***
Снова мы встретились только через пять лет. В реке тонул мальчик. Мне было десять, я пытался его спасти, однако нас быстро затянуло в стремнину. Он камнем пошел ко дну, а я еще трепыхался, пытаясь удержаться на поверхности. Напитавшаяся водой одежда тянула меня вниз, руки и ноги свело судорогой, и, наконец, холодные воды сомкнулись над моей головой. Тогда я снова увидел её. В том же костюме, с неизменной бензопилой. Развевающиеся волосы делали её похожей на русалку. Травянисто-зеленые глаза с золотистыми искрами смотрели на меня весело и удивленно поверх очков. Кажется, она что-то говорила, но я не слышал. И…она не дышала?! Сердце сжалось от страха. Так она - нечисть? Приплыла, чтобы утопить меня? Ведь русалки топят людей. Разве что, они имеют прекрасные рыбьи хвосты, а не являются в деловом костюме. И обычно не ходят по суше. Русалка хихикнула, на мгновение вынырнула на поверхность – и быстро скользнула ко мне. Пальцы в черной перчатке крепко сжали нижнюю челюсть, а к губам прижались чужие, влажные губы. Я почувствовал вкус клубники – и в мои легкие хлынул такой необходимый, живительный воздух. Острые, треугольные зубы слегка куснули краешек моей нижней губы – и она со смехом отстранилась, прикладывая палец к губам и игриво подмигивая. …Когда меня вытащили, все были, мягко говоря, удивлены. Я продержался под водой две минуты. Мама плакала, взрослые хлопотали, кутая меня в полотенце, а я не мог оторвать глаз от фигуры в черном, стоящей позади всех и отжимающей свои длинные алые волосы. Она почувствовала мой взгляд, обернулась, и улыбнулась, небрежно пожав плечами. Я улыбнулся в ответ, и был уверен, что она это увидела, прежде чем растаяла в воздухе.***
Одиннадцать...Двенадцать…Пятнадцать… Переломная для нас обоих встреча произошла на улице Лондона. Автомобиль сбил человека в десятке метров от магазина, куда мы с матерью пришли за покупками. Услышав рев бензопилы, я без раздумий бросился наружу и увидел ее. Она стояла над телом молодого парня, перекрученным и изломанным. Зеленые глаза сосредоточенно смотрели в пустоту. Словно…просматривали что-то? - Что ты видишь? Она вздрогнула, оглянулась. - Ох, опять ты, малыш. - Я не малыш! Мне уже одиннадцать! А ты совсем не изменилась. - Верно, - леди хитро улыбнулась, вскинула бензопилу, на которую до того опиралась, быстро взмахнула над телом. – Жнецы не стареют. - Жнецы? – я жадно вслушивался в ее мелодичный голос. Леди помолчала, держа бензопилу перед собой, потом с коротким, довольным выдохом ее опустила. - Это было быстро. Так на чем мы остановились? Ах да, жнецы! – она задумчиво, внимательно взглянула на меня. – Ох, чувствую, я об этом пожалею… Но ты такой милый, Уилли! Она подошла ближе, ласково растрепала рукой мои волосы. Почему-то, от ее пальцев мне совсем не хотелось отстраняться, хотя обычно я не люблю, когда кто-то гладит меня по голове. - Ты ведь уже знаешь, что такое смерть? – ее голос стал неожиданно серьезным, сдержанным, и совсем не женским. Я покосился на молодого человека, вокруг которого суетились полицейские и медики, и нервно сглотнул. Алая дама отстраненно усмехнулась. – Знаешь, вееерно. Ты уже трижды с ней встречаешься. Что ж. Позволь мне представиться официально. Грелль Сатклифф, Алая смерть. Она выпрямилась, приложила ладонь к груди и низко, церемонно поклонилась. Я недоверчиво нахмурился: - Ты не похожа на смерть. - Это еще почему?! - мгновенно оскорбилась Грелль. - Смерть — это скелет в черном балахоне с косой. Её так на всех рисунках изображают. - Ты еще про седую старуху вспомни, зануда! - окончательно разобиделась Алая леди. - Я - один из лучших шинигами отдела “Несущие смерть”! Самый красивый и утончённый! И меня еще никогда так не оскорбляли! Растерянный и смущенный, я попытался извиниться, но в этот момент меня позвала испуганная мама, запоздало заметившая мое отсутствие. Я отвернулся всего на мгновение, а когда снова повернулся, Грелль пропала...