Это было в его духе

Это было в его духе, в духе Сергея Разумовского: просто уйти. Молча, не оставив ни записки, ни даже сообщения в телефоне. Просто пропасть, не собирая вещи. Испугать до смерти, вынудить обзвонить все легальные номера, набрать те, что от легальности далеки, пролистать все карты и прикинуть все самые страшные из вариантов. Просто потому что ему надоело. Просто потому что. Это случалось не раз и не два. Это случилось и тогда. Олег ждал день, ждал два. Он не звонил знакомым, не проверял геолокации, не искал следы – это снова не привело ни к чему бы, он знал. Он просто снова всё безмолвно принял. Просто отформатировал оставленный, как забытую шляпку ноутбук, просто убрал на балкон чужую одежду и просто уехал сам. Облачился в светло-зелёную военную форму, нацепил автомат и полез под пули. Олег их не боялся, пуль. Разве пули – это страшно? Нет, пули – это не страшно. Ну попадёт в сердце, ну остановится оно, и что с того? Это не больно, а если и больно, то лишь секунд пять, а потом всё: смерть, темнота, забвение... А вот разбитое невзаимной любовью и предательством сердце болит очень долго. Оно болит вечность, и нет от него ни небытия, ни спасения. Есть только съедающая в пятьдесят семь болючих укусов пустота, бесконечные воспоминания, которые разбираешь до молекул, и разговоры с пустым стулом по привычке. Есть ненависть и разбитые кулаком зеркала. Есть вопросы: «А почему? А что я сделал не так? А что могло быть иначе?». Вот это всё страшно, а пуля в сердце – это не страшно. Олег не видел смысла жить. Не видел смысла уворачиваться, осторожничать, что-то просчитывать. И всё же, бросаясь прямиком на свинец, выживал раз за разом и выходил живым из каждой перестрелки. Себе он это потом объяснит выводом о том, что даже пули преклонили колени пред могуществом Разумовского, когда поняли, что попадать им уже как-то некуда. Но некоторые говорят, время лечит. Раньше Олег считал, что эти некоторые нагло врут, живя в своей милой и безболезненной жизни. Потом он понял, что они просто ошибаются. Понял, что лечит смена обстановки, активный образ жизни, положительные эмоции и хороший психолог под боком. Армия предоставила это всё. Вместо дорогой квартиры в центре Петербурга – обсыпающаяся землянка, вместо любований дремлющим Разумовским – бег по минному полю, вместо обыденной рутины – ежедневное «спасибо, Господи, что живой», вместо психологических тестов из гугла – живой и вечно шутящий товарищ. Это лечит. Это вылечило. Сердце, душу. Собрало, скрепило, зашило и заклеило пластырем. Только интересно, на кой? Ах, конечно. Чтобы всё опять разбилось. Двенадцать месяцев работы над жизнью, триста шестьдесят пять дней медленного роста с нуля, восемь тысяч шестьдесят часов восстановления желания дышать, много сотен тысяч успешных минут без знакомого шёпота Разумовского на вечно исцарапанной шее. Всё это было, чтобы услышать о его задержании и сорваться в дорогу. Ведь там же Сергей, один, черти где и черти с кем. Ведь он же так в нём нуждается, Разумовский в Олеге. Олег в это верил свято и допускать мысли о том, что на деле всё ровно наоборот, не хотел. Что это он, Олег, так и не вытащил из нагрудного кармана фотографию рыжего дьявола, а из снов его синих глаз. Что для Разумовского это всё будет лишь простенькой данностью и обыденным сценарием. Ведь это было в его, в духе Олега Волкова, несмотря ни на что вернуться к Сергею Разумовскому.