внутри восьмиконечной звезды стояла фигура человека в скафандре, правая рука которого вскинута в пионерском приветствии. И надпись сверху: "К звёздам!"              Вот оно. Кадетский корпус. Космонавты.       Что дальше? Думать долго не пришлось. Из здания КПП вышел парень в форме, и крикнул мне:       - Эй, гражданин, вы сюда? Если нет, то вы куда-то не туда зашли.       Я направился к парню в форме.       - Сюда... - сказал я, стараясь держать уверенность в голосе, - вот документы.       Я протянул ему паспорт Соколова.       - Зайдите в помещение, - пригласил парень, взяв паспорт.       Я зашёл внутрь КПП следом за ним. Внутри, за стойкой с турникетом, сидела коротко стриженная девушка в такой-же форме. Парень передал ей паспорт, и девушка, открыв его, начала листать какой-то журнал. Я чувствовал, что сейчас будет что-то провальное, но ничего больше сделать не мог. Да и, по правде говоря, мне уже было это безразлично - усталость и голод брали своё...       - Что с вами? - спросил парень, - вы как будто не очень хорошо... себя чувствуете.       Он явно хотел сказать: "не очень нормально выглядите", потому что при этих словах он подозрительно осматривал мою затасканную по лесам одежду.       - Я... отстал от автобуса, - начал я, - так получилось. И добирался пешком...       - Откуда? - спросил дежурный.       - Э... не знаю. Я не знаю здешние места.       - А, издалека. А откуда?       Чёрт! Что там у Соколова в паспорте было написано!?       Надо было как-то вывернуться, паспорт ведь сейчас у девушки.       - Сейчас я ехал с Алтая, - ответил я, создавая легенду на ходу, - хотя живу не там... Да, устал...       - Соколов Ярослав, - вдруг провозгласила девушка за стойкой, - Есть такой в списке. Давайте приглашение!       Я быстро передал ей приглашение в Кадетский Корпус "РОК".       Откуда я знаю эту часть географии - Алтай? А что я ещё знаю? Москву знаю... Антарктиду... Северный полюс... Так, мир я знаю, это уже хорошо. Но откуда я в этом мире, вот это я не знаю.       - Сейчас вы получите разовый пропуск на эти и следующие сутки, - сказала мне девушка, - Завтра вам сделают постоянный пропуск. А сегодня, с разовым пропуском и паспортом, вы сможете пройти на территорию, и вселяться.       Девушка достала бланк пропуска и заполнила его, списав мои... то есть, Соколова данные, из его паспорта.       - Распишитесь в журнале о получении пропуска, - сказала она, и выложила передо мной на стойку журнал. И положила рядом ручку, звонко щёлкнув ей по пластику.       Я вздрогнул. Расписаться? Как!? Как расписывался Соколов!? Я не додумался рассмотреть раньше, какая у него подпись. А паспорт оставался у девушки.       - Эх...       Я взял ручку и начал, не торопясь, выписывать некий убористый вензель, который мог бы быть подписью Соколова. Девушка, сидя на стуле, не могла видеть, как на бумаге появляется эта подделка, поэтому она ещё не знала, что происходит на странице её журнала. Но сейчас...       - Всё...       Девушка взяла журнал и заглянула в него, подчеркнув пальцем мою... не мою... подпись. А потом она, не глядя, вложила в паспорт выписанный пропуск и всё вернула мне.       - Проходите, - сказала она, - и в пропуске тоже распишитесь. Там галочкой отмечено где. Не теряйте его сутки.       Она даже не сверила подпись с оригиналом в паспорте. Ей в голову не пришло, что они могут сильно отличаться. Ведь, вот же, Соколов, с паспортом, с фотографией... Я взял пропуск, и смог увидеть настоящую подпись Ярослава Соколова в паспорте. Ну, конечно, она совсем другая. Она проще, её меньше выписывать, но, всё же, не так просто повторить. Я срисовал её в пропуск, как смог, благо, никто не подсматривал.       Парень объяснил мне, как пройти к командиру Кадетского Корпуса. Там мне объяснят всё прочее.       Искать что-то на территории кадетского училища было не сложно - здесь везде были указатели, а в некоторых местах и план-схемы.       Когда я пришёл к командиру, он был уже уведомлён о моём прибытии.       - А, Соколов, здравствуйте! Я вижу вы, совсем налегке. Предписано прибывать с минимумом личных вещей, и только самое нужное на первый день, но вы, я вижу, совсем спартанец. Вы были на установочных сборах прошлым летом, и, видимо всё правильно поняли. Напоминаю, я командир Кадетского корпуса Российского Отряда Космонавтов полковник Петров Роман Евгеньевич. Обращаться: товарищ командир корпуса. Вот вам, Соколов, обходной лист. Можете посетить столовую и поесть, а потом у интенданта получите повседневную одежду и летнюю форму. Вся остальная форма потом. Затем идёте в общежитие, и устраиваетесь в комнату, какую вам укажет интендант. Устроитесь, и направляетесь к секретарю - оформите кое-какие документы, сдадите те, что привезли. На КПП проверили - у вас полный комплект.        - Разрешите идти? - спросил я несколько бодро. Мысль о столовой очень обрадовала меня.       - Идите, Соколов.       - Есть! - ответил я, понимая, что отвечать надо именно так.       И я вышел из кабинета командира.       А я не мало знаю об этом мире! Разбираюсь, оказывается, в служебной этике.       Столовая для меня оказалась, как рай. По предъявлению просто обходного листа, мне выдали поднос с четырьмя блюдами и двумя напитками. В моём состоянии это воспринималось, как блестящая победа в жизни! Ты - Соколов Ярослав - твердил я себе. Запомни: Соколов Ярослав Васильевич. Придётся быть или им, или никем. Еда была сказочно вкусной, после листьев с деревьев. Я не оставил ни крошки.       Вышел я из этого рая в очень приподнятом настроении. Быстрая перемена участи моего желудка очень обрадовала организм и психику. Сейчас мне были не страшны никакие разоблачения и ошибки с подписями и оговорками. Это мелочи, по сравнению с тем, что меня ждало ещё недавно, хотя я совершенно и начисто не знал, что же такое страшное меня ждало. Я был теперь уверен, что прямо сейчас готов выкрутиться из любой ситуации.       Я отправился в дивизион материально-технического обеспечения, как было написано в обходном листе. Изрядная порция всякой еды, употреблённая с такой радостью и жадностью, заметно тяготила меня, так как усталость, в отличие от голода, никуда не делась. Ноги гудели, и немного заплетались. Но моё сознание, избавившись от страха преследования, прояснилось, и я теперь смог внимательно осмотреться вокруг. Я был среди комплекса различных зданий довольно старой постройки, хотя я и не могу как-то оценить ту временную эпоху, когда они были построены. Не то, чтобы совсем старинные здания, но в них видна какая-то прогрессивность, но... не из этого времени. Это моё замечание о времени возведения этого места, удивило меня самого: а что я-то знаю об "этом времени"? Ведь я ничего не помню. С чем я сравниваю? Я не мог ничего вспомнить, что может быть для меня образцом современного строительства. И, тем не менее, я уверенно понимал, что здесь не современные постройки. Моя память была стёрта странным образом: памяти нет, а понимания остались.       Я дошёл до здания дивизиона МТС, и позвонил в дверной звонок. Внутрь я был допущен взрослой особой в форме, пол которой было довольно трудно определить. Такие бывают: женщины, похожие на мужчин, и мужчины, похожие на женщин. Это был как раз тот случай. Этот человек спросил меня голосом, такого же непонятного пола, как и он сам:       - Вы кто такой?       - Соколов Ярослав... Васильевич, - ответил я, чуть запнувшись, - прибыл для получения одежды...       - Не одежды, а формы, - спокойно поправил служивый человек, - здесь всё, даже трусы и носки - это форма. Понятно, кандидат?       - Да... Так точно... Мне нужен интендант.       - Я интендант. Идём.       И этот он, или она, повёл меня в нужную комнату. Там мне было выдано нижнее бельё; повседневная бытовая форма одежды - две пары штанов, типа спортивных, и четыре синих футболки с эмблемой КК РОК; летняя форма кадета; комплект обуви - бытовые туфли для помещений общежития, и летняя форменная обувь - лёгкие полуботинки.       - Всё остальное потом, когда будете приняты в кадеты, - сказал или сказала интендант, - Там ещё много. Столичные барышни столько шмоток не имеют, сколько здесь мы вам навыдаём.       Мне пришлось расписываться за всё полученное в нескольких документах. Теперь я старался вырисовывать подпись Ярослава Соколова, которая должна железно стать моей. Интендант в паспорт не заглядывал, и очередной подлог прошёл успешно. Мне интендант так и не представился, а спрашивать я поостерёгся, полагая, что будет заметен мой интерес не столько к имени, сколько к полу человека. Непонятно, каким боком это выйдет.       - А теперь сдаём на хранение мобильный телефон и прочую аппаратуру! - строго сказал интендант.       - У меня нет, - ответил я, - вообще ничего.       - Вижу. Похвально, - ответил интендант, - Когда переоденетесь в общежитии, принесёте на хранение свои вещи, в которых прибыли, и прочую постороннюю одежду. Не положено иметь при себе.       - Понял, - ответил я.       Нагруженный пакетом с одеждой, я отправился в общежитие. Мне пришлось пересечь плац, на котором несколько человек парней, и среди них одна девушка, неспешно подметали расчерченый на "коробочки" асфальт. Они обратили на меня некоторое внимание, но не выразили никакого удивления, и продолжили уборку главного места Корпуса, продолжая переговариваться друг с другом. Проходя, я осмотрел памятник, стоящий на восточной стороне плаца. На постаменте стояла стройная мужская фигура космонавта, размером вдвое больше реального человека; под сгибом левой руки он держал шлем, и голова его, соответственно была открыта, и лицо устремлено взором куда-то выше горизонта; правая его рука была вытянута туда, куда он смотрел, и с раскрытой ладони его улетала звезда. Талант скульптора, сотворившего памятник, позволял ясно видеть, как звезда срывается с ладони космонавта, вся его устремлённая вперёд фигура придавала звезде вид движения ввысь.       Я продолжил свой путь, и добрался до общежития. Дневальный на входе проверил мой пропуск, заглянул в обходной, и убедился, что мне на третий этаж в 310-й кубрик. Я получил ключ, и спросил у дневального, как попасть в секретариат. Парень повернул меня к схеме территории, висящую на стене входного зала общежития, и указал там нужное место.       Я поднялся на третий этаж, и пройдя половину широкого коридора, нашёл двери 310 кубрика. Открыл дверь, и оказался в небольшой комнате с четырьмя койками и тумбочками. Посредине стоял стол с четвёркой стульев. По обе стороны двери два гардеробных шкафа. Большое окно с вертикальными жалюзи. Я увидел, что два места здесь уже заняты: две кровати, и тумбочки при них, имели следы пребывания хозяев - лежала ручка и тетрадь, какая-то маленькая картонная коробка, керамическая кружка с эмблемой Кадетского Корпуса РОК, и на спинке одной из кроватей висели штаны из "бытового комплекта".       Итак, мне надлежало занять одну из свободных кроватей с тумбочкой, и это и будет вселение в общежитие. Потом я должен пойти в секретариат. А в чём идти? Об этом мне как-то не сказали. Видимо, пока можно, в чём есть. Но, может быть, уместно явиться в форме, если мне её сначала выдали? Да, пойду в форме.       