пропал. Потребовалась еще не одна встреча, пока я понял - моя леди на самом деле господин. Хотя это мало что изменило. Греллю нравилось, когда я называл его леди, и я звал его так. И на мои чувства к нему его пол не повлиял. Мне так никто и не поверил. Еще бы, как можно поверить в некую Алую леди, которую больше никто не видит? Обеспокоенные родители вызвали ко мне психолога, но врач подтвердил, что я полностью нормален, и предположил, что я просто все выдумываю из-за недостатка общения. Я его слова проигнорировал. Меня не интересовали другие дети. Они не понимали моё увлечение книгами и “фантазией” об ожившей смерти, подшучивали надо мной, так что я старался держаться от них подальше. Тем более что у меня был друг. Не одна тетрадь в бордовой кожаной обложке была заполнена его рисунками. Вот он сидит, задумчиво смотрит на закат, а ветер треплет его длинные волосы. Вот он на фоне светлеющего неба, где между облаков летят к солнцу птицы. Его глаза, губы, волосы. Я рисовал – и не мог остановиться. Он смеялся, заглядывая в тетрадь, говорил, что с каждым разом я рисую все лучше. А рядом с нами умирали люди. Он всегда появлялся там, где царила смерти. Иногда мы не виделись месяцами, иногда сталкивались по несколько раз за неделю. Другие люди его не видели, зато я тут же срывался с места, заслышав пронзительный визг его бензопилы. Иногда я успевал, иногда – нет, и в таком случае даже видя меня, он уходил, дразнясь и наказывая за медлительность. Капризная Алая леди. Грелль Сатклифф. Зато, когда я успевал его поймать, он с этим мирился и становился моим, на время. Мы вместе гуляли, разговаривали, кормили лебедей в парке. По вполне понятным причинам я не мог пригласить его домой – Грелль сразу предупредил, что другие люди его не увидят, а родители бесед с невидимым другом бы не поняли. Их это пугало до дрожи. Я не хотел их лишний раз нервировать. Да и любовь к мужчине... Не в пуританской Англии, где даже сейчас это презирается и считается дикостью. А я не мог понять, что запретного может быть в светлом чувстве, в присутствии и поддержке понимающего человека рядом. ...Это было безоблачное и прекрасное время...***
В шестнадцать я впервые признался ему… - Не заигрывал бы ты со смертью, мальчик. Ничем хорошим для тебя это не кончится. Седой гробовщик бросил еще одну лопату земли в разверстую яму могилы, а я только пренебрежительно фыркнул. Что за глупости? Знал бы он, о чем говорил! ...моя Алая леди… мой бессмертный возлюбленный… Наша предпоследняя встреча состоялась случайно, когда я готовился к занятиям в городском парке. Услышал рев бензопилы – и бросился на звук, забыв об учебниках и сумке. Он стоял над телом пожилой леди, безжизненно лежащей на тропинке. - Грелль! Он оглянулся на голос и улыбнулся радостно, светло. - Уилли! Подожди минутку! Взмах. Его коса забирает очередную жизнь, глубоко вонзается в землю - и вот уже моя Алая леди бросается мне на шею, повисает с радостным смехом. Я обнял и прижал к себе гибкое тело, с наслаждением вдохнул запах его волос - роза и мускат. - Я скучал... - Я тоже, - он отстранился, смущенный, нервно накручивая локон на палец. - Ты так вырос... Лучи солнца, пробившиеся через густой потолок листьев, оживили алый огонь его волос, покрыв их блестящими золотыми искрами. Словно ангельским нимбом. Такой изящный, грациозный, красивый. Разве может смерть быть такой прекрасной? Бледная кожа скул на глазах расцвела нежным румянцем. Он тихо засмеялся. - Ты меня смущаешь, Уилли. Кажется, я сказал последние слова вслух – и теперь уже настала моя очередь смутиться. - Но это правда. Я так хотел сказать тебе... Однако я не успел закончить. Грелль вдруг спохватился, стремительно выскользнул из моих рук. - Ох! Мне нужно идти! Сегодня столько работы! Понимая, что он сейчас уйдет, и я опять не увижу его черт знает сколько времени, я бросился следом, задыхаясь от волнения, вцепился в тонкое запястье. - Подожди! Неужели уже уходишь?! - Прости, Уилли. Мне еще три души нужно