Лети, как ветер, Булзай

– Так я плохой? – спрашивает Барри, впиваясь в Хэнка так, что белеют костяшки пальцев. Его голос напоминает то ли хрип, то ли свист, и это звучит пугающе, но сейчас он, как никогда, настоящий. – Плохой человек? – Боже, – глаза Хэнка закатываются, болтливый рот сладко кривится. Он очень близок, Барри знает это выражение лица. – Ты хуже всех, кого я знаю. Ты сраный... монстр. Барри выдыхает — по телу разливается чувство удовлетворения и облегчения. Его зубы с силой впиваются в плечо Хэнка, что воет под ним точно блядская гончая. Он и кончает, как гончая, но так хорошо сжимает Барри, что финиширует киллер с гортанным неконтролируемым звуком. С Хэнком хорошо и спокойно. Барри ни с кем не чувствует себя спокойно — он всегда напряжен и насторожен, всегда оглядывается, всегда переживает, но с Хэнком настолько уютно, что рефлексы засыпают. Он может быть открыт, может быть откровенен — во взгляде Хэнка всегда лишь одобрение и неподдельное шальное внимание. – Мне нравится убивать, – неожиданно произносит Барри вслух, разрезая своим голосом тишину. Хэнк проводит рукой по лысой голове и, чуть подвинувшись на мятых простынях, прижимается щекой к влажному плечу Барри. Он всё ещё тяжело дышит, усталая грудь лениво поднимается и опускается. Его глаза без намека на ресницы всегда будто нарисованные, но Барри нравится ловить взгляд Хэнка, даже если это длится всего долю секунды. – И? – Ты не удивлен? – спрашивает Барри с легкой настороженностью. Озвученная ранее мысль для него — откровение. Возможно, Барри всё-таки неплохой актер, раз сумел убедить себя в том, что ему на самом деле хотелось завязать. Но что-то внутри него всегда удовлетворенно рычит, когда приходится «возвращаться к старому». Это то, что он умеет лучше всего — призвание или дело всей жизни. На самом деле это то, кто он есть. Его отражение в зеркале. Что не отменяет Барри-актера, однако настойчиво напоминает о себе. Хэнк расслабленно опускает руку на его грудь, невесомо поглаживает влажную кожу юркими пальцами. Барри чувствует, что Хэнк рисует на нем рыбку, больше напоминающую восьмерку, и какой-то странный кружок — возможно, сердцевина цветка, потому что его лицо становится сосредоточенным. – Я видел тебя в деле, – говорит Хэнк, не отвлекаясь от своего занятия. – Я знаю, что тебе нравится убивать. – Я думал, что не нравится, – честно говорит Барри и переводит взгляд на потолок. – А ты не думай. То, что он чувствует сейчас, слишком приятно — Хэнк вроде ничего и не делает, лишь медленно гладит его, вырисовывая для себя какие-то картинки, но Барри всё равно ощущает, что ему становится лучше. Другой на месте Хэнка осудил бы его и, что куда хуже, испугался. Но Хэнк убийственно спокоен, точно имеет дело с огромным сытым хищником. Барри и есть хищник, с не очень большими амбициями, но практически Голливудскими мечтами. Рядом с Хэнком можно быть откровенным — во всём, и Барри вновь переводит взгляд на увлеченное лицо. Доверие между ними появилось не сразу. В глубине души Барри переживает, что кто-нибудь из них ненароком всё испортит. – Меня позвали на пробы, – говорит Барри, придавая голосу скучающее выражение. Хэнк моментально оживает. – Правда? – заинтересованно спрашивает он, и его рука нетерпеливо замирает. – Ты будешь играть ковбоя? – Почему ковбоя? – растерянно спрашивает Барри. – Тебе пойдет шляпа, – с убийственной уверенностью заявляет Хэнк, расплываясь в улыбке. Звучит сомнительно. Барри склонен считать, что он из тех людей, которым вообще ничего не идет — не сравнить с Хэнком, он может и четыре раза за день переодеться. – Это роль фитнес-тренера, – собравшись с мыслями, произносит Барри. – Ах, точно! – Хэнк поднимается на локте, чтобы кивнуть головой. Он едва ли не светится, точно новость радует его лично, и с удовольствием окидывает взглядом его тело. – Тебя сложно не оценить по достоинству. Барри душит странное чувство. Ему кажется, будто происходит что-то неправильное. Он словно не думает о прошлых отношениях — вернее, не хочет думать, но воспоминания иногда колотят его по черепной коробке. Опыт военных действий научил