Ржавый замóк

– Søren! Торд бил пустые тары и ржавый металлолом, как заведенный. Бита рассекала стеклянные поверхности на танцующие осколки и тонкий звон. Эдд стоял поодаль и смотрел. Ничего не говорил. Наблюдал. Он скрестил руки на груди, снисходительно выжидая. Было бы уместно спросить, чего именно он ждал. Торд несдержанно выдавил из себя вздох, полный раздражения, когда приостановился в своем деле. Дыхание было неровным, самую малость сбитым. – А знаешь, что больше всего дерьмово? Не ебаные дедлайны блять! Вообще не они, сука! Плечи у Эдда под толстовкой заметно вздрагивают, когда лакированное дерево биты отсекает одним прямым ударом переднее зеркало дряхлого джипа. Хорошо, он начал говорить. Это уже что-то. Торд будто завел разговор с самим собой, однако он стал чаще поворачиваться к другу, убеждая все-таки в том, что говорил с ним. Только диалог односторонний. – Я уже смирился с тем, что главному инженеру и то не так, и это хуйня, и вообще, пошел ты нахуй, Торд. Не можешь смонтировать такие простые вещи, на которые даже десятилетний выблядок способен! Так давай еще Патрик нести всякую хуйню, которую я и сам прекрасно вижу, - большевик начал наматывать круги с резкими оборотами, активно жестикулируя руками и размахивая битой так легко и опрометчиво, что того гляди она улетит в сторону Эдда. Еще он сделал смешной голос, пародируя избалованную сучку, расфуфыренную чику, кого угодно, но точно не Патрика, - «Пробуй еще, Торд», «Диссертация уже через месяц, Торд», «Уолс опять тебя уделал, Торд», «Охлади траханье, Торд»! Я, блять, слепой по-вашему или что не так, føkk deg Jævel! Эдд не перебивал его, но смотрел за происходящим внимательно и вдумчиво. Ему становилось не по себе, когда его взгляд, пусть и на мгновение, сталкивался с серыми глазами норвежца. В них бушевало торнадо рядом с проснувшимся вулканом. Натыкались ли вы когда-нибудь на дикую овчарку по дороге домой поздно вечером? У нее еще глазищи в темноте так угрожающе сверкают, а с рычащей пасти капает слюна. Эдд ощущал сейчас нечто крайне похожее. Только был уже куда спокойнее, потому что когда сталкиваешься неоднократно с одной и той же бешеной псиной, успеваешь даже привыкнуть. А с этой псиной он всю жизнь прожил. Утром Эдд был вне себя от счастья после телефонного разговора. Очень короткого, где Торд оповестил его, что приедет в гости на пару дней. Торд бы даже мог разделить радостное состояние Эдда, но есть другое, противоположное ему, в котором механик сейчас и находился. «Заебался». Эдд все понял, когда при встрече поинтересовался, случилось что или почему у него такое настроение. Торд тогда посмотрел на Эдда жутко, не своими глазами. Это было похоже на ящик Пандоры: пыльный, но с ржавым, висящим на соплях замком, из последних сил удерживающим содержимое. И что-то подсказывало нашему недальновидному Эдду, что содержимое ему не понравится. Этот замок дал огромную трещину в тот момент, когда Торд без причины отшвырнул Томаса в книжную полку. Нет, причина была, но недостаточно веская, чтобы оправдать такой порыв. Том пустил в сторону Торда какой-то комментарий, когда те с Эддом играли в «Дженгу». Ровно в тот момент, когда деревянная башенка стала обрушаться, словно карточный домик. Разрушаться быстро и до самого основания. «Рукожопый». А дальше случился психоз, и больше Эдд с расспросами не лез. В какой-то момент он просто положил руку норвежцу на плечо, еле заметно сжав. «Пойдем-ка развеемся, приятель». Большевик яростно размахивал свободной рукой, пока заводил речь, вытиснутую изнутри подобно ядовитым брызгам. Ходил туда-сюда, периодически поглядывал на художника, бил металл, бутылки, мусор и снова говорил. Затем он замолк, приметил машину, имеющую сходство с "Morris Mini-Cooper", такого дурацкого выцветшего голубого оттенка, который со временем стал уже ближе к блевотному. Сделал несколько шагов навстречу, пока вплотную не подошел к капоту. Механик всмотрелся. Только не в саму жестянку, а в собственную тень, что отбрасывалась