Ваше Величество, ракита расцвела!

      Королевство Великого Магистра воротилось в обыденное существование, после того, как подлинный вандал, вышедший из молочного тумана, коснулся перстами родных елей и сосен, повалялся в снеге, зажимая в объятья анемоны, и приклонился пред вратами крепости Купы, где на смотровой башне его поджидал возлюбленный вор, который в мгновение ока прибрал к ладонями стальной кинжал и сапоги из мягкой шкуры дикого зверя. Твик обречённо раскатывал дуги губ, корчась у каменных габаритных стен, пока Такер смягчался в лице и широкими шагами спускался по ступеням, чтобы свалить родного вандала, врыться в солнечный подсолнечник и примкнуть к щелям на устах, на что дикарь среагирует агрессией, возможно, раздерёт в клочья кожу и исцарапает тупыми ногтями участки вора, однако утихомирится и подыграет, пока они ребячествуют вне крепости. —Убью, ненавижу, прикончу, — недовольно бубнил он, сминая пальцы ног от свежей, как капель, прохлады, а Крэйг, касаясь звона сердца, молчаливо покоился на костлявой груди и давал клятву, что больше никогда не причинит вреда вандалу, его кровному племени и, в целом, исчезнет из будней сына вечнозелёного леса.       Однако Твик вцепился мёртвой хваткой в ткани плаща и, зверея, зарычал, предупреждая вора о том, что если он сбежит, как паршивая овца, то вандал вскроет его глотку, извлечёт все органы и набьёт ими желудок. —Вандал, голубчик, ты у меня такой сентиментальный романтик, — отвечал влюбленно Такер, пока блокировал удары в грудную часть и скатывал из глазниц тонны моря, ведь голубоглаз прокусил кисть руки, жадно грызя конечность, подобный волку. Предводитель эльфов, спрятанный изумрудными кустами можжевельника, явившийся, чтобы передать письмо попавшему в плен воину, округлил травяные глаза до размера колёса воза и смутился до кончиков острых ушных раковин, когда стал очевидцем воссоединения так ненавидящих друг друга, но страстно жаждущих любить, героев. Он помотал ясными скулами, сморщился, как кора древесины, и вызволил из плетённой ветвями ивы корзинки слегка просвечиваемый светилом материал, словно листок бумаги, бутыль с выжитым соком из лесной ирги и гусиное перо, принимаясь строчить сообщение выведенными иероглифами эльфийского сленга. Однако при письме конец перинного стержня сломался, и король разъярённо безмолвно взмахивал висячими рукавами красной робы с золотыми узорами и драгоценными камнями, пока всё время караулящий его Величество рыцарь Моблит не протянул Брофловски лебяжье крепкое перо, которое он с удовольствием принял и даже кончил сочинение, не осознавая угрозы. Предводитель Ларниона глухим пением подозвал снежного голубя, которого преподнёс к мокрым губам и мягко нашептал хрупкие слова. Крылатый зацепил розовой лапкой свёрток, перевязанный красной нитью, и взлетел к оконному проёму в заточённой башне, где враг заточил раненого, но гордого Стэна, не смеющего гневаться на своего короля. —Я вызволю тебя, слышишь, Стэн? Продержись ещё чуть-чуть, хорошо? — вопрошал он, вздымая разочарованный взгляд разбитого малахита, пока сэр Моблит присаживался рядом с рыжеволосым и любовался тем, как пернатая птица проникает сквозь металлическую решётку и отчётливо миловидно воркует с получателем письма. — Так. Погодите-ка, — осознал, в конце концов, Брофловски и испуганно поплёлся из укрытия, пока рыцарь славно махал ему ладонью и набирал счастливую физиономию. — Да провалиться палке Истине, какого рожна?! — вскрикнул Кайл, а воин поймал эльфа за грудки одеяния и резво воротил в кусты, прикрывая ладонью в холщовой перчатке ротовую волнующуюся полость, так как караульные крепости Купы ошивались поблизости и представляли опасность для предводителя. Король удивлённо хлопал густыми ресницами, однако больше не извился, как перепуганный птенец, и не издавал лишнего шума, пока силуэты стражников со смехом и гамом миновали убежище. Он не нарочно задел серебряную связку ключей на талии Моблита и дрогнул, надеясь, что рыцарь не приметил трезвона. Кайл приложил ладонь к увлажненной сугробом земле, из которой пополз бойкий росток цветка, сцепившего кольцо из сплава, а бурая мохнатая белка, скатившаяся кубарём с сосны, ловко захватила в крепкие зубы ключи и проворно забралась в игольчатую крону. Рыцарь отпустил его Величество и пригрозил указательным пальцем, мол, на сей момент он прощает и разрешает эльфу унести ноги, облачённые в пулены, но в следующий раз пощады со стороны воина не