________________________
Юнги неотрывно наблюдает за тем, как голограмма медленно принимает окончательный вид Пак Чимина. Красные, зелёные и синие лучи переплетаются между собой, воссоздавая красивое, правильное лицо. Кожа начинает приобретать выбеленный оттенок, зрачки хаотично двигаются, изучая каждую деталь комнаты. Губы, немного подкрашенные тинтом, открываются и закрываются, будто проверяя исправность работы. Юнги не выдерживает смотреть на то, как Пак принимает свой привычный облик айдола на сцене и, с помощью пульта, меняет заданные функции. Программа тут же меняет кожу на смуглую, привычную для Чимина, так же как и губы стали меньше похожими на фотошопленные пельмени. Волосы смолистые, сухие, с секущимися кончиками подсвечиваются, пока не приобретают окончательный вид. Чимин медленно двигает рукой, смотрит на свободную рубашку с короткими рукавами, открывающими вид на твердые, жилистые руки. На шее появляются очертания его недавней татуировки птицы. Он смотрит вниз, где уже появились чёрные джинсы, и улыбается так, что у Юнги перехватывает дыхание и губы сами тянутся в ответной улыбке. — Юнги-я? — раздаётся мягкий голос Чимина. — Ты что ли меня купил? Тебе не хватает моей компании в реальности? Юнги охватывает сильное чувство стыда, конечно, программа будет знать своего менеджера. При любой надвигающейся угрозе или принуждению совершить преступление, программа посылает просьбу о помощи. В первую очередь идёт компания, подарившая ему жизнь, компания Чимина и, само собой, Юнги, как верный помощник. Ему говорили, что это чудо-технологии будет испытывать чувства Чимина, для этого они и проводили изнурительные анализы — им нужна была точная информация, дабы приблизить работу к идеальному сходству. И факт, что этот Чимин не настоящий не даёт на раз два прекратить испытывать чувство неловкости рядом с объектом, что уже принял окончательную форму и уже вовсю стреляет своими глазками. — Эм, ну, да? — нервно хихикает Юнги разводя руками. — Мне поручили испытать тебя перед выпуском. Ну, знаешь, дали опробовать пробник и всё такое. «Какого чёрта? Теперь я буду врать не только Чимину, но и его голограмме придётся выдумывать всякое?» — думает Юнги и, придавая себе сосредоточенный вид, обходит Пака вокруг. — Мне поставить тебе физические потребности? — спрашивает Мин, силясь не пялиться на широкую улыбку Пака. — Может тебе хочется приблизиться к настоящим людям? — Я бы хотел испытывать все человеческие потребности, — Чимин делает короткий шаг, проверяя себя на прочность. — Хочу испытывать вкус еды. Мин улыбается на просьбу, зная, как по-особенному Чимин любит поесть и в то же время умудряться поддерживать нужную цифру на весах. Голограмма начинает уверенно ступать по тёплому паркету и перебирать пальцами в воздухе. Он молчит пару минут, полностью привыкая к своему состоянию, и Юнги не смеет отрывать его или мешаться. Он даёт Паку время на принятие своего нового «я». Ему неловко от точного сходства с реальным Чимином. Сейчас он с лёгкостью мог бы забыть, что это лишь копия его настоящей влюблённости, если бы не подскользнувшаяся на луже из слюней Юнги мысль, что он по-прежнему остаётся важным работником Чимина, который никогда бы не стал вот так, по-родному, ходить по квартире менеджера и дарить ему яркую улыбку. — Что мы будем делать? — спрашивает Пак, поворачиваясь к Мину лицом. Юнги задумался, сложив руки на груди. — Знаешь, я бы поиграл в приставку. Юнги издаёт смешок на предложение, но кивает головой в знак согласия. У Чимина уходит около трёх часов на то, чтобы привыкнуть к телу и суметь нормально двигать пальцами, дабы быстро и уверенно брать джойстик. Он просидел около тридцати минут перед зеркалом, изучая свои новые эмоции и проверяя, как каждая смотрится на его лице. Когда Юнги разогрел ужин и вернулся в гостиную, чтобы пригласить своего «друга» к столу, то застал, как Чимин, с изучающим видом, рассматривает козявку на кончике пальца. Мин в изумлении поднял бровь и застыл в проходе, не зная, как реагировать, но всё же растянулся в нервной улыбке, когда Пак встал с пола и подбежал к нему. — Смотри, какая большая козюлька, — с восторгом, не отрывая взгляда от добычи, проговорил он, поднося палец ближе к Мину. Юнги мягко оттолкнул руку от себя, делая шаг назад. — Не нравится что ли? — Пошли есть, — не отвечая на вопрос, Мин идёт на кухню и усаживается за накрытый стол. — Я как-то не замечал за тобой такого восторга в реальности от какашек в носу. Чимин садится напротив, рассматривая тарелку наполненную острой курицей — его любимое блюдо. Он довольно улыбается, потирает ладони и приступает к еде. — Сейчас моя программа изучает всё, из чего я состою. В реальности ты ставишь меня в неловкое положение, — говорит он с набитым ртом, когда Юнги уже забыл о недавно сказанных словах. — Я, конечно, могу с тобой пошутить, но иногда ты ведёшь себя, как зануда и обрываешь все мои попытки. Юнги не отвечает, пытаясь понять, что тот имеет в виду и, прожёвывая мясо, его медленно бьёт осознание. Он всегда поддерживает Чимина, защищает от нападок агентства, да и вообще ведёт себя как верный пёс, когда кто-то рядом. Но находиться с Чимином наедине — невозможно, воспринимая весь шуточный флирт Пака, с его похабными фразами. Он воскрешал всех полумёртвых бабочек в животе Юнги. Мин краснел щеками, шеей и мог поклясться, что его задница так же приобретала