Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

- Настя, ну, не надо, пожалуйста, не расстраивайтесь вы так! Мы непременно что-нибудь придумаем, вот увидите. Можно поговорить с батюшкой вашим, или с этим… Грохотовым. - Анна гладила девушку по худеньким плечикам и говорила, говорила. Всё, что в голову придет, лишь бы как-то успокоить её. - Эт-то не самое страшное, - прорыдала Настя и, опустив руки, прошептала. – Ребеночек у нас будет. ...Теперь вы знаете всё. И… осуждаете меня. - Нет! Это не так, слышите?!- воскликнула Анна, опускаясь на стул напротив девушки, и взяла ту за обе руки, пристально глядя ей в глаза. – Я вас не осуждаю. Только не я! И я вас всегда поддержу! – Потом, помедлив, она осторожно спросила. – А он… знает? Настя помотала головой и судорожно всхлипнула: - Я недавно только сама поняла. Пришла сегодня сказать ему и вот… - Ничего, - успокаивающе похлопала Анна её по руке. – Напишете записку, а я передам. Так! - Решение пришло само собой. – Давайте-ка утрем слёзы. Очень хорошо, – Анна придирчиво осмотрела девушку и удовлетворенно кивнула. - Вид у вас довольно болезненный. Поэтому, - она прищурилась заговорщически, - я вас оставлю в больнице. Как вы на это смотрите? - Хорошо, а... А батюшка как же? Он ведь не позволит! - А батюшке мы скажем, что вы больны… больны…, - Анна потерла лоб кончиками пальцев и воскликнула, - к примеру, перемежающейся лихорадкой! - О, господи, что это? - Это такое заболевание... В общем, не важно! Лоб у вас горячий, на щеках красные пятна, глаза распухли, говорите в нос. Симптомы весьма впечатляющи! - Но что будет потом? - Главное сейчас – выиграть время. А там мы с господином Глебовым что-нибудь придумаем. Ну как, согласны? Доверяете мне? - Полностью! – глаза Насти засветились доверчивой радостью. Анна подошла к двери и, распахнув её, выглянула в коридор. Там на лавке сидел, ссутулив плечи и зажав между колен ладони, Фомин. При звуке открывшейся двери он встрепенулся. - Значит так, Петр Гаврилович, дочь ваша останется в больнице. - Что-о!? Эт-то ещё зачем? – поднялся он и надвинулся на Анну. Та бесстрашно вздернула подбородок и строго сказала: - Затем, что больна ваша Настя, и мы её будем лечить! - Да чем она больна? Здоровая, как… - Пётр Гаврилыч, вы что-то опять расшумелись, - из-за угла выдвинулся доктор Милц. – Что тут у вас, Анна Викторовна? - Александр Францевич, - специальным строгим голосом сказала Анна. – Боюсь, пациентку Фомину нужно непременно оставить в больнице. Перемежающаяся лихорадка – это не шутки! Тот, нахмурившись, обменялся с Анной взглядом поверх очков, потом заглянул в кабинет, – девушка подняла на него полные страха глаза, - и, помедлив, кивнул: - Да, вы совершенно правы, Анна Викторовна. Заболевание очень серьезное. Придется подлечить вашу дочь, - обратился он к Фомину. – А вы домой ступайте. Здесь находятся больные, и им необходим покой. Можете навестить вашу дочь в другой день. Фомин заглянул в кабинет и с подозрением уставился на дочь: - Ты чего, правда, больна что ли? Та кивнула. - Настька, смотри мне, - зло прошипел он сквозь зубы и погрозил ей пальцем. - До свидания, Петр Гаврилыч! - Анна протиснулась мимо него в кабинет и загородила собой девушку. – Мне срочно нужно приступить к лечению, а вы мешаете. Фомин оглядел её сузившимися глазами, потом угрожающе покивал и, развернувшись, вышел. Анна устроила девушку в маленькой палате, после забрала у неё записку для Ивана Глебова, которую та быстро набросала, и, распорядившись накормить, отправилась к доктору Милцу. Тот отложил перо и откинулся на спинку стула: - Ну рассказывайте, что это вы задумали, Анна Викторовна? - Александр Францевич, ну, вы же видели, в каком Анастасия состоянии? – умоляюще сложила руки Анна. – А отец её принуждает замуж идти! - Анна Викторовна, голубушка, - доктор, поднявшись, сплел пальцы и подошел к ней. – Мы не можем здесь удерживать девушку. Она