Кораблик

Жизнь — быстротечная река. Стремительно текущая, она не прекращает ключом биться о берег, и сколь длинной она бы ни была, рано или поздно у неё появится конец, выходящий в открытый океан. Неизвестно, что в нём, какие опасности поджидают, знаешь лишь то, о чём написано в книгах, а уж там точно рассказано не всё. И вот сиди, думай, что ты там встретишь, и тревога подступает к горлу, ведь неизвестность всегда пугает. Но пока ты находишься в самом начале, тебя совсем это не удручает. Им всегда нравилось гулять по бережку, пускать маленькие лодочки с белоснежными парусами и спорить, как далеко те уплывут. Дети шумные, непредсказуемые, за ними нужен глаз да глаз, и какими же любопытными они порой бывают — даёшься диву. Детство — это лишь начало сложного, тернистого, но удивительного пути, и даже если ты столкнёшься с камнями, ты обязательно сможешь перебраться на другую сторону реки. Микеланджело никогда не был особым любителем прогулок. Обычно он предпочитал сидеть в своей комнате и строить домики из конструктора, вытащить его на улицу было крайне сложно, и взрослым приходилось лишь качать головой. Дети обычно активные, им нужно пространство и свежий воздух, но этот был особенным, что даже немного пугало. И, что самое главное, играть с другими детьми он наотрез отказывался. Тем не менее, был один соседский мальчик, которому удавалось вытащить его на улицу. Каждый раз, когда его нога ступала на территорию дома Микеланджело, взрослые радостно восклицали: «Микеланджело, смотри, твой друг пришёл!», и тот, ворча, выходил встречать незваного гостя. — Микеланджело-кун, пойдём гулять? — с улыбкой спрашивает мальчик, прижимая к себе кулачок. Микеланджело прячет глаза под чёлкой от смущения. — Не хочу, — врёт, но ему очень хочется, чтобы за его внимание бились — набивает себе цену. — Как жаль, — мальчик понимает, что слова его друга звучат не совсем честно, и пытается вывести того на чистую воду, — а я думал, что мы сегодня снова запустим кораблики… Я даже кое-что вкусное с собой взял… Микеланджело видит корзинку в руках мальчика и вздыхает, поражённый. В очередной раз ему приходится поддаться такой жалкой уловке. — Уговорил, — и дуется, пока родители неловко улыбаются позади него. Да Винчи был единственным, кому удавалось вытащить нелюдимого мальчика и расположить к себе. Они познакомились случайно, как знакомятся все дети, и в отличие от других детей, что всё время шумят и тянут играть в бесполезные игры, он был тихим, чуть менее нелюдимым и, наверное, не менее одиноким, чем сам Микеланджело. Для того, чтобы подружиться, им хватило одного единственного часа, проведённого вместе за пусканием лодочек в реку. — Ты опять сам сделал? — Микеланджело крутит в руках деревянную лодочку, рассматривает со всех сторон: корпус ровный, никаких лишних деталей, красивый, словно сделанный руками взрослого, но взрослых рядом с Да Винчи он никогда не видел. — Ага, — Да Винчи прячет руки за спиной и пытается не подпрыгивать от радости, затем замечает, что расстояние между ними увеличивается, и бежит за Микеланджело, чтобы не отстать. Разница в росте у них небольшая, но второму всегда удавалось быть быстрее. — Тебе не нравится? — Нравится, конечно, — говорит это тихо, почти шёпотом, и смущённо отводит взгляд. — Тебе не жалко их каждый раз по воде пускать? Красивые же, — пытается подобрать слова, но его хватает пока лишь на самые простые — слов посложнее он ещё выучить не успел. В ответ на это Да Винчи лишь улыбается. — Разве может быть по-другому? У всего в мире есть своё предназначение и своё место — я это в книжке прочитал. Кораблику место в море, солнцу — в небе, волку — в лесу, а наше… — Наше место дома, — ворчит Микеланджело. — Наше место в тепле. Я не птица, не солнце, даже не волк, не кораблик. Я человек, и жить буду, как человек. Да Винчи быстро-быстро моргает, удивлённо смотрит на своего друга: таких умных изречений услышать от него он совсем не ожидал. Микеланджело намного более приземлённый, чем он: любит спокойствие, из своей маленькой комнатки не выходит, практически всегда сидит дома, Да Винчи же любит читать книжки и рисовать, потому что других развлечений у него дома найти нельзя, а книг как раз-таки много, причём самых разных. Потому-то он много всякого знал, часто говорил о сложных вещах, которых Микеланджело понять пока не мог, но с Да Винчи было интересно, ему нравилось его слушать. Мальчик тихонько хихикает, прикрывая рот кулачком. — Не думал, что когда-нибудь услышу от тебя что-то такое… Микеланджело понимает, какую глупость он сказал, чувствует, как его щёки начинают гореть, как руки трясутся и как к горлу подступает ком. — Забудь! Я такого не говорил! Я знаю, что я глупый, так что не смейся надо мной! — А я такого не говорил, — говорит это предельно серьёзно. — Я удивлён не потому, что считаю это глупым, наоборот. Я никогда не думал, что ты глупый. — Тогда почему ты смеёшься? — Потому что я рад, что мы дружим. Теперь настала очередь Да Винчи заливаться краской. Он закрывает лицо руками, надеясь, что Микеланджело сейчас занят великими мыслями, но Микеланджело всё видит, но совершенно ничего не понимает. С Да Винчи было весело, но всё-таки очень сложно. Но это и отличало его от остальных. Они останавливаются, слыша, как журчит река — значит, они уже поблизости. Да Винчи срывается с места, а его глаза сияют так ярко, что Микеланджело кажется, что у него не глаза, а два прекрасных янтаря. Речка красивая, спокойная и безмятежная: рядом с ней все проблемы всегда исчезали, а мысли превращались в музыку. Да Винчи делает глубокий вдох, расслабляется, выдыхает — Микеланджело делает то же самое. — Ну что, готов? — Да Винчи смотрит на лодочку в руках друга — тот уже и забыл о ней, разговорившись. Микеланджело кивает, не в силах отказать порыву. Они опускают лодочку, и та тихонько покачивается на лёгкой ряби. Дует лёгкий ветерок, парус надувается тотчас же, и, как по волшебству, лодочка начинает плыть. «За ней!» — командует Да Винчи, и Микеланджело не успевает даже осознать, как тот уже бежит, не отрывая взгляда от их маленького сокровища, звонко смеётся и задорно машет руками. И ему тоже хочется улыбаться. — Микеланджело-кун, ты рад? — спрашивает мальчик. — Чему? — Что мы дружим. Рад ли он? Микеланджело задумывается и молчит, ответа давать пока не смеет. Рад ли он? Микеланджело всегда был одинок. Он сам устроил себе такую жизнь, ему никогда не хотелось с кем-то дружить, ведь другие дети были неинтересными, однотипными, ему с ними было некомфортно. А Да Винчи другой. Он всегда говорит о сложных вещах, любит задавать вопросы невпопад, никогда нельзя понять, что у него на уме, но с ним интересно и весело. Рад ли он? — Очень. А чего-то ещё Да Винчи услышать и не ждал. — Я тоже очень рад.