цвет наливных яблок. Чимин не то чтобы шутил плохие шутки со странным подтекстом, но, да, так оно и было. Юнги перебрал все разговоры с настоящим Чимином и сделал вывод, что сорок процентов из них состояли из неуместного и шуточного флирта: — Хороший секс снимает стресс, качает пресс, снижает вес, — говорит Чимин, пустым взглядом смотря в серую стену их отеля на несколько дней. Юнги роняет телефон на колени, испугавшись того, как резко Пак прервал долгую тишину. — Ты это к чему? — с волнением в голосе спросил Мин, поёрзав на диване. Чимин поворачивается к нему, сталкиваясь с бегающими глазами Юнги. — Тренер сказал, что мне надо немного сбросить и посоветовал потрахаться. Поможешь? — щурясь, Пак неожиданно начал приближаться к Мину, облокотился локтём на спинку дивана так, что навис над ним. — Тренер твой — придурок, — хмыкает Юнги, отпихивая айдола подальше от себя и пытаясь восстановить дыхание от близости. Это было одно из сорока процентов, но никак не первым и не последним… Юнги собирается продолжить есть, оставив голограмму без ответа, как вспоминает очередную глупость своего начальника: Мин знал, что Пак немного озабочен изучением всех интересных терминов и ведёт блокнот, где записывает все новые слова, чтобы иногда перечитывать и вставлять в свою речь, обогащая её и ставя собеседника в неловкое положение. На улице в тот день стояла солнечная погода, а у Юнги, как раз, было хорошее настроение и он решил подойти к Чимину, которому в это время наносили лёгкий красивый макияж. — Я — твоя проекция, — говорит Мин, когда девушка из стаффа отходит, закончив со своей работой. Он хочет понять, знает ли Чимин этот термин и выкупит ли он шутку. — Кто? Эрекция? — в неверии округляет глаза Пак, застыв с поднятой рукой в воздухе. Юнги внутренне фейспалмит. А, нет, не внутренне. Он бьёт себя по лицу, не зная, смеяться ему или сгореть со стыда за ужасное восприятие мира своего начальника и друга в одном лице. Как кто-то настолько умный, может так глупо шутить? — Проекция, блять. Окей, Юнги — самец, он в силах справиться со всеми этими шутками, которые не переходили границы, но потом Чимин решил «немного» усложнить жизнь своего менеджера… Уже на следующий день после неудачной шутки про проекцию, Юнги ссорится с новым брендом, который требует переписать некоторые условия контракта, с которыми Чимин не готов расставаться. У Мина остаётся не так много нервов, чтобы не послать их сотрудников куда подальше и разорвать все связи, но он ещё не получил бессмертие, чтобы так легко растрачивать свою жизнь. Он уже готовится убрать телефон и договориться о личной встрече после разговора с директором, чтобы всё-таки уточнить, сильно ли им нужна эта чёртова коллаборация. В самый ответственный момент, когда Мин уже на пределе и готов высказать пару ласковых в адрес собеседника, из ниоткуда появляется Чимин, кладёт тяжелую ладонь на плечо Юнги и наклоняется к его уху. — У тебя замечательные глютеус максимус, — шепчет он, чуть сжимая плечо Мина. Юнги цепенеет, перестает печатать и большими глазами смотрит в пол. Он ничерта не понял, что сказал его друг, но это явно было не что-то из пьесы «хорошая работа, брат!» или «спасибо, что вытаскиваешь мою задницу, ты лучший менеджер!». Чимин не сдерживается и прыскает с испуганного лица Мина, хлопает его по плечу и исчезает куда-то вглубь съёмочной площадки. Позже Юнги, конечно, узнает, что так Чимин похвалил его ягодичные мышцы, и успокоится, потому что Хосок был одним из первых фанатов миновой задницы. Если Хосок так делал, то и Чимин так может, разве нет? Они же все друзья, а у друзей нередко шутки выходят несуразными, особенно если твои друзья Хосок, Чимин и не менее пошлый — Намджун. Мина выбрасывает из размышлений о том случае и он собирается продолжить трапезу, ведь Чимин уже почти закончил, тогда как он сидит с полной тарелкой и хмурым лицом из-за глупых воспоминаний о Пак Чимине и его неумении шутить. Но не успевает он съесть хотя бы ещё один кусок, как в памяти всплывает момент, когда Чимин перешёл даже свои границы… — Кровать — не хуй, лежи — кайфуй, — расслабленно говорит Чимин, растягиваясь на постели их очередного отеля. Юнги осматривается, убеждаясь, что в номере всё в порядке и уже готовится идти к себе, как Чимин продолжает, — но на моём ты бы всё равно отдохнул, — Мин не выдерживает и издаёт нервный вопль, ударяет Пака куда-то в живот и выбегает из комнаты. Именно по этой причине он держался в стороне от Пака, соблюдая дистанцию и всеми силами стараясь не оставаться с ним наедине. К счастью, Чимин на какое-то время перестал шутить свои извращённые шутки и Юнги победно выдохнул. Может, это и было неотъемлемой частью их общения, но здоровая психика для Мина была важнее и ценнее, чем полумертвые бабочки, от которых уже не было житья. — Знаешь, шутки твоего прототипа смущали, — признаётся Юнги, ковыряя ножиком в курице. В конце концов, для чего он вложил столько денег в голограмму? Чтобы и от такого Чимина всё скрывать? Нет, ему необходим кто-то, кроме Намджуна с Хосоком, чтобы поплакаться о своих невзаимных чувствах. Тем более что эти двое настолько сладкие, что у Юнги скоро могут найти диабет и виной тому станет их приторная любовь. Кто бы мог подумать, что Хосок так быстро найдёт себе нового менеджера и охмурит его в первый же день. Всё было куда страннее, когда оказалось, что место Юнги занял его лучший