последует. —Проваливаю, проваливаю, — ненавистно скалился предводитель Ларниона, покидая территорию крепости и скрывая могущественное ликование в сердце. — Вот олух! — поражался король, ловя связку ключей от хвостатого грызуна, которого в благодарность угостил кедровыми шишками, пока воин пятнадцатого уровня благородно, опираясь о стену из гранита и булыжника, изучал, как тянутся кучерявые облака, похлопывая опустевшее гнездо ныне висевших ключей от башни с заключённым. Ночью, когда звёзды забирали сновидения жителей королевства в холодные ладони, и Луна с круглыми мраморными боками тараторила занудную колыбель, эльфийский воин позаимствовал одного из копытных скакунов и сбежал из крепости Купы, полностью не доверяя своему лёгкому уходу: сторожевые дрыхли без памяти, как усыплённые заклятьем, песочная младая кобылка в хлеве моментально приняла синеву очей воина, переполнившихся любовь к светлой гриве и аккуратным ноздрям скотины, центральные врата пропускали стада светлячков и звучание быстротечного потока реки. Марш напоследок оглянулся, когда лошадь промчалась через деревянный мостик, и сбил ритм дыхания, тормозя за вожжи кобылку — сэр Моблит возвышал высоко к звёздному небу свой меч, будто бы пытался проткнуть его блиставшим в лунном свечении острием, и широко улыбался, выражая тем самым желание сразиться со Стэном при удобном случае, на что эльфийский защитник поспешно вытащил из ножны собственное холодное оружие и согласился на вызов, подняв его вверх. Марш скакал через таявшие поля жасмина, где на память ложились цветные полотна времяпровождения с милостивым королём: у этого старого взбухшего от влаги пня поваленной ели он впервые познакомился с завораживающим Кайлом, когда покидал дорогую деревню, и поклялся верой и сердцем, что навечно повинуется его Величеству и в горе, и в радости, отрекаясь от человеческого сброда. Воин приковал одно колено к низменности и вытянул распахнутые ладони, на которых возлегал крупный меч. Эльф глубоко в душе был перепуган, но его янтарные очи не смели дрогнуть и испортить репутацию храброго предводителя. Он, не проронив ни слова, перехватил рукоять холодного оружия и затронул плеч Стэна режущим концом, посвящая юношу в эльфийского рыцаря. Здесь, на кривом берегу реки, подле плачущего водопада в зное лето, они узнали о силе палки Истины на страницах седой выцветшей книги с толстым кожаным переплётом одного мудрого и уважаемого эльфа-старца, обещая друг другу, что обязательно отыщут артефакт, и эльфам не придётся больше скитаться в вечнозелёных лесах. Воин налету срезал стойкие ветви с пушистыми волосатыми помпонами, на которых образовались крохотные капли воды. Внедряясь в аллею из клонивших кисти ив, Стэн приметил Брофловски, который трепетно ожидал возвращения своего слуги, мучая рукава робы монотонным теребленьем, пытая себя и голову, переполненную мыслями, кручением деревянной короны и покусами бледно-розовых уст, обласканных мелкими клыками. —Ваше Величество, ракита расцвела! — радостно объявил Марш, проворно спрыгивая с седла перед умильным королём и преподнеся алым щекам скромный букет трясущихся плодов. —Ты вернулся, Стэн! — срывается имя с уст Кайла, и предводитель эльфов кидается на шею защитника, крепко обвивая тонкими предплечьями коренастую спину и стальные лопатки, отчего воин терзается излишеством румян и разводит руки, боясь прикоснуться к обладателю рубиновых кудрей, щекочущих крылья носа и вдавливающих ароматы природы. — Не стой же, как истукан. Обними меня. В конце концов, я обессилил страдать от разрывающей тоски, — смущённо буркнул Брофловски в плечо Марша, который робко возложил ладони на эльфийскую талию и сгорел от стыдливости. —Ваше Величество, и я тягостно переживал расставание с ва-а… — слетает молниеносно обрывок повествования, и Стэн чувствует поразительное тепло уст мандражного Кайла, которые слабо и невинно примыкают к губам воина.

—Когда расцветает ракита, то зябнет дрянная зима, Когда расцветает ракита, грудь эльфа любови полна. Отважный воин Зарона, защитник земель Ларниона, Узри эльфийские чувства, недра нежнейшего буйства. Проникнись весною душою, а я останусь с тобою, Буду петь тебе о любви, пока не канут счастливые дни. Целуй, воин, горячи уста, когда в груди течёт теплота, Когда сердце крепче нефрита, когда расцветает ракита!

— безмятежно напевал Кайл, переплетая пальцы ладоней с чахнувшим возлюбленным и роняя кроткие капли, которые ласково целовал Стэн.