Вдребезги

Пенелопа падаёт на колени. Медленно проводит рукой по зеркальной глади, смахивая серую и такую раздражающую пыль. Кажется служанки о себе слишком высокого мнения. Как и все ничтожества в этом доме, как и все ублюдки в этом чертовом мире. Их нужно проучить. Но Пенелопа лишь вздыхает и тихо опирается на позолоченную раму: она слишком устала. Она так долго это терпела, а теперь не может и шага ступить за пределы собственных покоев — просто, потому что старшему ублюдку пришлось не по душе ее поведение на последнем банкете. Из груди вырывается смех — тихий, хриплый, сломанный. Ее сломали. Ее погубили. Или то сделала она сама? А девушка в зеркале словно смеётся. Ей все невзгоды нипочём. Она по-прежнему юна и красоту ее не погубят недельные голодовки. Ее не волнуют грязные взгляды аристократов, она не позволит смотреть на себя с высока. Она не станет пресмыкаться. Она будет другой. Она не будет такой. Жалкой. Ведь, что сказал отец? Правильно. «Эккарты не преклоняют колен». Что бы сказал великий герцог увидя ее здесь и сейчас? Уставшая и бледная, с темными кругами под глазами, с исцарапанными руками и изломанными ногтями, в этой странной и нелепой сорочке она сидит у зеркала и заливается горькими слезами. Жалкое зрелище. И ещё более жалкая жизнь. Пенелопа и не помнит как докатилась до такого. Она вообще многое не помнит. Запомнить все не возможно. Да и не стоит. Ведь, что несут воспоминания? Боль. А ведь когда-то она была сильной. Верила, что все сможет, со всем справится. Верила, что будет любима и счастлива. Верила, что однажды все это закончится. Когда-то она была так же наивна, как и та девушка в зеркале. Когда это случилось впервые Пенелопа попросту не поверила. Она решила, что все случившееся ей просто приснилось. Решила, что это лишь очень плохой сон. Не более. И она была счастлива, тщательно пряча в глубине души странное чувство дежавю, с каждым днём посещавшее ее все чаще. Тогда она впервые за столько лет назвала герцога отцом, бросилась на шею Рейнольду, улыбнулась Дереку и даже подарила Эмили свою любимую ленту. Она бегала по особняку и радостно встречала каждого. И никто понять не мог, что же случилось. Оказывается для счастья нужно так мало. Но вскоре на порог дома Эккарт явилась она. Снова. Вот тогда-то Пенелопа и поняла, что вся ее жизнь пошла под откос. Что бы она не делала чертова сука вновь и вновь брала вверх. Вновь и вновь она уничтожала любую надежду, играла с разумом людей, делая их своими марионетками. И натравляла этих бездушных кукол на неё. И Пенелопа ничего не могла сделать. Абсолютно н-и-ч-е-г-о. Каждый раз ее ждал провал. И это не имело конца. Что бы не происходило, как бы не складывались события ее всегда ждал один и тот же исход — смерть. К концу своей пятнадцатой жизни Пенелопа наконец-то смогла узнала причину послужившую началом этого вечного круга. Глупый маркиз-чародей. Он сам же привел демона в обличье овечки в герцогский дом и сам же молил фальшивку ее уничтожить. Как прозаично. В ту пору Пенелопа пообещала себе, что обязательно спасет свою семью, обязательно добьется для себя счастливого конца и опустит жалкую тварь в самые пучины ада, туда где ей самое место. Именно это и стало целью всей ее жизни. Или всех. Она начала строить свой план, с каждым разом доводя все до совершенства, учитывая каждую мелочь, запоминая каждую ошибку и все недочёты. Она не боялась смерти. Ведь смерть не несла за собой пустоту. За смертью всегда шла новая жизнь, ещё один шанс, ещё одна возможность, ещё одна попытка, ещё один откат времени. Но с каждым чёртовым разом победа не приближалась. Столкнуть дрянь с лестницы — значит попасть под гнев обитателей герцогства, подстроить