под опекой отца! И если это выйдет наружу, у нас будут большие неприятности - А вот я вам сейчас опишу всю картину, и вы поймете, что мы правильно поступаем. Она в двух словах описала ситуацию, и доктор задумчиво покачал головой: - Беременна, значит. Ситуация... - Она так расстроена, что может на себя руки наложить, - горячо продолжала Анна, – или, не дай бог, к бабке-повитухе какой побежит, аборт сделает. Я теперь её уложила в маленькой палате и дала успокоительное. Она поест и поспит. Для ребеночка так будет хорошо. - Это всё правильно, но это же только на время отсрочит проблему. А что Иван Иванович? - Она записку написала, я сейчас отправлю с посыльным, только вы мне должны дать адрес. - Да, конечно. Они с матерью поселились в небольшом особняке на Екатерининской. - Доктор начеркал на клочке бумаги адрес и отдал Анне. - Благодарю вас за помощь. Я пойду? - Ступайте, голубушка, ступайте, - кивнул доктор и задумчиво посмотрел ей вслед, качая головой. Освободившись от халата в своем кабинете, Анна набросила лёгкое пальто и еще раз перед уходом заглянула к Насте Фоминой. Та заснула, измученная событиями этого трудного дня. Лицо её во сне разгладилось, от слёз не осталось и следа. Анна прислонилась к косяку двери и задумалась. Тогда, пять лет назад после исчезновения Якова она с тревогой осознала, что может понести после их ночи – такой нежной, такой наполненной любовью. И ждала, и маялась от неизвестности. А когда поняла, что не случилось с нею этого, то разрыдалась: сперва от облегчения, а потом наполняясь всё большей горечью и разочарованием от несбывшегося. Анна тихо притворила за собой дверь и, развернувшись, вздрогнула от неожиданности: к ней по коридору подходил Ульяшин. - Анна Викторовна, вот вы где! - Здравствуйте, Сергей Фёдорович. Не ожидала вас увидеть. - Так господин Штольман непременно велел за вами приглядеть, - с широкой улыбкой тихо пояснил тот. - Что значит – приглядеть? – нахмурилась Анна. - Уехал ведь он в столицу нынче, а вам может опасность грозить, - понизив голос до шепота, пояснил Ульяшин. – Он мне всё рассказал про …ну, вы знаете. - Вот как. Значит, о моей безопасности печётесь? – иронично прищурилась Анна, а сама подумала: «Ох, Яков Платоныч, вы как всегда. Хорошо, хоть под стражу не заключили». - Ну, что же, тогда проводите меня, домой. Я закончила нынче свои дела здесь. Они вышли на улицу и отправились вдоль аллейки, засаженной деревцами, которые, нежась под весенним солнцем, уже покрылись воздушной вуалькой зелени. - Как вы поживаете, Сергей Фёдорыч? - Ничего, спаси бог. Намедни перебрался с женою сюда, в Затонск: ЯкПлатоныч похлопотал о переводе. А до этого в Зареченске жил. - Так вы женились! Вот так новость! - А как же! Есть такое дело! Варвара, жена моя, - со смущенной улыбкой отвечал Ульяшин, вышагивая рядом с Анной. - А по осени пополнения ждем - Как она себя чувствует? – спрашивала Анна. – Всё ли хорошо? - Да вроде ничего. Ноги отекают только, да поясница иной раз прихватывает. - Вы вот что, - велела она, - приводите её ко мне в больницу. Я посмотрю, может, пропишу какое снадобье, от отёков. Ну, и вообще послежу, чтобы всё было хорошо. - Вот спасибо, Анна Викторовна. Непременно приведу Варварушку. - А теперь я к вам с просьбой, - остановилась Анна и, вытащив из ридикюля сложенный клочок бумаги, протянула Ульяшину. – На Екатерининской живет доктор Глебов, Иван Иванович. Он приехал в Затонск недавно. Они там с матерью обитают. И мне непременно надо передать ему эту записку. Только в собственные руки, это очень важно. Ульяшин подозрительно прищурился и, помедлив, взял листок. Заметив его сомнения, Анна с улыбкой пояснила: - Это не моя записка. Это… в общем, от одного человека. Так вы передадите? - Не извольте беспокоиться! Всё исполню в точности, – в голосе Ульяшина сквозило такое облегчение, что Анна еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.