Альтернатива

Знаешь, порой я вообще не понимаю, что делаю рядом с тобой. Читая это, ты наверняка в своей манере саркастично ухмыляешься, вслух комментируя: «А почему лишь порой?» Я объясню. Просто потому, что у меня нет времени на то, чтобы постоянно мусолить эту тему, размышляя или изливая душу тебе. Да кого я обманываю: тебе же похуй; ты же в ответ на мое очередное «Умри, я тебя ненавижу, я вообще не понимаю, что делаю рядом с тобой» лишь рассмеешься, а потом вожмешь в кровать, или в стену, или еще куда — в зависимости от обстановки, — вопьешься своими губами в мои, а когтистыми пальцами вцепишься мне в волосы. К слову, знаешь, волосы — это непривычно. Как наличие пяти пальцев на каждой руке и ноге, обладание двумя парами конечностей и одежда, которую теперь приходится носить не «по приколу», а чтобы банально скрыть несовершенство человеческих тел, — все это кажется чертовски странным. Да, мир людей, куда мы сбежали из нашей Вселенной через странную дверь, созданную нами самими — опять же «по приколу», — это что-то с чем-то; дверь у нас явно вышла на славу. Перенести-то она нас перенесла — и даже в мир людей: здесь все верно — только при переходе наши тела превратились в подобия тел представителей человеческой расы. Но мы здесь остались намеренно: постояв пару минут в молчании, смотря друг на друга и не веря своим глазам — я так точно не верил, что громадный пушистый зверь с голубой шерстью в фиолетовых пятнах и с идиотскими рогами на голове может оборотиться вполне себе привлекательным парнем с голубыми вихрами и очень даже неплохим телосложением, — решительно занялись изучением новообретенных тел: страстно, с интересом и нетерпением, прямо на полу, ахая при каждом очередном обнаружении особо чувствительной зоны. А после мы накинули на себя найденные в квартире вещи — и так смешно выглядели: ты в огромном оранжевом халате, вероятно, принадлежавшем громадной по размерам хозяйке дома, а я в коротких подростковых шортах и розовой футболке с изображением котят — подрастающее поколение не уступало старшему по комплекции, судя по тому, что девичьи вещи болтались на мне, далеко не тинейджере, как на колу. И в таком нелепом одеянии мы вернулись через дверь в свой мир. И ведь зачем? Лучшие пугатели Корпорации решили доложить о создании уникального продукта, имеющего поистине потрясающие свойства? Если бы… Мы с тобой уверенно двинулись к Майку и Селии, вздохнув с облегчением оттого, что наши тела после перехода через дверь снова приняли исходную форму, стыдливо стянули с себя одежду и сунули ее в ближайший мусорный бак: должен же кто-то почувствовать себя героем, крича «23–19». Мы даже объяснять ничего не стали долбанутому одноглазому теннисному мячу и его секретутке — просто подхватили сладкую парочку под руки и повели с собой. Не знаю, откуда в нас обоих столько благородства: мне есть за что ненавидеть Майка, в свое время променявшего меня на тебя, а тебе — Селию, к которой эта горошина переметнулась, узнав, что гетеросексуалам проще добиться карьерного роста в Корпорации, где традиции весьма патриархальны. Но мы дали им шанс, подарили им возможность начать новую жизнь, который они не упустили, счастливо прильнув к удивительно непривычным телам друг друга. Неужели ты не помнишь, Салли, что было потом? Я получил по морде от Майка, осознавшего после страстного поцелуя с Горгоной свою и ее обнаженность и решившего, что мой взгляд чересчур откровенен и нагл: тут он был прав; а тебе достался наиподлейший пинок под зад от этой дуры, с фиолетовыми дредами на бестолковой башке, и ты, взвыв, рухнул на пол. Я подскочил к тебе, чтобы удостовериться, что ты в порядке, нагнулся, и ты застонал и автоматически приник ко мне. Мне оставалось только обнять тебя за шею, поглаживая — такого большого, глупого и чертового Моего парня — по спине. И все: мы были раскрыты в тот момент. Но небо не рухнуло на землю, Майк и Селия не померли от отвращения на месте, — а жаль, кстати. Они лишь посмотрели