друг, с которым Хосок не был знаком. — У меня просто очень красивые глаза, — сказал тогда Хосок, оповещая близкого друга о своих новых отношениях и заодно о новом менеджере на место Юнги. Его яркая улыбка передавала весь спектр радости даже через экран, — и как Намджун~и мог устоять перед моей нежной улыбкой? Юнги фыркнул, вспоминая о том, каким диким становился Хосок на сцене. В такие моменты ни о каких глазах и нежной улыбке речи быть не могло. Он увидел приближающегося Намджуна с ложкой в руке и широко раскрытыми глазами, которого сам Хосок ещё не заметил. — Хосок, ты чего несёшь? Ты подошёл и взял меня за яйца, сказал, что если я двинусь, то оторвёшь их, — проговорил Ким с обезумившими глазами за спиной флегматичного Хосока, что скучающе уставился в сторону. — Я не то, что твои глаза не видел, я в тот момент мать родную забыл! — Это была вынужденная мера, — спокойно говорит Чон, отмахиваясь от парня, как от назойливой мушки. И резко поворачивается, вспоминая, что его бойфренд был занят готовкой. — Иди готовь. Чего уши греешь? Мы тут по-гейски сплетничаем! — А я, по-твоему, не гей? Двигай свои мослы, я тоже имею на это право. Он и мой друг в конце-концов, — в тон ему отвечает Намджун и, не слушая, пристраивает свою задницу рядом с Хосоком перед экраном, на котором Юнги молча наблюдает за спектаклем новой парочки. — Я дружу с Юнги на месяц больше, чем ты, — для виду ворчит Хосок, под шумок устраивая щеку на плече широко улыбающегося мужчины. Мин показательно закатывает глаза, удивляясь, как за время его дружбы с этими двумя, он ни разу не додумался познакомить их и избавить себя от каждодневных «трахаться хочется, но по любви хочется, понимаешь?» с обеих сторон куда раньше. Да, ему определённо нужен новый слушатель. Эти двое начинали действовать на нервы, когда принимались спорить, а после сюсюкались чуть ли не заглядывая друг другу в рот. — А почему не сказал? — хмурится Чимин, не сразу сообразивший о чём говорит Мин после такого долгого молчания. Полные щёки еды, соус на пухлых губах и опущенные брови создают милейший образ, из-за чего Юнги давит желание вскочить и, подобно Намджуну, засюсюкать своего «Чимин~и». — Если бы сказал, было бы куда проще с тобой общаться, а то бегаешь от меня, как будто я прокажённый из «Во плоти» или гуль из «Фоллаута». — Ой, а самому не понять, что такие вещи в нашем обществе, кому попало, не говорят? — злится Юнги, с характерным звуком отодвигая по-прежнему полную тарелку. — Тебе что, нужно каждую вещь разжёвывать, как маленькому? — А с чего это я — «кто попало»? — повышает голос Чимин, но продолжает жевать. Юнги, конечно, радуется, что приготовил вкусно и Пак даже во время перепалки не отрывается от еды, но от этого вся ситуация приобретает больше комичности и серьёзный тон разговора испаряется. — Ты же мой друг, в конце концов! Юнги не отвечает, зная, что друзья часто заходят за рамки приличия. Они могут позволить себе шутки и подколы разного рода и это не являются чем-то из ряда вон выходящим. Чимин не виноват, что на Юнги эти слова действуют слишком… просто слишком, окей? Голограмма тем более не виновата, она просто выполняет свою работу за деньги, которые Юнги заплатил её разработчикам. Он должен наслаждаться своим отпуском и тем, что сможет провести его в компании Чимина. Юнги жизненно необходимо отвлечься от переживаний, терзающих его каждый день с момента, как он просыпается и до того, как пытается уснуть.________________________
Через три изнурительных недели он, наконец, выходит в отпуск, заранее записав все важные детали для менеджера-стажёра, подписав каждую небольшими пометками, где что надо доделать или переписать. Предупреждает, чтобы ему отписывались обо всех изменениях или обвалах. Из офиса его уже выталкивает сам директор, который не может спокойно смотреть на впадины под глазами Юнги, что не пропадают с его лица, наверное, с момента, как он начал работать на Чимина. Пак находился в больнице на ежемесячном обследовании, когда Юнги уже собрал вещи и покинул офис. Они не будут видеться на протяжении, практически, месяца, даже с учётом, что они друзья, им не удастся встретиться в каком-нибудь кафе и поболтать. У Чимина — поездка в Японию, где проходят съёмки нового фильма про мультивселенные и Викторианскую эпоху. Хоть и второстепенная роль, но это его первая попытка попробовать себя в новом амплуа. Его пригласили по рекомендациям Хосока, что сам играет главную роль и не смог не пропиарить своего хорошего друга. Мин испытывает противоречивые чувства: от «боже наконец-то я не буду терпеть давление в штанах» до «а если он сдохнет, потому что забыл сходить по-большому?» Тревожные мысли уходят на второй план, когда он входит в квартиру и замечает Чимина в своём чёрном вязаном свитере, собирающего пазлы на полу. Юнги против воли тянет улыбку, обнажая дёсна, и кладёт рабочие часы на тумбу. У него отпуск, который он проведёт с Чимином. Пак замечает вошедшего Юнги и приглашает присоединиться к нему, переводя взгляд обратно на разложенные пазлы. Они проводят несколько часов за тихим бормотанием, когда деталь не подходит и чтобы найти нужную приходится вставать и отряхивать штаны, потому что по неосторожности кто-то уселся на тот самый недостающий фрагмент. Юнги рассказывает о Намджуне, который долго отнекивался играть в фильме роль писателя, потому что привык быть в стороне, выполнять роль