его зацикливаться на том, что хочется забыть: Салли была зла на него. В её голове только она была достойна полных метров. – Думаешь? – Барри! – Хэнк уверенно перебрасывает через него ногу и садится верхом. Теперь Барри смотрит на него снизу-вверх, но его всё устраивает. Беспокойство, которое он пытался подавить, теперь причудливо смешивается с трепетом, превращаясь в приятное волнение. – Ты безумно горячий, как и все фитнес-тренеры. Ты тренировал моих людей, а это почти то же самое, что тренировать людей в спортивном зале. Даже круче, – уверенно заявляет он. – В армии ты получил основы физической подготовки. Это твоя роль! Голос Хэнка звучит настойчиво, даже неумолимо, точно попробуй Барри возразить — у этого были бы последствия. Сам Барри не осмелился бы сказать: «Это моя роль», но в груди приятно клокочет, потому что он видит — Хэнк не сомневается в том, что говорит. В голове Барри всё ещё не стихают военные действия. Возможно, ему понадобится ещё немного времени, потому что Барри не может не застревать в самых худших моментах своей жизни. Они связаны не с убийствами — с противоположной стороной его жизни, когда он пытается вытащить из себя самое человеческое, искреннее и доброе. Перед людьми, которые, возможно, никогда этого не заслуживали. – Хэнк, – руки Барри свободно скользят по безволосому телу — оно удивительно контрастирует с его собственным со стороны, но к этому слишком легко привыкнуть. – Можно задать тебе вопрос? – Я люблю вопросы, – живо откликается Хэнк и незаметно для себя ерзает, пытаясь устроиться удобнее. Он накрывает руку Барри, чтобы задать ей направление. – Вчера я прошел тест в интернете: «Какая ты рыба?». Сначала вышла скумбрия. Это не очень классная рыба, поэтому я перепрошел тест... Барри невольно улыбается. Хэнк пишет ему так часто, что не всегда получается даже прочитать — не то что ответить. По большей части это какие-то смешные картинки и видеоролики, которые Барри раньше точно не стал бы смотреть. Иногда Хэнк пересылает ему тесты, если они кажутся ему занятными. И хотя Барри не может этого понять, потому что ему никогда не было интересно, какая он рыба, это больше плюс, чем минус, потому что таким образом Хэнк не пытается задеть его. – Если бы у тебя вдруг поломался ноутбук, и я подарил бы тебе новый, как бы ты отреагировал? На самом деле Барри почти ненавидит себя за этот вопрос. Он не выбирает самолеты, которые бомбардируют его голову. Они просто есть, и Барри не умеет справляться с ними. Хэнк ведет руку Барри к своему животу, продолжая указывать обделенные вниманием места. Ему словно неведомо раздражение. Барри уверен — он много косячит, но Хэнк то ли не замечает, то ли не придает происходящему значения. – Я бы расцеловал тебя, – отвечает Хэнк, не задумываясь ни на секунду, и едва заметно улыбается. – Ну, я и так могу расцеловать тебя, но если тебе нужна дополнительная порция поцелуев... – Да, очень, – говорит Барри искренне. До этого момента ему и в голову не приходило, что он нуждается в этом слишком сильно. Становится понятно, когда Хэнк наклоняется к нему и осыпает лицо Барри поцелуями, разливая по коже приятное тепло, постепенно превращающееся в жар. – Твой аванс, – шепчет Хэнк еле слышно и отстраняется. Кажется, он твердо уверен в том, что вознаградит Барри, когда придет время. По крайней мере, сейчас всё его внимание приковано к члену Барри — Хэнк берет его в руку, чтобы направить в себя. Его осторожное касание выбивает из Барри искры. – Значит, я не похож на Тони Сопрано? – бестолково спрашивает Барри. – С чего бы? Ты больше похож на Сильвио Данте, – с искренним удивлением произносит Хэнк. – Он же тоже из шоу-бизнеса, верно? Барри выдыхает. Он никак не возражает, потому что Хэнк не имеет в виду ничего дурного, и это никак не сбивает градус его возбуждения. Рядом с Хэнком многие вещи теряют свое значение, и это — одна из тысячи причин, почему Барри чувствует себя настолько хорошо рядом с ним. – Давай, – говорит он, бережно держа Хэнка за бока, и невольно прищуривается. – Лети, как ветер, Булзай. Прежде чем полностью опуститься на него, Хэнк неподдельно смеется.