в гримерку (не) входить

А начиналось всё так красиво. Арсений был вдохновлён буквально всем — Петербургом, учебой на актерском в Петербурге и людьми, которые учатся на актерском в Петербурге. Жил он по-студенчески и по средствам, но ему хватало — по заветам одной музыкальной группы впечатления его валюта и он сказочно богат. Но, по законам всех историй, сказке не суждено было длиться вечно. Помимо духовной пищи в виде прогулок по городу и кухонно-философских вечеров, нужно было что-то есть и где-то жить, ведь общежития и стипендии по окончании учебы не предполагалось — учиться дальше Арсений не планировал. Хотелось рваться в бой, хоть играть в военно-исторических фильмах он не горел желанием. Но тогда ему и не предлагали — так-то он не искушён на роли. Главное — что в кино. В этом определенно было что-то из детства — когда каждый поход в кинотеатр был настоящим праздником, а актеры, которых видно с экрана — звездами столь же удаленными, как и те, что на ночном небе крохотными искрами сверкают. Ведь, если звёзды играют в кино — значит это кому-нибудь нужно? Конечно, Арсений ещё по студенчеству пробовался хотя бы на какие-то роли чуть лучше третьего дерева в правом ряду, но от эпизодической роли бармена ничего особо не требовалось. Именно одной роли, потому что так получалось, что Попова в разных проектах брали только на неё. Но Арсений не был бы Арсением, если бы не приставал к режиссерам, пытаясь выжать максимум из нескольких своих сцен. Всё допытывался у них о прошлом, настоящем и будущем своего героя, о его взаимоотношениях с родителями и о вкусовых пристрастиях к рыбе. А по взгляду режиссера каждый раз читалось, что после ещё одного подобного вопроса персонаж сложит все свои скляночки и ложечки — или что там входит в пожитки у барменов — и уйдёт из сценария. Так что Арсений скорее не играл, а проигрывал. Он выпускался с надеждой, что вот ещё год или, ну максимум, два — и его заметят. Но шёл пятый, а славы всё не было. Да какой там славы, если честно — Арсению каждый раз хотелось роль хоть на чуточку интереснее и крупнее предыдущей, но тут от его желаний мало что зависело. Казалось бы, могли помочь связи, которые он получил в институте, но его связи заключались в таких же актерах, как он сам — снимаются, но можно сказать, что нигде, играют персонажей, у которых нет имён (Охранник 2 всё ещё в сердце Арсения) и не видят в этом всём просвета. Независимые проекты и авторское кино это конечно хорошо, но самое последнее, что там можно получить, так это деньги. Дабы не голодать, продолжать жить и тем самым давать себе шанс дальше пытаться попасть в большое кино, Арсений пошёл по пути ведущего корпоративов, юбилеев и праздников. В голове автоматически всплывает текст, с которым он предлагает свои услуги людям, а хотелось бы, чтобы он так на память знал строчки сценария, результат по которому будет не стыдно показать отцу. Сергей Александрович уважал выбор сына, но молчаливый укор всё равно был виден в глазах, когда Арсений говорил, что ему сложно чаще ездить домой в Омск. Тут бы гречу правильно рассчитать до конца месяца, какие там билеты на поезд по безбожно большой России. Арсений понимал, что ему по-хорошему надо бы на новогодние праздники съездить к родителям, но, как назло — в жизни всё в один момент решило поломаться. Резко съехал его сосед Серёга, с которым он делил маленькую квартиру в районе Чернышевской, на которую подуешь — развалится. Зато в центре, но и ежемесячная плата была соответствующая. Оплату в одного он едва мог потянуть, так что оставалось либо съезжать, либо срочно искать соседа. Да ещё и телефон работал на последнем издыхании, зимняя куртка совсем прохудилась, а сапоги нужно было поменять ещё в прошлом сезоне. Но больше всего не хватало денег на самое важное — на поездку в Омск в новогодние праздники. Так Арсений оказался на пороге кинокомплекса, где сейчас снимают одну довольно посредственную картину. Ему бы правда не хотелось сходу называть ее второсортной, но, судя по сценарию — тут скорее даже подходила категория третьесортного. Попов бы здесь никогда не оказался, но — то ли устал, то ли бедность задрала, то ли тот самый взгляд отца вспоминался, то ли всё вместе. Пробы прошли на удивление удачно — и вот Арсений здесь, на съемках очередного ответа западным блокбастерам. Судя по сценарию, в этот раз снимается плохой ужастик. Но это не