Связанные тёмной нитью

В полутёмной комнате, окутанной сумерками и легким светом канделябровых свечей, Винсент дожидался Эхо, иногда бросая взгляд в мрачное окно, где кроме темно-синей кроны и отблесков света вряд ли можно было видеть. Его мысли, идущие в такт с тишиной, нарушила резкая барабанная дробь по стеклу. Слабый, знакомый ритм дождя нарастал. «Интересно, где же она? Там уже дождь пошёл», — думал он, прислушиваясь к звукам в поместье. А Эхо, тем временем, недовольно щурилась, пытаясь разглядеть очертания знакомого особняка сквозь плотную пелену дождя. Она возвращалась с очередного сложнейшего задания, которое не удалось закончить в положенное время, и теперь бежала со всех ног, стараясь поскорее добраться до своего мастера. Господин Винсент меня накажет. Эта мысль заставляла девушку бежать ещё быстрее. Она привыкла показывать безразличие ко всему, даже к боли, но часто ловила себя на том, что ей довольно неприятно унижение. Однако это ещё больше подстегивало её усердие, и теперь Эхо служила не только Найтрею, но и каплям собственной воли. Она мужественно старалась не дрожать от холода. «Он не должен этого видеть», — шипела она сама себе. Девушка промокла насквозь, капли, стекающие с волос, заливали глаза, мешая нормально видеть. В носу уже всё щекотало, нестерпимо хотелось кашлять и чихать, однако Эхо понимала, что нельзя. Она ненавидела собственную беспомощность при болезни, ведь тогда господин приказывал меняться местами с ненавистной ей Цвай. «Я сильная», — Эхо внутренне боролась с собой, но в её глазах продолжало плескаться всё то же безразличие. Винсент щелкнул наручными часами и огорченно вздохнул, покачав головой. «Ещё полчаса назад должна была вернуться…» — он понимал, что иногда требует от своей подчиненной слишком многого, чтобы она смогла это выполнить, но каждый раз, когда он хотел дать ей что-нибудь полегче, то сразу же забывал об этом. Кроме того, банальная лень и другие планы усердно сопутствовали этому. Иногда в нем просыпалось и милосердие, и тогда он вспоминал о своих оплошностях, закрывая глаза на ошибки Эхо. Он спокойно ходил из угла в угол, шурша своим балахоном. Так продолжалось несколько минут, пока снизу не послышался знакомый стук дверей и чьи-то шаги. Винсент лишь отвел взгляд в сторону двери, ожидая, что туда зайдет Эхо. Винсент открыл дверь. Перед ним стояла девушка — мокрая, с поникшей головой, грустным взглядом, скрытым под мокрыми локонами. Руки были разочарованно опущены вниз, по синей ткани стекали капли холодной дождевой воды, а сама она дрожала. Циничному Винсенту даже стало ее жалко от подобного вида. — Эхо, ты опоздала, — невозмутимым тоном сказал он, улыбаясь краями губ. — Извините, мой господин, мне пришлось задержаться, — монотонно проговорила она, не поднимая головы. Ей вдруг нестерпимо захотелось его ударить, под рукавами скрывались острые метательные ножи, которые девушка до боли сжимала в руках, борясь с желанием проткнуть Винсенту горло и наконец стать свободной. «Ты сильная, терпи», — какой уже раз повторила она, постепенно теряя веру в собственные же слова. Эхо лишь стояла и смотрела в пол, ожидая очередной взбучки. — Ничего страшного, — он провел рукой по ее серебристым волосам как можно нежнее. Он знал, что она сейчас наверняка зла на все окружающее. Остается лишь соблюдать вежливость и деликатность. — Я надеюсь, ты выкрала то письмо из Пандоры, и тебя никто не видел? Не ожидавшая подобного Эхо удивлённо подняла голову, встретившись взглядом с Найтреем. Однако тут же опустила вниз, не сумев выдержать непонятный и сильный напор этих пронзительных разноцветных глаз. Воля и внутренняя смелость быстро улетучилась, а на смену пришло уже знакомое ощущение колючей преданности и желанию беспрекословно подчиняться. — Да, разумеется, я всё сделала как нужно, — ничто из этого так и не отразилось на внешности Эхо. Достав порядком намокший, но всё ещё целый конверт, она протянула его господину, больше не рискуя смотреть ему в глаза. — Умница, — Винсент взял конверт и, отойдя на пару шагов, положил его на стол, а сам присел на мягкий диван, взяв полотенце. — Хорошо работаешь, Эхо. Я не сомневался в твоих успехах. Иди сюда, — он позвал ее к себе жестом и придвинул канделябр с горящими свечами чуть ближе. Винсент усадил миниатюрную фигурку Эхо себе на колени и провел полотенцем по мокрым волосам, больше похожим на сосульки. Он чувствовал дрожь хрупкого тела Эхо у себя на коленях, даже, казалось, слышал, как она медленно дышит и похрипывает. — Эхо, прошу, выпей чаю и