Я бросил вещи на избранную кровать: слева у двери, так как обе кровати у окна уже были заняты. Теперь надо переодеться в форму. Я присел на кровать, и начал снимать штаны, в которых явился в этот мир. Уставший организм расценил эту посадку на кровать, как команду к отдыху, и я, вдруг, почувствовал всю свинцовую тяжесть своей усталости, усугублённую сытной пищей. Я снял штаны... Одел форменные... Успел застегнуть ремень... Опять сел... Стянул с себя рубашку...                     Я чувствовал, как меня усиленно расталкивают. Я вынырнул из сна, и сел на кровати. Я так и остался в форменных штанах, и без рубашки. Форменный китель я просто сжимал в руках, так его и не надев. Приведением меня в чувство занимались двое парней лет шестнадцати, одетые в ту же кадетскую форму.       - Подъём! - радостно приветствовал меня один из них, - Хорошо, что мы заглянули сюда. Одевайся давай, на построение пойдём.       - Зовут тебя как? - спросил другой.       - Ярослав, - ответил я не сразу, проверяя себя, правильно ли я запомнил имя.       - Э, просыпайся! - подтолкнул меня первый, - Меня Олег зовут. Живём мы здесь, теперь втроём.       - Женька, - представился второй парень.       И мы пошли на построение. Естественно - на плац. Туда уже сходились кадеты, того же возраста, что и мы, с Соколовым. Нас всех уже ждал командир кадетского корпуса Петров, и ещё один мужчина в форме. Кадетов собралось около ста человек. Все быстро принялись строится по начерченным на асфальте линиям, в два ряда, занимая места в рядах произвольно, по наличию. Куда-то, в первом ряду, пристроились и мы, с Олегом и Женькой. Пока ряды самоприводились в порядок, я быстро осмотрелся вокруг, и даже выглянул из своего ряда. Я увидел, что, приблизительно треть личного состава были девушки. А оглянувшись, я даже наткнулся на недоумённый взгляд тёмно-зелёных глаз одной из них.       - Смирно! - раздался низкий, но мощный голос мужчины в форме, что стоял рядом с Петровым.       Ряды кадетов сразу застыли.       - Здравия желаю, товарищи кандидаты кадетского корпуса! - громогласно обратился уже Петров, командир корпуса.       - Здравия желаем, товарищ командир кадетского корпуса! - быстро, но не стройно, ответили кандидаты.       - Товарищ старший наставник, перекличку, - сказал Петров мужчине в форме.       - Есть! - ответил тот, и развернул планшет.       Началась перекличка. Фамилия Соколова, то есть теперь моя, прозвучала где-то в середине.       - Есть! - ответил я.       Получилось уверенно. И я оказался единственным, кого старший наставник удостоил ответом:       - А, Соколов, уже прибыл, хорошо...       И продолжил перекличку дальше.       Закончив, он доложил ком.корпуса о полном прибытии в расположение кадетского корпуса всех кандидатов нового набора. Получается, я был последним, кого здесь не хватало.       - Благодарю, товарищ старший наставник, - ответил Петров, и обратился к нам: - Товарищи кандидаты, поскольку теперь вы все в сборе, начинаем с завтрашнего дня программу приёма кандидатов в кадетский корпус РОК. До начала учебного года остаётся семь дней. За это время вы должны сдать последние экзамены, и освоиться в корпусе, как у себя дома. Поскольку предметные вступительные экзамены вы все уже сдали, остаются два последних экзамена, которые пройти можно только в стенах кадетского корпуса. В течение двух дней вы пройдёте тест по физподготовке, и психологическое тестирование. Успешное прохождение тестирования открывает вам двери в учебные классы и тренировочные полигоны кадетского корпуса РОК. Это ваш первый шаг в космос. Путь в отряд космонавтов сложен и интересен. И начинать этот путь надо с юности. Не все дойдут до отряда космонавтов, потому что всем и не надо. Выпускники нашего кадетского корпуса будут очень нужны на всех путях, ведущих в космос - на производствах космической отрасли, в научных исследованиях, связанных с космосом, и в рядах лётчиков ВКС. А кто-то ещё и должен стать преподавателем или наставником в нашем кадетском корпусе. Вы – чет вёртый набор воспитанников в нашем молодом кадетском корпусе. В прошлом году набора не было по причине изучения и анализа учёбы и жизни предыдущих наборов. Руководство извлекло полезные выводы, и существенно улучшило методы преподавания и организации в нашем училище.       Закончив речь, ком.корпусаобратился к старшему наставнику:       - Николай Николаевич, разводите кандидатов.       После этого ком.корпуса ушёл, а старший наставник обратился к нам:       - Так, кандидаты, особых распоряжений не будет. Все занимаются обустройством и приведением себя в порядок. Я лучше напомню вам базовые вещи. Наставники для вас - это мама, папа, и дедушка с бабушкой. Слушать и исполнять распоряжения бесприкословно! Форма обращения к кому угодно, в том числе и друг к другу - на "вы". Кадет должен осознавать своё высокое достоинство, защищать его, и выражать это в уважительном отношении к своим товарищам. Я понимаю, что между собой вы, всё равно, будете обращаться на "ты". Но в обстоятельствах стороннего присутствия, и присутствия старших, извольте общаться, согласно Устава кадетского корпуса РОК. Кстати, поучите Устав на досуге, потом будет некогда. Всё понятно? Разойтись!       Кадеты, точнее, кандидаты в кадеты, начали расходиться.       - Мне надо в секретариат, - сказал я Олегу и Женьке, - который час?       - Шесть пятнадцать, - ответил Женька, - Иди.       Ещё слушая речь ком.корпуса, я сориентировался, куда мне идти, что бы попасть в секретариат. Теперь я развернулся в нужную сторону, и опять столкнулся с тёмно-зелёными глазами. Маленький прямой нос, и каштановая чёлка, выбивающаяся из-под кадетской пилотки.       - А чего раньше не сходил? - строго-насмешливо спросила девушка.       - Проспал, - спокойно ответил я, думая, объяснять ли ей причину, или это будет выглядеть, как оправдание.       - Ха-ха, проспал! - развеселилась девушка, - Просто спать надо ночью!       И, сбросив улыбку с лица, она зашагала в нужном ей направлении.       - Правильная, что ли? - спросил я, с лёгкой издёвкой, у своих товарищей по кубрику.       - Да не похоже... - ответил Олег, - И, вообще, мы ещё мало тут знаем друг друга.              Я отправился в секретариат. Там у меня забрали мои документы, и дали мне бланк анкеты - заполняй. Я застыл перед пустым бланком, словно это было трёхэтажное уравнение с шестью неизвестными. Да, собственно, так оно и есть - анкетные данные Соколова я помнил очень плохо, поскольку его анкету в найденной папке я успел перечитать только два раза, и запомнил гарантировано только имена и отчества родителей. Но зачем заполнять анкету ещё раз, если я уже привёз заполненную? Мало того, мне придётся её заполнять почерком Соколова, коим была писана и первая анкета. Я понял, ощущая неприятный ком в груди, что нахожусь на грани большого провала. Надо что-то делать... Я просмотрел поля анкеты, и зацепился за графу Адрес Проживания. Индекс!       - Извините, - обратился я к девушке-секретарше, - дайте мне, пожалуйста, первую анкету, я всегда забываю индекс... и... правильное написание маминого посёлка, откуда она родом.       - Да пожалуйста... - ответила секретарша, и отдала мне первую анкету.       Стараясь не делать это видным, я принялся просто списывать анкету Соколова. При этом мне надо было ещё и повторить почерк Соколова, который сильно отличался от моего. (У меня есть почерк! Значит, когда-то я не мало писал). Вышло не очень удачно. Мне удалось повторить наклон и размер оригинального почерка Соколова, и немного стиль начертания, но вышло, в общем и целом, непохоже. Поэтому, я сначала вернул секретарше оригинал, дождался, пока она его вложит в бумаги, а потом передал и свою версию. Она лишь бегло просмотрела мою подделку, проверяя, все ли поля заполнены, и спрятала эту анкету в другую папку с документами. Слава Богу, обе анкеты разделились. Главное, чтобы они никогда не встретились.       А потом она достала уже готовый пропуск, в который вклеила одну из фотографий Соколова, поставила печать, дала мне расписаться на пропуске и в карточке получения, и заламинировала пропуск в пластиковый корпус. После этого она вручила мне, и сказала:       - Проход через турникет по штрих-коду на обратной стороне пропуска. Не затирайте и не пачкайте его с той стороны. Всё, идите, Соколов.       Поблагодарив, я отправился в общежитие. Мне предстояло ещё занести интенданту свои гражданские вещи на хранение.        Во входном зале и коридорах общежития мне попалось уже гораздо больше народу, чем в первый раз. Там проходили, прохаживались, и пробегали самые разные кадеты, в том числе и старшие - и парни, и девушки. Из всех я знал сейчас только своих соседей - Олега и Женьку, и ту безымянную девочку с тёмно-зелёными глазами. Но её я так и не встретил, а Олег и Женька были в нашем кубрике, и приделывали на стену над Женькиной кроватью плакат с видом Тобольского Кремля, и надписью: Тобольск - столица Сибири.       Я собрал свои вещи, которые уместились в один пакет, и отправился в дивизион материального обеспечения. Когда я удалялся от общежития, меня догнала она. Так просто случайно опять я бы её не встретил, просто она увидела меня, и свернула в мою сторону.       - Что так скромно? - спросили тёмно-зелёные глаза, указывая рукой на мой маленький пакет.       - Это все мои вещи, - ответил я.       - Как так? - не поняла девушка, - так мало вещей?       Я даже не знал, что объяснять, и переключился на другой вопрос:       - Может быть, давай познакомимся? А то как-то неудобно рассказывать про своё имущество неизвестно кому. Меня Ярослав зовут.       - Ой, ладно, не нужно мне твоё имущество, - девушка отвела в сторону глаза, - Это я так. Извиняюсь, если что. Меня зовут Дарья, Даша.       - Ну, ладно, - ответил я, - Пойду, сдам вещи. Увидимся ведь ещё.       - На построении, как всегда, - ответила она, и пошла в сторону общежития.       Я сдал свою скромную одежду интенданту, и вернулся назад. Дашу я уже не увидел. Она, конечно, ушла к себе, на женскую половину. И дело шло к отбою. Никто, явно, не знал, чем бы себя занять в последние пол часа, поэтому когда из динамиков прозвучал сигнал к отбою, все охотно разбежались по своим кубрикам.       Мы, трое, улеглись в свои кровати...       Я обдумывал своё положение, пытаясь понять, что теперь изменилось относительно моей прошлой неизвестной жизни. Мне оставалось только прислушиваться к своим чувствам. От былой страшной тревоги остался только отголосок, и какая-то тень в душе, словно нечто выглядывало из-за угла, и смотрело на меня. Я сделал вывод, что нахожусь сейчас в безопасности, но только однажды какой-то неверный шаг может вытолкнуть меня из этой безопасности, и поставить один на один с неким неведомым явлением. Обдумывать все свои действия! И тщательно вживаться в образ Ярослава Соколова - это будет хранить меня. Может быть, когда-то я пойму, в чём дело, вспомню своё прошлое, но именно тогда и рухнет моя защита; и к тому моменту я уже должен быть готов к встрече. С чем...                     