менеджера и оставаться в тени ощущалось родным и правильным. — Знаешь, Хосок умеет убеждать, — хихикает Юнги, помещая пазл в нужное место, — он даже Чимина уломал сыграть дворецкого, хотя Чим никогда не говорил, что хочет этим заниматься. — На самом деле он хотел, просто боялся, — задумчиво отвечает Пак, покусывая пазл, на что Юнги недовольно бьёт Чимина по ладони и деталь падает на пол. — Он боится, что у него ничего не выйдет и хейта будет в три раза больше. Ты же знаешь этих людей. Мин немного удивлён, ведь за год дружбы и работы вместе с Паком, тот никогда не заикался о желании сняться даже в дораме, не то что в фильме. — Да, стоит попробовать что-то новое и даже верные фанаты плюнут в тебя, — фыркает Юнги, перебирая в пальцах кусочки пазлов. — Ну, они не виноваты. На их место придут новые, которым понравится, разве нет? — Чимин боится разочаровать. — Но разве это не вина тех, кто разочаровался? — спрашивает Мин с недоумением. — Это они придумали себе идеал, за который цепляются, не обращая внимания на реальность. — Когда продуктом, за который платят люди, являешься ты сам — нет права на ошибку, — отвечает Чимин, устремляя взгляд на незаконченную картину, тем самым заканчивая неприятный, даже для голограммы, разговор. Юнги становится не по себе от этого диалога. До этого приподнятое настроение снова приобретало негативный окрас. Слова Чимина имели большое значение для Юнги, в особенности, если что-то касалось его эмоционального состояния. Не знать, что друг переживает из-за своей «неидеальности», стало неприятным открытием, которое подрывало доверие между ними. Неприятные тараканы сомнения уже прогрызали в нём дыру, заполняя её «тебе не доверяют, значит и друг ты плохой». Программа Чимина почувствовала, что настроение его человека стремительно понижается, из-за чего он отложил игру и встал на ноги. — Пошли, — говорит Чимин, протягивая мужчине руку и двигая пальцами, чтобы он взялся за них и последовал за ним. — Я хочу спать. — Так сейчас же только девять вечера, — вредничает Юнги, но встаёт, не прикасаясь к чужой руке. Пак хмыкает и сам переплетает их пальцы, сжимая чуть сильнее, чем стоило бы. От этого у Мина сердце срывается на бешенный ритм, оставляя все остальные органы пребывать в шоке и справляться со своими делами в одиночку: у него тут заветная мечта исполнилась, какая может быть речь о поддержании жизнедеятельности. Юнги сдерживает восторженный писк, когда плетётся за Чимином, не отрываясь от разглядывания их ладоней. «Они же как пазлы!», — думает он, заходя в спальню. На протяжении трёх недель Чимин не спал, привыкая к телу и занимаясь своими делами. Но сегодня он попросил включить все остальные потребности и заметно устал от долгого просиживания за сбором деталей. Мин думал отправить его в спальню, предназначенную для гостей (не дай Бог отправить его в личную комнату Хосока, которую тот сам себе обустраивал. Психика Чимина ещё не настолько испорчена), но тут же передумал, когда увидел, как уверенно Пак шагает в его спальню. Пак прыгает в постель, откидывает одеяло и хлопает по свободному месту рядом. Юнги немного мнётся на месте, но убирает свои противоречивые эмоции куда подальше и залезает к Чимину, который накрывает его пуховым одеялом. Мин лежит лицом к Паку, двигается ближе, утыкаясь ему куда-то в ключицу, и чувствует, как на талии оказывается тёплая ладонь. Он плавно проводит по позвоночнику, надавливая совсем чуть-чуть и жмурится, улыбаясь. Это странно, ново и непривычно. — Ты такой тёпленький, — шепчет он Юнги в макушку, вдыхая запах шампуня и кондиционера. Мин пытается контролировать себя от переизбытка эмоций и жмётся ближе, пытаясь спрятать краснеющие щёки. — Отдыхай, мой паучок. — Почему паук? — глухо говорит Юнги, не вылезая из своего укромного места. Это не первое прозвище, которым Чимин его награждал. Чаще всего был Юни или язвительное «папочка». Учитывая, что у Чимина не было отца, Юнги в тот момент не на шутку испугался и повёл друга к врачу, выяснять его детские травмы. Тем не менее, паук — было что-то абсолютно ни разу не звучавшее. — Ты брюнет, забавно двигаешься, когда пытаешься сделать что-то очень быстро, — говорит программа, перебирая воспоминания, где Мин хаотично двигает руками и ногами, пытаясь найти документы, что были у него перед носом. — А ещё я боюсь пауков, но они мне всё равно нравятся. Юнги хватается за грудь, в надежде, что сердце хотя бы подумает о том, чтобы сбросить свой нарастающий темп, но не помогает. Он слышит, как Чимин через несколько минут начинает сопеть и сам пытается заснуть. У Юнги впервые получается заснуть без транквилизаторов и антидепрессантов, физическое тепло, обнимающее его и негромко храпящее, обволакивает мозг снотворным и седативным эффектом. Они просыпаются и засыпают вместе на протяжении всего отпуска Юнги, что разделяют только на двоих. Иногда звонит Намджун, рассказывающий о съёмках. Пару раз звонит настоящий Чимин — недовольный и заметно нервный. Он ругается, что Юнги совсем не звонит и не пишет ему, что подозревает его в измене и требует: «селку хочу, я что, должен забыть, как выглядит мой любимый менеджер? Ты изверг!». Мин отшучивается, пытается замять эту тему и незаметно гонит голограмму обратно в комнату, когда та выходит, не зная, что Юнги разговаривает с её прототипом. — Юнги-я, кто там? — Чимин встаёт со стула, улавливая, как менеджер что-то