переоденься. Ты можешь заболеть, — прошептал он, чуть наклонившись к ее уху. — Да, мой господин, — привычно повторила девушка, предпринимая попытку встать с коленей Винсента. Эхо действительно сильно дрожала и не отказалась бы от сухого платья и кружки чего-нибудь горячего. А ещё, несмотря на то, что сейчас она чувствовала себя довольно уютно в тёплых объятиях Найтрея, ей всё же очень хотелось уединиться в своей комнате и записать в дневник события прошедшего дня. Это было своеобразной традицией, известной её немногочисленному окружению. — Переоденься. Но потом, пожалуйста, вернись… — Винсент отпустил ее, молча уставившись в горящую точку где-то в пылающем камине. Когда Эхо ушла, он взял чайничек с готической росписью и налил чаю в чашку на столе, положив рядом несколько фруктов, которые любила его слуга. Узнал он об этом с трудом, но это, впрочем, оказалось пригодным. Он посмотрел в окно — темно-синий свет ночи размыло дождевой сыростью и вновь наступила тишина. Порядком уставшая девушка в этот раз лишь кивнула и молча поплелась в свою комнату, спиной чувствуя пристальный взгляд младшего Найтрея. Закрыв за собой дверь, она глубоко вздохнула, наслаждаясь тишиной и теплом своей комнаты. Достав из шкафчика первое, что попалось под руку, что оказалось сорочкой кремового цвета, она наконец-то скинула с себя мокрое платье и, аккуратно повесив его на спинку стула, всунула руки в мягкие рукава рубашки и скинула сапоги. Стараясь не мешкать, она тут же поспешила к ожидавшему её Винсенту, пытаясь не путаться в длинных подолах одежды. — Тебе идет, — он кивнул в сторону чая и фруктов, ожидавших ее на столе. Жестом он приглашал ее угощаться. В конце концов, она заслужила, да и этой сейчас нужно. Если она заболеет — хуже будет и ей, и ему. Стоило Эхо кинуть взгляд на фрукты, как тут же раздалось негромкое урчание в её животе, что девушку порядком смутило. Она прошла к Винсенту и присела на краешек кресла. Взяв в руки горячую чашку с неимоверно вкусным чаем, она неуверенно отпила. С каждым глотком по её телу разносилось долгожданное тепло. — Я знал, тебе понравится… — Винсент прилег на диван, положив спину на ручку дивана. Он не мешал вечерней трапезе Эхо. Та уплетала свой ужин с таким голодом, что Винсент побоялся, что ему придется снова идти за порцией. Но он подумал, что Эхо вряд ли попросит добавки — она не так воспитана в его покоях. Молча доев всё до последней крошки, Эхо встала с кресла и, повернувшись к Винсенту, низко поклонилась ему, поблагодарив его за заботу. Ей было действительно приятно, что бывало редко, и даже внутренний голос замолчал, отдаваясь блаженству. — Эхо, пожалуйста, посиди со мной. Я все равно плохо сплю по ночам, — он невозмутимо смотрел на нее. Он не соврал, да и хотелось просто посидеть с ней. Поговорить. Такие странные желания иногда у Винсента. Все-таки она могла его понять в чем-то. Это все же не Ада Безариус… «Сегодня странный день. И странный Винсент», — отметила про себя Эхо, но всё же подошла поближе к нему и сказала: — Разумеется, всё будет так, как вы пожелаете. На минуту Винсенту показалось, что комната застыла в этих темно-оранжевых очертаниях. Если на мгновение мир замрет — можно будет увидеть картину. Но картину чего? Обыденности? Жестокости? Плеяды непонятных событий? Этого он сказать не мог. Разрезая свою меланхолию, он спросил Эхо: — Ты всегда была такой тихой… Почему? Винсент уже ожидал покорного нейтрального ответа, но неожиданно на глаза девушки навернулись слёзы: — Я… Эхо не знает… — а ведь она действительно не знала. Не знала, когда привыкла к унижениям и предательствам, не знала, почему она такая. Она даже не помнила, когда появилась Цвай! Эхо не знала, Эхо не помнила саму себя. И от осознания этого ей стало так нестерпимо грустно и одиноко, как она не чувствовала себя никогда ранее. — Прости. Я забыл, что ты не помнишь, — он чуть приблизился к ней и провел рукой по холодной от воды ярко-матовой коже. По кончикам пальцем скользнула тонкая нежная фактура, ощущения больше были похоже на пушистую ткань. Он стер слезинку с ее щеки, чертящую тонкие линии на коже. «А я думала, что вас кроме брата ничего не волнует». Чуть дернувшись от прикосновения чужих пальцев по своей щеке, Эхо безвольно опустила руки, отдаваясь ласкам Винсента. — Странно, что ты так быстро сдалась. Я знаю, что ты сильная. Но почему передо мной ты слабая, Эхо? — шептал он. Его ладонь и пальцы скользили вверх по пушистым ресницам, касаясь ее коротких косичек и снова спускались вниз, к наиболее прекрасной части