собрать… Поговорим в другой раз. - Я люблю тебя! Он замер. На миг выражение лица его стало растерянным и даже испуганным. Потом испуг сменила горечь, которую он попытался смягчить улыбкой. Теплая ткань перчатки бережно коснулась моей щеки. - Меня нельзя любить, глупый. - Почему? Смерть поджал губы и отвел глаза. - Потому что человек и жнец никогда не смогут быть вместе. Его слова отозвались ноющей болью в груди. Где-то позади послышались голоса друзей, искавших меня. Грелль вскинул голову, прислушиваясь, слабо улыбнулся. - Тебя ищут. Иди. Я больше не буду тебя беспокоить. Он попытался выдернуть руку из моих пальцев – и тогда я сдернул с него перчатку, отскочил назад. Грелль тихо ахнул, нахмурился. - Хочешь ее вернуть – снова приходи! – наигранно весело сказал я, прижимая перчатку к груди, ожидая, что он рассердится. Но Грелль только тихо рассмеялся: - Куда же я от тебя денусь, Уилли… Голоса уже слышались совсем близко. Всего на миг я отвел взгляд, а когда развернулся, его уже не было. Я любил его, и мне казалось, что у нас впереди вечность. Ведь жизнь человека такая длинная, в ней много десятилетий, которые мы сможем вместе пройти. ...В том, насколько прав был покрытый страшными шрамами седой гробовщик, мне еще только предстояло убедиться…***
…Потому что в семнадцать все рухнуло… Внутри что-то оборвалось, когда я увидел его у постели матери. Реджина Спирс уже долгое время болела. Врачи диагностировали туберкулез, назначили лечение, но никакие лекарства не помогали. Мама медленно угасала. В тот день я отправился в колледж, но, словно по какому-то наитию, повернул назад. В холле больницы я столкнулся с отцом, который бормотал, что не смог до меня дозвониться. Телефоны почему-то не работали. Охваченный нехорошими подозрениями, я влетел в палату матери и сразу увидел его. Грелль стоял в углу, сжимая бензопилу и нервно сверяясь с часами. При виде меня его глаза широко распахнулись, а лицо, и без того бледное, стало белее бумаги. - Уилли… Сердце бешено колотилось в груди. Я рыкнул отцу выйти – и вытолкал его прочь, когда он не сразу послушался, запер дверь. Мама ничего не слышала, сжавшись на кровати в болезненном забытьи. - Не забирай ее. Грелль вздрогнул, словно я его ударил, опустил голову. - Я не могу. - Можешь! Ты же Смерть! Ты можешь отсрочить ее гибель! Он молчал, и боль отчаянным криком рвалась изнутри в предчувствии неизбежного. - Пожалуйста, Грелль, не молчи! Ты должен понять! Это моя мама! - Пришло ее время. Мне жаль, Уилли, но не я это решаю... Безжизненный голос шелестел, как опавшие листья, и что-то медленно умирало внутри. - Вот только мне не надо городить эту чушь! Я видел, как ты их забираешь! Это ты обрезаешь нить. Просто…не делай этого. Пожалуйста. Пощади ее. Зеленые глаза в золотом ободке, всегда такие добрые и ласковые, сейчас смотрели куда-то сквозь меня с отстраненным безразличием. - Я не хотел, чтобы ты это видел. Мне правда жаль, Уильям. Слова – как приговор. Я сжал кулаки, задыхаясь от бешенства. - Тогда мне придется тебя остановить! Не в моих правилах бить леди, но ты меня вынуждаешь! Он взглянул на меня глазами, полными боли, но на алых губах появилась горькая, кривая усмешка. - Ну, попробуй. Какой-то частью сознания я отметил изменившийся голос и проступившие в лице хищные черты, но не собирался сдаваться. За жизнь родного мне человека я готов был драться даже со смертью. Однако все закончилось слишком быстро. Я попытался его ударить, и тогда он показал мне свою истинную сущность. Удар настолько стремительный, что я успел различить лишь смазанную алую вспышку – и рот вмиг наполнился кровью. В ушах зазвенело, челюсть и правая скула онемели. Следом и спина жестко встретилась со стеной – и я сполз по ней, хрипя от боли. Мир перед глазами шатался, но я видел, как Грелль подошел к постели матери и поднял пилу. - Нет! Ради бога! Остановись!!! Все силы ушли на последний крик, но его рука не дрогнула. Взмах – и приборы у кровати пронзительно