шипит в конец квартиры. — Говори, с кем ты там возишься? У тебя кто-то появился? Сокджин всё-таки охмурил тебя, да? Отве-е-е-ть. Мин выгибает бровь и непонимающе смотрит в камеру при упоминания своего младшего брата. — Ты сейчас сказал, что мой невинный брат может охомутать меня? Издеваешься? Голограмма Чимина осознаёт с кем говорит Юнги и на цыпочках капитулирует на кухню. — Ничего он не невинный, — говорит Чимин и дёргается так, будто вспоминает что-то ужасно неприятное, но тут же возвращает себе лицо и требует продолжить диалог. — Так кто там с тобой? Пока меня нет нашёл себе нового бро с большим членом? — Пак, прекращай нести чушь, — трёт переносицу Юнги, придумывая ответ. — Это моя подруга, она смущается и не хочет выходить. — Я знаю, что твоя единственная подружка — Намджун-хён! — не прекращает Чимин, пытаясь докопаться до правды. — Ладушки, не хочешь говорить — не говори, — обижается Пак. — Лучше меня ты всё равно никого не найдёшь. О, Хосок-хён! — Чимин машет рукой и улыбается той самой улыбкой, когда он что-то задумал. И это что-то совсем нехорошее. — Оторвись от своего парня и поговори со мной. Юнги, пока. Скоро увидимся! Мин не успевает попрощаться и тревожное чувство из-за звонка усиливается. Юнги так долго не видел настоящего Чимина, что разговор в несколько минут совсем не радует, оставляя только кислое неудовлетворение. Он отсылает Чимину две фотографии, где у него милейшая укладка и сам по себе он похож на принца. Преждевременно он, естественно, в редакторе замазывает синяки и убирает несколько морщинок. Ответ приходит через две секунды после отправки с одним единственным «нежно-омежно» и кучей сердец. Мин улыбается, но оставляет сообщение непрочитанным. На кухне его ждёт «его Чимин», что перестал отпускать вульгарные шутки и ведёт себя до жути мило в отличие от его прототипа. Пак загорелся идеей выучить славянскую кухню и Юнги приходит в восторг от горячего борща. Но от неприятного на вид холодца леденеет и прячется за шкафом. Чимин хмурится, пробует и сам корчится, выбрасывая сделанное блюдо. Когда Чимин получает от Юнги цветы, Мин наслаждается тем, как слезятся глаза парня и верещит, когда айдол поднимает его в воздухе. Ему часто дарили цветы, но он впервые так растрогался от внимания, которого у него было навалом. Конечно, не все эмоции списаны с настоящего Чимина, многое добавлено разработчиками для лучшего взаимодействия с владельцем. Но эта маленькая, вроде бы, такая незначительная деталь, включает отопление и холодная каморка, где ютится сердце — отапливается. Чимин привык подходить к Юнги, когда тот сидит за ноутбуком на диване, сложив ноги под себя, и печатает свой незаконченный рассказ. Иногда он позволяет себе пописать что-то лёгкое, чтобы отвлечься и разгрузить мозг, и его трудно оторвать от процесса. Пак не отвлекает, мягко массирует виски, перебирает мягкие волосы, закручивает прядь на палец и оставляет короткий поцелуй в проборе. Мин млеет и пишет быстрее, так, что клавиши вот-вот продавятся от силы, с какой по ним стучат. Юнги привыкает засыпать в объятиях, но в одну из ночей всё происходит совсем не по привычному сценарию. Мин перебирает руками, когда они лежат в постели, и никак не может решиться обнять Чимина, что повернулся к нему спиной, чем задел его. На протяжении месяца они засыпали так близко, что дышать было трудно, а теперь голограмма решила прервать их маленькую традицию. Он пыхтит в возмущении, тянется пальцами к лопаткам, но убирает их назад, будто обжигается. — Чего ты возишься? — интересуется Чимин, привставая на локтях и поворачивая сонную моську к замолчавшему Юнги. — Почему мы не обнимаемся? — с негодованием спрашивает Мин и садится на кровати. — Потому что вчера ты ныл, что я тяжелый и у меня воняет изо рта, — Чимин падает обратно, закрываясь от Юнги одеялом по самую макушку. Мин делает пометку, что голограмма умеет обижаться и совсем не умеет считывать сарказм Юнги. Либо это он смог прокачать свой скилл в саркастичном искусстве, либо тут разработчики облажались. — Ну я пошутил! — выдыхает Юнги, успевший надумать, что навязывается со своими нежностями. — Иди ко мне, заяц. Пак с недоверием вылезает из одеяла, смотрит прямо и уверенно, изучая Юнги на желание рассмеяться над ним, но ничего не находит. Он залезает в протянутые руки, используя одну заместо подушки. Программа подкидывает мстительные шутки про то, что она обязательно начнет затекать через какое-то время, и Юнги опять начнёт выть о том, как ужасен Чимин, но двигается ближе. В один из вечеров они располагаются на излюбленном полу на пледе, который расстелили для атмосферы, несмотря на автоподогрев пола. Юнги лежит на бедре Чимина и переписывается с новым менеджером, что находится в состоянии истерики из-за проблематичного графика. Мин пытается поддержать мальца, пока Чимин не хлопает его по плечу, призывая подняться. Юнги нехотя и ворчливо встаёт и смотрит, как Чимин поднимается на ноги. На нём та самая рубашка с рисунками цветов и чёрные джинсы, что были заготовлены, как основная повседневная одежда. — Давай потанцуем, — Пак берёт Юнги за руки и тянет на себя, заставляя стоять ровно. Он берёт его телефон, закрывает мессенджер и быстро находит свою любимую песню, нажимая «воспроизвести».LP - Lost on You