тот случай, когда настолько плохо, что аж хорошо — здесь просто плохо. Играет он лучшего друга главного героя. Ну, того самого, который сначала всех подбивает поехать на едва работающей машине к давно заброшенному загородному дому, а потом там, без фонариков и, конечно же, разделившись, пойти кто в подвал, кто на чердак, а кто в темный лес. Вот такой чудесный план-капкан. Единственное, от чего не было плохо в этом проекте — озвученная сумма гонорара. Арсений всегда знал, что на таких проектах платят достаточно, но не шёл из личных побуждений. Ему ведь помимо собственного сытого желудка важно ещё и своё имя, как для начинающего актера это особенно актуально. Но настал тот момент, когда материальное всё же превзошло духовное. Однако, дабы окончательно не пасть даже в собственных глазах, Арсений решил, что он в любом случае, как и всегда, будет делать свою работу максимально хорошо. А вдруг он будет так выигрышно выделяться из всех остальных, что какой-нибудь именитый режиссёр придёт, выведет его за ручку из всего этого безобразия со словами: «Пойдём, парень, отсюда. Пойдём, пока ты себя тут не потерял». А Арсений так скрестил руки на груди, стоя в ожидании на посту охраны, будто и правда себя потерять боялся. — Иваныч, а это у меня свежие списки? — охранник неохотно перелистывал стопку бумаги, обращаясь к своему коллеге. — Я тут этого Попова не вижу. — Да я это, вот паспорт мой, могу ещё и договор показать, — Арсений наклонился к окошку и посмотрел в глаза охраннику. — Вот скажите, кому ещё надо здесь сниматься? Второй охранник — видимо, «Иваныч» — оглядел Арсения и всё же выдал ему пропуск. Интересно, а если бы этих сотрудников комплекса заставили бы играть этих пресловутых Охранников 1 и Охранников 2, они бы были естественны в своей роли? Походив по длинным коридорам и ради приличия чуть не заблудившись, Арсений нашёл свой павильон. Администраторка показала ему гримерку, которую он делит ещё с двумя актерами, костюмеры выдали ему его наряд типичного американского подростка старшей школы (что он в таком прикиде забыл в России — непонятно), гримеры замазали его синяки под глазами. Ещё чашечка кофе, и актёр к бою готов. Когда по плану подошло время съёмки первой сцены, в которой присутствует Арсений, прошла уже половина смены. Ему всё хотелось уже хоть что-то сделать, хоть что-то живое и настоящее почувствовать на съемках, хоть как-то прикоснуться к искусству и к тем самым звёздам. И вот он — момент истины. Арсений вышел на место действия сцены — что было аудиторией в вузе. По сюжету он здесь должен был сначала пофлиртовать со своей одногруппницей, а потом позвать компанию друзей куда-то выехать на выходных. Куда-то — это как всегда то самое последнее место, куда стоило бы выбираться. «Не собирайся туда, подумой» — хотелось добавить к своим словам по сценарию. Арсений сыграл первый дубль, ожидая, что сейчас у режиссера появятся вопросы и замечания, и что этот дубль далеко не последний сейчас. Но режиссёр — молодой парень лет двадцати — лениво переглянулся с оператором и кивком будто что-то спросил. Тот ему ответил тем же — вот и поговорили. Режиссёр поблагодарил Арсения и попросил позвать других актеров готовиться к следующей сцене, а сам объявил перерыв и тут же ушёл по коридорам в свою гримерку. Это произошло так быстро, что было ощущение, будто он скрылся с места преступления. Всё бы ничего, но Арсения правда волновало, что прошло уже достаточно много времени съемочного дня, а он сих пор ни разу и словом не обмолвился с режиссером. Ему правда хотелось услышать хоть парочку замечаний и конструктивной критики. Арсения учили, что указание на собственные ошибки — это подарок, ведь можно сделать выводы и больше не лажать. Но тут входящей информации от режиссера было по нулям, так что и выводов никаких нельзя было сделать. А ведь Арсений собирался играть здесь насколько возможно хорошо. Антон Шастун — юное дарование мира кино, который стал звездой, будучи режиссёром одной картины, которая собрала кассу и правда понравилась зрителю. Но популярность прошла, толком не успев начаться — другие фильмы получались не столь же удачными по самым разным причинам, которые все чаще не зависели от самого Антона. Ему правда приносила удовольствие режиссерская деятельность, но с каждой новой неудачей огонёчек надежды на повтор успеха всё тлел и тлел. Вот и встретились — разочаровавшийся