отравление — самой же сдохнуть от яда, пронзить ее дьявольское сердце клинком — умереть от того же клинка, отдать все свои украшения и платья ради одного единственного заказа в элитную гильдию — найти вместо дюжины войнов иссохшие кости. Ни хитрые планы, ни откровенные издевательства и прямые атаки не помогали. Тварь все ещё притворялась невинным барашком. Пенелопе не помогли ни прославленный маг, заваривший всю эту кашу, ни раб-мальчишка, приставленный к ней в качестве эскорта лично герцогом, ни собственные братья, раз за разом попадающие в цепи заклятий. Она не смогла победить и опустила руки. Если она не может спасти герцогство, то стоит ли вновь пытаться? И тогда, на одном из этих тошнотворных банкетов устроенных императорской семьи, ее взгляд встретился с его рубиновыми глазами. И это стало началом совершенно новой жизни. Пенелопа никогда не думала, что влюбиться так просто. В детстве, ещё давным-давно, после долгого дня в лавке, где мама работала торговкой, Пенелопа садилась рядом с ней и слушала ее мягкий чарующий голос, окутывающий разум и сознание волшебными историями, хранящимися под твердым красным переплётом книги, которую мама чудом получила обменяв свои длинные тёмно-розовые пряди на несколько красивых звонких монет. Иногда к ним присоединялись и другие девочки с трущоб, и мама стала для них «доброй тетей Эстель», всегда готовой выслушать и помочь. А Пенелопа гордилась тем, что была ее дочерью и все рыцари и драконы терялись, блекли на фоне родных изумрудов. Даже сквозь свою простую и детскую наивность она понимала, что никогда не променяет нежный взгляд этих глаз на шанс стать одной из тех сказочных, незнающих бед и несчастий, принцесс. На тот момент она не могла знать, что всего через несколько дней, возвращаясь домой после очередной подработки, мама попадет под дождь и подхватит воспаление лёгких. Им так никто и не помог. И Пенелопа осталась одна. Даже последовав за великим герцогом, встретившим ее в трущобах столицы, Пенелопа так и не смогла избавиться от этого чувства одиночества. Титул единственной принцессы герцогства Эккарт не избавил ее от удушающей пустоты. И вечно окружённая людьми она всегда была одна. Никто о ней не переживал, никого не волновало хорошо ли она спала, никто не думал сыта ли она, о ней никто не думал. Именно так Пенелопа и жила много лет. Словно призрак она бродила по герцогскому дому, пряталась в своей комнате, не желая попадаться на глаза презирающей свою хозяйку прислуге, устраивала бессмысленные скандалы, в очередной раз доводя глупых аристократов до белого каления. Она заполняла свою комнату шелковыми платьями, корсетами, ожерельями, снова и снова примеряла изумрудные диадемы, цепляла на себя золотые браслеты и кольца, вертелась у зеркала, вспоминая тех самых принцесс из потрёпанной книжки. Они всегда были добры и прекрасны, их все любили, они всегда покоряли чужие сердца и души сияющей улыбкой, но фальшивая принцесса так не умела. Она не могла улыбаться слыша за спиной тихий шепот, не могла смиренно принимать оскорбления, не могла не выйти из себя, когда на нее так надменно смотрели. Она не могла терпеть гнусные взгляды женихов тех самых глупых дворянок, которые так гордились своей «чистой кровью», но словно и не замечали, что держат за руку изменника. Пенелопа не была «правильной» принцессой и всегда считала это своим недостатком. Пока он не доказал ей обратное. Саркастичный ублюдок из императорского рода, так любящий подшучивать над ней, стал для неё настоящей опорой. Он всегда был так настойчив и самоуверен, что Пенелопа и не заметила того момента когда он перестал действовать ей на нервы. И вскоре она перестала раздражённо вздыхать