Токсичный

– Я люблю токсиков, на самом деле, – выдыхает некий Женёк, смотря в камеру, лёгкая улыбка скользит по губам. Красивый, черт его дери. В целом, наплевать еще на четырёх шкур из этого дурдома на выезде передачи, потому что Ильдар смотрит только на Женю, который мягко улыбается с экрана его макбука. Ильдар прикрывает глаза, улавливая слегка игривые интонации чужого голоса. Словно он издевается над ним. Парень далеко пойдёт, но тем не менее, не отбирая у Хабибуллина работу, ибо реакции он пилил именно на то, что старший блоггер смотрел всего-то пару раз, ибо тикток, лайк и беременные несовершеннолетние ему как-то ближе, роднее, что ли. Кстати, Женя не врал. Токсиков он на самом деле любит. Точнее, одного. Одного токсика, лукиста, сексиста, мизогиниста всея Ютуба, Ильдара Хабибуллина, более известного как Приятного Ильдара, его друга. По слухам, приятного молодого человека. Или все же токсичного? В тот самый момент, как Ильдар смотрит его видео, периодически усмехаясь с реакции Жени на некую Жанну «сгущенку», как окрестил её младший, сам Женя где? Под столом. Под рабочим столом Ильдара. Камера выключена и Приятный просто наслаждается видосом своего некого коллеги. И отсосом в подарок, что уж тут душой кривить. Говорят, что чем острее твой юмор, тем лучше ты берёшь в рот. Судя по всему, Макаров очень остр на язык, потому что сосёт просто охуенно. Магистр подстольных отсосов, Евгений Макаров, у Вас срочное совещание. Да-да, на привычном месте. Хотя, если следовать всё той же логике, Ильдар должен защищать докторскую по минетам. Губы Женьки, пухлые губы великолепной формы растянуты вокруг ствола, до нестерпимости яркие от трения, они резко выделяются на светлой коже паха. Будто младший стащил мамкину помаду и щедро накрасил губы, а потом решил внезапно отсосать другу. Настоящее мужское-женское. – Жень, знаешь, что я заметил, – Ильдар ставит реакт на паузу, до безумия хочется снова закрыть глаза и отдаться происходящему полностью, – ты слишком мало шутишь. Ты же весёлый парень, я тебя знаю. Не зажимайся так, – и запускает пальцы в густые волосы своего коллеги и сжимает, насаживая на орган, заставляя взять больше, глубже. – Хотя нет, сейчас очень даже зажимайся. И Женя, как послушный мальчик, сжимает губы поплотнее, буквально стирая их о член своего друга, поддаваясь властным движениям руки в шевелюре. – Кстати, за токсичность тоже можешь не извиняться, все люди немного токсики. И ждут от тебя бурной реакции, а не раз в сто лет, – слегка сбивчиво произносит старший, неконтролируемо подаваясь бедрами в обволакивающую его орган тесноту, такую упоительно-плотную и нежную. Раскрасневшийся Макаров давится, слюна течёт по подбородку, на взмокшем лбу отчётливо проступили вены, но он сосёт самозабвенно, старательно, с упоением, возможно даже, успевает внять советам Хабибуллина, но, в общем-то, похуй. Ильдар готов в голос застонать от удовольствия, когда головка касается задней части глотки, а губы сжимаются у основания пениса. От нехватки кислорода в глазах у Женьки плывут чёрные круги, а в груди горит: в горле чужой хер, а носом он упирается в лобок – вдохнуть почти невозможно. Пальцы с чуть отросшими ногтями судорожно впиваются в бедра Приятного, пытаясь замедлить движения, а сам Женёк слабо трепыхается, бьётся, пока хватка на его затылке чуть не ослабла и он отстраняется, кашляя и жадно глотая воздух, но чувствует, что лёгкая асфиксия дала мощнейший заряд вожделения – голова кружится, а пах неприятно тянет – член упирается через влажную ткань белья в тесные джинсы и это удовольствие на грани фола: возбуждение, мастерски смешанное с болью, взбитое до состояния ослепительно искрящейся невменяемости и приправленное неловким замешательством. Гладкая и леденцово-блестящая головка тыкается в мягкие губы парня, иногда промахиваясь и марая смазкой испачканные румянцем щеки и те самые ямочки на щеках, и он поднимает взгляд на Ильдара, который ухмыляется. – Соси, – просто говорит он, и Женя покорно, опаляя жарким дыханием чувствительную головку, сначала проводя языком по всей длине плоти, что вызывает сладостно-предвкушающую дрожь, берет до середины, а потом уже и на свою длину. Волосы снова дёргают и Макаров болезненно стонет сквозь отсос, что приносит просто охуительные ощущения Ильдару, посылая вибрации по члену. Это настолько приятно, что старший не знает, что может быть лучше влажного и горячего рта Жени, который абсолютно не токсично сейчас на фоне хуесосит чужие свадьбы. И по сути, им обоим должно быть стыдно, до безумия. Хабибулину – за то, что он, почти тридцатилетний зрелый мужчина, вроде-бы-натурал, имеет в рот парня, едва переступившего этот зыбкий порог, когда его называли «мальчиком», а Жене – за то, что он позволяет засаживать себе по самые гланды, за