в своей работе режиссёр и отчаявшийся, но ещё не потерявший амбиции актёр. Недолго думая, Арсений последовал по длинным коридорам павильона. Их стены были покрыты красным, так что создавалось ощущение, будто он идёт как минимум в ад. Но, следуя за светлой макушкой режиссера, как Алиса за кроликом, Арсений всё же дошёл до гримерки. До чужой гримерки. И только занеся кулак над дверью, Арсений задумался, насколько этично было бы сейчас буквально вламываться в чужую гримерку и расспрашивать Шастуна, как ему игра актера, которых через режиссера за день проходят десятки. Да это всё ещё и в плотном графике съемок, да и не последняя роль у Арсения, чтобы вот так косячить и сразу портить отношения с самим режиссером картины. Так что, потоптавшись минут пять возле гримерки, дорешав моральную дилемму и отговорив себя совершать объективно какую-то херню, Арсений развернулся и уже собирался идти туда, откуда пришёл — но тут произошло кое-что, во второй раз поменявшее планы. Из гримерки Шастуна раздался стон. В голове Арсения мгновенно выстроилась логическая цепочка: раз — Антон буквально сбежал с площадки, значит ему ещё там стало плохо; два — сейчас режиссер пытается позвать на помощь, но в этих катакомбах его никто не сможет услышать; три — тут как нельзя кстати пригодятся его — Арсения — навыки оказания первой медицинской помощи. Он уж думал, что после окончания одного такого курса в универе его знания никогда больше не пригодятся, а тут Шастун за дверью то ли задыхается, то ли не может терпеть боль, то ли что там ещё с ним может происходить. Все эти раздумья заняли в голове у Арсения всего несколько секунд, так что он быстро вернулся к двери, даже не стуча, открыл её и — замер. Антона даже близко не надо было спасать, он и сам прекрасно справлялся, вполне себе характерно ритмично двигая рукой в районе паха. Он сидел за столом спиной к двери, с надетыми наушниками, держа в руках телефон с открытой вкладкой, на которой на видео два парня вполне классно трахались, а Шастун на всё это самозабвенно дрочил. А Арсений не думал. — Как вам их актерская игра, Антон Андреевич? Получше моей будет? — Арсений сам не понял почему, но съязвил. Наверное, его немного смутило то, что вместо того, чтобы полностью включаться в работу, по сути главный человек на площадке во время его сцены думал о том, как бы поскорее вот таким образом уединиться на перерыве. Антон даже сквозь шлепки и стоны в наушниках услышал голос за спиной и дернулся, чуть не упав спинкой стула на пол. Он на секунду обернулся, понял, что произошло и дальше одновременно пытался и видео на телефоне остановить, и наушники вынуть из ушей, и штаны застегнуть. Всё это у него не получалось сделать быстро, так что пару секунд и Арсению довелось послушать звуки порнухи из-за того, что Шастун сильно быстро отсоединил наушники и забыл убрать громкость в динамиках. А один близкий друг Арсения советовал ему в моменты стресса слушать звуки природы — тропического дождя, потрескивания костра или шума волн, например. Но то, что он слышал сейчас, немного не соответствовало таким природным звукам и ни разу не успокаивало. — Че ты тут, блять, делаешь? Арсений, или как там тебя? Тебя нахуй не учили, что надо стучаться? — чем больше Шастун приходил в себя, тем сильнее он вскипал. — Да, я люблю смотреть гей-порно в перерывах между наблюдением за бездарной актерской игрой десятков людей. Ты знал, куда шёл! — Я тоже. — Ты тоже что? — Ну, тоже гей-порно люблю смотреть, — вот где-то на этом моменте Арсений задумался, зачем он вообще сказал то, что сказал. — Ну, блять, спасибо за информацию. Буду знать! — Антон так махал руками, что Арсений серьезно опасался за целостность предметов интерьера гримерки. — Я бы мог… — осторожно начал Арсений, переминаясь с ноги на ногу. — Ты бы мог что? Арсений не до конца отдавал себе отчёт в том, что он предлагает Антону, но пробовать же никто не запрещал. Они два взрослых парня, один из которых счёл другого симпатичным и был бы не прочь подрочить ему. Оставалось узнать, думает ли Антон в том же направлении. — Ну, если я своим появлением ещё не до конца сбил тебе, кхм, настрой, — Арсений поводил руками в воздухе, не зная, как корректнее показать стояк, — то я мог бы подрочить тебе. Но я могу прямо сейчас уйти и мы забудем об этом навсегда. И прости, что так ворвался. Ты стонал, а я подумал, что тебе плохо