получая очередное его дурацкое письмо. Она больше не отклоняла приглашения на его чаепития и с каким-то особым трепетом в душе готовилась к новому балу где впервые должна была появиться как его партнёрша. Слухи о их романе разнеслись по империи подобно пожару. И всего через неделю во всей Империи Инков главной темой для сплетен стали загадочные отношения между скандальной дочерью герцога и носящим титул героя войны кронпринцем. Аристократы так гордящиеся своим благородие вовсе не чурались разносить по столице ложные факты и собственные домыслы. А Пенелопе было смешно. Какие же они ничтожные. Она не обращала на чужие бредни и малейшего внимания, с усмешкой слушая очередной доклад от дворецкого. И старалась не смотреть на поджимающего губы герцога. На рассвете своего восемнадцатого дня рождения Пенелопа исчезла. Вместе с первыми лучами восходящего солнца фальшивка навсегда покинула герцогство Эккарт. Она без капли сожалений оставила титул принцессы и не оглядывалась на дом, ставший ее личной темницей на долгие годы. Тяготящее чувство пустоты наконец-то оставило ее. Даже не явившись на собственную церемонию совершеннолетия, впервые за эту чертову вечность Пенелопа встретила этот день счастливой. И ей было плевать на то, что ждёт ее дальше. Даже если этот покинутый богами мир завтра исчезнет, утонув в небесной голубизне тех проклятых глаз, она будет счастлива, крепче кутаясь в ставший таким родным плащ, пока чужие губы так бережно касаются ее лица, губ и… «Выходи за меня». Их свадьба стала громом средь ясного неба. Она сотрясла всю Империю Инков и пока сплетники твердили о всём ужасе этого брака, а герцог неустанно пытался вызволить свою дочь из лап «кронпринца-ублюдка», Пенелопа вместе с свадебным платьем примеряла новое имя. «Пенелопа Регулус». Каллисто научил её видеть мир иначе. Она больше не боялась мира, не боялась чужих взглядов и слов. Все это утратил свой смысл и перестало быть чём-то хоть сколько-то значимым для нее. Ведь лишь взглянув в его рубиновые глаза она поняла, что больше не одинока. Он защищал ее и так нагло называл своей принцессой, а Пенелопе казалось, что кронпринц понимает ее даже лучше, чем она сама. Он никогда не задавал лишних вопросов, доверяя ей без остатка и Пенелопа не думала, что это может быть так чертовски приятно. Именно благодаря Каллисто Пенелопа смогла вновь почувствовать себя нужной. И она перестала переживать о так и не явившейся в тот день самозванке. И сделала это напрасно. Жизнь шла своим размеренным шагом. Живя в новом доме, окружённая верными слугами, Пенелопа и не вспоминала те несчастные дни утопленные в слезах и мести. Мрачные и болезненные воспоминания отступили, и вечерами она засыпала, осыпанная поцелуями, а утром просыпалась в родных и теплых объятьях и счастье ее не имело границ. Она никогда не забудет то нелепое и несколько растерянное выражение его лица, когда подарком на его двадцатипятилетие стали столь неожиданные слова. «Я беременна…». Тогда Каллисто на радостях закатил шикарный бал и казалось вся страна замерла в ожидании, склонившись пред кронпринцессой, чье дитя получило благословение старого императора. Даже герцог, что так яростно противился их свадьбе, отправил во дворец огромные сундуки до верху наполненные подарками для ещё не родившейся внучки. Весной, вместе с расцветающей природой, на свет явилось их долгожданное дитя. Малышка была так мала и изящна, что Пенелопа и не сразу поверила, что это ее ребенок. Ее счастье, закутанное в цветастые пеленки, разглядывало мир рубиновыми глазами и именно тогда Пенелопа поняла, что вся ее жизнь, все перенесенные страдания и муки стоили одного лишь этого момента. Лишь для того, чтобы