то, что он выглядит как Саша Грей на минималках: наворачивающиеся на карие глаза слезы, вспененные слюни, капающие с подбородка на пол и стекающие по стволу к яйцам, из носа, кстати, тоже течёт. Но им совершенно не стыдно. Особенно Жене – уж ему-то точно должно быть стыдно, что его глотку натягивают так, будто сваи забивают – но у него собственный член готов сломать зубья ширинки и это глушит все остальные чувства, особенно стыдливость, то чувство, которым парень и так не мог особо похвастаться. Язык снова с оттяжкой проходится по головке и Приятный давится вдохом сквозь стиснутые зубы и, в попытке отвлечься, снова запускает видос. Женя сквозь шум крови в ушах, неясно слышит собственный голос, которым он очень умело управляет – судя по контексту, особенно ждёт свадьбы Жанны, но, блять, это сейчас абсолютно неважно – ему до алмазной пизды на стеснение, все-таки маячившее где-то на периферии сознания, даже несмотря на этот пиздец: он делает Ильдару горячий горловой минет под свой собственный реакт. Как будто он из прошлого сможет пристыдить его. Если бы у него кто-то спросил, зачем он сейчас, скрючившись и еле-еле упаковав свои почти два метра под этим блядским столом, отсасывает своему другу-коллеге-кореге, нужное подчеркнуть – он бы не смог дать ответ. Зато он точно знает, что почему-то хочется, чтобы старшему понравилось. И, черт возьми, Хабибулину ведь нравится. Его тяжёлые вздохи, чуть не переходящие в до смешного жалобные, почти девчоночьи поскуливания, заглушающие все токсичные комментарии участниц (но в баттле на токсичность он бы их сделал, как нехуй делать), говорят об этом лучше всего. Холодная рука крепко, но аккуратно обхватывает его яйца, перекатывая их в длинных, прохладных пальцах, проводя по шву. Ильдар низко рычит от контраста температур и от того, как близко он на этот раз оказался к оргазму, рвано дергает мышью, нахуй закрывая вкладку Ютуба – смотреть на Женю, который сейчас у него под столом, гораздо лучше. Один вид его, непристойно-растрепанного, настолько порочного, что дальше некуда, одно чувство его обжигающего горла, судорожно сжимающегося, безбожно натянутого на его член – заставляла чуть ли не кончить. Ему хотелось продлить это чувство максимального напряжения перед разрядкой. Хотелось, чтобы это не кончалось, но заплаканные, с расширенными зрачками глаза, от чего они казались почти черными, резко выделяющиеся на бледном лице, перемазанном в чёрти чём, влажно поблескивая смотрели прямо в лицо Приятному и этого взгляда он уже не выдержал – отстраняя Женю, его горячий рот и умелый язык, он выплескивается ему на лицо, добавляя в коллаж «отсоси мне до оргазма» ещё и спермы, что в общем-то логично. Хотя, было бы лучше, если бы он заставил его глотать. В его стиле. Ильдар представил, как судорожно дергался бы кадык при каждом глотке Жени и чуть не кончил во второй раз. – Ебать, Женя, ты фрик, – устало выдыхает блоггер, откидываясь на спинку кресла, умиротворенно и чуть отрешенно наблюдая, как сперма стекает по лицу Женька. Нити слюны и смазки тянутся от вызывающе горящих, растертых губ Макарова. Густая сперма стекает по губам, лбу, повисает на ресницах, но младшему все равно – в этот момент, когда он почувствовал первые вязкие, обжигающие капли на своих скулах, то кончил себе прямо в штаны. Влажное пятно расползается по джинсам, силы покинули его тело вместе с оргазмом, а в голове было поразительно гулко и пусто. Парень почувствовал, что готов позорно вырубиться, только из-под стола выползти бы. Кончить, не прикасаясь к себе, было немного странно, но не больше, чем упираясь лбом в кафель ванной комнаты некой минской квартиры, яростно дрочить, представляя себе лицо известного белорусского токсика. – Базару зеро, – скрипит Женя, чувствуя, как неприятно саднит горло и вытирает немного длинным рукавом толстовки лицо. – Чё, кофта твоего парня, пидор? Женя хмыкнул, немного оддернув безвозвратно испачканный семенем рукав слегка великоватой оранжевой толстовки с надписью «Игнорируй», выданной ему самим Ильдаром: – Ага, почти, – и поморщился от боли в горле. – Хрипишь феноменально, конечно. Зато ты, наконец, заткнешься во время нашего реакта, и я смогу вставить ещё овердохуя токсичных шуток. Как же можно лишить хейтеров возможности крыть меня хуями? *** – Блять, слышь, нас сейчас опять заблокируют! – Макаров звонко смеётся, в бессилии опираясь рукой на плечо Приятного, и блоггер отмечает, что Жене – будто амбассадору его странных шуточек – чертовски идут его вещи, будь то эта странная психоделическая рубашка или новый мерч. Надо же. Уже и не хрипит. – Мой канал, могу хоть шутить про хуи, хоть рот ебать. Ильдар знает, что Женёк весь такой правильный мальчик, почти праведник, но правда в том, что он просто обожает сосать и его токсичные шутки.