заверещали. Кардиограф показал ровную линию. И вместе с ним лопнула туго натянутая струна внутри. Меня захватило безразличие. Что-то дорогое, теплое, светлое во мне в этот миг умерло. Я медленно, с трудом поднялся. Грелль стоял на прежнем месте, безразлично глядя на меня сквозь стекла неизменных очков. В дверь палаты ломились люди, но мне было плевать на них. - Будь ты проклят, тварь, - я шипел, мечтая только об одном – сжать на тонком горле свои руки. Он издевательски усмехнулся в ответ. - Я итак проклят, Уилли. Ты был слеп всю жизнь. Не задумывался, что делает смерть. Не видел, как умирали люди вокруг тебя. А я ведь предупреждал. Меня нельзя любить. Его образ перед глазами помутился, поплыл. - Уходи. УБИРАЙСЯ! Дверь распахнулась, в палату влетели отец и медсестры. Я оглянулся на них, а когда снова повернул голову, Грелль исчез.***
Двадцать три… Когда все переменилось... Шли дни, недели, месяцы. Я больше его не видел. На похоронах матери я принес на ее могилу букет белых лилий. С той минуты мне стал ненавистен красный цвет. Ненавистны розы – потому что ты их любил. Я возненавидел все, что напоминало мне о тебе. В пламени костра сгорели наши дневники. Я с остервенением выдирал из альбомов листы, комкал и бросал в огонь страницы, с каким-то мучительным наслаждением наблюдая, как бумага чернеет и обращается в пыль. Хотел выбросить и черную замшевую перчатку с незатейливым плетением у запястья, но что-то остановило. Она пахла розами. Пахла тобой. Перчатку я сунул в карман, а по возвращении забросил куда-то в порыве злости на свою слабость. Годы шли, воспоминания притупились, но боль никуда не делась. Я ни с кем так и не сблизился. Никто не мог сравниться...с ним. Тем аловолосым дьяволом, которого я иногда видел в своих кошмарах. Который манил меня, а потом вонзал бензопилу мне в грудь, вскрывая грудную клетку и вырывая еще бьющееся сердце. “Ничего личного, Уилли. Просто пришло твое время”. Я просыпался с криком, в поту, и не засыпал до утра. Эти изматывающие сны и воспоминания о Грелле сказались на моем характере. Отличник, красивый, холодный и замкнутый. Одноклассники в шутку звали меня Снежной королевой. Смешно… Прямо антипод эмоциональной Алой леди. Мысли режут душу не хуже бритвы. Я старался забыться и забыть его. Алкоголь, наркотики. Взрослые любят идти по пути саморазрушения. Но я еще ухитрялся поддерживать свои маски. Прекрасно закончивший университет студент, с замечательными показателями, скрывающий за внешней холодностью гниющую и медленно умирающую душу. Что же ты со мной сделал, Грелль? Самое худшее заключалось в том, что спустя столько лет я не мог понять, какие чувства испытываю к своему персональному проклятию. Люблю я его - или ненавижу? Хочу убить, медленно и мучительно, или прижать к себе и никогда больше не отпускать? Все перемешалось в душе, выгорело до черного, безжизненного пепла. Говорят, самоубийство - это крик о помощи. В моем случае это был зов. Вводя в вену тройную дозу наркотика, я улыбался, потому что ждал его. Я хотел увидеть его в последний раз перед тем, как мое сердце остановиться, и я освобожусь от того ада, в который превратилась моя жизнь. Когда смутный силуэт перекрыл окно, я жадно подался вперед, ожидая увидеть его алую гриву и акулью улыбку. Однако вместо Алой леди в комнату неслышно проскользнул хрупкий юноша, темноволосый и нежный, сжимавший в руке...глефу. Зрелище это было настолько странным и неожиданным, что я машинально выдохнул: - Я ждал не тебя. Юноша обернулся и удивленно уставился на меня яркими, зелено-желтыми глазами. В точности как у Грелля... - Вы меня видите? - в его красивом, детском голосе мешались удивление и растерянность. - Разумеется. Ты - Смерть? Он смутился и поправил очки, отвел глаза, осматривая комнату - все, что угодно, лишь бы не встречаться со мной взглядом. - Да. Можно и так сказать... - А как тебя зовут? Он снова удивленно посмотрел на меня. - Вы меня совсем не боитесь? Я ощущал растекающееся жжение и боль под кожей. Сердце колотилось все чаще. У меня оставалось мало времени. - Нет. Послушай, как там тебя... - Алан, - он подошел ближе, прислонил к стене свой инструмент и осторожно взял меня за руку. - Меня зовут Алан. Постарайтесь расслабиться, осталось недолго... - Я знаю! - это было грубо, но я чувствовал, как мое тело умирает, и не хотел тратить ни единой секунды впустую. - Алан, позови его. Я хочу увидеть его! - Его? - на лице юноши отобразилось недоумение. - Да! Грелля Сатклиффа. Эту чертову Алую леди! Я хочу, чтобы он...