25 к 48

Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты А.Толстой

      Опустевший дом по временам щёлкал, иногда трескали свечи, горящие только около двух последних гостей, оставшихся в доме, потому что хозяева, несмотря на весь размах их прошедшего сегодня приёма, обыкновенно старались экономить; стихал дождь, шуршало платье княгини, а через тонкие стёкла окон доносились звуки с улицы. — А Вы, молодой человек, кто таков? — княгиня, несмотря на усталость, всё-таки решилась обратиться к юноше, одетому скудно, так что даже удивительно было видеть его на таком вечере, пусть даже много после отъезда всех гостей. — Кириллов. Алексей Нилыч, — юноша неловко кивнул, не умея разговаривать с кем-то столь высокого, по сравнению с ним, положения. — Инженер. А Вы?       На вопрос этот княгиня вскинула брови и странно улыбнулась, сильнее заинтересовываясь незнакомцем, к её удивлению не знавшим, кто она такая. — Алиса Бруновна Фрейндлих, — она подала Алексею Нилычу руку, а тот, смутившись ещё сильнее, видимо, попытался пожать её, от волнения только касаясь кончиками пальцев ладони княгини. — И как же вы здесь оказались, Алексей Нилыч? — она махнула рукой прислуге, теперь не нужной и даже мешающей начавшему завязываться разговору, и все тут же исчезли за дверями. — Я... зашёл с поручением, — стал разъяснять юноша, вертя в руках фуражку. — А меня не отпустили, неприлично. А теперь дождь, я подумал переждать.       Гости разъехались полчаса назад, унеся с собой шум, суету, споры, чуть не дошедшие раз даже до драки, блеск и свет. Хозяева дома и сами уехали куда-то, может быть, продолжать посвящённый им вечер. Алиса Бруновна убедила их, что дождётся экипажа и уедет сама, потому как давно желала остаться в одиночестве; но откуда-то появился рядом с ней этот мальчик. — Я люблю дождь, — сказал он вдруг, вглядываясь в темноту потухшего зала. — Особенно летний, большой, — Алексей Нилыч вдруг будто вспомнил, кто сидит напротив него, и, обернувшись неловко, стушевался. — Простите. — О нет, нет, — княгиня тепло улыбнулась, разглядывая, может быть, посланного ей судьбой собеседника. — На сегодня достаточно светских бесед. Ваш рассказ был бы в самый раз, — она вдруг задумалась, и глаза её будто бы помолодели. — Знаете, порой мне кажется, что люди вроде Вас намного мудрее, чем мы.       Алексей Нилыч совсем смутился, и в нём даже мелькнуло желание уйти, но он удержался, поднял взгляд и постарался найти в лице Алисы Бруновны насмешку. А она только улыбалась его смущению. Он подумал, что она улыбается мудро. — Вы улыбаетесь так, будто прочли слишком много романов и слишком рано постарели, — сказал Алексей Нилыч без злобы, лишь желая ответить что-нибудь и ухватившись за первую мысль.       А княгиня будто совершенно точно и верно поняла, что он пытался сказать и ничуть не обиделась, как полагалось бы в ином обществе. — Сколько Вам лет? — спросила княгиня, и платье её зашуршало; в тишине показалось, что звук этот был удивительно громким и разнёсся по всему дому. — Двадцать пять, — Алексей Нилыч не понимал цели вопроса и принял его за какую-нибудь светскую манеру. — А Вам? — Сорок восемь, — Алиса Бруновна, словно привыкнув к его простоте, ничуть не смутилась. — Я была давно замужем в Вашем возрасте, — она улыбнулась ему так, как улыбается слишком много пережившая женщина.       Алексей Нилыч не знал, что ответить, и только кивнул. Оба замолчали, не глядя друг на друга, не чувствуя нужды говорить, как не чувствуя и обязанности молчать. В тишине стал слышен дождь, не выпускавший их на улицу. Из-за дождя экипаж княгини и застрял где-то, вынуждая её дожидаться. — И неужели Вам нравится всё это? — спросил вдруг Алексей Нилыч так, будто вопрос этот интересовал его давно, но не находилось подходящего человека, у кого он мог бы спросить. — Эти вечера, люди? Вы, кажется, так не похожи на них. — Они все на себя не похожи, — Алиса Бруновна невольно сделала жест рукой, тонкий, даже несмотря на то, что неосознанный. — Это негласное правило.       Алексей Нилыч посмотрел на её руки, примечая что-то. — Это моя жизнь, моя обязанность. Она не может нравиться или не нравиться. Таково моё положение и его цена, — она стала серьёзнее, чем напугала Алексея Нилыча, но он не удержался и спросил ещё. — Но зачем нужна такая жизнь, если Вы даже не знаете, счастливы ли Вы? — он стал вдруг для неё похожим на мальчишку, для себя — на революционера. — Отчего же? Я счастлива. Богата и знатна, пусть и одинока. Дети мои давно выросли, а муж... — она не закончила и замолчала. — Но в чём Ваше счастье, если Вы не знаете, нравится ли Вам Ваша жизнь? — Я была молода и вот тогда искала ответы на Ваши вопросы. Я была избалована, но не капризна, нет; ветрена, но не глупа. Теперь я уже не могу спрашивать себя о таком, — увидев испуганный взгляд Алексея Нилыча, княгиня поспешила успокоить его. — О нет, я не стара, я не отчаялась и не бросила жить. Я просто поняла... кое-что. Но Вы дойдёте до этого сами, я не стану говорить. Я хочу, чтобы Вы узнали это сами, — она кивнула ему. — Я узнал то, что мне нужно, — Алексей Нилыч не упрямился, а только делился, негласно соглашаясь с Алисой Бруновной. — Дошёл сам. Это... идея, но другая. Но я в неё верю, как Вы в свою. — Нет, я в свою не верю. Знаю её, но не верю, — посмотрев на Алексея Нилыча, она усмехнулась. — Люди часто так делают, знают что-то о себе, но не верят в это. Я Вас окончательно запутала. — Нет, не запутали, — он пожал плечами. — Вы живёте как нужно, а не как хотите, и в этом Ваше счастье. Спокойствие, — он будто окрестил её этим словом, а она не стала противиться.       Они снова замолчали. А потом говорили ещё и снова молчали, будто становились старинными друзьями, знающими, что вот-вот им придётся расстаться навсегда, оставив друг другу только светлые воспоминания последней встречи. Разговор их шёл тихо, почти не нарушая тишину, звучал тише любого звука, разносящегося по залу. — Вы пойдёте пешком? — спросила Алиса Бруновна почти обеспокоенно. — В такую погоду... ночью... — Скоро уже утро, начнёт светать. Я всё ещё люблю дождь, — Алексей Нилыч улыбнулся, успокаивая княгиню.       Прислуга вернулась к Алисе Бруновне. — Ваш экипаж подан, — оповестила её молодая, скромно, но красиво одетая девушка. — Пора ехать. Алиса Бруновна протянула юноше руку, как давеча, получая в ответ тот же жест. — Прощайте, Алексей Нилыч, — она ещё раз улыбнулась ему как-то особенно. — Прощайте, — он остался сидеть, дожидаясь, пока княгиня уедет, и лишь потом и сам вышел под дождь, надевая фуражку, и, перепрыгивая через лужи, побежал домой.