День второй

      

      Сигнал подъёма.       Мы начинаем быстро одеваться - форма одежды спортивная, она же повседневно-бытовая. Заправляем кровати. По коридорам идут наставники, и подгоняют нас. На весь сбор четыре минуты.       Первый курс, то есть девятый класс, выгоняют на пробежку. Сегодня день физического теста, и утренняя пробежка сегодня усиленная - это первый тест. Перед этим у нас, у всех, замерили давление и пульс.       Мы стартуем на стадионе, и бежим по периметру территории кадетского корпуса, забегаем в парк, и петляем по его дорожкам. Здесь, в парке, уже начинаются разделения на лидеров и отстающих. Я где-то ближе к лидерам. Впереди меня, довольно бодро, бегут две девчонки. Я пытаюсь их обогнать - не выходит. Ладно, буду бежать за ними. Наконец, одна из них оглядывается на меня, и говорит:       - Чёрт, не люблю, когда дышат в спину!       - Притормози, - отвечаю я, - и будешь ты дышать мне в спину.       - Да как бы не так!       - Эй! - слышу я позади себя голос какого-то парня, - Вы что там задумали? Это что за поза такая - когда один другому в спину дышит? Я знаю несколько таких!       И парень засмеялся. Этот смех стоил ему сбитого дыхания, и он сразу отстал. Но и девушки тоже засмеялись, но темпа не сбавили.       Однако моя физическая форма оказалась лучше, чем у девушек: они умели хорошо бегать, но выносливость у них была похуже, чем у меня. Спустя две минуты я начал их догонять, и обогнал. Они молча пережили это, ничего не говоря. Я стал уходить в отрыв.       До финиша на стадионе я добежал далеко не первым, но позади меня осталось народу ещё больше.       - Фамилия!? - крикнул мне инструктор, стоящий у финишной черты с секундомером и списком.       - Соколов! - отвечаю я.       - Имя!? - грозно уточнил инструктор, - Соколов - это не Кржижановский, Соколовых много может быть!       - Ярослав!       Инструктор отметил в списке мой результат, и крикнул мне:       - Свободен!              Потом были подтягивания, отжимания, и приседания. После этого назначили перерыв тридцать минут перед следующей частью физического теста. Перерыв был посвящён замерам давления и пульса у кандидатов после физических нагрузок. Разрешили попить воды, и осталось совсем немного времени до конца перерыва. Я видел, что многие ребята общаются друг с другом, это значит, что они знакомы уже не один день. Только я один, пожалуй, почти никого не знал. Я отыскал Олега и Женьку. Они были не вместе, а порознь общались с другими парнями. Я пошёл в сторону Женьки, не намереваясь вмешиваться в его беседу. Он заметил моё движение, и сам подозвал меня.       - Ну, что, не сдох на пробежке? - спросил он.       - Нормально пришёл, - ответил я, - совсем не последний.       - Подтягивание, отжимание - сколько раз?       - Десять подтянулся, двадцать восемь отжался.       - Средне, - оценил Женька, - Ну, тоже хорошо.              Потом я увидел Дашу, и направился к ней. Она занималась укладкой своих волос, несколько потерявших порядок после физических нагрузок. Даша не могла решить, на какую сторону сделать хвост - налево, или направо.       - О, чем обязана? - удивлённо спросила она.       - Ничем, - ответил я, - просто кроме тебя ещё никого не знаю. Ну, кроме парней по комнате.       - Аааа. Ну и... как пробежка?       - Успешно. Не последний.       Я не стал спрашивать про её результат, я только помню, что она осталась где-то позади.              Нам снова объявили построение для продолжения физтеста.       Теперь мы должны были преодолевать полосу препятствий. Я, далеко не с самым лучшим результатом, прошёл все препятствия; но были кандидаты, которые срывались с каната, или не могли преодолеть с первого раза высокий забор. Потом, в тренажёрном зале, физинструктора испытывали наш вестибулярный аппарат. Нас вертели на круглой табуретке, называемой кресло Барани, и в колесе. Удовольствие ещё то! Хорошо, что нас сегодня лишили завтрака, а то было бы ещё хуже. После кресла Барани, и колеса, когда нас шатало, как пьяных, мы должны были постоять на одной ноге, пройти по прямой линии, начерченной на полу, и написать от руки текст на листе. Когда я начал писать текст под диктовку, инструктор, вдруг, спросил у меня:       - Соколов, вы же левша?       Я застыл с ручкой в своей правой руке, и похолодел. Он это просто так спрашивает, увидев мой дрожащий почерк, или знает, что настоящий Соколов левша? Я этого не знал. Отвечать надо быстро. Я чувствую, что этот вопрос не мог просто так возникнуть, где-то известно, что Соколов левша.       - Да, - ответил я, - Только я, это... Ещё и правой могу... немного. Меня учили.       - Напрасно, - сказал инструктор, - Зачем переучивать? Ладно, достаточно.       И он забрал у меня лист.       Нас опять построили, и сделали перекличку: Фамилия - вид спорта, самочувствие на данный момент. Отзываясь на свою фамилию, надо назвать вид спорта, которым занимался, и коротко оценить своё самочувствие после нагрузок и издевательств над вестибуляркой: отличное, хорошее, удовлетворительное, плохое, и просто паршивое. Многие из кандидатов занимались каким-либо спортом, и это стало для них плюсом при отборе в кадетский корпус. Хорошо, что я помнил: Соколов - велосипедист.       - Соколов! - назвал иструктор.       - Я. Велоспорт. Хорошее.       Кто спортом раньше не занимался, отвечали "нет".       Очередь дошла до Даши:       - Акулинова!       - Я. Художественная гимнастика. Отличное.       Мои друзья по кубрику тоже были причастны к спорту. Олег играл в хоккей, а Женька занимался боксом, о чём и не подумаешь, глядя на его не особо мощную фигуру.       Нам раздали наши медицинские карты, с которыми нам теперь следовало идти в медблок, сдавать анализы. Получив свою медкарту, я, наконец, смог её изучить, и нашёл в разделе "Психифизические особенности", среди всяких умных заметок, одну единственно понятную: леворукость. Да, Ярослав Соколов был левша. И мне теперь придётся им стать. Ведь это я теперь Ярослав Соколов. Я, конечно, могу говорить, что владею обеими руками, меня научили... Но, если меня попросят написать что-то левой рукой, то это будет провал... Да, теперь придётся учиться писать левой, да ещё и другим почерком, и не забывать всё делать левой рукой. Эх, не легко быть Ярославом Соколовым!       Перед обедом нас всех отправили в бассейн, только для того, чтобы просто выяснить, кто умеет, а кто не умеет плавать. Я плавать умел. Да... Всё про себя приходится узнавать заново. Интересно, Соколов умел плавать? Если нет, то теперь умеет. А та девочка, что не любит, когда её в спину дышат на пробежке, оказалась неумеющей плавать. При всём своём кажущемся гоноре, она не постеснялась сделать попытку проплыть, но была извлечена инструктором из бассейна обратно. Другие ребята, не умеющие плавать, даже и не пытались. Инструктор собрал таких отдельно, и коротко им объяснил:       - Дружеское участие - лучший учитель. Я, конечно, займусь вашим обучением, но если вы найдёте себе товарища, умеющего двигаться в воде и не тонуть, то он научит вас лучше меня.       После команды разойтись по раздевалкам переодеваться, я подошёл к этой девочке, и, отвлечённо глядя на воду, дабы не смущать её созерцанием её купальника с эмблемой РОК на левой чашке, негромко предложил:       - Хочешь, научу...       - Что? - фыркнула она, - Найдётся, кому учить!       - Ну... вот я и нашёлся.       - Других ещё хватает!       Я повернул к ней голову. Она от меня и не отворачивалась. Обеими руками она отжимала свою мокрую косу.       - Хорошо, если другие есть, - ответил я, - Но, если что, я тоже могу...       Она была симпатичная. Не красивая, а просто симпатичная. Высоковатая, русая. Оказывается, мне такие нравятся.       - Тебя зовут как? - спросила она, смягчившись.       - Ярослав. Соколов.       - А ты меня Таня зови, - ответила она.       - А что, тебя и по-другому звать можно? Ну... ты так ответила...       - А другим - приходится! - звать меня по-другому, - ответила она со снисходительной улыбкой.       - Как это? - не понял я.       - В общем, меня Таня зовут, Иванова! Да и всё! - ответила она, и направилась в сторону женской раздевалки.       Таня, так Таня.              На этом физкультурное тестирование закончилось, и мы были допущены в столовую. Остаток дня прошёл в свободном времяпровождении, которое я посвятил знакомству с обширной территорией кадетского корпуса. Мы обошли её всю вместе с Олегом. Я сказал, что здесь раньше не был (и это правда), хотя настоящий Соколов здесь был прошлым летом на ознакомительных сборах. Олег рассказал, что это место - бывший старинный Центр подготовки космонавтов, который действовал по назначению ещё на заре советской космонавтики. Позже появился новый, более оснащённый и усовершенствованный Центр подготовки космонавтов, Звёздный Городок, а этот Центр подготовки законсервировали. В наше время его снова привели в порядок, и основали здесь кадетский корпус Отряда Космонавтов. От "звёздного городка" кадетский корпус унаследовал исследовательские лаборатории, тренировочные и испытательные комплексы. Здесь даже есть действующая центрифуга для перегрузочных испытаний, барокамера, и водяной бассейн для отработок действий в невесомости. И мы через всё это пройдём? А вот этого Олег не знал.       Отбой в 21:00. К этому времени все кадеты должны быть в общежитии, чтобы в течении пяти минут после команды "отбой" исчезнуть в своих кубриках. Мы успели.       Я лежал,плуприкрывшись лёгким летним одеялом, и, естественно, думал. Сегодня я многое узнал, но так и не узнал самого для меня главного: откуда я? Конечно, я мог только вспомнить это, если бы имел способность вспоминать более чем на три дня назад. Но в моей голове словно стоял железный занавес, разделяющий мой мозг на две неравные половины: огромная долгая неизвестность, и маленький кусок прошедших трёх дней. Мысленно я пытался вернуться к тому моменту, когда осознал себя на дороге. Если я смогу чётко представить себе это, то смогу "думать назад" ещё дальше - так мне казалось. Но моё проявление из прошлого на пустой дороге происходило, как выход из горячечного бреда - какое-то время тогда я был в полуобморочном состоянии, понимая только, что надо быстрее передвигать ногами. Окружающую среду я не воспринимал вообще. Когда сознание полностью вернулось ко мне, я не мог и вспомнить, как долго я так осознанно иду, и куда мне теперь мысленно возвращаться. Сейчас, лёжа в кровати, я прилагал немалые мыслительные усилия, чтобы задвинуть себя как можно дальше назад по той дороге. И когда я приближался к какой-то границе, неуловимой моим сознанием, но ощутимой подсознанием, ко мне начинал подкрадываться тот же страх, что гнал меня тогда вперёд. Это можно сравнить с тем, как человек только представляет свой прыжок с крыши на крышу между домами, но даже мысленно содрогается от такого шага, только у меня это отторжение было ещё сильнее. Меня даже холодный пот прошиб, когда я попытался, в воображении, конечно, развернуться на той дороге лицом назад, туда, откуда пришёл. Боже, да что же там такое было!?       С большим облегчением я оставил попытки вспомнить прошлое, и уснул.                     