Знакомое, приятное звучание гитары заполняет комнату и Чимин плавно двигается в такт музыке, прищуривая свои глаза в попытке развеселить опешившего Юнги. Он стоит истуканом, не зная, что предпринять и как не опозориться своим неумением чувствовать музыку, как это делал айдол. Чимин хватает его за талию и двигает сам, своими горячими, для голограммы, руками, помогает Юнги расслабиться и отдаться красивой музыке. Чимин начинает подпевать хриплому женскому голосу и их контраст сводит Юнги с ума. Он смеётся, прикрывает глаза и всё же сконфуженно двигает руками перед собой. Пак веселится вместе с ним, отступает назад и громко поёт припев, надрывая связки. Знает, что ему нечего бояться, посадить голос для этого Чимина — не страшно. — Ту алл зэ сингс. Айв лост он ю-ю. О-о, — Чимин не знает английского и его голос ломается, слова поются неправильно и фальшиво, но от этого он хуже не звучит. Это то пение, когда человеку хорошо только от того, что он слушает свою любимую музыку и, не предаваясь навязанным предрассудкам, подпевает. Юнги чувствует веселье и наслаждение от происходящего, этого достаточно с лихвой, и уже сам кричит песню. — Тэлл ми, аэ зэ лост он ю-ю? О-о. Юнги прыгает, подпевая чарующему голосу, что наполнен болью и потерей, а он, словно насмехаясь над чужой утратой, отдаётся своему счастью рядом с тем, в кого безнадёжно влюблён. Чимин машет руками, прыгает на диван под смех Юнги и сам заливается задыхаясь, но вторя песне. Музыка продолжает дарить им уединение и свободу. Юнги прыгает к Чимину и крепко обнимает его, покачиваясь в такт песне. Он загнанно дышит ему в шею, широко улыбается и начинает петь прямо в ухо Чимина, оглушая того так, что тот дёргается и чуть ли не падает. Счётчики голограммы запредельно близки к красной отметке, считывая, какой избыток человеческой радости испытывает программа. — Я так счастлив, — говорит Мин и опускает взгляд на рубашку Чимина, не застёгнутые пуговицы которой открывали вид на его грудь. Ключицы на виду, манящая татуировка и дёргающийся кадык. За всё время проведённое с ним, Юнги ни разу не воспользовался своей покупкой, хотя покупал как раз для того, чтобы снимать напряжение с кем-то, кто визуально похож на мужчину, в которого он так безнадёжно влюблён. Чимин, даже ненастоящий, разрушает все планы, заполнив их только собой, своим присутствием и улыбкой. Этого хватало, чтобы Юнги мог нормально есть, высыпаться и чувствовать жизнь. Пак нежно улыбнулся, провёл рукой по непослушным волосам и убрал их за ухо, прислоняясь так, чтобы оставить быстрый поцелуй на щеке. Мин порывается поцеловать Чимина, по-настоящему, в губы, страстно, с покусыванием и ударами зубами. Но этого не происходит. Голограмма бледнеет, но продолжает улыбаться, не понимая, почему лицо Юнги медленно теряет краски, становится растерянным и готовым заплакать. — Нет-нет, Чимин, не сейчас, — он было хватается за щёки Пака, но длинные пальцы проходят сквозь них. Счастливая улыбка Пака гаснет, осознавая, что происходит. Он разрядился, и первый сбой был выявлен — программа не предупредила о том, что ему осталось меньше часа до конечной разрядки. — Ну зачем… Голограмма слабеет, сквозь Пака уже виднеется другая часть комнаты, что до этого была закрыта от взора. Чимин по-прежнему улыбается, но уже вымученно и тускло. Красные и синие линии бегают по его телу, ослабевая до тех пор, пока совсем не теряются. Чимин исчезает, а женщина продолжает петь песню. Юнги падает на мягкие подушки, сдерживает слёзы и с ненавистью смотрит на телефон, что продолжает воспроизводить песню. Он с детства знал, что не имеет право быть счастливым с тем, кого любит, но позволил обвести себя вокруг пальца и отдаться моменту.________________________
Юнги не заказывает зарядное устройство, не принимает таблетки и вконец теряет сон, который, когда-то, и без того доставался ему с трудом. Когда-то, до появления голограммы визуально копирующей Чимина. Его любви, что оживляла умирающих бабочек и заставляла, против воли, не замечая своих действий, тянуть губы в глупой улыбке при виде объекта своего воздыхания. Он проводит неделю за стенами дорогой квартиры, которая больше ничем не радовала: ни чужая симуляция дыхания, ни шаркающие тапочки по паркету, ни руки обвивающие без причины, просто потому что «Юнги ты тёпленький». Юнги не тёплый, от него несёт потом, а изо рта воняет сигаретами и нечищеными зубами. На дворе век технологий, киберпанк захватывает умы населения, а продуктивность является синоним счастливой жизни. Но люди продолжают игнорировать, что старые добрые сигареты с неприятным дымом, от которых желтеют кончики пальцев и гниют зубы, продолжают оставаться привилегией не только бедняков, но и опустошённых, убитых сердец. Звук от нового сообщения отдаётся звонко, бьёт по слуховым перепонкам и Юнги силится поднять руку, чтобы посмотреть, кто ему пишет в отпуске. Хандра хандрой, но работа в любом случае должна оставаться на первом месте, конечно, если ты не мёртв и твой прах ещё не развеяли. «Он всё знает. Мы молчали, но этот придурок испортил нам съёмки и съебал обратно в Корею». Глаза слезятся, но Юнги щурится и силится прочитать. Смысл написанного до него доходит не сразу, но уже через секунду он слышит звонок в дверь и подскакивает в смятой постели. Сердце заходится в быстром ритме, а ладони непроизвольно потеют от нахлынувшего страха, потому что мозг может ещё ясно мыслить и сопоставить цепочку о том, кто и зачем мог к нему прийти. Пак Чимин всё знает. Он сорвал съёмки, чтобы