от Торда лениво уходящим за горизонт солнцем. Лицо его скривилось от непонятной обиды и презрения. Он отошел на полшага, щедро замахиваясь и впечатывая в лобовое стекло дерево биты со всей силой, которая только у него была. Удар повторился, потом пришелся на капот. Еще. Б А М. Еще. Х Р У С Т. И еще. З В Е Н Ь К. Больше. Краска мелко дробленными осколками отлетала от скрывающейся под ней ржавчины. Бам. Бам. Бам. Эдд не знал, кого вспомнил Торд, но бил он так, будто от этого зависела его жизнь. Эдду стало страшно. Страшно за Торда. Однако после добросовестной дюжины ударов, тот благополучно успокоился, бросив биту себе под ноги. Торд отрывисто дышал через рот, неровно, глубоко, срываясь на хрипы прокуренных легких. Его плечи возвышались и опускались в такт дыханию. Он уперся ладонями о смятый под натиском силы капот, понурил голову, склонившись более тяжелой, скрюченной фигурой над ним. Металл, нагретый уходящим летним солнцем, обжигал ему пальцы. Торд не произнес больше ни слова. Эдд опускает из замкнутого жеста руки и спокойным шагом подходит к другу, останавливаясь рядом так же незаметно, как клочок тополиного пуха, что занесло через открытое окно. Затем с той же непринужденной легкостью кладет ладонь Торду на спину, но даже при показательно проявленной аккуратности Торду все равно показалось, что его ощутимо хлопнули. Эдд гладит в районе лопаток, медленно и равномерно, неумело и тяжело. Под красной толстовкой словно ныла старая рана, которую Эдд хотел залечить. Или облегчить тягость от нее. – Ты...как? Легче? Эдд старался звучать как можно мягче, приободряюще. Но в его голосе читалась неловкость с присущей ей неуверенностью. Словно он сам прекрасно знал ответ, но все равно зачем-то спросил. И потом уже только после этого осознал, что ляпнул что-то глупое. Торд неопределенно покачал головой и медленно развернулся, оперевшись поясницей в отмудоханный капот. Всмотрелся в осколки под своими армейскими сапогами и неспешно сполз к земле, оставляя согнутыми колени в черных джинсах. Он выудил из кармана толстовки портсигар, зажимая кубинскую подругу меж зубов, и закурил. Механик уперся ладонью себе в щеку, постепенно перелезая ею ко лбу, и впился пальцами в кожу головы. Так челка оставалась в приподнятом, небрежном положении, открывая вид на вспотевший лоб и посиневшие вены. Сейчас Торд походил на человека, которому все в этой жизни уже настоебенило. Неловкое и продолжительное молчание заставило Эдда незаметно прикусить губу и метаться взглядом по свалке, словно искал, за что уцепиться, чтобы переключить чужое внимание. Одновременно в мыслях он подбирал слова для такого же неловкого и нелепого диалога, который с минуты на минуту собирался начать. Но Торд неожиданно начал его первым. – Я устал, Эдд, - он прикрыл глаза, потирая большим и указательным пальцами веки, - Ты себе даже представить не можешь, насколько меня уже морально выебали. Сучары уебищенские, им постоянно что-то не нравится. Эдд снова слушал. Когда пауза в чужой речи затянулась, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Торд с той же внезапностью продолжил, словно подгадав. – Я, блять, наизнанку выворачиваюсь, как могу. Я все перепроверил. Я все пересчитал и замерил заново. И знаешь, что? Да нихуя! Торд дернулся и почти подскочил на месте от собственного психоза. Затем Эдд слышал невнятное бормотание. – Может, крепление заменить, или затяг возле корпуса ослабить. Нет, я же проверил, оно точно должно работать... Друг рядом легким движением качнулся в его сторону, мягко соприкасаясь бедром с чужим плечом. Большевик после этого затыкается, запрокидывает назад голову и затягивается никотином сильно, полной грудью, выпуская протяжный смиренный выдох вместе с сизым дымом. – Это...