вновь увидеть эту прекрасную улыбку она была готова на все и это чувство было знакомо не только ей одной. Пожалуй, никто во всей Империи Инков не мог представить, что будущий император и великий воин, покоривший множество стран, будет так трепетно держать на руках свою ещё совсем маленькую дочь. Пенелопа и сама бы не поверила, если бы не видела его слезящиеся и покрасневшие глаза, что он старательно и безуспешно прятал даже от собственной жены. Пусть Каллисто никогда и не говорил этого вслух, но Пенелопа знала как он боится однажды стать таким же как и его собственный отец. Кронпринц все ещё не забыл ту обиду, что он испытал когда на следующий день после похорон его матери, император без капли стыда привел во дворец новую любовницу и отдал ей место, что ещё совсем недавно принадлежало женщине поверившей в его пустые клятвы о любви. И это сломало в юном принце всякую веру в семейные узы. Но не смотря на все трудности и отсутствие подобающего примера, Каллисто упорно старался стать лучшим отцом для их Джудит. Казалось, что он хотел дать малышке все то, чего сам не видел даже в самом раннем детстве. Джуди стала его очередной слабостью. Он потакал любым капризам маленькой принцессы, старался исполнить любое, даже самое безумное желание, будучи не способным устоять перед ее очарованием. А Пенелопа не могла сдержать улыбку, глядя разбушевавшихся златовласых упрямцев. То время было лучшим, что случилось с Пенелопой. Ничто не могло омрачить эти прекрасные дни и она забылась, потерялась в этом пьянящем чувстве собственного счастья. Она вновь сглупила и решив, что теперь ей ничего не угрожает, допустила роковую ошибку. Тот день все ещё стоит перед ее глазами. Он выжжен в ее памяти на века и Пенелопа не знает, что предпочла бы забвению. В то раннее утро кронпринца внезапно вызвали на личную встречу с престарелым императором, что по словам ее мужа «никак не мог отойти в мир иной, где ему самое место». Кронпринцесса же осталась для того чтобы вместе с лучшими дизайнерами Империи Инков подобрать подходящий наряд для первой охоты их дочери. Глядя на маленький ураганчик, метающийся от одного платья к другому, Пенелопа и представить не могла, что к полудню их дворец будет захвачен мятежниками во главе с вторым принцем. Крики, кровь и смерть. Все. Последнее, что помнит Пенелопа из самой счастливой из всех ее жизней: маленькое тельце прижатое к ее собственному, залитые кровью и слезами одежды… и отчаянный голос, зовущий ее по имени. «Пенелопа!» А дальше все как в тумане. В следующий раз Пенелопа открыла глаза как единственная дочь герцога Эккарт, подвергающаяся издёвкам даже от собственной горничной. И больше ничего. Словно и не было всех тех счастливых дней, нежных взглядов и касаний, детского смеха и радостных голосов. «Мама, смотри какое красивое!» Все это отчётливо осталось в ее памяти. Как и та голубоглазая девушка, что нашëптывала главе мятежников, захвативших их дворец, слова лести. И вертела им словно куклой. Пять лет. Пять лет счастья и все по новой. И снова скучные дни, полные скандалов и грязи, презренные взгляды и холодные голоса. «Не смей позорить имя семьи Эккарт…» Но в этот раз Пенелопа даже не пыталась бороться, с безразличием доживая свои последние дни. Если бы они были последними… Пенелопа вновь и вновь открывала глаза в собственных покоях, и снова шла на отвратные балы, и снова доводила глупых дворянок, что некогда искали ее милости. Бесконечная жизнь и лиричные муки. Ни одна молитва не была услышана, ни одно божество не даровало ей верную гибель. И ей оставалось лишь часами наблюдать как ее братья словно зачарованные с потаённым обожанием глядят на эту розовласую сучку, ловя каждое ее