забрал мою жизнь... Дыхание сбивалось, говорить становилось все тяжелее. Юноша нахмурился, почему-то став похожим на сердитого котенка. - Откуда вы знаете… О боже! Он вдруг побледнел и быстро вытащил из кармана небольшую черную книгу. Такую же я видел у Грелля, только в красной коже. Быстро заглянув в нее, Алан уставился на меня широко раскрытыми глазами. - Так это вы… Вы тот самый! - Тот самый?! – я недоуменно смотрел на него, судорожно заглатывая воздух. Картинка перед глазами плыла, но расстроенное лицо Алана я видел необычайно четко. - Я не знал… Простите. Мне показалось знакомым имя, но… Я правда не знал, что это вы. Мне так жаль. Он бы наверняка хотел сам это сделать, но… Алан тяжело вздохнул и взял свое оружие. Я понял его намерение, и застонал от бессильной ярости. Я не этого хотел! Юная Смерть понял меня по-своему. - Не волнуйтесь. Это не конец, и я сделаю все быстро и легко, обещаю. В конце концов, это и есть наша работа, - он светло улыбнулся, занося косу, - приносить избавление от страданий.***
Его звали Алан Хамфриз, и он стал тем жнецом, который забрал мою душу и, после перерождения, проводил меня в Академию. Та ночь все изменила, открыла мне глаза на многие вещи, которых я не понимал, перевернула мой мир с ног на голову. Самоубийцы не заслуживают избавления. Они обречены собирать души смертных, избавляя последних от страданий и боли, которые иначе переросли бы в вечную агонию. Алан рассказал мне об этом, пока мы собирались и переходили из мира людей в мир жнецов. Он был удивлен, что этого не рассказал мне Грелль. «Это главный смысл нашей работы», - объяснял юноша, тепло улыбаясь. – «Без нас тело все равно умирает, но душа не может уйти в высшие сферы, и либо становится призраком, либо пожирается демоном». Я слушал его – и понимал, каким идиотом был, обвиняя Грелля во всех грехах. Он не мог поступить иначе, а я…я не стал его слушать, и вот итог. Я сам стал Ангелом Смерти, а Грелль, болезненно переживавший нашу ссору, покинул родной Лондонский департамент, лишь бы никогда больше меня не видеть. Об этом я узнал уже постфактум, когда закончил Академию шинигами и пришел на службу в отдел «Несущих смерть». Надежда встретиться со своим возлюбленным рухнула в бездну. Никто не знал, куда он ушел, а у меня не было возможности это выяснить. Сейчас же, когда возможность появилась, след давно остыл и затерялся. Остается только ждать и молиться, что когда-нибудь Смерть смилостивится, и мы снова встретимся... - Господин Спирс! Громкий стук в дверь заставил вздрогнуть и торопливо прикрыть дневник рукой. К счастью, Мелинда не имеет привычки врываться в мой кабинет без стука, иначе узнала бы много интересного о своем непосредственном начальнике. Тетрадь в красной обложке отправляется в ящик стола, под ключ. Выпрямиться, натянуть на лицо привычную ледяную маску... - Войдите! Женщина приоткрыла дверь, заглянула в кабинет. - Прибыл сотрудник из голландского департамента по обмену. Ожидает вас на ресепшене. "А почему не в приемной? Что он на входе забыл?” Раздражение привычно подняло голову, однако на секретаршу я срываться не стал. Это только мое упущение. Кто же мог подумать, что за эту неделю навалится столько работы? Авария на химзаводе, вспышка инфекции в Саутворке, и это не считая "обычных" ДТП, вооруженных разборок и прочих неприятных мелочей. Разумеется, про иностранного гостя, информацию о котором Мелинда передала