несколько мгновений, как ты, отойдя от болевого шока, кусаешь мои губы, а я скольжу ладонью по низу твоего живота, и ушли искать одежду, не задавая глупых вопросов. И что же началось с тех пор? Мир людей из работы обернулся в свободу; он подарил нам настоящую жизнь. Майк и Селия заняли квартиру какого-то бандита, напуганного их профессиональным явлением и поспешно бросившего хату — Вазовский в человеческом обличии по иронии судьбы был более успешен в запугивании; хотя какая уж тут ирония: даже одноглазый хлюпик с зеленым чубчиком при удачном раскладе выглядит внушительнее, нежели глаз, натянутый на зеленую жопу, из которой растут руки-ноги и где, соответственно, находятся мозги. Однако я отвлекся. На чем я остановился? Ах да, Майк и Селия нашли себе место обитания, выгнав предыдущего владельца, а мы с тобой остались в той самой квартире, с которой все и началось: куда из нее делись люди, я понятия не имею; если их перекинуло в наш мир, то им не позавидуешь, конечно, но мне же плевать! Первое время мы с тобой вздрагивали от каждого ночного шороха: будь то просто пьяные людские голоса за окном, рев мотоциклов или банальная драка дворовых собак; нам все чудилось, что это наша прошлая жизнь грозится вернуться и забрать нас обратно в мир, где мы жили лишь ради Корпорации, а не ради себя, где видели единственное развлечение в соревнованиях друг с другом, в которых все средства были хороши, и однажды просто чудом выбрались из этого замкнутого круга монотонности, сорвавшись друг на друге прямо в моем кабинете, куда ты зашел, чтобы выяснить у меня статус подготовки отчета, который я конкретно похерил, потому что графики громкости детских криков в децибелах никому не нужны — сплошное бумагомарательство для соблюдения процедур. А в итоге, Джеймс, помнишь ли ты, как смятый отчет валялся на полу, а ты, стоя прямо на листах, целовал меня, кусая за змеиный язык, и скользил своими огромными меховыми ладонями по моей коже? Как мы сплетали наши хвосты, как мои многочисленные конечности зарывались в твой мех, как ты все же свернул со стола сканер и рявкнул на Вазовского, постучавшего в дверь, чтобы узнать, все ли нормально, послав его катиться прочь? Он ведь мог понять еще тогда, несуразное создание… Как ты шипел мне, что я жалкий слизняк, что я не достоин называться твоим соперником… что ты не отпустишь меня и что отныне я только твоя злоебучая ящерица, твой любовник. О да, ты помнишь все это, не сомневаюсь. И знаешь, Салли, с тех пор, с того срыва двух тел, измотанных обыденностью и отсутствием чувств, в кабинете, с тех пор ведь произошло столько всего: мы начали тайно встречаться, продолжив при этом искренне портить друг другу жизнь и соперничать, затем сбежали в эту наиглупейшую Вселенную. Мы познакомились с людьми и с ними вместе курили и нюхали всякую дрянь, которой в нашем мире не было; мы пытались работать, но послали это занятие нахер еще в первую неделю, решив оставить это в прошлом; мы стали банальными стрелялами, бандитами, ворами… как в мире людей много различных синонимов для определения существа, отбирающего материальные ценности у других: неспроста это как-то — видать, профессия, если это можно так назвать, ходовая… Много чего произошло, Джеймс. И неизменным остаются лишь два обстоятельства: мы по-прежнему вместе, обмениваемся колкостями, отвешиваем друг другу люлей. Ты мне — вполне явных и сильных, а я тебе — невидимых и подлых: все же сохраненное умение исчезать да еще и вместе с одеждой — поистине великолепный бонус этого идиотского, чересчур чувствительного тела. Я готовлю тебе кексы с глазурью, на которой обычно выведено «умри» и «сволочь» — романтика, черт подери! А ты целуешь меня, тоскуя по моему змеиному языку, но обожая мои волосы, глаза, мою усмешку, меня. Так вот, Джеймс: порой я вообще не понимаю, что делаю рядом с тобой. Я знаю лишь то, что, что бы я рядом с тобой, вместе с тобой, под тобой и на тебе ни делал, мне это нравится. И прекращать я не собираюсь.