это пиздец, Эдд. Шатен не отходил, даже когда большевик начал курить. Хотя сигаретный дым был омерзительно вонючим для того, кто не имел привычки снимать стресс подобным образом, Эдд оставался стоять невидимой опорой рядом. Он понимающе закивал, поглаживая вмятины капота сзади и чувствуя под пальцами мозаику старой краски. Металл был теплым, не раскаленным, а приятно остывшим после летнего дня. Не ранил. – Знаешь... а я думаю, ты молодец, - немного помолчав, выдает Эдд и утвердительно кивает собственным словам. Торд слегка удивленно приподнимает брови и поворачивает голову в сторону своего двухметрового друга. Но не пытался посмотреть на его лицо, потому что в текущем положении взгляд все равно до него бы не дотянулся. Немного погодя, Торд с заметным скептицизмом хмыкает и отворачивает голову обратно. – Ну да. А я думаю, Мэтт стал праведником и больше никогда не будет дрочить на зеркала. – Торд, - Эдд несдержанно хрюкает, но продолжает, - Я вообще-то серьезно. – А я похож на клоуна по-твоему? Хорошо, я понял тебя. Валяй, начинай угарать в припадках. – Нет, ты ебаный ходячий цирк, а не клоун, Торд, - Эдд улыбается широко и с дружеской издевкой, но друг не оценивает его юмор, отвечая угрюмым молчанием. Эдд это подмечает, украдкой добавляя, - Не собираюсь я ржать. Эдд шаркает зеленым кедом по гальке под ногами, когда пауза в их разговоре снова неприлично затягивается. Торд курил, а Эдд, оставаясь на том же месте, умудрялся поменять свое положение многократно, как вошь в волосах. Торда эта суетливость не отталкивала, но самую малость раздражала. Эдд угомонился, когда ему мягко намекнули об этом, доходчиво толкая локтем в голень. Тогда эта двухметровая «вошь» приземляет свое седалище на капот, и от его веса ржавая посудина издает массивный скрип, проседая. Торд поморщился. – Ну-у, та-ак.. - ненавязчиво начинает шатен и закидывает согнутую ногу на бедро. Не получив реакции, он продолжил. - Ты же всегда прикольные штуки делал, разве нет? Норвежец, кажется, слегка затупил после такого утверждения. Настолько слегка, что даже забыл про сигару. Она тлела у него в руке и самостоятельно сбрасывала на землю излишки пепла. – Торд? Эдд слегка толкнул ногой его в плечо, замечая отстраненность, а потом и направление чужого взгляда. Эдд поднял голову, пытаясь увидеть, чем так заинтересовался собеседник. Торд смотрел на сетчатый забор, обнесенный вокруг свалки. Почти зомбированно, как обычно серая масса смотрит в телек. Отчего-то сейчас вместо утомляющего опустошения внутри себя он почувствовал что-то приятное. Что-то теплое среди остальной усталости. Как же мало ему, черт возьми, было нужно, чтобы сбросить весь этот накопившийся токсин. И речь сейчас не про истерию с желанием все крушить вокруг себя. Вспомнив об этом, Торд выпрямляет ногу и отпинывает с каким-то презрением бейсбольную биту под колеса машин напротив. Подумать только, он позволил себе выйти из себя и распсиховаться, как несостоявшийся подросток. Потерять самообладание. Еще и перед Эддом. Коммуняка вспоминает про табак, стряхивая торопливо с сигары пепел, и свободной рукой потирает себе сзади шею. В горле пересохло, а на языке чувствовался стыд. И на лице тоже. И в груди. Торд ощущал что-то смешанное. Не мог определиться, благодарен он Эдду за то, что тот остался, или же напротив сетовал, потому что Эдд мудак тугодумный и не понимает очевидных (для Торда) вещей. Он ничего не понимает, но остается при этом рядом. – Экх-кхм, - кашляет Эдд. Нет. Он просто дурак. Торд косится взглядом в его сторону и дергает за штанину. А потом мрачно усмехается. – Только если я действительно в твоих глазах..«молодец», как ты сказал, - лицо у Торда искривляется, когда он повторяет демонстративно озвученное слово, - Что же ты только сейчас мне такие вещи говоришь? Голос механика пропитан самоиронией, ровно как табаком его собственные легкие. Возможно, Эдд просто жалел его. Но Торда эта мысль изрядно выводила из себя. Он не хотел, чтобы его жалели. И тем более Эдд. Он всеми силами старался отмести эту мысль подальше, как надоедливого таракана, но глубоко в душе его терзали очень смутные сомнения и недоверие. Пока Торд пребывает в мрачных раздумьях, Эдд опускает глаза на русую макушку и протягивает задумчивое мычание, думая, как бы ответить так, чтобы по-честному и не обидно. Думал долго, но Торд не торопил. В итоге Эдд понял, что так просто не бывает. – А чтобы не зазнался, - Эдд глумливо засмеялся, а Торд только цокнул языком, но усмехнулся после. – Ладно, это справедливо. – Еще бы. Да не парься ты, справишься и с этим, что там у тебя...