и тебе нужна помощь. Вообще я херово поступил и… — Арсений бы продолжал, но его перебили. — Давай, хватит трепаться. Мне сейчас не очень прикольно со стояком в джинсах и рука помощи, — Шастун ухмыльнулся, — не помешала бы. Арсений даже немного опешил, получив ответ, ведь он даже особо не надеялся. Он был на расстоянии шага от Шастуна, так что быстро сократил оставшийся метр. Однако Арсений даже при его богатом сексуальном опыте немного затормозил, пытаясь понять, с чего лучше начать и с чего ему больше хотелось бы. Человек новый, и это как в игре в «Морской бой» — осторожно прощупываешь желания человека и будто заново знакомишься с ним, но только с другой стороны. Но с Антоном это будто идёт легче, он словно сам интуитивно прокладывает путь по которому не нарвёшься на бомбы. Положить руки на талию — прильнул ещё ближе, хотя казалось бы, куда. Потереться носом о шею — запрокинул голову, давая ещё больший простор действий. Поцелуй — шумный вздох. Арсений поглаживал чужие бёдра, стянув джинсы пониже, пока ему самому Антон выцеловывал шею, очень стараясь не оставлять засосов — Арсению ещё предстоит быть под прицелом камер, а не хотелось создавать работу девушкам-гримерам и дополнительные поводы для лишних расспросов и сплетен со стороны окружающих. Арсений, пройдясь ладонью по животу Антона, накрыл рукой член и начал плавно его гладить. Как хорошо, когда некуда торопиться — твой шеф не придёт ругаться, ведь он уже тут и такой невозможно отзывчивый и красивый. Шастун рывками расстегнул чёрные джинсы Арсения, приспустил их и сжал чужой член в руке. Тот даже на пару секунд остановился, будучи сбитым такой долгожданной волной удовольствия. Арсений опять начал двигать рукой, пытаясь подстроиться под ритм, который задал Антон. Тот был немного более быстрым, чем изначально был у Арсения, но это только усилило возбуждение у обоих. В один момент Шастун прижал Арсения к стене, которой они до этого почему-то ещё не успели воспользоваться. Арсений упёрся головой в чужое плечо, подпустив ближе и доверившись, он позволил прижать себя. Ещё пары быстрых движений и медленно-тягучего поцелуя хватило, чтобы практически одновременно кончить им обоим. Странно, но после этой спонтанной взаимной дрочки они не находили неловкости во взглядах друг на друга. Будто из-за того, что они ещё в самом начале прожили ту самую ситуацию, от которой потом ночью уснуть не можешь, вспоминая, как же было стыдно — теперь они более свободны в выражении эмоций. Они привели себя в порядок — благо, гримерка предполагает наличие салфеток — и вернулись на съемочную площадку. Дрочка дрочкой, а работа по расписанию. Но дальше как будто дело пошло легче. Они имели общую историю и, как выяснилось, ещё и симпатию. На съемках они сработались так, как никогда ранее не получалось у Арсения ни с кем. Хотя ключ к этому это явно не переспать с режиссером, как можно было бы подумать. Тут скорее просто случился слегка позабытый за чередой неудач, но яркий огонь внутри Антона. После того, что случилось, Антон будто проснулся и наконец-то включился в работу. Командовал направо и налево, носясь по всей площадке — Арсению это зрелище жуть как нравилось. В последний съемочный день Антон на перерыве подошёл к Арсению с двумя стаканами кофе — в каждом по пол-литра, не меньше. Последняя смена была ночная и какая-то до безумия выматывающая. Но Шастун знал — либо сейчас, либо никогда. — Арс! — О, привет. Ты что-то хотел? Там вроде досъем одной моей сцены должен был быть, вот надо понять, когда и… — Попов опять, как и тогда, начал тараторить. — Да разберёмся мы с твоими досъемами, подожди ты. Я вот чего к тебе подошёл, — Шастун немного нервно вздохнул, но взглянув в глаза Арсения, полные доверия, он успокоился, — А ты не хотел бы кофе выпить? — Ой, это очень надо, спасибо — сказал Арсений, забирая напиток из рук. — Ты этот кофе, конечно бери, но ты меня немного не так понял — хочешь сходить куда-нибудь? Арсений тут же поменялся в глазах, будто в секунду обработав информацию и получив неожиданный результат. — Да, давай, я только за. Я знаю одну чудесную булочную недалеко от метро. Её держит один француз, который в восьмидесятые года эмигрировал и… Арсений был рад рассказать всю биографию этого владельца, а Антон был готов слушать. Тем более, если наградой маячит поцелуй по-французски даже слаще, чем круассаны в той самой булочной.