Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

"Как же вы правы, Яков Платоныч. Как же вы меня хорошо знаете. Пожалуй, лучше, чем я сама себя, - размышляла Анна, сидя в своем будуаре. - Вот, замаячила тайна с призраками впереди, и я обо всем забываю. Спешу на помощь. Хотя обещала ведь нос не высовывать... О, нет, - непримиримо вздернула подбородок, - этого я вообще-то вам, господин Штольман, не обещала. Никуда не ходить в одиночестве обещала, это правда. А в остальном...» Она поднялась из кресла и стала прохаживаться по комнате. «А этот …Овчинников. С каким отчаянием он воскликнул «я погиб». Ну, возможно, и впрямь стоит навестить этот дом. С дядюшкой, конечно. Только вот, похоже, сей господин дядюшке не особо приятен. Вон как брови складывал, да глаза закатывал. Странно… ". В этот момент в дверь поскреблись, и в проёме показалась виноватая физиономия Петра Иваныча: - Аннет, можно к тебе? - Да, дядя, заходи, - повернулась к нему Анна и, подбоченившись, нахмурилась. – Уговаривать меня пришел? Но я же сказала, что… - Пришел, - перебил тот, усаживаясь на диван. – И именно уговаривать. Только в обратную сторону. Не стоит тебе помогать Анатолию Палычу. - То есть… как? – потрясенно выдохнула Анна. – Ты же сам…! - Сам, - кивнул тот. – Только, как ты заметила, я особо не старался, а ведь знаешь, как я умею уговаривать. - Это правда, - задумчиво протянула она. – Если ты чего захочешь, непременно своего добьешься. А сегодня ты был весьма неубедителен. А чем же так не нравится тебе этот господин? - Ну, - замялся дядя, - так скажем, ходили о нем довольно разнообразные слухи. Вроде случилась какая-то грязная история с горничной. Дело это было более года назад, да и ничего определенного, я имею в виду – фактов, не открылось. - Но зачем же вы принимаете его у себя? Дядюшка тут сконфузился и почесал нос: - Аннет, ты же знаешь прекрасно: твой дядюшка не ангел. Нет, не ангел! Ну, выручал меня Овчинников пару раз. Я ему кое-чем обязан. - Так в чем же дело? Почему ты не хочешь, чтобы я помогла ему? – в голосе Анны звучало полнейшее недоумение. - А ты не понимаешь? – Дядюшка, вскочив, заходил по комнате. – Да потому что твой Штольман с меня голову снимет – это раз! Зизи будет недовольна - это два! Она его буквально терпеть не может! Да и брат с невесткой такую стружку с меня снимут, что… Ой, я даже думать об этом не хочу! - А ты, дядя, оказывается, трусишь? – иронично усмехнулась Анна. Тот остановился перед ней и пробормотал: - Я не трус. Но… я боюсь. Поэтому, дитя моё, давай не станем лезть в это дело. - Я думаю над ним, - уклончиво отвечала Анна. – Пока ничего не решила. Если так случится, что я что-то почувствую... Ну, или сон какой приснится, тогда мы с тобой нанесем визит Анатолию Палычу. А до этого …ты прав, не хочу доставлять беспокойство Якову Платоновичу. Ему и так хватает забот. Сказал, завтра пришлёт городового для моей охраны. Буду ходить в сопровождении, - в голосе Анны послышалась явная нотка сожаления. - Ого, - с уважением протянул дядя, - господин Штольман желает осуществлять за тобой полный надзор. - Он просто обо мне беспокоится. - Значит, завтра? - Да. - А сегодня ты свободна? - Это ты на что намекаешь? – подозрительно прищурилась Анна. - Только не говори, что тебе самому хочется влезть в это дело. Дядя! Тот вновь почесал в смущении нос: - Можно подумать, тебе не хочется. Ну…, вновь испытать свой дар. Не так много возможностей здесь выпадает. - Ах, дядя, ты – неисправимый авантюрист, - вздохнула Анна, потом став серьезной заключила. – Я ничего ещё не решила. Да, моё призвание – помогать людям. Но я его с успехом реализую в больнице. Там всё ясно. И мне нет нужды бороться с самой собой. Я просто иду и делаю своё дело. - Но там к тебе не всегда относятся с доверием, не так ли? Еще далеко до тех времен, когда к женщине-врачу будут относиться так же, как и к мужчине. И сие весьма несправедливо. Ну что ты смотришь? Просто я тут читал занимательную статью на эту тему в "Медицинском вестнике", что доставили для тебя на днях, - пояснил Пётр Иваныч в ответ на удивленный взгляд Анны. – Прости, не мог удержаться и сунул нос в твою корреспонденцию. Кстати, можно твоей матушке посоветовать написать заметку в "Дамский угодник" на эту тему. Ты могла бы дать ей много материала. - Дядя, мне кажется, ты заскучал в провинции. Душа твоя жаждет какого-то действия. - Ты права, душа моя. Да и Зизи намедни заявила, что ей пора в Петербург. Её главный компаньон прислал какую-то депешу весьма сомнительного свойства. Зизи она весьма рассердила. Что-то там про поставки для Германии. Прости, я в этом плохо разбираюсь да и не особо интересуюсь. Но Зизи… Ты же знаешь её патриотические взгляды. Так что… Очень хорошо, что твой Штольман так озаботился твоей безопасностью. - Мой… Штольман, - в голосе Анны прозвучало столько теплоты и неподдельного чувства, что дядюшка смущенно покашлял и предложил: - Может, прогуляемся? Погодка славная. - С удовольствием. ***************** В любом самом тайном преступлении всегда найдется человечек, который что-либо видел, что либо знает. Случайно ли мимо проходил, интересовался из праздного любопытства, или просто любит совать нос в чужие дела. Вот и в этом деле с гибелью Антонины Глебовой свидетель таки