ее лица. Она неосторожно коснулся пальцем ее губ — тонкого темно-алого коралла, и тут же отдернул руку, боясь нарушить хрупкую линию ее спокойствия. Девушку словно током прошило. «Я знаю, что ты сильная…» Это же было отражение её собственных мыслей! Сердце бешено билось о грудную клетку, всё лицо горело. Она дрожала, но уже не от холода, а от нестерпимого жара. — Потому что вы мой господин… Я обязана быть слабой перед вами, — выдохнула Эхо, хотя ответить собиралась совершенно иное. — Кто сказал тебе это? На такие глупости способен разве что мой братец, — хмыкнул Винсент, вновь переключившись на фигуру Эхо, которая как-то обеспокоенно смотрела в пол. Она выглядело как-то странно, почти болезненно. И все это лишь от этих слов? — Нет, господин Гилберт такого не говорил, это я… — прохрипела девушка, по кукольному наклоняя голову набок и смотря куда-то за спину Винсенту. Тело продолжало гореть, и этот жар усиливался с каждой минутой. Ей казалось, что она сгорит, сгорит без остатка. Он провел рукой по ее щекам и на секунду глаза удивленно расширились, — что было редкостью, — и снова приняли свой беспокойно-самонадеянный вид. — Ты вся горишь, Эхо. С чего это? — Эхо не знает. Мне непонятно, — коротко ответила девушка, вновь опуская голову, и незаметно подула себе на ладони. Да, в такой момент она бы не отказалась вновь выбежать на улицу и подставить лицо ледяным слезам неба. Вместо ответа Винсент резко поднялся и, взяв Эхо за руку, повел на балкон над своим садом. Под ними утопали розы, лилии и орхидеи. Винсент знал, что Эхо они нравятся, но никогда не давал знака. Он понимал, что стоит сказать Эхо хоть об одном ее увлечении, чувстве — и она воспримет это как отрицание. Воздух был влажный, пропитанный вечерней дождевой прохладой. — Тебе лучше? Эхо короткими рывками вдыхала этот свежий коктейль — запахи цветов вперемешку с ночной сыростью. Ей действительно стало лучше, жар пропал, и она слабо кивнула. — Простите, господин, я не должна была… — Ты ничего не сделала, чтобы извиняться, — возразил он, обступив ее сзади и приобняв за плечи. Он чувствовал, как она снова дрожала. Он подумал, что так она себя ведет лишь при нем. Или нет? «Что с ней такое?» — недоумевал он. — Эхо действительно слабая, простите, простите, простите… — бормотала она, чувствуя его мягкие волосы, щекочущие шею. От Винсента знакомо пахло корицей и розами, а также пыльным ароматом синтепона. — Неправда. Не надо считать себя слабой, хорошо? — он перевернул ее лицом к себе и посмотрел в глаза, на которые вновь наворачивались слезы. Странно, ему не хотелось видеть плачущую Эхо, но он не знал, что сказать. — Но Цвай… — попробовала возразить Эхо, тихо всхлипнув. — Вы просите меня с ней меняться, потому что я слабая! Скоро Эхо совсем исчезнет, Эхо не будет! Эхо не хочет умирать… — вскричала она, закрывая лицо руками. Винсента это удивило. Он никогда не думал над тем, что может случиться. Теперь он понял, что все-таки боится смерти и исчезновения настоящей Эхо. — Она не умрет. Я обещаю, — он погладил ее по голове и чуть взял пальцами за подбородок, смотря ей в глаза. Растерянность. — Цвай хочет убить Эхо, — твердила девушка, даже не ожидая, что может так расплакаться. Всё сдерживаемое годами теперь выходило наружу, маска равнодушия раскололась на маленькие кусочки, а она всё плакала и плакала. — Эхо не хочет умирать, Эхо любит господина Винсента, Эхо не хочет исчезнуть… — хрипло шептала девушка, не совсем понимая, что говорит. Глаза Винсента вновь расширились от удивления. Неожиданные слова, что разорвали тонкую пелену между ее чувствами и равнодушия теперь разрывали и Винсента. Он просто слушал ее, не зная, что сказать. Увидел то, что не ожидал увидеть, но, как ни странно, шел к этому. — Ой… — только сейчас осознав, что наговорила, девушка даже прекратила плакать. Ничто не осталось в этой несчастной и потерянной девочке от старой Эхо. Серые глаза словно промыли слёзы, сделав их светло-голубыми, бледное личико приобрело нежно-персиковый оттенок и лёгкий румянец, а в голосе плескались эмоции, что бывало только у Цвай, но никак не у Эхо. Однако, быть может, это и была она, она — настоящая?.. — Эхо не умрет. Теперь она не умрет… — он присел перед ней на колени и провел рукой по щеке. Лицо Эхо снова приняло холодно-равнодушный оттенок, как свет ночи, что был вокруг них. Она была частью этого света. Не гаснущего, монотонного, который всегда был частью всего и ничего. Измерением с цветом, но без осязания. Это измерение нравилось Винсенту. Оно было похоже на него…