День третий

      

      Сегодня нас ждёт психологическое тестирование. После утреннего построения и поднятия флагов, нас отправили в столовую, на завтрак. Психологическое тестирование можно проводить и на сытый желудок. Нас рассадили в учебных классах учебного крыла,по одному человеку за стол, и раздали каждому по толстой папке с бланками тестов. Там было 466 вопросов. Нам даже шариковые ручки выдали по две штуки, а не по одной. Вдруг, не хватит одной ручки на все 466 вопросов. На всё задание отводилось три часа. Неуспевающие получали дополнительное время, но это дополнительное время тоже влияло на результат теста. Я уложился в отведённый срок. Многие вопросы в тесте были расчитаны на спонтанный ответ, не задумываясь. Я это понял, и так и отвечал - не задумываясь.       После перерыва, нам объявили следующий тест по психологии - на обучаемость. Нас посадили в одну большую аудиторию с пятью ярусами столов. Вместились все. Воспитатели рассадили нас, чередуя парней и девушек. Поскольку девочек было меньше, то они располагались не везде, но со мной рядом оказалась одна из них. Стремительная стройная азиатка маленького роста, с чёрными, как космическая бездна волосами, собранными в два хвостика, и чёлкой, полускрывающей тёмно-карие, с изумительным узким разрезом, глаза.       - Привет, - нейтрально сказала она мне, подсаживаясь по указанию воспитателя.       - Привет, - ответил я.       Но разговаривать уже было некогда. Нам объявили, что сейчас будет испытательный урок математики. Нам предстоит усвоить тему, которую мы ещё не изучали, но будем проходить в девятом классе. Потом мы все напишем коротенький экзамен по пройденной за 35 минут теме. Мы получили по чистой тонкой тетрадке, и теперь ждём учителя. Воспитатели вышли, а учитель ждать себя заставил не долго.       Открылась дверь, и в аудиторию вошла преподаватель... Ну и ну! Не все даже сразу поняли, что они сейчас видят.       Высокая стройная женщина с длинными русыми волосами, собранными в простейший хвост, не спеша, проследовала к кафедре, положила на неё несколько своих книг и тетрадей, и отошла к доске, повернувшись к аудитории.       - Здравствуйте, - спокойно сказала она.       На ней был нечто прозрачное, как газ, покроем напоминающее короткое платье, чуть выше колена. Это нечто даже не имело цвета. Оно покрывало её тело, на котором... ничего не было..., кроме чрезвычайно узких стрингов. Перед кадетами, как ни в чём не бывало, стояла обнажённая женщина, которая имела на себе только те самые стринги, и изящные красные туфельки на высоких шпильках. Прозрачная газовая ткань не в счёт. С большим опозданием, некоторые кадеты умудрились ответить:       - Здравствуйте...       Весьма изящно и непринуждённо, прохаживаясь вдоль доски, она сказала:       - Сегодня мы будем проходить тему "Комплексные числа". Записывайте, или запоминайте. После урока будет проверочная работа.       Она забыла одеться?       Она грациозно оправила волосы, от чего её тело совершило много волнующих движений, и взяла мел.       - Итак, комплексное число, это число вида...       И её рука плавно вывела на доске: z=a+bi       - Где а и b это действительные числа, - продолжила голая учительница, - а i - так называемая мнимая единица - это символ, квадрат которого равен минус один. Как вы знаете, квадрат натуральных чисел не может принимать отрицательное значение. Мнимое число i придумано как число, которое на это способно. Сейчас я записала комплексное число в алгебраическом виде, но существует ещё показательный, и тригонометрический вид записи комплексных чисел.       Кадеты, признаться, не знали, что и делать - смотреть, слушать, или писать? Многим было даже не ловко смотреть друг на друга. И все дружно уткнулись в тетради, записывая слова преподавателя.       - С комплексными числами можно совершать такие-же математические действия, как и с натуральными числами, - бодро продолжила преподавательница, - сложение, умножение, вычитание, и деление. Но, прежде чем разобраться в этих действиях, разберёмся с наглядным представлением комплексного числа - это очень помогает. Смотрим все сюда!       И кадеты были вынуждены поднять глаза на доску, и увидеть обнажённую учительницу, развернувшуюся во всей сочной красе, поскольку она призывно протянула руку к доске.       - Комплексное число можно представить в удобном геометрическом виде, - радостно сообщила она, и принялась чертить систему координат с вектором, исходящим из нулевой точки.       Потом, прохаживаясь вдоль своего чертежа, она подробно рассказывала, что здесь есть что, и периодически обращалась к аудитории:       - Это понятно? Не понятно, спрашивайте, потом ведь проверочная работа.       Кадеты неловко ежились.       - Итак, мы видим, что отсюда получается тригонометрическая форма записи комплексного числа, - сделала вывод учительница из своих подробных объяснений, - и она имеет вид...       И на доске появилась тригонометрическая запись комплексного числа. Дальше она показывала, как выполнять математические действия с комплексными числами в тригонометрическом виде. Она говорила об этом столь складно - словно стихи читала, что даже гормонально ошалевшим кадетам было понятно, что перед ними настоящий профессионал в математике. Наблюдая, как ловко выводится формула Муавра, можно было подумать, что это возможно сделать только в обнажённом виде.       - А теперь попробуем самостоятельно решить простенький пример, - сказала преподавательница тоном доброй сказочницы из детской телепередачи, - Запишите это, и решите…       Она написал на доске пример сложения в простом виде, и пример умножения в тригонометрическом виде разных комплексных чисел. Мы все принялись пытаться что-то делать в своих тетрадях, хотя в голову ничего не лезло. Но дальше - больше. Преподавательница, покинув кафедру, не спеша поднялась к ученикам, и принялась прохаживаться между рядами, заглядывая в тетради. Она останавливалась возле некоторых, и что-то подсказывала. У иных что-то спрашивала, и те пытались что-то отвечать. Она была совершенно невозмутима, словно её обнажение было чем-то естественным, но мы уже понимали, что это и есть психологический тест. Она оказалась возле меня и моей соседки, и склонилась над нашими тетрадями. Её голая грудь третьего размера качнулась перед моими глазами. Она указала изящным пальчиком на одну строчку в моей тетради:       - Вот здесь неправильно. Подумайте. Ещё раз посмотрите на доску.       Она заглянула в тетрадь моей соседки, отклонившись в её сторону, и теперь её широкие бёдра совершили передо мной красивый манёвр. Нельзя было и сказать, что она позирует, настолько естественны были её движения. У девочки она тоже нашла ошибку, и задала ей наводящий вопрос. Та, зажмурив глаза, с трудом ответила.       Наша голая учительница ещё долго ходила между рядов, вгоняя всех в краску, пока не убедилась, что все кандидаты как-то справились с этим заданием. Она вернулась обратно к кафедре, и, заложив руки за спину, повернулась к аудитории, угрожающе наведя на всех свою высокую грудь.       - Вопросы есть, кадеты? - спросила она, - У нас осталось несколько минут, чтобы повторить. А ну-ка, кто скажет, что такое модуль комплексного числа? Вот вы, например!       И она указала, как мне показалось, на меня. Я начал медленно подниматься на ватных ногах, но, оказалось, она вызывала девушку, которая сидела на два ряда ниже. Я сразу успокоился и, вдруг, стал всё хорошо понимать. Девушка не смогла ответить на этот вопрос, а я, пробежав глазами по доске, вспомнил, что это такое - модуль комплексного числа. Может быть поднять руку и ответить? Но преподавательница уже сама объяснила это ещё раз.       Прозвенел звонок.       - Сразу приступаем к проверочной работе! - провозгласила преподавательница, - Двадцать пять минут!       Она закрыла створки доски, и на их обратных сторонах оказалось несколько примеров с комплексными числами в разных видах. И нам предстояло это решить. Теперь она не подходила к нам, а просто стояла у кафедры, откинувшись на неё спиной, и закинув ногу за ногу, и порой, не спеша, оправляла волосы на голове. На её лице была обыденная задумчивость о чём-то своём. Полуотвернувшись, она спокойно смотрела в окно. Это привело к тому, что половина кадетов периодически смотрели на неё, не рискуя нарваться на её взгляд.       Опять прозвенел звонок - проверочная работа закончилась.       Обнажённая богиня математики оторвалась от созерцания окна, и указала три раза:       - Вы, вы, и вы, кадет, - соберите со своих рядов все работы, и принесите мне. Да, да, и вы - повторила она мне, - вы же пытались встать отвечать. Ну, тогда соберите работы.       Я только молча кивнул. Моя соседка тут же протянула мне свою тетрадку. "Кадет Татьяна Ли" - прочитал я на обложке. Я собрал все тетради в своём ряду, и спустился к кафедре. Я вручил ей свою стопку тетрадей. Она уже держала два других сбора тетрадей, скрыв ими правую грудь. Моя пачка тетрадей, которую она взяла в другую руку, скрыла и левую грудь.       - Спасибо, кадет, - сказала она, скользнув взглядом по моему лицу, и вышла из аудитории.       После того в аудиторию сразу вошёл воспитатель, совершенно одетый в положенную ему форму, и объявил перерыв - один час. Мы все вышли в коридор, настороженно озираясь по сторонам - а вдруг, и здесь нас поджидает сюрприз в виде голого персонала. Но здесь пока были только мы - одетые кадеты, а голая учительница исчезла, как призрак. Мы разбрелись по коридору. Парни, в основном, задумчиво молчали, а девочки всё больше хихикали.       - И для кого это всё было? - услышал я издевательский голосок Даши Акулиновой.       Потом я наткнулся взглядом на Женьку, и тот в ответ изобразил "улыбку" плечами - этакий пожим, означающий: ну и угораздило же нас, и смех и грех... Я согласно кивнул, и, повернувшись, увидел Таню Ли, свою недавнюю соседку на уроке математики. Только недавно мы с ней вместе рассматривали обнажённую учительницу, что теперь создавало между нами чувство неловкости от такого соучастия. Я начал разряжать обстановку:       - Ну... решили? - спросил я про задания.       - Не знаю, - ответила она, - Первый раз учила эту тему.       - Вас ведь Татьяна зовут?       - Да. Просто Таня. Но Тани в математике не лучшие, чем... Вас как зовут?       - Ярослав.       - ... чем Ярославы. Так что, хотя я и Таня, мне это никак не поможет лучше разбираться в этих хитрых числах.       - Просто я увидел имя на обложке тетради, - пояснил я.       Вдруг, маленькая ладошка похлопала меня сзади по плечу, и я снова услышал задорный голос Даши:       - Избранник! Ха-ха! Вы там с ней перемигивались, да!?       Я не придумал что ответить, молча посмотрел на неё, заставив её саму замолчать, а потом сказал:       - На моём месте могли бы оказаться и Вы.       - Хм... Да, - согласилась Даша, и засмеялась: - А что, трудная была миссия, да? Приблизиться к ней... у всех на виду...       После этих слов сразу несколько девочек захихикали.       - Справился, - ухмыльнулся я.       - Идёмте на крыльцо... - спокойно предложила Таня Ли.       Все кадеты уже потихоньку потянулись наружу. Я, в итоге, ни к кому не присоединился, и остался сам по себе. До выхода я так и не дошёл, а остался созерцательно изучать большой панорамный стенд во входном зале учебки. На стене, над стендом, раскинулась длинная надпись аршинными буквами: "Через тернии - к звёздам"; а на самом стенде были представлены, собственно, сами эти "тернии" - учебные планы с 9го по 11й класс, с первого курса по третий. Планы были начертаны в виде блок-схем, и потому наглядно было видно, что за чем мы будем постигать.       Прошло больше часа, я уже тоже выбрался на крыльцо учебного крыла (здесь все функциональные объекты назывались крыльями). Присев на одну из многочисленных скамеек у входа, я просто ждал. Наконец, громкоговоритель призвал нас всех в большую аудиторию.       Без всяких указаний почти все сели снова так, как нас садили на тестировании, и мы с Таней Ли снова оказались рядом.       Перед нами выступил главный психолог Кадетского Корпуса.       - Что такое, кандидаты? - спросил он, - Тест на обучаемость практически провален! Ваши работы уже проверены - это ужас! И что интересно, девушки умудрились справиться хуже парней. Но, кандидаты, не впадайте в панику. Этот тест не станет для вас препятствием для зачисления в кадеты, а будет вам уроком. Нет, не математики, а уроком того, что не только вы наблюдаете окружающую действительность, но и окружающая действительность может весьма агрессивно действовать на ваше сознание и ломать под себя ваши мысли и настроение, и происходить это будет весьма неожиданным образом. Область деятельности, в которую вы собираетесь войти, как раз изобилует такими неожиданными состояниями человека при решении сложных задач. Завтра будут объявлены выводы приёмной комиссии, и оглашён список зачисленных.              В столовую, на ужин, отправились строем, построившись в три отряда. Каждый отряд вёл воспитатель-наставник. Ходить строем мы толком ещё не умели, и наставники только напоминали держаться ровнее, дабы привыкали, для начала. В столовой я вспомнил, что ложку мне надо держать в левой руке, и вспомнил, что на уроке математики совершенно забыл, что я теперь левша. Надо постоянно помнить об этом, и учиться писать левой, и тренировать подпись Соколова. Подпись можно и правой, для точности, ведь я уже придумал, что подучен писать и правой рукой.              После отбоя я опять уснул не сразу. Теперь я думал о том, что погибшего Ярослава Соколова уже нашли, и опознали. Если это так, то сообщили об этом домой, в Омск. Значит, скоро из Омска должны позвонить в КК РОК, и сообщить, что будущий кадет Соколов погиб... Что тогда делать? Здесь ответят, что Соколов прибыл собственной персоной, а я должен буду говорить по телефону... с родителями. Меня сразу выдаст чужой голос. Хорошо, что я выбросил в лес телефон Ярослава. Может быть его и не опознают. Для родителей я останусь живым Ярославом, который просто потерял телефон. У меня было сложное чувство: я видел себя виноватым перед Ярославом, и в то же время я избавлял его родителей от горя утраты сына... если я смогу выдать себя за него. А если не смогу... Мне было страшно подумать об этом. Грядущего утра я ждал со страхом - мне казалось, что в этот день всё откроется, и меня ждёт провал...       Я так и не уснул ночью. Мой разум был занят борьбой с неизбежным, с тем, что мне казалось неизбежным.                                   

День четвёртый

      

      Я пробудился ото сна ещё до подъёма. Всё-таки, под утро, я ненадолго провалился в сон. Вчерашняя тревога не оставила меня, и ныла где-то под желудком. Я даже не мог представить, как будет выглядеть моё разоблачение, и чем это обернётся. Я только представлял, как снова бегу по лесам и полям, прячась от всего... Наверное, к этому и надо готовиться.       Прозвучал сигнал подъёма. Мы уже знали, что в нашем распоряжении есть шесть минут после сигнала подъёма, чтобы появиться на плацу. И при этом постели должны быть приведены в порядок, а форма сидеть на нас должна по Уставу ладно и аккуратно. Я уложился в срок, причём с аккуратностью и точностью обречённого, словно на тот свет уже собрался. И побежал на плац… Я уже представлял себе эту сцену:       - … А вас, так называемый Соколов, я попрошу остаться! – говорит старший наставник, или командир корпуса, после построения.       Или, может быть, прямо во время построения:       - Соколов… или как вас там, выйти из строя! Фамилия! Имя! Отчество! И честно!       Не помню, как оказался во втором ряду, не знаю, с кем там рядом, и кто был впереди. Было всё равно… Перекличка для меня разделилась на «до», и «после». До – это до моего имени. Я услышал своё имя, и отозвался. После… После ничего не произошло. На меня даже не посмотрел старший наставник, и продолжил дальше называть имена. Я успокоился, понимая, что это временно. Ещё целый день впереди. На протяжении этого дня ещё дойдёт весть, что Соколов-то ненастоящий!       А день грядущий нам готовил много работы. Называется этот день парко-хозяйственный, или просто ПХД. Это уборка и наведение порядка на территории КК. Николай Николаевич коротко объяснил нам, как здесь всегда организуется это дело. Группе товарищей курсантов назначается фронт работ. И один из этих товарищей курсантов назначается старшим и ответственным за результат работы всей группы.       Вспоминая идеальный порядок и чистоту, которые наблюдались вокруг, я не мог понять, что здесь ещё надо делать лучше лучшего. Но старший наставник всё объяснил. Существует наведение порядка, и существует поддержание порядка. Например, покраска старого забора – это наведение порядка. А такая же покраска того-же забора ещё раз – это поддержание порядка. И работы ни чуть не меньше. Итак, как я понял, нам предстоит всю это окружающую чистоту и блеск ещё раз помыть и начистить. Но когда Николай Николаевич начал оглашать наряды, оказалось, что не только это. Среди всяких работ была разбивка новой клумбы между учебным крылом и лабораториями, и там предстоит копать нетронутую целину. Кроме этого, у первого ПХД новых курсантов существует ещё и торжественная часть! Это посадка деревьев вдоль дороги, снаружи, ведущей к вратам КК РОК. Каждый курсант садит одно именное дерево. С этого и начнём, а сейчас сразу – распределение нарядов.       Я попал в группу из шести человек – кроме меня, три парня и две девушки, и группа будет заниматься – да! – той самой новой клумбой. А старшим будет… Нет, Николай Николаевич не задумывался, хмуря бровь; это было, видимо, решено заранее, и он сказал сразу – старшим будет Соколов Ярослав! Вот так. Значит, они ещё не узнали, что я не Соколов… Даже командовать назначили.       В этом трудовом отряде я не знал никого, и нам предстояло познакомится. Видимо, в этом и суть – перезнакомить всех друг с другом во время работы.       По команде «Разойдись!» все разбрелись по своим маленьким отрядом, и ко мне стянулись все пять назначенных человек.       - Ну, что… космонавты, - сказал я, стараясь говорить как можно решительнее, - Меня зовут Ярослав.       И я замолчал, ожидая представления других. Первыми представились парни: Иван, Виталий и Марлен. Высокая черноволосая девушка носила имя Марина, а другая – низкорослая, лёгкая шатенка, была Настей.       - Ну, что… космонавты, идём за инструментом?       - Эй, командир, - нервно сказала Марина, - ты командовать хоть умеешь? Что это за вопросы: идём за инструментом… Приказал: Идём за инструментом!       Выпад Марины меня несколько ошарашил. Мой неокрепший авторитет начинают пилить в зародыше.       - Это и подразумевается, - сдержано ответил я, нейтрально глядя на её правое ухо, лишь бы не в глаза, - Некоторые вопросы можно решать коллективно… Например, сначала произвести рекогносцировку фронта работ, а потом пойти за инструментом… А можно и наоборот… Идём за инструментом! – окончательно решил я, надеясь на прекращение пререканий.       И мы зашагали в сторону техотдела МТС.       - Терпеть не могу рыться в словарях… - бурчала Марина у меня за спиной, и я понял, что это относится ко мне.       - В смысле? – спросил я, чуть обернув голову.       - В смысле, что такое рекогно-сци-ровка.       - Чудо-память! – похвалил я, - А я терпеть не могу объяснять своими словами. Поройся в словаре.       Ответом мне было молчание, и я не стал визуально изучать реакцию Марины на мои слова, и шёл дальше, не оборачиваясь.Однако, я знаю такое слово: рекогносцировка. Откуда?       В техотделе мы получили лопаты, грабли, и тачку, и 10-метровую рулетку – всё под мою подпись от Соколова.       Затем мы добрались на место будущей клумбы.       Обойдя место вокруг, и сверившись с выданным мне чертежом, я нашёл, что место клумбы не очень ровно. Несколько земляных бугров портило плоскость земли в этом месте. Первым делом нам предстояло срыть лишнее. Этим мы и занялись. Все работали лопатами на равных, но тачку с землёй вывозили только парни. Плоскость размеченного круга будущей клумбы становилась всё ровнее. Вдруг, лопата Виталия звонко ударила в железо. Что там такое?       - Стой! – сказал я, - Здесь война была, кто знает?       - Какая война? – усмехнулся Иван, - Ты, что не знаешь, где мы находимся? Сюда война не дошла.       - Ну, и где мы находимся? – я попытался спросить тем манером, каким спрашивает учитель, проверяя знания ученика. Мне нельзя выдавать своё реальное незнание места, но мне нужно обязательно узнать, в каком месте мира я оказался.       Иван засмеялся в ответ.       - Не прикалывайся! – сказал он.       Все остальные уставились на меня, ожидая развития вопроса.       - А Гражданская Война? – ответил я.       - Гм… - озадачился Иван, - Та думаешь, всё-же снаряд?       - Всякое может быть, - кивнул я, - раскапываем осторожно, руками.       Мы разгребли землю, и нам открылась ржавая железная ручка, явно, ручка люка. Мы углубились больше, уже с помощью лопат, и откопали, действительно, люк. Квадратную железную крышку.       Мы, по очереди, и по двое, пытались поднять крышку, но ничего не вышло.       - Надо доложить, - сказал я, и объявил: - Перекур.       Кадеты воткнули лопаты в землю, а я быстро зашагал в ту сторону, где последний раз виднелось начальство. Где-то там я и нашёл Николая Николаевича.       - Товарищ Старший Наставник! Разрешите доложить!       Я рассказал Николаю Николаевичу про найденный неоткрываемый люк, и он сразу отправился вместе со мной посмотреть на эту находку. Походив вокруг люка, и попытавшись, безуспешно, его открыть, старший наставник задумался.       - Такие-же люки есть в некоторых зданиях Кадетского Корпуса, например, в столовой, - вспомнил он, - Они все на нижних уровнях, например, под первым лестничным пролётом. Это технические ходы канализации. На этом месте раньше могло стоять какое-то здание. Засыпать его землёй, заровнять, и формировать клумбу, - вынес он своё решение.       - Есть! – ответил я.       Люк мы засыпали, землю заровняли. А потом начали возить тачкой кирпичи из двора хозблока, чтобы сложить из них бордюр клумбы. Обычный народный зубчатый бордюр, из кирпичей, вкопанных в землю под углом, внакладку друг на друга. Потом, мы, с Иваном, взяв тачку, отправились за чернозёмом, который был горой выгружен из самосвала у восточных ворот КК. Все остальные остались строить круговой бордюр по сделанной разметке.       Мы привезли очередную тачку чернозёма, в этот раз её толкал я. Я выгрузил землю в уже образованный кирпичный полукруг…       - Кадет Соколов! – раздалось за моей спиной.       Я оглянулся.       В пяти шагах от меня стояли три человека. Три. Моё сердце сделало судорожный глоток крови…       - Кадет Соколов, ваши товарищи знают дальнейший план работ? – спросил Николай Николаевич, который был одним из троих. Двое других были неизвестными мне молодыми мужчинами в незнакомой форме.       Всё… Вот и пришли за мной…       - Да, знают, - ответил я, стараясь сохранять голос спокойным.       - Тогда пусть продолжают. А вы, Соколов, пойдёмте с нами, вы нам пригодитесь.       - Куда? – непроизвольно спросил я.       - С нами, - просто ответил, Николай Николаевич, - поможете нам.       Сердце сделало слишком большой глоток крови, и чуть не захлебнулось.       Не впадать в панику. Бежать надо неожиданно, когда они этого не будут ожидать, тогда можно будет взять какую-то фору… Я уже думаю, как буду бежать!       Куда!?       Не знаю, лишь бы бежать! Но не прямо отсюда… Они все смотрят на меня. Бежать надо, когда они не будут смотреть. Они словно вяжут меня своими перекрёстными взглядами. Но они и не перестанут на меня смотреть, я ведь преступник…       Я оставил тачку, и подошёл к ним. Когда я оказался между ними, они повернулись в сторону площади, и мы все пошли. Старший Наставник прямо возле меня, справа, а двое мужчин в форме, слева и справа от меня, на некотором удалении. Почему меня просто не схватили? Ведь меня могут подозревать, ни больше ни меньше, в убийстве Ярослава Соколова. Не хотят брать на глазах у других курсантов.       Я не оглядываюсь, но не слышу за своей спиной ни звука. Значит, мои бывшие напарники сейчас молча смотрят нам в след.       Мы идём к площади. Спину изнутри тихо леденит тот же страх, который недавно гнал меня, неизвестно откуда, по дороге, на которой погиб Соколов… Это место стало моим укрытием, здесь я был недосягаем… знать бы, для кого или чего недосягаем… а теперь я чувствовал, что теряю это. Меня заберут отсюда, и я пропаду. Меня не пугает вопрос, куда меня заберут – хоть в самую ужасную тюрьму. Главное и страшное – меня заберут отсюда, из этого места, из кадетского корпуса РОК. Они, конечно, не догадываются об этой угрозе для меня. И я ничего вразумительного не смогу им рассказать. Я верю, что когда-то всё узнаю… Но теперь я могу просто не дожить до этого.       В эти минуты моя жизнь входит в узкое «бутылочное горлышко» - мой выбор шансов резко сузился до двух вариантов: или бежать, или пытаться что-то рассказать этим людям, в чьих руках я сейчас нахожусь.       Рассказать… Как я смогу им объяснить, что я забыт сам собой, и потому мой ментальный след отсутствует в мире, но неведомый преследователь всё равно ищет меня по следу физическому, и провоцирует меня на излучения страха, что бы я стал для него видимым. Такой рассказ сочтут за бред. Я сам, лишь гадательно, всё это недавно понял.       Бежать… Я, хотя бы, стану свободен, и… И снова буду так же мчаться через мир, стремясь только к одному: не оставаться на месте. Ты помнишь, в каком состоянии ты добрался до КК после двух суток (или больше?) такого бега? Помню…       И всё-же – бежать! Это было очень сильное и непреодолимое побуждение. Стараясь не вертеть головой, я осматривался, одними глазами, как мог, прикидывая, с какого места и куда я рвану. Кратчайший путь к забору… Нет, отсюда везде далеко получается. Напрямую к забору нельзя. Сразу надо скрыться от них на территории Корпуса. А потом быстро пробираться к забору, только не на виду. Тогда они не будут знать, в каком месте я преодолел забор.       Мы обходим площадь по краю. До массива подстриженных кустов метров пятнадцать… Нырнуть в кусты, и рвануть к стадиону… Там за трибунами забор… Да, но там забор непреодолимой высоты! Я просто вспомнил это наглядно.       А ведь сейчас никто из них не смотрит на меня. Если бы я сейчас бросился бежать, они бы упустили треть секунды времени на запоздалом реагировании.       А мы уже миновали площадь, и я сцепил зубы от досады. Куда ещё?       Я вижу пожарную лестницу на стене здания, к которому мы приближаемся. Лестница начинается в двух метрах от земли, и я легко допрыгну до неё. Потом взберусь на крышу – три этажа. С другого конца крыша переходит в уровень два этажа – можно спрыгнуть туда, а дальше здание почти достигает забора, и на него можно будет соскочить с крыши. Последний этот момент я не смог себе уверенно представить – прыгнуть с высоты двух этажей на забор. У меня хорошая физическая форма, но не на уровне спортивного гимнаста.       А впереди уже показался КПП. Ворота закрыты. Дверь КПП тоже.       Всё! Последний шанс! Когда подойдём ближе, я разгонюсь, и перемахну через забор, с другого края ворот от помещения КПП. Они сразу ничего не сообразят. Закрытые ворота они быстро не откроют. Свои закрытые двери дежурные по КПП тоже откроют не сию минуту. У меня может быть несколько секунд времени, что бы умчаться далеко…       А меня ведут прямо к воротам. Что бы это значило? Понятно уже, что задерживать будут внутри КПП…       Мы уже близко. Я прикинул все дистанции, и почти каждый шаг… И не только каждый свой шаг, но и шаги моих преследователей. По моей оценке, они будут отставать от меня только шага на полтора - всегда, до самого забора. Если они не окажутся быстрее… И только после преодоления забора я смогу сразу оторваться от них. А до забора… Я чувствую, как меня опять толкает в спину страх, но уже страх быть схваченным при неудачной попытке. Я, вдруг, обнаруживаю, что неудачная попытка меня страшит больше, чем грядущий арест! Ты что, совсем дурак, Соколов, или как там тебя!?И я, напрягшись всем телом, приготовился взвиться, как отпущенная пружина… В последний момент я увидел возможность сделать подсечку под колено парню слева, он тогда упадёт, одним преследователем станет меньше, все отвлекутся на него, я выгадаю секунду…       - Ярослав, - вдруг обратился Николай Николаевич, - Вы сейчас с ребятами будете щит поднимать. Мы тут самых дюжих собираем. Поднимите, что бы стоял в трубах, а сварщики уже доделают сами.       И тут я увидел этот щит, размером метров пять на четыре, лежащий на земле, у забора, почти у того места, где я собирался перепрыгивать. Щит имел две ноги-стойки из металлических труб, на которых он должен будет стоять. На щите был нарисован открытый космос, с россыпью звёзд, эмблема КК РОК, и красивая надпись «Добро пожаловать в Российский Отряд Космонавтов! Кадетский Корпус Отряда – дверь во Вселенную».       Я стоял в ступоре, рассматривая щит. Меня не арестовали?       Потом подошли ещё несколько парней с разных курсов. Те двое, в незнакомой форме, оказались кадетами пятого курса.       Я выдохнул, и обмяк…       Меня так отпустило, что я потом не мог толком приложиться к одному из двух канатов, которые мы тянули, поднимая щит в вертикальное положение. Хорошо, что нас собралось 12 человек, и никто не заметил, что я слаб, как девочка. Павда, под конец, я уже взбодрился, и принял участие в общем последнем рывке, который окончательно установил щит на стойках, вставленных во вкопанные в землю трубы.       Так что-же, меня не раскрыли?!       Каким образом они до сих пор не знают, что я не Соколов? Прошло уже четыре дня! Не может быть, что бы разбившуюся машину до сих пор не нашли на дороге!       Потом мы ещё тянули канаты туда-сюда по команде сварщиков, что бы поймать строго вертикальное положение.       - Кадеты, свободны! Всем спасибо! Разойтись по своим задачам! – наконец приказал старший наставник, - Соколов! Не смотрите на электросварку! Вы что, не знаете?       - Есть… - ответил я, и направился к своей клумбе.       