диссертация? – Тебе-то откуда знать? - перебил его большевик. – Шутишь? Ты у лесбиянки умудрился выклянчить поцелуй в щеку, попробуй после такого меня убедить, что у тебя что-то не получится, - Эдд улыбается и по-дружески ерошит шевелюру с "рожками". – Пфф...ну да, - Торда почему-то забавляет промелькнувшее воспоминание об этом, и сам того не замечая, он начинает улыбаться, отмахиваясь от чужой руки, - Ай, да отъебись. – Ладно-ладно, депрессивная жопа, знаешь что? - Эдд с энтузиазмом отскакивает от машины и становится лицом к сидящему другу на расстоянии шага, - Пошли в молл, пока не закрылся. Затаримся беконом, набьем животы и будем кататься на них по полу, пока не лопнем. – Или пока весь ковер не заблюем? – Фу, нет. Такого развития событий я не планирую. Ну так, как тебе? Эдд улыбался широко, во все зубы, весело размахивая зажатой карточкой меж двух пальцев. Торд всматривался в его лицо с прищуром от лучей солнца на оранжевом закатном фоне. Кажется, эта улыбка, такая придурковатая, но добрая, светила сейчас в разы ярче огненного зарева на небе. Торд не мог это не признать. Он покачал головой, растянув губы в усмешке, пока тушил конец сигары о землю. – Мне нравится твой план. Больше Эдду и не надо. Он будто ярче засветился и шагнул чуть ближе, протягивая парню руку. Торд не задумываясь за нее хватается и за один резкий рывок оказывается уже стоящим на своих двоих. – Может, соус замутим? Шашлычный или тот, острый который, забыл, как называется... – Соус? Эдд, прояви уважение к моим финансам, ты пиздуешь в магазин с моей картой. – Ты сам мне ее отдал! – Я искренне рассчитывал на твое благоразумие. – Что такое "благоразумие"? – Что ж, ладно, я сам виноват. – А ты помнишь прикол с бутылкой? – На которую ты садился или-... – Ой, да пошел ты нахуй. Разговор вылился в раздирающий грудную клетку смех, распугивая всех ближайших птиц лесной зоны. Эдд смеялся громко и во все легкие, разбрасываясь дружескими тычками и пиханиями. Свистел горлом, словно вскипевший чайник, и задыхался. Торд сдержанно улыбался, сначала как можно незаметнее, но потом все отчетливее и веселее, даже добродушно. Но когда рядом с тобой умирает в припадке огромная орущая гиена, трудно сдержаться. Торд тихо хрюкает, и его легкие начинают аналогично содрогаться. Автомобильная свалка плавно уходила в сумерки одиночества, ровно как и бита, скрывшаяся под тенью возле колес посреди стеклянных осколков. О ней не будут вспоминать какое-то время. – Эй, Эдд, - окликает Торд. Эдд шел впереди, но когда позвали, сразу же обернулся, приостановившись. – Чего? - Эдд смотрит на него с покорным ожиданием. Торд продолжительно смотрел на него в ответ. Очень пристально. На затемненном лице отражались признательность и немое вожделение. Жаль, Эдд этого не видел и не понимал. Только стоял и смотрел, приподнимая руки в жесте, что готов дослушать конец реплики. Но ее не последовало. Торд только прикрыл глаза и покачал головой, совсем немного растягивая губы в улыбке. Он спрятал руки в широкий карман худи и неспешно двинулся идти дальше. Эдд лишь непонимающе моргнул и вскинул изогнутую бровь в ответ. – В смысле ничего? - он был возмущен. Проходя мимо него, Торд на секунду остановился и почти незаметно дотронулся раскрытой ладонью до его груди. Едва шевельнул губами. Эдд замер, выпучив глаза, и с тем же видимым удивлением обернулся в сторону норвежца, созерцая его спину. Затем вскинул брови и вдруг медленно улыбнулся, очень радостно и светло, почти оголяя зубы. – Эй! Меня-то подожди! - крикнул он и почти сорвался с места вслед за ним. Торд, почуяв наступающую угрозу, тоже перешел на бег, показательно в голос засмеявшись. «Спасибо».