Всадник без головы

Глаза начинают слезиться и болеть, когда я слишком долго пялюсь на синюю светодиодную лампу. Жмурюсь и укрываю ладонями лицо, ― из старого плеера уже битый час по кругу раздаётся хрипящая мелодия эмо-рока. Слова ускользают из головы, строчки не складываются. Устало выдыхаю и откидываюсь на спинку компьютерного кресла. Время уже давно перевалило за полночь, на автомате тянусь к ящику, в поиске отцовских сигарет, украденных у него еще две недели назад. Удивительно, он либо все ещё не заметил, либо настойчиво делает вид, что не замечает. Ровно также, как и игнорирует моё существование в этом доме. Не понимаю, в какой момент меня перестаёт интересовать Венди и любые тусовки, море алкоголя, травка и походы на кладбище. Когда мне становится привычнее сидеть дома, вместо того, чтобы отрываться с друзьями. Мелодии становятся совершенно иными, не похожими на те, что были раньше. Не понимаю и когда начинает входить в привычку прокалывать уши булавкой, растягивать тоннели все больше и больше, клеить постеры с «The Misfits» и пропускать репетиции, ссылаясь на грипп или орви. Хотя, на самом деле, все куда хуже. Уже месяц я тяну с написанием новой песни для альбома, ― не получается ни черта, в башке ― полная хрень и паутина мыслей. Ребята пишут мне почти каждый день, интересуются состоянием здоровья и делами в продвижении с песней. Я отвечаю каждый раз одинаково, что-то в духе «не парься, чувак, скоро все будет готово.» Очередной смятый в ком лист летит на пол, догоревшая уже до фильтра сигарета обжигает пальцы, и я позволяю себе выругаться, совершенно не стесняясь и не скупясь на выражения. Испуганно замираю, почувствовав мерзкий привкус крови на языке и вдруг замечаю окрававленный кончик сигареты. Блять. Неужели снова. Захожусь дерущим глотку кашлем, до скопившихся слез в уголках глаз. Медленно скатываюсь с кресла на пол, хватаясь дрожащими пальцами за грудь, чувствуя, как по подбородку стекает кровь вперемешку со слюной. От самого себя так мерзко и тошно становится, но вместе с тем, ещё и страшно до ужаса. Меня всего колотит, глотку словно режут ножом. Из глаз начинают течь слезы, смешиваясь с соплями, слюнями и кровью. Ненавижу такие моменты, ведь я становлюсь до такой степени жалким и убогим, что смотреть невозможно. Именно поэтому когда-то мне пришлось избавиться от всех зеркал в своей комнате. Когда приступ сильного кашля заканчивается, вытираю рот рукавом, отхаркиявась прямо на пол, обещая себе убрать это потом. Но не сейчас, нет. Прижимаю колени к груди, пытаясь сделать глубокий вдох, ― не выходит, лишь начинаю хрипеть и больно простреливает в районе груди. Обессиленно падаю спиной на пол, стягивая клетчатый плед с кровати, укрывая им озябшие плечи. Холодно и больно. Нет даже сил на то, чтобы залезть на кровать. Я обещал матери бросить курить ещё в неполные шестнадцать, когда только-только врывался в миры записи пластинок и концертов, когда наступал пик нашей популярности, когда я искал себя в стиле и музыке. Но так и не бросил. Все еще стабильно выкуриваю по пачке сигарет в день, исправно пью таблетки и забиваю на поход к врачу. Знаю и сам, что недолго осталось. Да даже если и дольше, чем я предполагаю, то прикончу себя самостоятельно, ведь сил терпеть это больше нет. Чёлка мерзко липнет ко лбу, покрытому испариной. Утираю слезы рукавом толстовки, вздрагивая, когда музыка на плеере резко переключается. Когда хрипящий голос начинает заливаться спасительными песнями, несущими в себе лишь одно, ― "не сдавайся, иди вперёд". Скептически фыркаю, укрываясь пледом с головой, в надежде уснуть как можно быстрее. В надежде, что все это наконец закончится. И наверное, так оно и произойдёт. В распахнутое окно врывается холодный осенний ветер, сливаясь с голосом Спасителя, забравшего сегодня к себе ещё одну душу, окрасившую полы в комнате собственной кровью навечно. Душу, которая так и рвалась в его ледяные объятия, желающую вдохнуть одним воздухом со смертью, восхваляющую в своих песнях Спасителя. И на его могиле, прямо под именем, будет выцарапано мелким шрифтом, ― «Человек, который так отчаянно хотел жить». Пусть даже, если и он сам так не считал.