проучить Мин Юнги за то, какой он извращенец, придурок и опущенный гей. Это не просмотр порно с лже-чимином, где, присмотревшись, можно увидеть все недочёты и ужасные, неестественные эмоции. Это покупка голограммы с другом, на которого он работает и дрочит в кулак, похныкивая и скуля. Пришедший гость напоминает о себе очередной трелью звонка и сильным ударом в дверь. «Возьми себя в руки и расплатись за свои поступки», — думает Мин, прежде чем встать с кровати и на ватных ногах, обнимая себя за плечи дрожащими, мокрыми пальцами, двинуться в сторону двери. В горле застревает ком, когда он уже подходит к своей цели, а звуки удара только усиливается. — Открой, нам нужно поговорить! — кричит знакомый, родной и настоящий голос Пака за пределами безопасной квартиры. — Юнги, пожалуйста, не игнорируй меня. «Охренеть, он ещё остаётся вежливым при таком-то друге, как я», — Юнги храбрится, хрустит шеей, разминает пальцы, подпрыгивает несколько раз на месте и быстро набрав пароль, чтобы дверь открылась, отпрыгивает назад, вставая в позу боевой готовности. Юнги готов получить по морде, но он также готов защищаться, потому что… ну, это инстинкты? Они же, вроде, есть у людей? Или нет? Когда папа изменял маме, он что-то говорил об инстинктах размножения и оплодотворения как можно большего количества самок. Мин думает, что защищаться от друга, копию которого купил для того, чтобы жить с ней в идиллии и периодически трахать, тоже своего рода — инстинкт. — Какого чёрта? — Пак выглядит сонным. Взлохмаченные волосы, мешки под глазами и уставший взгляд сменяющийся на непонимающий происходящего зрелища перед ним. Он чешет свободной рукой макушку, наблюдая, как Юнги сжимает кулаки и делает несколько шагов, переступая порог квартиры. — Ты опять обдолбался что ли? На самом деле, Юнги только раз передознулся, а напоминает ему об этом случае каждый, кто был посвящён в ту ситуацию. Даже сейчас, когда он должен получить по заслугам, Пак продолжает смотреть с присущей ему заботой. Мин сам готов ринуться в драку, чтобы стереть это выражение лица с Чимина, чтобы не тянул кота за яйца и они уже положили конец этой истории. Он готов отработать свой контракт, но готов и к тому, что они могут судиться и ему придётся выплатить огромный штраф за ранний уход и нарушение договора. Но всё же лучше, если Чимин больше не будет держать свою невозмутимую маску и его презрение вырвется наружу при контакте с менеджером. Чимин вздыхает и проходит дальше, прикрывая за собой дверь. В руке Юнги замечает бумажный пакет с надписью той самой фирмы, в которой он имел честь купить голограмму. Его начинает трясти и желание защитить остатки своей чести, словно испаряется. — Нам нужно поговорить. Серьёзный разговор, от которого ты так долго бегаешь, — говорит Пак и обходит Юнги, морщась от неприятного запаха мужчины. Мин смотрит как Чимин падает на диван, широко расставляя ноги, складывает руки на груди и выжидает, когда друг успокоится и будет готов начать диалог. Юнги хочет завыть, лучше бы ему начистили его наглую (но милую) морду и всё прекратилось, к чему эти разговоры по душам с объяснениями и его унижением. — Что ты хочешь услышать? — начинает Юнги, неуверенно заходя в гостиную. Он садится на приличное расстояние от Чимина и выжидающе смотрит, собирая всю свою смелость куда-нибудь в одно место. — Я жду объяснений, — говорит Пак, не смотря на Мина, сверля большое панорамное окно перед собой. Юнги молчит, не зная, что может сказать, чтобы не опуститься в глазах друга. Отговорка, по типу «мне дали задание проверить исправность голограммы», не спасёт ситуацию, Чимин вскоре узнает о лжи и разозлится ещё сильнее. — Окей, решил в молчанку сыграть? Тогда давай скажу я, — не выдерживает Чимин и первым начинает говорить, показательно не отрываясь от вида за окном. — Я за тобой полгода бегаю, оказываю знаки внимания, пока ты всё сводишь к тому, какие мы пиздатые друзья. А потом я, блять, узнаю, что парень, к которому я подкатываю, является первым покупателем моей копии. Замечательно. Чимин говорит быстро, не сбивается, не держит пауз и с каждым словом повышает тон, а его ноздри раздуваются от злости. Он резко поворачивает голову к Юнги, метает в него искры и снова замолкает. Пальцами отбивает нервный ритм и Мин не может оторвать взгляд от настоящих пальцев Чимина. Он поднимает взгляд на рассерженного Пака и пытается что-то ответить, но замирает с приоткрытым ртом. Все изученные слоги в детстве возвращаются обратно в глотку, прячутся за органами и не решаются выйти, страшась облажаться. В голове вертится навязчивая мысль, что он окончательно сошёл с ума и к нему пришла проекция Чимина, что озвучивает все тайные желания одинокого гея из его влажных снов. — Что? — сипит Юнги, по-детски хватаясь за коленки ладонями и судорожно сжимая их. — Подкатывал? — Ты смеёшься? Я тебя два раза звал на свидание, а ты смеялся надо мной! — повышает голос Чимин, но при виде того, как Юнги ещё больше теряется, усмиряет свои нахлынувшие эмоции. Он откашливается и продолжает более мягко: — Юни, объясни, что я сделал не так? — Намджун-хён тоже называл наши встречи свиданиями, — говорит Юнги, вспоминая, как Намджун отказывался называть их посиделки за приставкой или встречи в баре — посиделками. — Я думал, ты тоже своего рода так шутишь. — Ладно, — Чимин пытается уложить услышанное в голове, и думает, что Намджун, несмотря