Чем дальше, тем бодрее я шёл. Робкая радость разрасталась и крепла – меня не раскрыли! Не знаю, что меня убедило в том, что больше мне не угрожает раскрытие, но я был уверен, что сегодняшний день был решающим, и если меня не взяли сегодня, то уже и не возьмут. Хотя с этим можно поспорить, и я это понимал. Арест можно ожидать и завтра и послезавтра. Разбитая машина с двумя погибшими – это чрезмерно заметное событие, и трудно быть убеждённым, что это никак не аукнется. Но я был убеждён в этом, словно я просто знал это. Нет, я не думал, что погибшего парня не нашли. Его нашли гарантировано, и уже давно. И его опознали, видимо, как кого-то другого. Отсутствие документов, конечно, выглядело странным. Но таксист уже ничего не расскажет, а какие-то неведомые обстоятельства удачно выдали погибшего Соколова за другого пропавшего человека. Проблемы начнутся в двух случаях: когда этот пропавший, за которого приняли Соколова, вдруг сам явится живой, и когда в КК РОК позвонят, или приедут Соколовы-родители. В первом случае проблема не велика – погибший всё равно остаётся неопознанным. А вот в случае, при контакте с родителями, всё зависит от срока давности. Чем позже родители выйдут на контакт с сыном, тем легче выдать себя за него. Заметное отличие от настоящего Ярослава можно выдать за возрастные изменения и влияние суровой новой жизни – меняются привычки, характер, голос, взгляд, мышление, словарный запас… Мама, папа, я теперь другой. Главное – у родителей остался сын. Да, это теперь моя миссия: оставить родителям сына.Даже не заменить, а оставить!       Я обязан! Обязан стать полноценным Ярославом Соколовым!       А ведь родители уже очень скоро могут поинтересоваться жизнью сына на новом месте. Да и наверняка они уже звонили ему, но я ведь выбросил телефон. Они могут волноваться, и скоро позвонят командиру корпуса. И мне, всё же, придётся говорить с ними по телефону. Я даже не знаю, какой голос был у Соколова. Мы похожи внешне, но наши голоса могут сильно отличаться. Надо действовать на опережение, и самому направлять события, а не ждать неожиданностей.       Надо дать знать Соколовым-родителям, что я потерял телефон, и это вся моя беда, а в остальном всё хорошо. Если попросить командиров, то они просто наберут номер матери или отца, и предоставят мне говорить лично. А вот это нежелательно. Надо найти способ отправить текстовое сообщение.       Я добрался до своей клумбы, и обнаружил, что за время моего отсутствия, работа сдвинулась чуть больше, чем на одну тачку земли, и полтора кирпича в бордюре. Будущие космонавты откровенно сачковали. Я подозреваю, что причиной тому было тлетворное влияние Марины, которая стояла, оперев согнутую ногу на тачку, в которой лежал десяток силикатных кирпичей. Марина стояла в такой позе неспроста. Во-первых, так она не давала эксплуатировать тачку, во-вторых, это была поза оратора, так как она что-то рассказывала. А все остальные бойцы маленького стройотряда расположились полукругом, и расслабленно внимали неформальному лидеру.       Когда я подошёл, Марина прекратила свою речь, делано вытерла несуществующий пот со лба, и скромно сказала:       - Товарищ начальник, нам бы перекур.       У меня была куча оригинальных слов и фраз, что бы описать происходящее, и припечатать глаголом так, что язык не повернётся ответить, но я был озадачен другой целью – устроить безопасный сеанс связи с родителями Соколова, а для этого мне нужна будет помощь общества однокурсников, и, самое главное, союзнические отношения с ними. А полезны здесь могут оказаться самые неожиданные люди. Конечно я могу попросить устроить связь у надёжных товарищей по кубрику – у Олега и Женьки, но мне не терпелось начать решать этот вопрос сейчас. Полчаса назад судьба подарила мне избавление, и надо идти ей на встречу. Так что конфликт мне ни к чему.       Я окинул взглядом «фронт работ».       - Это мне бы перекур, - сказал я, - так что… покурите за меня.       С этими словами я взял лопату, и призывно качнул Марине головой. Она поняла, и пошла ко мне. Я при этом отошёл подальше от всех, и принялся прокапывать заглубление под кирпичи в бордюр.       - Марина… У тебя есть телефон?       - Есть, - ответила она осторожно.       Ну, что ж, я так и знал, что телефоны, конечно, здесь водятся. Один сдают интенданту, а другой оставляют при себе       - А у меня нет. Я его потерял пять дней назад, на гражданке. Так получилось… Мне надо отправить сообщение, родителям. О том, что я добрался. Хоть это они-то должны знать.       - Ну, конечно… - ответила Марина, - Но только командиры сами сразу же сообщают родственникам о прибытии кадета в корпус, потому что они забирают телефоны.Ты не знал? Телефоны дают на два часа по выходным. А, ну да, у тебя же уже не было телефона, забирать было нечего, вопросы не задавались, и тебе не сказали… Твоим предкам уже сообщили тоже, не сомневайся.       - Не знал… Я прибыл совсем поздно, и мне такие подробности уже не сообщали, да. Ладно, но они не знают, что я остался без телефона, будут звонить, а ответа нет. Мне надо написать им, что потерялся телефон, а не я.       - У меня телефон не с собой… - доверительно сказала Марина.       - Это понятно, - ответил я, - не стоит таскать при себе неразрешённый Правилами распорядка телефон.       - Вот-вот, - согласилась Марина.       - Так… когда можно?       - Мммм… - девушка задумалась, - А давай в библиотеке? В два часа личного времени перед отбоем. Место, конечно не особо романтичное… Хм… - сразу смутилась она, - То есть… Ну, в общем, там спокойно и безлюдно. Или… Нет, давай завтра, я придумаю, где…       - Марина, извини, конечно, тебе решать, телефон твой, но… Можно сегодня? Мне надо… сегодня. Дело не в том, что я телефон потерял, а… Ты что-то за это хочешь?       Мне почему-то очень не хотелось ей врать. А сказать правду я совершенно не мог.       - Да что с тебя хотеть? – удивилась Марина, - Да я понимаю, ты в этот день, наверное, что-то был должен…       Вот, умница девочка! Отличная подсказка!       - Да, - кивнул я, - да, Марина, я пообещал родителям, что в этот день позвоню одному человеку - это важно!–он ждёт моего звонка, и родители за меня ручались. Но, вот, я не смогу это сделать – его номер только в памяти телефона, а не в моей. Я не догадался его записать… Это моя оплошность. И я подведу родителей, если не позвоню… Я уже их почти подвёл. Они должны знать, что я не позвонил, и тогда есть ещё возможность исправить эту некрасивую ситуацию, хотя бы, вовремя извинившись.       - Угу, - кивнула девушка, - Ладно. Тогда… Библиотека, или… стадион. Есть ещё запасные места, но их я пока называть не буду. Ну, так где?       - Стадион, - выбрал я.       - Хорошо. После работы.       - Идёт. Спасибо, Марина!       Дальше работа пошла быстро. Парни и девушки бросили сачковать, и клумба начала быстро обретать свою форму. Кажется, они увидели, что попытка бодаться с начальником не приводит к развлекательным результатам: конфликт не завязывается, начальник не обижается, а сам игнорит бунтарей, и, плюнув на них, решает личные вопросы. Скучно, гусары.       Клумба была готова. Отличный жирный чернозём был располосован граблями. Осталось только цветы посадить, но заниматься этим будем уже не мы. Я нашёл Николая Николаевича где-то возле площади, и доложил о готовности клумбы. Старший наставник явился туда минут через десять, и принял работу. Наши труды были оценены на твёрдую четвёрку, учитывая, что мы, по мнению старшего наставника, лучше бы и не сделали. Одним словом – молодцы. После этого нам было приказано явиться на площадь, и ожидать общий сбор.       Постепенно на плац стягивались прочие кадеты, выполнившие другие работы в других частях Корпуса. Я увидел Женьку и Олега.       - Эй, парни! –окликнул я их, - а вы что делали?       - Сметали старые листья с крыши спортзала, - ответил Олег.       - Прямо на крашенные скамейки! – услышал я ор Даши Акулиновой.       - Ну мы же не можем заставить ветер дуть в другую сторону!–яростно ответил Женька.       Я осмотрелся в поисках других знакомых. Вот Таня Ли. А вот другая Таня.       Прозвучала команда, и мы построились. Старший наставник и командир корпуса подвели итоги ПХД, проще говоря, субботника, и сделали вывод, что курсанты потрудились на славу.       - Не успели ещё испортиться… - обмолвился командир Корпуса, по-своему объясняя причину успеха.       Нам был предоставлен час отдыха за труды праведные. Я направился к Марине, делая вид, что просто иду мимо.       - Марина…       - Давай, на стадион. Мне надо пойти, и забрать.       - Понял…       Я пришёл на стадион, и сел на трибуне, повыше, в пятом ряду. Хорошо, что здесь никого нет – никому не придёт в голову заниматься физкультурой после физической работы.       Я задумался. Какую отсрочку дала мне сегодня судьба? День? Ночь? Час? Или пять минут? Может быть, уже через минуту, Соколовы получат некое известие о своём сыне… И пока я жду Марину с телефоном, уже звонит телефон у командира Корпуса… Ну где же Марина!? Всё-таки, наивно было бы думать, что погибшего Соколова не нашли. Нашли, конечно. И эта находка обязательно ещё аукнется. Но, пока ещё я в силах как то повлиять на это. Мне нужно только время, опережающее события время. Конечно, у страха глаза велики, и я сейчас жду, что за мной снова придут. Днём просто не успели… Ну, где-же ты, Марина!? Я уже встал, что бы идти ей на встречу. Куда на встречу? Я же не знаю, куда она ушла за своим секретным телефоном.       А вот и она!       Марина быстро взошла ко мне в пятый ряд, и села возле меня.       - Что это ты, как на иголках? – спросила она, - Иду, смотрю: прыгаешь по трибуне.       - Да, ничего, - махнул я рукой, - Не сидится… Как увижу стадион, так сразу ноги мячик гонять начинают, - отшутился я.       - Футбол любишь?       - Ну, уважаю. И побегать с мячом люблю.       - Вот как! А я тоже футбол люблю. Играть.       - Играть? – удивился я.       - Да, играть, - просто ответила Мариина.       И она, осторожно, не глядя, достала из кармана маленький телефон с сенсорным экраном.       - На, - она положила мне его на колено, - Давай, быстрее, а я за входом посмотрю, что бы никто не появился.       - Ага!       