мне ещё в понедельник, я благополучно забыл. Взгляд заметался по столу в надежде обнаружить планшет с краткой анкетой и сутью визита, однако в ворохе бумаг, загромождавших стол, найти что-либо за несколько допустимых минут задержки было совершено нереально. Оставалось только тоскливо вздохнуть. "Ладно, выкручусь" - Спасибо, Мелинда. Девушка кивнула и вышла, тихо прикрыв дверь. Я последовал за ней минутой позже, убедившись, что мой костюм в идеальном состоянии и кое-как приведя в относительный порядок последствия нескольких жарких ночей на работе. В коридоре царило непривычное оживление и шум. Толпа у ресепшена впечатляла своими размерами. Весь отдел собрался, в полном составе. Даже Эрик с Аланом из кабинета выползли, хотя обычно их оттуда и отпуском не выманишь. «Да что тут происходит такое?! Как дети! Иностранца, что ли, никогда не видели?» Вдохнул глубоко, приготовился ругаться, подходя ближе. И замер, поперхнувшись воздухом. - …чего не приезжал?! Скотина! Мы без тебя от скуки загибаемся, а он по заграницам шландается. - Ничего ты не понимаешь, Ронни! Это не просто заграница, это Голландия! Маленький уголок рая на земле. Какие там цветы… Где стоял – там же чуть не осел. Пришлось к стене плечом прислониться при первых же звуках этого голоса. Этого родного, любимого, ненавистного, такого дорогого голоса… - Но ведь в Нидерландах роз нет. Одни тюльпаны, - опять Ронни не может не вставить свои пять копеек. - Истинная леди знает цену всем цветам! И, к твоему сведению, розы там есть. Такие, каких тебе, Нокси, малыш, и не снилось. Ах, как там красиво весной! Ни за что бы ни стал оттуда уезжать, но когда услышал, что требуется сотрудник по обмену в Лондон так вдруг сердце кольнуло. В радостном голосе проскользнули грустные нотки, и гул сотрудников несколько поутих. Надо бы подойти поближе, а то за спинами остальных не видно, а я так хочу его увидеть… - Прям-таки и кольнуло? - Представь себе, да, Эричка! Я соскучился. По вам по всем соскучился, по своему кабинету, по Лондону. Как вы тут живете? А то я все о себе да о себе. Слышал, у вас новый начальник. Кто там заменил господина Фергюса?.. Внутри что-то предательски дрогнуло. Нет… Я не смогу. Боже, я же не выдержу, наплюю и на устав, и на субординацию, схвачу в охапку при всех - и все, плакала моя репутация Ледяного Спирса. Однако почему-то в этот самый момент то, что подумают обо мне подчиненные, отошло на второй план. Какая к черту разница, если я стоял в двух шагах от своей мечты? - …Очередной какой-нибудь старый и страшный извращенец с Уставом вместо головы? «Чтооо?!» Похоже, не я один к этой встрече не готовился. В толпе послышались нервные смешки. Мда… Они знают, чем может грозить такая моя характеристика. Хотя смертники-смельчаки все-равно нашлись. - О, я думаю, вы не будете разочарованы, Грелль-семпай, - раздался веселый голос Алана, и у меня аж руки зачесались отвесить ему подзатыльник. Вот засранец! Мы с ним с того самого сбора сдружились, и оставались надежными товарищами до сих пор. Многое вместе с ним и Эриком Слингби прошли. Знал бы я тогда, к чему приведет мое решение покончить с собой…поступил бы также. Вообще бы не колебался. - Да? Он красавчик? Ну, и где же он пропадает?! Что за неуважение – заставлять леди ждать! Как его зовут-то хоть? - Уильям Теодор Спирс, - спокойно протискиваюсь вперед, из последних сил удерживая на лице ледяную маску. – Начальник по надзору за шинигами Лондонского отделения «Несущих смерть». К вашим услугам. Поклонился коротко, выпрямился, взглянул на него. И рванулся вперед, подхватывая оседающую Алую бестию. Это надо было видеть. Этот беспомощный ужас, радость пополам с отчаянием, бесконечную боль и тоску в расширившихся зеленых глазах. Он побледнел как полотно и правда чуть в обморок не свалился. Слава богу, я успел его за талию удержать, прижал к себе. Тонкие пальцы до боли вцепились в мои плечи, скользнули к лицу. Он, как слепой, ощупывал мой лоб, виски, скулы, словно