bite & kiss

      Нет, Беннет ещё с первого дня их знакомства прекрасно понимал — Рейзор сильно отличается от других людей. Это проявлялось во всём: в том, как он ест (одни только восторжённые восклицания «вкусно!» на, как всегда, подгоревшие стейки Беннета чего стоят), как ходит, говорит, в его движениях и жестах. Многое вошло в привычку и стало неотъемлемой частью их дружбы, но к некоторым особым проявлениям внимания волчонка Беннету никак привыкнуть не удаётся — тот, видимо, не очень хорошо запомнил выражение «личное пространство».       Беннет из тех, кто вместо «привет» лезет обниматься до трескающихся ребер и не может оставлять руки пустыми ни на секунду — ему позарез нужно что-то тискать, гладить или трясти, особенно классно, когда этим чем-то оказывается Рейзор, но сам волчонок своими привычками побеждает тактильность Бена по всем фронтам.       — Ой, — каждый раз выдыхает Беннет, когда тот вдруг кусает его за плечо — «милая агрессия», когда тебе настолько что-то нравится, что тебе хочется это сжать или съесть, вот и Рейзору не всегда удаётся справиться с таким наплывом эмоций к Беннету. Он же не специально, просто… Беннет такой хорошенький и милый со своими взъерошенными волосами и неловкими движениями. Да и вообще клал он волчий хвост на человеческую этику, так-то.       Эти укусы — Беннету не больно, нет — Рейзор вообще никогда в жизни бы не причинил ему боль. Просто… Он это делает с таким диким упоением и радостью, будто бы покусать друга — это его жизненная цель и смысл существования. Рейзор осторожно отодвигает тоненькую жилетку Бенни и прикусывает кожу чуть выше шрамов, и вообще за своим мега-увлекательным занятием не замечает, как у Беннета расширяются зрачки настолько, что почти не видно радужки, а дышать тот и вовсе забывает.       Ну или… все животные зализывают свои раны и раны сородичей, верно? Жёсткие шершавые языки и «лечебная» слюна, так устроено и у волков тоже. Так чем Рейзор хуже? Он же просто заботится о Беннете. Только того чуть-чуть потряхивает, когда друг опять начинает вылизывать его руки или лицо. Рейзору невдомёк, а Беннет всем своим видом кричит о помощи и немедленном спасении прямщас, а то он умрёт на месте, чуть дольше Рейзор будет лизаться в его коленку или шею.       Да это же ещё настолько странно, что даже ни у кого не спросишь, что с этим делать, потому что придётся рассказывать сразу полную картину: любой другой на месте Беннета бы просто принял эти милые повадки друга и позволил бы ему делать то, что тот привык, но у Бенни просто неимоверно сильно поднимается температура каждый раз после прикосновения холодного кончика носа Рейза к своему, и настоящая причина кроется не в нахождении рядом с горячим пламенем костра.       — Ты. Странный, — умозаключает Рейзор по итогу, когда Беннет оправдывает своё красное лицо и мокрые руки жаром от свежеиспеченного мяса (которые они приготовили и съели ещё минут двадцать назад до того, как Рейзор принялся за свой вечерний ритуал вылизывания-выкусывания).       — Это я странный? — Беннет выпадает с этих слов и даже почти смеётся. Просто финиш. Он ожидал что угодно, но не это.       — Да. Ты странно… Ведёшь себя. — Рейзор на пару мгновений задумывается, подбирает нужные слова. — Мы волнуемся. И мы делаем так, когда соскучились.       Рейзор резво подвигается к Беннету почти вплотную и тычется носом ему сначала в шею, а потом куда-то за ушком.       — Я знаю, — Беннет отчётливо ощущает, как начинают гореть кончики его ушей. — Но мы, люди, делаем не так.       — Я тоже знаю. Вы ещё делаете объятия. Я тоже люблю объятия, — в подтверждение своих слов Рейзор обвивает руками талию Беннета и прижимает его к себе посильнее, всё так же тычась лицом ему куда-то в шею.       — На самом деле… Мы ещё по-другому можем делать, — совсем тихо добавляет он, будто бы надеясь, что Рейзор вовсе не услышит и не будет спрашивать, в чём суть.       — Как?       Рейзор отлипает и немного отсаживается, явно заинтересованный — склоняет голову немного вбок (люди явно выражают свою сосредоточенность несколько иначе…) и почти не моргает.       — Как? — повторяет он свой вопрос, хотя Беннет и так всё прекрасно слышал.       — На самом деле, так делают только в особых случаях… — мнётся тот, смотря куда-то вниз — неловко до жути и колючек на кончиках пальцев. — Знаешь, когда два человека очень друг другу нравятся. Не просто когда они дружат, а когда они нравятся друг другу, я не уверен, что ты вообще меня понимаешь… — продолжает бубнеть Беннет, попутно в панике думая, как свести разговор на нет и вообще зачем (почему? как? о господи) он это начал.       — А… — Рейзор снова помолчал. — Хм… Ты мне очень нравишься. Ты хороший. Лупикал. Очень.       — Я знаю, но это наверняка немного не то, что я имел в виду, и, ну, кстати, уже совсем поздно, нам бы пора спа…       — Покажи.       Беннет затыкается. Съехать не удалось. Проклиная во всём всю свою невезучесть, он так громко думает, что бы показать вместо тех самых поц... ц… поцелуев, что наверное слышно, как крутятся шестерёнки в его несчастной глуповатой голове. Пожать руки? Нет, это Рейзор знает и презирает всей душой… Особенные обнимашки? Ага, какие — с двойным сальто назад? Беннет хочет исчезнуть прямо тут и сейчас.       — Беннет.       — А?.. — он наконец поднимает взгляд, разбуженный с тонны своих размышлений голосом Рейзора.       — Ты очень мне нравишься. Все хорошо? — он кладёт руку на ладонь Беннета.       Тот громко выдыхает.       — Да.       Вокруг предательски замирает тишина: ни скрипа сверчков, ни пения ночных птиц, только треск огнива и настолько громкий стук сердца Бена, что его наверняка слышно аж в Мондштадте.       Рейзор перекладывает свою ладонь ему на грудь, слева.       — Говорю, нравишься. Лупикал. — со всей присущей ему серьёзностью говорит он, смотря прямо в глаза. Это развеивает почти все сомнения.       Беннет движется ещё ближе, тянется рукой к щеке Рейзора — такая же тёплая, красноватая от жара костра. Их коленки соприкасаются, слегка стукаясь; Беннет поглаживает щёку волчонка и опускает вторую ладонь ему на бедро.       — Прикрой глаза, — Рейзор слушается и ничего не говорит, хотя вовсе не понимает — как же он научится этому особенному людскому жесту привязанности, если не будет ничего видеть?       Беннет делает последний вдох, наклоняется вплотную и неловко тыкается своими губами в губы Рейзора.       Его неосознанно пробирает дрожью. Он вообще никогда в жизни не целовался, а Рейзор — тем более; получается немного скомканно, но ни капли не неловко, так тепло и немного мокро, странно на вкус, как и все поцелуи на свете, но при этом настолько особенно, как никто никогда в этом мире не целовался за все века веков.       Беннет отдаётся своим чувствам полностью и наверняка, осторожно запускает руку в жёсткие волосы Рейзора и чуть ли их не сжимает от переизбытка чувств.       Никогда, ни за что, даже в обмен на вечную улыбку Мисс Фортуны — он бы не прекратил этот момент.       Рейзор проявляется самим собой даже здесь — совсем легонько кусается за нижнюю губу Беннета, и держится за его жилетку почти стальной хваткой, жмурится и, кажется, почти не дышит.       Глаза круглые-круглые, а взгляд — почти дикий, что Беннету в сию же секунду хочется тридцать шесть раз извиниться, убежать и расплакаться где-то посреди холодной ночи подальше ото всех.       — Можно ещё раз? — тихо спрашивает он, моргая часто-часто и всё так же не отпуская несчастный жилет Беннета. — Нравится. Очень нравится. Лучше, чем кусаться.       Беннет расплывается в улыбке, а Рейзор тащит его на себя — сидя бок о бок не очень удобно, поэтому он перекидывает одну ногу через колоду и делает то же с Беннетом, придерживая его под коленкой и после закидывая его ноги на свои ляжки.       — Как это имя?       — Это называется… поцелуй, — тише привычного отвечает Беннет и кладёт холодные руки на свои горящие щёки. — Тебе понравилось, да?..       — Да, да, — кивает Рейзор и первым наклоняется к Беннету.       Не сказать, что в этот раз получается лучше или как-то мастерски, но поцелуи это ведь не то, в чём стоит соревноваться, да?       Беннет почти чувствует, как Рейзор давит своё желание куснуться, и невольно улыбается в поцелуй, смыкая руки в замок у него на затылке. Так приятно. Так уютно. Как свежая еда вечером после тяжелого дня. Как глоток холодной воды после долгой пробежки. Как что-то самое родное на свете. Отстраняться вовсе не хочется, но приходится.       — Мы… мы ещё можем делать так, — губы у Беннета слегка влажные от слюны, так что он оставляет мокрый след поцелуйчика на щеке Рейзора. — Это тоже поцелуй… Только попроще, и так можно делать куда угодно, если тебе разрешают… Вот.       Рейзор внимательно кивает и повторяет за Беном, целуя его в щёку.       — Красный, — говорит он, слегка улыбаясь. — Очень нравишься. Красивый. — Рейзор целует его в щёку опять. — С тобой хорошо.       Своими поцелуями Рейзор опускается к (излюбленной) шее Беннета и больше не давит свое желение — кусается почти неощутимо, целует — также, но этого хватает, чтобы Беннет забыл своё собственное имя.       — Ты самый хороший, — совсем тихо говорит Рейз ему на ушко; щекочется. Сердце стучит ещё громче, чем было до того, дышать становится до глупого тяжело.       Язык у Рейзора до безумия горячий. Беннет с усилием сглатывает и поднимает дрожащие руки к его лицу, обнимая щеки ладонями, касается своим лбом его.       Проходит, наверное, ещё несколько таких тянущихся минут, пока к Беннету возвращается способность разговаривать.       — Только не говори, что теперь ты будешь не только кусать меня, а и…       — Буду, — заявляет Рейзор и как подтверждение чмокает Беннета в шею, что у того мурашки к затылку идут.       — Ты мне нравишься даже когда ты кусаешься, — Беннет устраивает свою голову у него на груди, а Рейзор в ответ его приобнимает и гладит всколоченные волосы. — Ты бы только знал, насколько сильно я тебя люблю… — совсем тихо говорит он, вдруг ощущая себя невообразимо тяжёлым и сонным.       — Знаю. Я знаю.       Рейзор осторожно укладывает убаюканного Беннета у себя на груди, перетащив его на лежанку около почти потухшего костра. Не очень удобно, но ничего, пускай поспит немного так. Зато тепло.       Может быть, эти человеческие штуки не так уж и плохи. Главное, чтобы Беннет только рядом был.       — И я тебя тоже.