Ох уж эта романтика.

Даже со всеми ранами на лице и повязкой на голове красота его ничуть не пострадала… И впрямь, красавцем сейчас Шэнь Цяо был редкостным. Панды и еноты сошлись бы в битве за право причислить его к своим родичам, имей они возможность узреть черноту, обрамляющую его глаза. Переходящие друг в друга оттенки синего, зелёного, жёлтого и фиолетового на опухшем лице заставили бы устыдиться своей невзрачности любого из диковинных морских обитателей. И на этом фоне ярко алели расходящиеся края более глубоких ран, ещё сочившиеся сукровицей, багровели рубцы. А пересекавшиеся чёрточки покрывшихся бурой корочкой многочисленных царапин могли свести с ума любого гадальщика, вздумай тот попытаться прочесть по ним судьбу этого человека. Руки и ноги, болтавшиеся, пока Юй Шэнъянь нёс его, так, будто в них появилось ещё несколько суставов, сейчас распухли и выпирали из лубков. Что творилось внутри тела – оставалось только догадываться, но знаний у ученика на это не хватало, и воображению не на что было опереться. Целитель, который осматривал, вправлял и соединял сломанные кости, обрабатывал раны и ставил иглы, заботливо обложил Шэнь Цяо примочками, а самого Юй Шэнъяня и его, к счастью отсутствовавшего, учителя такими изысканными выражениями, что из них вполне можно было составить книгу и назвать её «Наставления, повергающие в краску и трепет». Из этих наставлений Юй Шэнъянь помимо рецептов узнал, насколько неправильно они с учителем обращались с разбившимся, а так же о родственных и иных связях своих, учителя и даже их невольного гостя. И вот теперь Юй Шэнъянь вместо того, чтобы наносить мазь, погрузился в размышления, созерцая раненого. А сам Шэнь Цяо неподвижно лежал, подобно мешку, из которого во все стороны торчали иглы. Сравнение с мешком показалось Юй Шэнъяню неблаговидным. В мешках возили всякое. И он, приложив некоторые усилия, заменил этот сомнительный образ на сломленное бурей дерево, упорно не желающее увядать и цепляющееся за жизнь. Стало как-то получше, настрой вернулся. Юноша даже позавидовал мастерам, чья ци была столь велика, что уберегала от участи стать лишь кровавыми брызгами на окрестных скалах и земле при таком падении. А может, их ци давала возможность делать с ханьфу что-то, что позволяло замедлить падение? Наконец, вынырнув из созерцания и раздумий, он занялся нанесением прописанной целителем мази. Однако, с чем ни сравнивай, а помимо мазей, примочек, повязок и попыток дать воды и лекарства, лежавший в беспамятстве человек нуждался и в куда более прозаическом уходе. Например, в мытье и замене постели. Стоило об этом подумать, как показалось, что появился слабый запашок и начал намекать на необходимость этих действий. Сравнение с мешком ещё активней постучалось в сознание Юй Шэнъяня. К счастью, Юй Шэнъянь находился в том возрасте, когда молодые люди склонны романтизировать всё что угодно. Любая миловидная девушка покажется прекрасной небожительницей, а лежащий полутрупом мастер боевых искусств великим героем, чей облик непременно благороден и красив, даже если он в хламину пьян или избит до неузнаваемости. А потому он поручил более приземлённые заботы слугам и удалился, погружённый в мечты о том будущем, когда достигнет высот совершенствования и превзойдёт... Кого-нибудь непременно превзойдёт. *** Что же до Янь Уши, так он уже много лет назад избавился от юношеских романтичных бредней, обзаведясь взамен здоровенным цинизмом и прагматизмом. А посему вместо того, что бы гадать, как выглядит их «гость», предпочёл заняться множеством более важных дел. В конце концов, раненого есть на кого спихнуть, а труп или пускающего слюни безумца всегда можно по-тихому прикопать. Но если Шэнь Цяо всё-таки выживет – никуда не денется.