пытаясь увидеть и поверить, кто перед ним. - Уилли…Смерть…зачем… Вместо ответа я просто взял его руку и целомудренно коснулся губами запястья. Грелль порывисто дернулся вперед, прижался губами к моим губам – как умирающий в пустыне приникает к долгожданному оазису. Этот поцелуй был одновременно и сладким, и горьким, и соленым. Безумно вкусным. Гробовая тишина, повисшая было вокруг нас, взорвалась свистом, смехом, приветственными криками и аплодисментами. Я только мысленно рукой махнул. «Завтра, во всех газетах Департамента! Уильям Ти Спирс вовсе не ледяной принц!» Но это будет завтра, а сегодня я прижимал к себе свою единственную на все жизни любовь, целовал мокрые от слез щеки и слипшиеся ресницы и смеялся, слыша его лихорадочный шепот: - Люблю тебя, Уилли… Зачем же ты… Знал ведь, нельзя было тебя оставлять, дурака! - Тогда бы мы действительно никогда не встретились. Он всхлипнул, спрятал лицо у меня на груди, мелко дрожа и цепляясь руками за мой пиджак. Где-то рядом Ронни начал скандировать: «Горько! Горько!» Этот крик подхватили разом несколько голосов, и я понял, что представление пора заканчивать. Невозмутимо повернул голову, не выпуская из объятий свое счастье. - Диспетчер Нокс, я смотрю, вам заняться нечем? Поработаете сегодня сверхурочно. Грелль тихо хихикнул, щекоча мою кожу своим дыханием. Рональд поперхнулся воздухом, попытался спорить, но под моим уничтожающим взглядом сдался и быстро свалил в свой кабинет. После вопроса: «Кто еще хочет поработать?» сотрудники быстро рассосались по местам, однако шепотки и разговорчики не прекратились. Ой, аукнется мне еще эта сцена… Мы с Греллем остались одни, и я повел его в свой кабинет, придерживая за плечи. Он жался ко мне потерянным котенком. И куда только делась хвастливая и шумная Алая леди? - Ох, Уилли... Я надеялся, ты меня забудешь. Сможешь, наконец, жить нормально. - Без тебя я потерял смысл жизни. Ты был единственным, ради чего я существовал. Когда тебя не стало, моя жизнь остановилась. - Дурак, - снова тихо всхлипнул Грелль. – Ты ведь сам все сжег. Все наше прошлое… Сердце больно кольнуло. - Ты видел..? Мы остановились около дверей кабинета. Он помялся, вытащил книгу и с задних страниц достал вложенный помятый и грязный листок с обгоревшими краями, в котором я узнал свой рисунок. Его портрет до пояса. Одна рука приобнимает бензопилу, в другой романтично зажата роза. Волосы струятся свободным потоком, а глаза смотрят прямо в душу с хитрым прищуром, и губы чуть приподняты в ироничной улыбке. Юный, опасный, страстный. Мой любимый ангел смерти. - Я прятался рядом, и ветер отнес этот рисунок в мою сторону, - он ласково погладил выцветшие линии кончиками пальцев. – Это все, что мне удалось сохранить. Так стыдно и больно мне уже давно не было. Однако одного взгляда на рисунок хватило, чтобы я кое-что вспомнил. - У меня тоже для тебя кое-что есть. Я пропустил его в свой кабинет, попросил Милинду принести нам кофе. Грелль немного пришел в себя и с любопытством осматривался по сторонам, присев на краешек моего стола. Чувствую, это будет его любимое место. Когда секретарша принесла чашки и удалилась, я запер дверь и открыл свой секретный ящичек. Там, рядом с дневником из красной кожи и стопкой рисунков, которые я воспроизводил по памяти, лежала она. Старая, черная перчатка с вышивкой. При одном взгляде на нее глаза Грелля снова наполнились слезами. - Я думал, ты ее выкинул… - Я обещал вернуть тебе ее при встрече, - с усмешкой ответил я, вкладывая перчатку в руку любимого, и нежно привлекая его к себе. – Ты же понимаешь, что ни в какую Голландию ты больше не вернешься? - Диктатор! – с шутливым возмущением воскликнул он, даже не пытаясь освободиться. – Но мое начальство… - Я с ними договорюсь. Я очень хорошо научился договариваться. Нежно целуя это чудо, я смахнул со стола все папки, и тут же забыл об этом. Сейчас ничего из этого уже не имело значения. - Никуда ты от меня больше не денешься, моя Алая леди.