отыскался. Пришлось, конечно, побегать, вывернуться наружу, опросить ни много ни мало, а, почитай, целых полгорода, но человечек такой был найден. Вернее, найдена. Ею оказалась известная в слободке поденщица тётка Марфа. Жила она на краю посёлка, ходила прибирать да белье стирать в небогатые дома, куда нанимали. В тот день получила расчет у вдовы Ельцовой за неделю да домой отправилась. Ельцова еще и сверху приплатила за быструю хорошую работу по уборке в доме после зимы да починенное летнее пальто. Шла Марфа, не глядя по сторонам, да прикидывала в голове, куда потратит деньги. Вроде выходило, что можно собрать гостинцев и к сестре в Зареченск съездить, племянников повидать. Своих-то деток не вышло заиметь: жила тётка Марфа одиноко. Так вот шла она, погруженная в свои мысли, вдоль оврага. Вроде человек какой-то стоял спиною к ней. Вряд ли бы запомнила Марфа незнакомца, только будто холодом ото него повеяло, и она даже на другую сторону улицы перешла. Поёжилась от озноба и опять вернулась к думам приятным: про сестру да племянников. А через минуту увидала на противоположной стороне, как бежит вдоль оврага женщина в накинутом на плечи большом черном платке. Развевался тот платок на бегу, аки крылья демона. А лицо белело пятном: ни кровиночки. Обернулась Марфа, а женщина к этому мужчине подбежала и стала, как вкопанная, перед ним. Марфа была особой нелюбопытной и деликатной, потому поспешила отвернуться: мало ли, свидание у людей, чего мешаться да на глаза лезть, - и пошла быстрее к проулку. Тут позади послышался вроде какой-то вскрик. Обернулась Марфа, а там уж нет никого: ни женщины с белым лицом, ни господина в черном. Пропали, как не бывало. Подивилась Марфа такому происшествию. Но, как сказано, нос свой в чужие дела тётка Марфа совать не любила. Так бы и забылась эта история, только вскорости явился к ней городовой – усатый да важный – для допроса. А Марфа как раз пироги испекла, к племянникам собралась назавтра ехать. Сначала оробела, а потом заметила, как тянет носом посетитель. А то как же! Пироги и всегда у Марфы хороши, а нынче и вовсе удались на славу. Пригласила она полицейского пирогов отведать. Тот вроде смутился, но потом сказал, что при исполнении не употребляет. Да что там употреблять-то? Стакан чаю да пару пирожков! Сама только отобедала. Но городовой настырный попался. Сначала все выспросил дотошно. А как Марфа вспомнила тот день, тут и повеселел. На радостях уплёл не два, а три пирога да чаю два стакана в придачу. Уходя же, поблагодарил да велел, ежели что, повторить свои «показания» в участке полицейском. Отчего же не повторить, кивнула Марфа, коли для дела надо. Только уезжать она завтра собралась. На что Чернышов, так звали городового, со вздохом сказал, что доложит начальству, может нынче вечером и вызовут тётку Марфу в управление. Так оно и случилось. Прибежал запыхавшийся слободской околоточный и велел тут же отправляться в участок, спросить там Коробейникова Антона Андреича. Тётка Марфа тут же подхватилась да пошла в полицию. Там обсказала всё, что говорила днём Чернышову. Был начальник сыскного отделения совсем молодым, но важным, слушал внимательно, теребя усы, потом позвал другого полицейского. Тот был постарше, сухощавый - нос с горбинкой, строгие светлые глаза. И как-то так они вопросы свои Марфе задавали, что она к удивлению своему вспомнила много подробностей, хотя и думала, что та встреча была мельком и забылась уже. После, когда и сама тётка Марфа утомилась, да и полицейские подустали, отпустили её с миром. Отобрали только адрес, где её сестрица живет, чтобы найти можно было, ежели что понадобится. С тем и отправилась Марфа домой. -------------------- - Ну, что скажете, Антон Андреич? Вроде правду говорит, - прихлебывая чай, спрашивал Штольман, когда за Марфой закрылась дверь. - Не врёт, это точно. Чернышов сказал, тётка вроде серьёзная, степенная, выдумывать такое бы не стала, - с убеждением в голосе отвечал Коробейников. - Неужели зацепка? Такое описание хоть как-то сужает круг подозреваемых. Ведь из сказанного можно сделать вывод, что человек этот высок ростом, не мелок, не толст, не сутул. - Ну, описание, прямо скажем, довольно расплывчато, - скептически скривился Штольман. - Только другого у нас всё равно нет. Поэтому, - отставил он опустевший стакан, – отдайте распоряжение всем городовым и околоточным присмотреться к приезжим, которые явились в ближайшие пару месяцев в город и подпадают под это описание. - Слушаюсь, Яков Платоныч. ***************** На следующий день Ульяшин принёс список, в котором числились несколько человек приезжих. Поскольку велено было переписать всех, то первыми там стояли Глебов Иван Иванович и Миронов Петр Иванович. Попал в список уже знакомый Коробейникову Клюев Андрей Петрович. Еще фигурировал там же некто Овчинников Анатолий Павлович, прибывший буквально пару недель назад. Первых двух, понятное дело, отмели сразу. На Клюева, по словам Штольмана кое-какое досье уже имелось. А вот к Овчинникову стоило бы присмотреться. Хотя бы навестить и опросить. Чем они и собрались заняться в этот день. Только вот не успели. Примчался в участок управляющий в доме Овчинникова и, воя от ужаса, сообщил, что нашел своего хозяина в кровати, раздавленного упавшей с потолка люстрой.