Рыбина

      Саша долго-долго смотрела в воду, и камень наконец дернулся. Ей хотелось вскинуть руки над головой, хотелось закричать, чтобы слышали по всему берегу, но даже не шевельнулась. Терпения Саше было не занимать. Охотничьего терпения.       Камень выпростал широкий черный плавник, дрогнул и тронулся с места дальше, в море, намереваясь уплыть от этого странного нависшего над ним существа, но Саша была быстрей. Молниеносно она сунула обе руки в нагретую наверху и холодную около дна воду, схватила рыбину за бока, прямо под показавшимися боковыми плавниками, и выдернула её на воздух, резко, как удочкой, и уж тут завопила во всю глотку, как настоящая победительница:       — Поймала! Моё!       Рыбина яростно билась, выгибаясь черным блестящим телом. Колючая! Колючки впились Саше в ладони, и она завопила уже от боли, — но всё ещё и от гордости, — но добычу не выпустила. Это её добыча! Первая в этом огромном удивительном соленом озере — море.       Остальные сидели дальше за валунами с наспех слепленными из веток удочками, и Конни, как потом рассказывал Жан, от неожиданности вскочил, поскользнулся на склизком камне и свалился в воду, едва не своротив за собой ведро с десятком уже наловленных им рыбёх.              Изнутри рыба была, как мясо.       Все собрались смотреть и стояли полукругом, глядя, как Саша сама — потому что это её добыча, её рыбина, — вынимает кишки и срезает сначала плавники (дико колючие, а спинным она даже порезалась), а затем голову. И вот в срезе под головой они и увидели, что рыба не белая, как полагается приличной рыбе, а красная. И ещё без костей: хребет, ребра и ничего больше, одно сплошное красное мясо. На затененный песок капнуло, оказалось, слюна, и Саша шумно сглотнула. Если вцепиться в это мясо зубами, оно и на вкус окажется сырым мясом? Настоящим? И не придется занимать земли под пастбища для коров, море огромное, и если разводить в нем мясную рыбу — можно накормить всех, всех людей внутри стен, и разумеется наесться самой.       Это была не первая рыба, которую они здесь выловили. Разные попадались, в основном некрупные, и костей в них было куда как меньше, чем бывает в обычной, речной рыбе, и на вкус они были непривычные, а вот такая, красная, попалась впервые, и все смотрели, смотрели, принюхивались, а Армин даже протянул руку и ткнул около хребта пальцем.       — Выбросьте! — сказал кто-то. Очень жестко и громко сказал.       Саша обернулась, держа выпотрошенную рыбину на руках, как пойманного гуся. Капитан Леви стоял в закатанных до колен штанах и с железной кружкой в руке, он глядел, сощурившись, и его стальные глаза недобро поблескивали.       — Выбрось, — повторил он.       — Нет! — завопила Саша. — Я сама поймала!       — Сама поймала, сама и выбрось. Она ядовитая.       — С чего вы взяли?       — Глаза разуй.       Саша посмотрела на рыбину, на капитана — рыбина ей нравилась больше.       Саша резко вдохнула и горячие слезы отступили назад. Вот это несправедливость! Вот это кошмар! И когда! Когда они добрались до моря, о котором даже не догадывались все предыдущие наборы разведчиков. Саша вдохнула ещё и затараторила, рассказывая, как заняла место на отмели, встав в холодную воду и приготовившись часами не шевелиться. Как высмотрела в прозрачной воде совершенно неприметный гладкий камень, и как поняла, что этот камень её обманывает, на самом видном месте прячется от неё, и как долго ждала, чтобы подтвердилась её догадка. И вот она — победа! Голыми руками! И уже выпотрошена!       Всё так же держа тяжеловатую тушку в руках, Саша обернулась к остальным, но многие потупили глаза. Пораженные сначала Сашиными победными воплями, а после видом её необычной добычи, они и думать забыли, что здесь, у моря, подстерегают неожиданные опасности. Здесь многое по-другому, даже привычное. Пять дней назад, сразу после прибытия, половина отряда проснулась с лихорадкой и жаром, к кирпичного цвета коже на плечах и спинах невозможно было прикоснуться, и кто-то уже стал паниковать, что это всё же вина странной соленой воды, это она разъела им кожу, особенно пострадали белокожие и светловолосые, особенно Армин, который от жара даже дрожал, но пришла командор Ханджи и всё расставила по местам: дурачье, это солнечные ожоги, что, никогда на солнце не загорали? Просто здесь оно яркое и, наверно, ближе к земле, вот вас и подпалило. У неё самой на лице отпечатались белые следы от дужек очков, и она теперь старалась их не снимать, чтоб не вызывать у солдат взрывы смеха.       Может, оно и так, может, здесь, у моря, надо знать, как вести себя и с солнцем, и с водой, и с рыбой, но Саша стиснула зубы, оскалилась и сказала, глядя капитану в лицо:       — Я сама попробую.       Одним движением она выхватила из-за пояса свой старый охотничий нож и отсекла толстый кусок от головной части. Дальше, вдоль хребта, рыбина была всё такая же мясная и красная.       Полукруг солдат расступился, пропуская её, и Саша под редкие ободрительные возгласы дошла до разбитой под валуном палатки с установленной печкой, убедилась, что ещё не погасили огонь. Микаса, которая дежурила сегодня по кухне, со спокойным лицом отступила от печки, но глаза у неё поблескивали, всем было интересно, что будет. Саша приоткрыла железную заслонку и бросила кусок рыбы прямо на угли, через минуту — рыба шкварчала, солдаты тихо переговаривались, слышались редкие смешки — перевернула её, подцепив острием ножа, подождала ещё минуту, достала кусок, сильно раздувая щеки подула на угольную корочку поверх порозовевшего мяса и зубами, как волчица, выхватила кусок.       Все замерли, а Конни вдруг произнес:       — Э-эй, выплюнь пока не поздно!       Саша вскинула голову, слезы брызнули у неё из глаз так горячо было во рту, больно. Она зажмурилась, горло непроизвольно дернулось, проглатывая и пережеванное рыбье мясо и слюну, и всё тело задрожало точно в ознобе, от плеч до облепленных ещё не высохшими штанами бедер, ноги подкосились и Саша помимо воли рухнула коленями на песок, всё так же высоко держа голову, задрав лицо к небу.       К ней кинулись со всех сторон. Чьи-то руки схватили её за плечи, чьи-то за поясницу, голос капитана Леви слышался как будто издалека:       — Что? Что такое?! Блюй, дура!       Жесткие пальцы схватили её за подбородок, и Саша инстинктивно догадалась, что сейчас ей насильно сунут пальцы в рот, и тогда она, вдруг обретя нечеловеческую силу, вывернулась, сама вскочила на ноги и высоко вскинула руки над головой. В правой, насаженный на острие ножа, всё так же торчал розовый кусок поджаренной рыбины.       — Да скажи ты что-нибудь! — заорал, не выдержав, Жан, и в его голосе слышался страх, что если Саша откроет рот, то изо рта у неё польется белая пена.       Левой рукой, той, что была свободна, Саша стиснула кулак и, прежде чем ответить, отодрала от рыбины ещё один громадный кусок и уже с набитым ртом завопила:       — Вкусно!