на его возраст, должен огрести за смену ценностей его будущего парня, — но я же тебя даже целовал! В щёчку! Несколько раз! — Хосок-хён делает это каждый раз, когда мы видимся, — умилительно хмурит брови Мин, откидываясь на спинку дивана. — Чимин, эти двое предлагали заключить контракт, что если кто-то из них умрёт раньше, я должен выйти замуж за оставшегося, чтобы кто-то из них на том свете был уверен, что другой не блядует, пока тот мёртв. — Да что у тебя за друзья?! — Чимин вскакивает, ему становится одновременно смешно и горько от того, с какими людьми связался Юнги, пока Чимин был в неведении, что такое прекрасное существо ходит по земле. — Они же… они… сука! Юнги хрипло смеётся с того, как Чимин принимается ходить из стороны в сторону и громко ругать своих коллег по съёмкам. Он чуть ли не забывает, что до этого сказал Пак, как мозг снова начинает работать и уже истерично кричит: «Тебе признались в симпатии, алло, чел, проснись, ты не обосрался». Юнги округляет глаза и резко поднимается на ноги, голос Чимина звучит где-то далеко, пока он не подбегает к нему и не хватает за плечи. — Так я тебе нравлюсь что ли? — шепчет Мин, сжимая плечи Пака с такой силой, что чувствует мышцы. — Ты всё это время не придуривался, а флиртовал? Чимин в миг забывает о своей мести для двух недоумков и тает от растерянного Юнги, смотря на покусанные, розовые губы и сдерживая желание припасть к ним или заурчать на ухо. Он что, зря просмотрел десяток видео на ютубе в попытке воспроизвести в реальности правдоподобное мурлыканье, зная, как Юнги любит семейство кошачьих? — Да я пиздецки в тебя влюблён. — И я… в тебя, — медленно говорит Юнги, опуская голову. — Мне было так стыдно покупать твою голограмму, но я… я не знал, что делать. Прости, это, наверное, ужасно. — Не буду врать, Юни, это неприятно. Мне плевать на других покупателей, но я был в бешенстве, когда узнал, что ты стал первым, — Чимин хмыкает, раскрывая свои тревожные домыслы в тот момент. — Человек, от которого я без ума, выбрал голограмму, а не настоящего меня. Было чувство, что я недостаточно хорош, ведь искусственный интеллект, хоть и списан с меня, он же, ну, знаешь, всё равно в сто раз круче. — Это не так, — отрицательно качает головой Юнги и тянет Чимина в свои объятия. — Он классный, но это никогда не сравнится с тобой. Ты удивительный. — А ты воняешь, — хихикает Чимин, втягивая носом недельный пот исходящий от Мина. Ему нравится чувствовать крепкие, обнимающие его руки, слушать родное дыхание над ухом и все эти приятные речи о том, как он хорош. Чимин зависим от желания получать похвалу и подтверждение того, что он молодец и старается не зря. — А чего тогда жмёшься сильнее? — веселится Юнги, крепче обнимая Пака. — Не сегодня. — Что в пакете? — вспоминает Юнги о том, с чем пришёл Чимин. — В компании сказали, что первый покупатель не оставил заказ на зарядное устройство… — загадочно говорит Пак, не заканчивая мысль. — А дальше что? — Юнги отрывается от Чимина, подозрительно щуря глаза. — Скоро узнаешь, — Пак заправляет немытые волосы Юнги за ухо, хлопает его по щеке и гаденько улыбается. — Узнаешь, Юни.________________________
Намджун, в махровом халате, сидит верхом на Хосоке, лёгкими движениями пальцев, едва касаясь, наносит своему парню ночной крем. Хосок, с закрытыми глазами, откровенно наслаждается, как мужчина плавно покачивается на бёдрах в такт музыке из колонок и хрипло подпевает. Их уютную, романтическую идиллию нарушает звонок Пак Чимин, решивший хотя бы отругать друзей своего (уже) парня. — Слушаю, — не раскрывая глаз, Хосок поднимает ладонь вверх, чтобы принять вызов, а другой сжимает ягодицу Намджуна, никак не реагирующего и уже привыкшего к такому неожиданному обесчестию своей былой невинности. Слабое свечение на запястье плавно переходит с белого на тёмно-синее из-за негативного настроя на той линии. — Чтобы вы знали, Юнги женится на мне, ясно? — шепчет Чимин, словно боится, что его могут услышать лишние уши. — И если кто-то из вас сдохнет раньше, то я лично убью второго, чтобы первому было не завидно. Я вам своего Юни не отдам, уяснили? — и уже громко и мягко кричит: — Да, солнце, я уже иду. — Ты… — Я вас предупредил, — перебивает он Намджуна и отключается. Одна рука Хосока застывает в воздухе, а вторая замирает на Намджуне, глаза забавно округляются. Первая мысль, конечно же, радость, что их лучший друг сможет заниматься сексом днями напролёт, кормить кого-то, убивать своей нежностью и всё остальное. Вторая мысль не такая радужная: Пак Чимин — татуированное чудовище на коротеньких лапках, угрожающий, защищая честь своего парня. — По крайней мере, теперь я точно знаю, что Чимин отправит меня за тобой и мне не придётся терпеть собирание пазлов от Мина, — жмёт плечами Намджун, слезая с мужчины и укладываясь рядом. — А с чего это я должен раньше тебя помереть? — не понимает Хосок и возмущённо привстаёт на кровати. — Потому что если ты сам не сдохнешь, я убью тебя, любовь моя, — скалится Ким, положив руку на неприкрытую халатом грудь Чона. — Нет, серьёзно, в его возрасте уже иметь коллекцию пазлов? — Кошма-а-а-ар, если бы я знал, что ты не невинный цветочек, — Хосок останавливается под внимательным и печальным взглядом Намджуна, похожим сейчас на обиженного щенка, и быстро ложится к нему в руки, — я бы в любом случае выбрал тебя. В любой вселенной я буду выбирать тебя.