Телефоны Соколвых, отца и матери, я догадался выписать из анкеты себе в блокнот ещё когда оформлялся в Корпус. Я набрал сообщение для мамы.       Мама, я потерял телефон в дороге. Звонить по выходным пока не смогу. Не надо звонить через командиров, они очень заняты. Я сам позвоню, когда будет возможность. У меня всё в порядке, устроился. Ярослав.       И я отправил сообщение.       Сообщение доставлено.       Всё!       - Марина, спасибо! – сказал я, и переложил телефон ей на колено.       Руку я убрал не сразу, дожидаясь, пока она возьмёт телефон.       - Что!? – насторожилась она, и её колено напряглось под моей рукой.       - Да, телефон возьми, а то упадёт.       - А, ну да…       Она выхватила телефон из-под моей ладони, и сразу спрятала в карман.       - Спасибо! – ещё раз повторил я, - Если придёт ответ, пожалуйста, просто скажи мне, что там. И всё.       - А если что-то очень личное?       - Ты же всё равно это увидишь, - ответил я.       - Ладно, - кивнула она.       Мы встали.       - Ты куда сейчас? – спросил я, - В смысле, может нам по пути…       - Да куда - в столовую, уже время.       - А, ну, да…       - Так что, пошли, - кивнула Марина.       Мы спустились с трибуны.       - Только, вот, Ярослав, - начала она, - ты не удивляйся, если сейчас на тебя некоторые начнут головы сворачивать. Просто не обращай внимания…       - Не понял? – удивился я.       - Понимаешь, мы, с девчонками, ещё с самого начала, как приехали, поспорили, кто из нас первая здесь на свиданку пойдёт. Ну, так вот, я только что этот спор выиграла. Ладно? Только ты не думай чего в отношении меня… или себя… Просто, я тебе телефон, а ты мне – победу в споре.       Я молча кивнул. А потом добавил:       - Мне это не трудно. Но тогда настоящее первое свидание, получается, будет у кого-то другого, только настоящего победителя уже не узнают.       - Не узнают! – хохотнула Марина, - Ну и что с того? Главное, что она будет по-настоящему счастлива.       - А не как ты сейчас, - уточнил я.       - Да, не как я сейчас, - согласилась Марина, - зато пари выиграла.       - На что ставили? – спросил я.       - Это секрет, - просто ответила Марина.       - Ладно, спасибо за телефон! Выручила.       Мы вышли из стадиона, и направились в столовую.       В столовой я не стал приглядываться, действительно ли кто-то наблюдает за мной. Марина, взяв свою порцию на раздаче, села со мной, и завела непринуждённую беседу об условиях проживания в общежитии. Я беседу поддержал, отрабатывая аренду телефона. Это было не сложно. Марина умела плавно перескакивать с предмета на предмет, как это умеют девушки (откуда я это знаю? Может, просто так думаю?), и мне не надо было напрягаться, как продолжать беседу.       - … а как в душевой регулировать горячую и холодную воду, ты научился? – закончила она вопросом очередную подводку темы.       - В смысле?       - Ну я же говорю: кипяток из горячего крана начинаешь разбавлять холодной, нотогда горячая вода постепенно вообще прекращается, и остаётся одна холодная. Надо так правильно открыть холодную, что бы она не перебила горячую. Это почти невозможно!       - Хм. А ты не пробовала наоборот? – спросил я.       - То есть?       - Сначала открыть холодную, а потом добавлять горячую.       - Ну, нет, не пробовала.       - Попробуй.       - Неохота лезть сразу под холодную воду. Но и в кипятке вариться тоже не радость. В общем, меня эти краны бесят!       Она мне нравилась в таком сердитом виде.       - Марина, - ответил я, - Ручная стыковка космических кораблей с помощью манипуляторов ориентации, это то же самое, что ловить воду двумя кранами горячей и холодной воды.       Хм… А это я откуда знаю?       - Ярик, нам ещё очень далеко до ручной стыковки космических кораблей…       - Вот и надо начинать сейчас, - возразил я, - Вот тебе два манипулятора вертикали и горизонтали – два крана: горячая и холодная. Тренируйся!       - Так ты умеешь настраивать воду, или нет? – рассердилась Марина.       - Умею, - соврал я, - Хочешь, тебе настрою? Скажешь, когда пойдёшь в душ.       - Скажу! – ответила Марина, таким тоном, каким ребёнку обещают купить обезьянку, не собираясь это делать, лишь бы не плакал.       Поужинавшие кадеты уже потянулись на раздачу, возвращать подносы с пустой посудой. Кажется, мимо нас, очень близко и медленно, прошли несколько девушек. Наверное, оценивают Маринкину победу. Сейчас мы уйдём, и я уже буду ничего не должен. Не хочу я вот так, на показ. Но, всё-таки, кое-какое пятно на мне теперь лежит: пятно первого. Я теперь навеки останусь почётным первым. Хоть и не единственным, но зато первым. В девчачьем споре. Ладно… Мне очень нужен был телефон.              Короткий разговор, не помню о чём, с моими товарищами по комнате, и я уже лежал в кровати. Груз прожитого дня, медленно и с грохотом,отваливался от меня кусками, как растрескавшийся бетон, сменяясь расслаблением.       Умом я снова понимал, что прийти за мной могут и завтра, и в любой другой день, но внутренний камертон, настроенный на вибрацию опасности, молчал. Я вспомнил, как он звенел сегодня с утра, а теперь молчал. Так, неужели, опасность была, но миновала? Что же меня избавило от неё? Может быть меня всё же проверяли сегодня, испугаюсь я или нет, не выдам ли себя чем-нибудь. Если бы я побежал… Они ждали, видимо, что я побегу раньше, почти сразу. А когда я, наконец, решил бежать, они решили, что уже хватит. Если меня проверяли, значит есть подозрения в отношении меня. Но меня отпустили, можно так сказать. Значит у них есть и другая версия в отношении погибшего – что он не Ярослав Соколов. Да, а почему бы и нет? И сегодня они убедились, что я – настоящий Соколов.       Да, настоящий. А что, я дал всем Соколова, которого они хотели. Кадетский корпус не остался без одного кадета, родители не остались без сына. Правда, я сам у кого-то потерялся, но это уже не важно… Похвалив себя, я снова занялся самоосмыслением. Итак, сегодня я, как всегда, ещё немного изучил свою загадочную личность. Я нашёл, что сносно знаком с историей страны, а мой уровень образовательных знаний вполне подобен уровню знаний моих предполагаемых ровесников. Это значит, что я получал образование и рос в таких же условиях, что и все они. Что касается ручной стыковки космического корабля, то в моей памяти не возникало никакой картинки по этому поводу, это была просто безликая и поверхностная информация. Она всплыла в голове только тогда, когда понадобилось с чем-то сравнить кропотливую регулировку смесителя горячей и холодной воды.И я сделал вывод: больше практических задач – больше памяти откроется во мне. Но… Но я помнил и чувствовал, что моя память – мой враг, точнее, пособник моего врага. Всё, что я вспомню, придёт за мной. Чем больше я вспомню, тем виднее я буду. Нет, мне нельзя ничего помнить! Может быть я ошибаюсь, и всё не так, но цена проверки может быть необратимо высока. Память мне заменили чувства из прошлого. Чувство опасности было самым сильным из них. Все прочие чувства были бледны и невыразительны, но они были, отражаясь в текущей реальности в свойствах моей личности. Я обнаружил, что мне могут нравиться девушки, я могу обижаться и злиться, могу радоваться и шутить. Значит, всё это было присуще мне в ТОЙ части жизни, и я имею опыт этих чувств.       И хотя я запретил себе пытаться копаться в запечатанной семью печатями памяти, моей силы воли не хватало, на то, что бы сдержать свой разум. Мозг – самый неуправляемый орган. Ураган мыслей бушует в голове совершенно по своему произволу, и я ничего не мог поделать с непреодолимым желанием вспоминать. Просто запретить «Нельзя!» не получалось. Что бы выполнить такую команду, надо было вообще перестать думать. Но я не умею входить в нирвану, и полностью прекращать мыслительный процесс. Мозг всегда думает. И мысли настойчиво лезут куда не надо. А не надо, ТУДА, в прошлое.       И вот опять… Мои знания, образовательные, и прочие – это ключ к моей жизнедеятельности в прошлом. Всякие знания не являются врождёнными, они приобретаются в процессе жизненных событий. По знаниям можно отследить свой жизненный путь. Пока мои знания говорили мне о том, что я жил раньше такой же жизнью, как и все мои ровесники (а они были ровесниками). Школа… Семья… Друзья… Свои проблемы, свойственные возрасту… Наверное, как то так.              Но, не совсем так. В анкете были указаны данные Соколовых-родителей – даты и места рождения, но место проживания было указано: ФО Ингрия, пгтГаврово. Да, я не помнил самого себя, но общие знания о географии страны у меня были. Так вот, никакой Ингрии в России не было! Конечно я не могу знать каждый посёлок городского типа, и даже не могу знать все федеральные округа, но название Ингрия в моей голове не всплывало так, как будто его и не существовало. От этого было такое чувство, что я попал в какую-то другую параллель реальности. Может быть, поэтому я и потерял память о себе? Всё осталось где-то там, откуда я есть… Да может ли такое быть!? Надо будет обязательно заглянуть в карту страны, и отыскать эту самую Ингрию. Здесь же есть карты.       А завтра… Что будет завтра? Ну, в общем и целом, всё решает распорядок дня. Но, я же не об этом. Что мне предпринять, что бы найти себя. Я очень хочу найти себя. И боюсь этого. Так зачем искать? Я что-то ТАМ оставил. То, от чего убегал? Я не убегал… Но ЭТО сильнее меня. А мне нельзя просто так погибнуть - от храбрости, для славы, так сказать. Потому, что я должен вернуться. Я не знаю, зачем и к кому, я просто это понимаю. А что, мне здесь плохо? Так ведь и не плохо… Но… Что, но? Но, я же должен буду когда-то вернуться! Когда, при каком условии? Когда… вспомню. Когда мне будет не страшно вспомнить, когда я смогу стать видимым своей памятью, и встретиться с тем, что преследовало меня. Значит… Значит, завтра я буду по-прежнему ничего не знать и не понимать. Кажется, это место надёжно хранит меня от моих-же воспоминаний. Нет, не место, а та личность, жизнь которой я принял на себя, а место – это следствие. Ведь Соколов должен был оказаться в Кадетском Корпусе Российского Отряда Космонавтов, вот я и здесь. Завтра просто живи…