слово, а отец так легко общается с новоявленной дочерью. И это ее не пугало. И даже теплые воспоминания о тех временах когда семья была на ее стороне не омрачались этим видом. Но она не могла смотреть как её муж с нежной улыбкой слушал очередной щебет голубоглазой принцессы. А ведь раньше он улыбался так только ей. И этот его влюбленный взгляд предназначался лишь ей одной. И теплые поцелуй на прощание тоже получала она. Пенелопа понимала, что он околдован и не осознает собственных действий. Понимала, что сейчас они даже, черт побери, не знакомы. И все же она сгорала от удушающей ревности, готовая разорвать собственное сердце лишь бы забыть эту боль. Пенелопа помнила как встретив его впервые после очередного отката, не сумела сдержать странного порыва и бросилась ему на шею, шепча всякий бред. Наверняка он посчитал ее сумасшедшей. Но даже обронив свою жизнь на острие его меча, она не смогла забыть свою любовь. Кажется, он стал для неё первым и единственным. Было бы куда проще если бы Пенелопа могла его проклинать. Но порой она замечала на себе его потерянный взгляд и это давало ей надежду. Как-то раз Каллисто даже попытался с ней заговорить и тогда ее сердце затрепетало лишь от одной мысли о том, что ее образ все ещё жив в его памяти и в этом вечном круге она теперь не одна. Но их прервала та, что их разлучила, а когда она вновь взглянула в его сияющие рубины, то увидела лишь затуманенный холод. А ведь и их дочь унаследовала его прекрасные глаза. Пенелопа моргнула, смахивая с ресниц капельки влаги. Кажется, с годами она становится все более сентиментальной. И вспоминает все чаще. Ее душа давно истлела, а в зеркале по-прежнему отражается юная и прекрасная принцесса Эккарт. Как будто ее красота того стоит. Пенелопа сжимает полы пыльной сорочки, а пальцы ощутимо покалывает от смутно знакомого чувства. Забытая магия. Ее Пенелопа применила лишь единожды, стерев из воспоминаний ненавистницы собственное дитя. И все что с ним было связанно. А что если стереть из этого ада себя? Мысль странная и несколько безумная — так бы решила она некогда, но сейчас, оборачиваясь на бессмысленно прожитые годы, Пенелопа понимает, что это ее единственный исход. И если ей удастся испустить последний вздох, то может быть там, на том свете, она вновь сможет увидеть столь желанные и родные рубины. Она выдыхает, а ее душа рассыпается подобно осколкам, что, преследовали ее в ночных кошмарах. Но Пенелопа лишь закрывает глаза и наслаждается шумом разбитых зеркал. — Ча Сиён! Девушка вздрагивает, застигнутая врасплох внезапным зовом. Она замечталась. — Что ты делаешь? Разве не понимаешь, что мы опаздываем? — старший ублюдок отчитывает ее подобно малому дитя, хотя для него она действительно лишь бесполезный ребенок. — Отец ждёт. Поторопить уже. — Прошу прощения, старший брат. Я забыла о времени. Сейчас выйду… — Хорошо, — смерив ее холодным взглядом, наследник уходит. Сиён устало вздыхает. Его высокомерие раздражает. — Эй! Чего встряла?! — второй ублюдок врывается сквозь открытые двери. Его только не хватало. — Нам так-то выходить пора. — Прости, я уже иду. — На что мне твои извинения! Лучше бы поторопилась! — уже и не слушая шумного брата девушка в последний раз бросает взгляд на свое отражение, поправляет неудобное платье и торопится к выходу. — Стой, идиотка! Ты, что делаешь?! Сиён замирает, слыша отчётливый скрежет. Под острыми каблуками сверкают осколки. — Тебе, что делать нечего, что зеркала бить начала! А если порежешься?! — Что… Се-сейчас уберу. — Не трать время, оставь горничным. Это их работа, пошли лучше. Уходя, девушка в последний раз оборачивается на шепот ловкой прислуги. Почему в отражении она увидела изумруды?